свет очей твоих ясных

29 января 1837 года. они никогда не придавали значения этом. „все наладится“ – говорил черноволосый и продолжал обнимать , лёжа на моей груди и втираясь в нее щекой, будто пытаясь скрыться от холода за окном. и нам действительно было хорошо вместе, мы даже порой забывали про мою болезнь. я скрывал, а Гоголь не замечал. нет, я не виню его. тут совсем нет его вины, естественно. уверен, если бы он знал о том, как мне больно, то обязательно бы вызвал какого-нибудь дорогого врача. но дело в том, что я не хотел его расстраивать. я не хотел видеть страх и слёзы на его лице. ведь я обещал себе и ему, что тот больше не будет плакать. я обещал беречь этого мальчика. наверное это можно было назвать счастьем. он крутит на подрагивающем пальце мою кудрявую прядь, а я медленно потягиваю чай и смотрю лишь на него, иногда на считанные секунды переводя взгляд на пархающий снег. зима была снежная, в такую погоду коля обычно сидит дома со мной. парень просит, чтобы я его согрел и, я, конечно, охотно соглашаюсь. боюсь, я слишком люблю Гоголя, не могу за ним не ухаживать. он так редко улыбается... но я знаю, что эта хоть и редкая, но такая лучезарная и искренняя улыбка принадлежит лишь мне. как же все могло так резко поменяться? ещё утром все было отлично, очередной прекрасный день с ненаглядным, а вечером опять боли в области сердца... неа, сегодня я не умру. просто напросто не могу бросить моего милого Николеньку одного в этом жестоком мире. я прилёг, а вскоре и сам Гоголь подошёл: – саш, всё в порядке? обычно, в такое время я чаще всего сижу за книгой или же пишу что-нибудь. но сейчас я был не в силах это делать —пожалуйста, любимый, присядь рядом я рассказал ему обо всем. его лицо сделалось красным. убедительно просил не плакать, но тот не сдержался. в глазах сверкнули прозрачные и сверкающие как хрусталь слёзы. я сломал его и все его планы на дальнейшую счастливую совместную жизнь. парень схватил меня за рукав сюртука и чуть потянул, чтобы я взглянул на его заплаканное личеко. этоо явно не то, что я хотел видеть перед смертью. нет, я хотел видеть Гоголя, не подумайте. но не такого. я хотел вернуть того милого и веселого, по-настоящему счастливого Николая, с незаметным румянцем на щеках, что кокетливо заводит прядь отросшего каре за ушко. но сейчас передо мной совсем другой Коля. но и его мне достаточно. каким бы он не был я все равно его люблю. каким бы он не был, я все равно найду, за что его любить. тем временем мне становится только хуже. я держусь за сердце, Коля пытается как можно больше раз поцеловать меня. он осыпает поцелуями все мое лицо, он заставляет меня улыбнуться сквозь боль. позже он принялся непристанно молится, ему тоже очень плохо сейчас. внутри все перевернулось и уже никогда не вернутся на свои места. шепчу: — Николенька , ты у меня сильный мальчик , ты справишься и без меня . найдешь себе другого, всё у вас будет хорошо голос парня ещё сильнее захрипел и задрожал . молитвы получить уже не такие скрадные, а тело билось, как в конвульсиях боль отравляла мое тело, от сердца до колен, до кончиков пальцев, будто током било. коля понял, что все бесполезно. он сел рядом и взял меня за руку, я устало переплел пальчики. мы смотрим друг на друга и не отрываемся. мы так любим друг друга. — прости меня, друг сердечный, я действительно любил тебя, но сейчас вынужден отпустить. мы столько всего не успели сделать. я столько не успел сказать. но я рад, что в своей скверной жизни повстречал его – Николая Гоголя, что стал моим смыслом жизни до ее же конца. уже из последних сил я прохрипел — по крайней мере нам было хорошо вместе, не так ли? . . я выдавил из себя успокаивающую, но кривую улыбку. последнее, что я увидел — красное от слёз лицо Гоголя и вьющиеся волосы, что он всегда так мило заправлял за ушко. *** Александр умер на коленях любимого, а лицо его выражало полный покой.