amour et la haine

Оказывается, на сером потолке целый космос из грязных тёмных пятен. В нем давно была бы прожжена дыра, но Лука, к счастью, не обладает такой суперсилой. По ощущениям прошли столетия, пока душа разрывалась на части. Горячие ручьи слез на щеках давно остыли, но оставили прохладные влажные дорожки. Горькая обида предательства изнемождала его, тяжёлые камни, имя которым усталость, навалились на него. Вместе с тем он тосковал, что-то внутри изнывало, скулило по Элиотту. Элиотт. В памяти вновь прокрутился злосчастный момент поцелуя. Сердце, заклееное хлипким маленьким пластырем, разбилось на двое. Пока Лалльман погружался все больше в отчаяние, в комнату зашёл Мика. — Уходи! — глухо прозвучал голос из-под одеяла. — Лу, ты не выходил со вчерашнего вечера из комнаты! Давай, поднимай свой тощий грустный зад, — кровать скрипнула и прогнулась. Лука понял, что заботливый сосед не уйдёт, пока не услышит в чем причина, и поэтому вынырнул из-под одеяла, устроившись в полусидячем положении. — Элиотт поцеловался с Люсиль. — Мне так жаль, котёнок, — он крепко, по-медвежьи, обнял друга. — Ты достоин лучшего, у тебя большое сердце. — Спасибо, Мика. — И ответь на смс своих лучших друзей, они уже и мне телефон оборвали! — отдавая телефон Луки, усмехнулся сосед и покинул комнату. Лука увидел несколько непрочтенных сообщений: более ста в беседе «(не) гей клуб», два от мамы и пять от Жанны — она руководила процессом постановки их с Элиоттом номера. Лальман открыл рот в немом шоке и запустил ладонь в волосы. Выступление. Сегодня. Собственное несчастье заставило убрать на дальнюю полку мысли об одном из важнейших событий. До выступления осталось около часа. Лалльман выбежал из своей комнаты, схватил Манон за руку и хлопнул входной дверью. Лиза и Мика недоуменно переглянулись. — Спасибо большое, Манон. Они мягко обнялись. Парню хотелось развернуться в другую сторону и уехать подальше, но нельзя, и осознание этого ударяло под дых. Ещё тяжелее было от того, что он скрывал это от подруги. — Лу, ты справишься, я верю в тебя, — её глубокие синие глаза ласково посмотрели на него. — Мы все будем поддерживать тебя через экран. — Спасибо ещё раз, надеюсь все так и будет, — безнадежно произнёс он, стараясь улыбнуться. — Заберёшь меня после выступления? — Конечно. — Ни пуха ни пера! — К черту! Лука постоял пару минут, провожая взглядом удаляющийся автомобиль и тяжело вздохнув, ступил на порог здания. Едва он сделал это, его тут же схватила за руку Жанна и увела в гримерную. — Лукас, где ты был?! — Прости, пожалуйста, случились…непредвиденные обстоятельства и вот, я здесь. — Мало того, твой напарник опаздывает, — брюнетка нервно кусала губы, но тут же обернулась через себя. Лалльман утаивал, насколько волнительным было это известие, насколько сильно участился пульс. И без того его терзали неприятные мысли, причиняющие боль, иглами впивающиеся в каждый сантиметр кожи. «Если я забуду слова, когда увижу его? А если я не справлюсь и убегу прямо со сцены? А если…черт! Ненавижу! Я несколько месяцев готовился и не могу запороть все из-за жалкого.». Предложение оборвалось и осталось незаконченным, Луку буквально вытащили из водоворота размышлений и вручили костюм, в котором он будет выступать. Кремовые пиджак и брюки, чёрные рубашка и туфли, начищенные до блеска. Последним штрихом стала причёска, которую стилист слегка пригладил, потому что до этого волосы, словно ежовые иголки, торчали в разные стороны. — Мы трудились не зря, выйди и докажи это, Лукас. — Но Эл… — Вперёд, — Жанна подтолкнула его к закулисью и улыбнулась, что должно было подействовать успокаивающе. Лалльман вытер вспотевшие ладони о брюки. Он чувствовал, что пульс часто ударяет по вискам, неприятный комок в горле с трудом удалось проглотить. «Один», — промелькнуло в голове, но все равно парень вышел из-за кулис. Его взору представились заполненные места, все, без исключения, и выжидающие шоу жюри. Несмотря на то, что происходило внутри, его лицо оставалось бесстрастным. Голубой свет трёх прожекторов освещает лишь его, оставляя остальную сцену во мраке. Лука начал петь и прикрыл глаза — так становилось спокойнее. Filling used, But I'm Still missing you, По залу прокатился радостный гул. Строчки отдавались неприятным, болезненным уколом в самое сердце, в его мыслях то и дело возникал образ Демори. But I still can’t seem to tell you why It hurts me every time I see you, Realize how much I need you. Слова задевали что-то внутри, то израненное, кричащее от тоски, это и придавало уверенность. Чем больнее, тем увереннее становится Лука. Однако все рухнуло, когда он услышал… голос. Лалльман распахнул глаза, перед ним стоял Эллиотт, и заметив замешательство на его лице, ухмыльнулся. На нем были те же костюм и обувь, но противоположных цветов. Словно они инь и янь. I hate you, I love you, I hate that I love you, Эллиотт подошёл ближе к Луке, васильковые радужки встретились с кристально-небесными. Это безумное столкновение, игра без слов: нежность, желание простить, печаль, влюблённость, вина. Кроме взглядов, они говорили строками песни. По странной случайности слова полностью отражали то, что они хотели сказать. Don't want to, but I can't put Nobody else above you. После того, что Лалльман видел на той вечеринке, казалось, что это не по-настоящему, всего лишь галлюцинация, но он здесь. Публика не могла не заметить реакцию парней друг на друга и радостные восклицания пронеслись по всему залу, а также аплодисменты. Жюри не могли скрыть удивления и восхищения. Никто из зрителей не мог понять, это часть шоу или настоящие чувства. После припева второй куплет пел Эллиотт. Do you miss me like I miss you? Fucked around i got a attached to you, Голубые огни сменились на красные, кружком выделяя, словно скользящего по полу, парня. Лука отвернулся, но Демори обошел вокруг и встал перед ним. You're still in love with me but your friends don't know, Алые звезды от прожекторов сверкнули во взглядах обоих: в глазах Луки была злость, обида, у Элиотта же — вина и сожаление. Чем дальше шла песня, тем сильнее возрастало напряжение, которое накрыло их куполом, не давая возможности отдалиться друг от друга. Когда снова начался припев, зажегся ещё и голубой луч прожектора. You want her, you need her, And I'll never be her. Она. Поцелуй. Осколки окровавленного сердца превратились в рубиновое конфетти. Свет был наведен только на Луку. Небесные яркие глаза стали стеклянными, собирающиеся слезы блеснули в темноте. All alone i watch you watch her Like she's the only girl you ever seen. Она. Поцелуй. Утомляющая вина, бьющиеся волны мольбы о прощении, о твёрдые, острые скалы неприступности и разочарования. Элиотт видит мокрые глаза его мальчика и не замечает, как у него самого катится обжигающая слеза. You don't care you never did, You don't give a damn about me. Парни подходят близко друг к другу, находятся на расстоянии вытянутой руки. Два цвета сливаются в фиолетовый. Теперь, это их любимых цвет. I hate you, I love you, I hate that I want you, Едва кончаются последние слова припева, они обнимаются. Зал ликует, раздаются оглушительные, бурные аплодисменты, свист, крики, возгласы жюри. Лалльман утыкается в широкую грудь и хватается свободной рукой за кремовую рубашку, словно боится упустить, и вдыхает родной аромат мяты. Демори кладёт подбородок на мягкую макушку Луки, он хотел прикрыть веки, чтобы насладиться этим моментом, но передумал, желая запечатлеть его в своей памяти надолго. Они поблагодарили всех, поклонились и убежали со сцены. Хотелось спрятаться, чтобы целоваться, пока не начнут болеть губы, и даже тогда не останавливаться, касаться горячей кожи, шептать имена друг друга. Покинув здание, парни наконец смогли свободно дышать. — Сколько ещё можно было ждать?! Лу, то, что устроил на сцене ты и твой напарник, было, — Манон не договорила собственную фразу и уставилась на высокого парня, держащего Луки за руку. — Это Элиотт — мой… — Парень, — уверенно ответил Демори и ухмыльнулся своей дьявольски привлекательной улыбкой. Девушка около минуты не двигалась, а потом, вдруг, засветилась от счастья. — Поздравляю! Лу, я безумно рада за вас. Стоп. Когда все произошло? И почему такая новость проходит мимо твоей лучшей подруги, м?! — ткнув друга в плечо, спросила шатенка. — Прости, Манон, пожалуйста! — состроив щенячьи глазки, произнёс он. — Ладно, расскажешь по дороге домой. — Вообще, мы… — Мне придётся украсть его у тебя на всю сегодняшнюю ночь. Лука покраснел до кончиков ушей и опустил свой взгляд в пол, сгорая от стыда и одновременно возбуждения. — Как скажешь. Спокойной ночи, а, точно, она будет беспокойной. Все трое рассмеялись, Лальман до сих пор был красным, а от этих слов ещё больше залился краской. Парни попрощались с Манон и решили пойти пешком до квартиры Элиотт, она находилась недалеко. Прежде, чем поцеловаться, они хотели поговорить. Парни сели на незастеленную кровать в спальне. — Почему ты пришёл так поздно? — После того, как ты сбежал с вечеринки, я хотел пойти за тобой, но отрубился, потому что ударился о дверной косяк. — Оу. И, что было дальше? — Меня привез домой Софьян. Я мучался от жуткой головной боли, таблетка ещё не действовала, и я думал о том, что натворил. Точнее, все было не совсем так. Люсиль меня поцеловала, а не я её. «Это меняет ситуацию». Лука оторвал свой взгляд от узора на ковре и посмотрел на Демори, сердце радостно забилось, совершив тройной кульбит. — Я ни в коем случае не оправдываюсь, я виноват перед тобой, Лука, позволь все исправить. Я. Неожиданно, Лалльман прильнул к желанным губам, мягко, но упорно. Элиотт положил ладони на его скулы и углубил поцелуй, который становился страстным, блаженным, жадным, полным любви. Стены слушали громкое дыхание, томные стоны, шуршание простыни, влажные поцелуи, ласковый шёпот. Больше не было горькой ненависти, была только любовь. Сердце Луки было исцелено и собрано по крупицам медовым «je t'aime», чтобы полноценно любить и отвечать «mou aussi».