Вдох

Вдох. Он считает до пяти, затем выдыхает. Воздух проходит через дыхательные пути, выводя из организма лишнюю тревогу, избавляя от тремора и помогая успокоить начинающий сходить с ума разум... Чёрт. Не помогает. Вдох. В глазах темнеет, ноги готовы подкоситься в любой момент и уронить всё тело. Он вцепляется крепко-крепко в свои волосы, будто пытаясь с помощью боли вынырнуть из этой бездны, ловушки разума, которая утягивает его в вязкую пучину отчаяния. Не помогает. Из горла случайно вырывается смешок. Второй. Третий.

Ошибка. Ошибка. Поиск...

Вдох. Вся его жизнь похожа на бесконечный ёбанный ад, который никогда не кончится. Вечные удачи-неудачи, смерти близких, похищение каким-то психом, неизлечимый букет болезней — лишь малая часть возложенного на него горя, и он не в силах тащить за собой столько отборного дерьма, так щедро наваленного судьбой за шиворот. Это не пакеты из продуктового, набитые доверху, не школьная сумка с пятью учебниками и не стопка постельного белья на завтра. Это — чьи-то грехи, переложенные теперь на него, будто он — ебучий Иисус, призванный спасти человечество от неминуемой гибели, будто он обязан отдуваться за всё плохое, всё хорошее и всё происходящее в мире, будто он устраивал геноцид евреев, развязывал ядерные войны и ставил эксперименты над маленькими детьми в лабораторных условиях. Будто он виноват вообще во всём, что происходит в мире, ха-ха! Он чувствует, что ломается. Хрустит осколками собственного разума, распадается на атомы и гниёт изнутри, грозясь вот-вот слететь с катушек окончательно, потому что невыносимо, мерзко, как же мерзко, как же хочется снять с себя кожу, чтобы отмыться навсегда от этого отвратного чувства, не испытывать его больше никогда, никогда, никогда-никогда-никогда-никогда-никогда... Пальцы вцепляются в волосы ещё сильнее и тянут вверх. Не помогает. НЕ ПОМОГАЕТ.

Поиск остановлен. Отключение системы...

Смех раскатывается громом по всему залу классного суда. Почему они так смотрят? Что с их лицами? Они выглядят так глупо, ха-ха! И вот Нагито уже не спокойный парень, притворяющийся нормальным человеком и постоянно надевающий маски (карнавал всей его жизни, чёрт возьми, какая ирония!) перед другими людьми, а хаос и безумие, чистая эссенция зла, бесконечный источник гневной энергии, ярче всех звёзд пылающей внутри него чёрным костром, грозясь спалить всё вокруг к чертям собачьим. Ему больно, ему плохо, тошно, хочется умереть на месте и превратиться в пустой пепел — голова раскалывается, перед глазами глитчи из фраз, слов, которые он никогда уже не сможет сказать родителям, питомцу, всем людям, которыми он дорожил хотя бы каплю на протяжении всей своей жизни, хотя бы каплю, почему, почему всё так несправедливо? Почему я?! ПОЧЕМУ Я?! Разум трещит по швам. Кажется, что ещё чуть-чуть — и череп треснет, расколется на две части, показывая всем присутствующим на суде своё розоватое содержимое. Комаэда делает вдох полной грудью. И дальше сознание отключается.

Убить.

Я не могу так больше.

Давай уничтожим их всех.

Не могу.

Давай расчленим каждого по отдельности, а потом сошьём вместе лучшие части их тел!

Хватит.

Подчинись мне. Я помогу тебе...

ХВАТИТ! ПРЕКРАТИ!

Дай мне контроль над своим телом...

Я̵̨̰̻̟̃ ̸̖̾̉́Т̸̢̻̓А̷̛̩̘̠́К̶̹̜͓̞̐ ̶̝̥̦̏͛̎Б̴̝̞̿͊͐̈О̶̰̫͙̊̔Л̶̝̀Ь̷̙́Ш̵͉̓̕̚Е̶̫̼̤̥̓̿̾ ̷̘̂Н̵̭̞̉͐͌ͅЕ̵̻͚̮́͊̒ ̸̧͙̯̃М̸̧͉͂̋͝О̵̛̠̥̙̲͘Г̶̧̲̫̜͐̀̃̏У̵͇͇͈̱͒̆!̴̞͈́͂̈́

С невероятным удовольствием Нагито достаёт топор, нежно, любовно оглаживает холодное железо пальцами, готовясь получить море эндорфинов. Его рот растянут в безумно-истеричной улыбке, глаза расширены, руки дрожат от предвкушения, дыхание сбито. Рукоять удобно ложится в руку. Взмах! Хребет медсестрички громко хрустит, а крик приятно звенит в ушах, вызывая невероятную волну экстаза. Она падает животом на пол, и Комаэда пинает её в лицо со всей силы, смеясь. Кажется, он сломал её прекрасный маленький носик — так хорошо, так хорошо, так хорошо! Он вытаскивает топор, смотрит, как Микан лежит с раздробленным позвоночником, а из-под сломанных рёбер виднеются розовые лёгкие. Ухмыляется. Делает вдох... И идёт дальше. Забывается в бесконечном фонтане крови, смеси конечностей и повреждённых внутренних органов. Вырезать матку Соне или отрезать член Терутеру, вырвать кишки Казуичи или отрубить башку Некомару — так наплевать, так наплевать, так наплевать! Он не испытывает удовлетворения ни от одной из этих смертей, и со скучающим лицом, полным разочарования и гнева на бывших одноклассников, поворачивается к последней жертве. Не может сдержать улыбки. — О, Хината-кун! Как приятно оставить тебя напоследок! — чуть ли не кричит он, напрягая ослабшие голосовые связки. На лице Хаджиме — только животный страх и ужас, его зрачки расширены до размеров космической бесконечности, и Нагито хочется утонуть в них прямо сейчас, захлебнуться, забыться в этой безнадёжной тревоге, чтобы после очнуться от этого мерзкого кошмарного сна. В ответ тишина. Комаэда считывает это, как знак согласия, приближается к Хинате, проводя тыльной стороной ладони по его щеке. Тот никак на это не реагирует, продолжает пялиться на Абсолютного, блять, Счастливчика совершенно безумным взглядом, и тогда Нагито, придерживая чужой подбородок большим и указательным пальцами, рывком прижимается к желанному телу. И целует, вкладывая всю любовь и надежду, все светлые чувства, что у него остались. Вдох... — Прости меня, Хината-кун, — виновато говорит Комаэда, отстранившись. Он хочет разрыдаться прямо здесь и сейчас, потому что так устал, так устал, так устал подчиняться внутреннему демону, который хочет насытиться чужой кровью, ведь тот всё ещё голоден, ему не хватило четырнадцати человек, ему нужен пятнадцатый, последний, чтобы удовлетвориться на какое-то время. — Не мог бы ты сделать мне одолжение?

Прикончи его.

Нагито дрожит. Его глаза наполняются искренними слезами — Хаджиме непонимающе смотрит на него, удивлённо приподняв брови. Комаэда передаёт ему топор, улыбается нежно и печально, готовясь наконец-то попрощаться с жизнью, и шепчет еле слышно: — Убей меня, Хината-кун. Вдох... Нагито закрывает глаза. Последнее, что он слышит — свист разрезаемого воздуха. Ну а дальше — пустота. Блаженная и долгожданная.

Перезагрузка завершена! Добро пожаловать в Систему!

Когда Комаэда очнулся от своего безумия, суд уже закончился. Терутеру был казнён, а остальные стояли с шокированными, наполненными отчаянием лицами. Он мог знать наверняка, что никто не хотел верить в увиденное, в эту жестокость, так похожую на какую-то фантасмагоричную постановку, совершенно нереальную, бутафорскую, искусственную, вот только положение обязывает их принять всё это — иначе просто не выжить. Он ловит на себе недоверчивые взгляды ребят, пронзающие его насквозь. Улыбается, пытаясь унять прошедшую по телу нервную дрожь. И делает вдох.