Владыка, вы счастливы, когда я рядом?

Се Лянь распускает чужие черные, цвета беззвездного полуночного неба волосы, с самой трепетной осторожностью, на которую только способен, снимает многочисленные украшения: капельки драгоценных камней, серебряные тончайшие нити и изящную заколку, позволяя шелково-мягким прядкам рассыпаться по широким плечам небожителя в белом доспехе. Цзюнь У глаз не сводит с Его Высочества, так близко к нему стоящего, с глазами-звездочками, ярко сияющими. Се Лянь отходит к высокому столу у большого окна и, не торопясь, опускает в дорогую шкатулку собранные с прически Владыки украшения. Он отчего-то смущенно, легко улыбается, возвращаясь к сидящему на узком ложе с объемными подлокотниками и высокой мягкой спинкой Небесному императору. — Сяньлэ просит Владыку передать ему немного духовной энергии, — Се Лянь склоняет голову, прикрыв глаза, и терпеливо ждет, когда два пальца обыденно коснутся виска или плеча, чтобы отправить медленным потоком лишь крупицу от всех накопленных столетиями заклинательства и трудами многочисленных верующих духовных сил. И всё же неизменно больше, чем Се Лянь нерешительно просит. Только на этот раз холодные руки Владыки, едва заметно надавливая, перехватывают тонкие запястья Его Высочества и, бережно сжимая светлые ладони, большими пальцами нажимают на нежную кожу над сплетением вен и капилляров, мерной тихой струей отдавая энергию. Се Лянь ясно улыбается и протягивает руки для удобства ближе. Через время Цзюнь У отпускает наследного принца, который от такого знакомого и в то же время необычайно далекого чувства властью над божественными силами потягивается и разминает шею, неумело массирует позвонки пальцами. — Сяньлэ, ты устал? — Цзюнь У тоже, тоже мечтает, чтобы в его собственных словно потухших глазах в этот момент играли озорные огоньки, чтобы в них можно было прочесть хоть что-то. Он знает, Се Лянь наверняка сейчас станет отмахиваться и просить за себя не волноваться, а Владыке только и останется, что, прикрыв глаза, мягко улыбаться своему Сяньлэ, чтобы Его Высочество не почувствовало вновь давно преследующий горький укол совести за то, что что-то в Цзюнь У ему кажется... не таким. — Нет-нет, просто засиделся немного, нужно размяться, — наследный принц как всегда вежлив и порядочен. — Подойди ко мне, — Се Лянь робко садится рядом с Цзюнь У, поворачивается к нему спиной и чуть вздрагивает, когда белая лента стелится, опадает кольцами на острые плечи под напором властных рук Цзюнь У, а подушечки длинных пальцев начинают точечно, уверенно разминать напряженные мышцы шеи. — Спасибо, — Се Лянь, сам себе удивляясь, довольно жмурится и еле слышно вздыхает, ногтями больно впиваясь в собственные колени, чтобы не потерять от чужих действий голову окончательно. — Не стоит, Сяньлэ. Ты делаешь для меня очень многое, — пальцы невесомо скользят по плечам и вновь возвращаются к скрытому длинными волосами затылку, — Мне стоит чаще благодарить тебя. — О, честное слово, н... — Цзюнь У ребрами ладоней надавливает над лопатками, и у Се Ляня спирает дыхание, — Н-не стоит, право, я... А, впрочем, неважно, — он весело хмыкает и принимается болтать свешенными с софы ногами. Цзюнь У вскоре убирает руки, возвращает их к себе на колени и молчаливо дожидается, пока Се Лянь развернется к нему, легко вспорхнет на ноги и отправится за любимым гребнем Владыки, самим же Се Лянем и подаренным в года первого вознесения. Цзюнь У ждет, увлеченно наблюдает, чтобы ласково улыбнуться тому, как в растрепанных волосах Се Ляня путаются солнечные лучи, и как от зеркала у противоположной стены отлетают солнечные зайчики, оседая золотыми бликами на щеках и белоснежных одеждах наследного принца. Се Лянь, несколько поколебавшись, подходит к Владыке близко-близко и становится между его разведенных ног, наклоняясь к распущенным ранее его же собственными усилиями волосам. Он гребнем аккуратно собирает бо́льшую часть волос Цзюнь У в высоком пучке, закрепляет деревянной резной шпилькой; прядки с височных зон и челку пускает стелиться по плечам на грудь, чтобы не путать с теми, что заведены за спину. Убедившись, что ничего не выбивается, Се Лянь ловко подцепляет указательным пальцем крайнюю прядь со спины Цзюнь У и, ведя по ней необычайной красоты гребнем, параллельно пропускает сквозь пальцы, силами духовной энергии осветляя смоляные волосы до ртутно-седого отлива. Се Лянь не может удержаться — бесцельно водит рукой по чужим мягким волосам, находясь на грани того, чтобы потянуться носом и вдохнуть запах должно быть дорогого цветочного масла, которое прядки делает невероятно шелковыми и искушающе манящими. Цзюнь У будто знает, что за мысли беспорядочно летают в голове растерянного наследного принца. Он беззлобно усмехается, лбом несколько раз бессовестно упирается в грудь и без того взволнованного Се Ляня и шепчет, тихо посмеиваясь, прекрасно слышное «Сяньлэ, не увлекайся», представляя, как ярко покрываются румянцем щеки Его Высочества. А Се Лянь, сожалея, что положение не позволяет ему спрятать горящее лицо в ладонях, только и может, что молча вернуться к осветлению чужих волос. *** — Сяньлэ? Что с твоими волосами? — пару дней ранее интересуется Цзюнь У, оставшись с Се Лянем наедине после очередного общего собрания в тронном зале Дворца Шэньу. — О, Вы об этом? — Се Лянь тут же порывается скрыть в небольшом опрятном пучке выделяющуюся светлую тонкую прядь, — Не обращайте внимания, Сяньлэ просто был неосторожен и случайно испортил волосы. — Что случилось? — интересуется Цзюнь У, не ясно, посмеиваясь ли, или искренне волнуясь. Он подается корпусом вперед, сидя на своем внушительном троне, рукой подпирая щеку. — После того, как младшие служащие дворцов Наньяна и Сюаньчжэня передали мне во время задания немного духовных сил, Сяньлэ решил сохранить их для будущих дел, но, — он переминается с ноги на ногу, посматривая то себе под ноги, то в окна, и иногда совсем взволнованно переводит взгляд на Цзюнь У, — но я был неосторожен и случайно задел вспышкой волосы, и вот... — он, тяжело вздохнув под конец, замолкает. Цзюнь У тогда только подбодрил Се Ляня и похвалил «прекрасного в любом своем представлении» Его Высочество. Зато на другой день уже сам пришел во дворец Сяньлэ, чтобы предложить походить с осветленными прядями вместе с ним. За компанию. И Се Лянь безумно горд за себя за то, что в тот момент смог устоять на ногах и даже не запнуться ни разу, отговаривая Цзюнь У, а после, вздыхая, безусловно соглашаясь самостоятельно осветлить Владыке волосы. *** Цзюнь У страшно старается не расплавиться полностью под убаюкивающе нежными движениями рук Се Ляня, упирается ладонями в софу и косится вверх в очаровательно серьезное лицо небожителя. Се Лянь решительно игнорирует чужие долгие взгляды, чтобы пуще не тушеваться перед Владыкой Небес. Он, осмелев, за раз проходится по более внушительным прядям, наклоняется вплотную, заглядывает за спину, чтобы собрать ускользающие раз за разом пряди волос. Наследный принц в последний раз опускается к чужому затылку, сокрушаясь, что вот-вот ему придется забыть на черт его знает какой период времени даже о возможности хоть на шаг ближе подойти к волосам императора, чем позволено всем остальным. Цзюнь У только едва заметно улыбается и разрешает Се Ляню чуть дольше необходимого расчесывать свои осветленные волосы. И смотрит неотрывно, совершенно забыв о прочем окружающем мире, на то, как загораются глаза Его Высочества и губы расплываются в довольной улыбке, когда ему позволяют вдобавок собрать волосы Владыки в выходную прическу. Се Лянь вновь отбегает к раскрытой шкатулке, похожей на самую настоящую сокровищницу в миниатюре, наполненной самыми разными драгоценностями. Он, привстав на носочки и склонившись над ней, ищет украшение для волос Владыки. Какое-то такое... особенное. Чтобы запомнилось надолго, чтобы хватило до конца жизни ему воспоминаний о том, как одним днем он украшал и без того божественный образ Владыки трех миров подобранной для него его Сяньлэ заколкой. Се Лянь вынимает из опрятного пучка с макушки деревянную шпильку, собирает все волосы Цзюнь У за спиной и, сокрушаясь о том, что навыки не позволяют ему удивить Владыку поистине прекрасной прической, вновь гребнем отделяет часть волос и временно перевязывает лентой. Наследный принц, опустившись к самому лицу Цзюнь У, выбирает из-за ушей прядки и спускает их по крепким плечам. Цзюнь У смотрит не отрываясь, не моргая. Только улыбка с каждым вдохом Се Ляня становится чуть шире. А, быть может, ему это только кажется. Се Лянь хотел бы обнять эти плечи, узнать способы, как заставить Владыку улыбаться искренне, широко и много. Се Ляню хочется, чтобы Цзюнь У был счастлив, чтобы сердце не сжималось каждый раз, когда наследный принц сам становился причиной таких редких, что, кажется, большинством и вовсе никогда не виданных улыбок, озаряющих тусклым и таким… матовым, кажется, светом прекрасное лицо, лицо его бога, но… нельзя. Се Лянь машинально собирает на макушке Владыки аккуратный пучок, полностью погрузившись в свои мысли. Утонченная, божественно красивая нефритовая заколка с золотыми вставками опускается на голову императора Небес; так чудесно переливается на пару с зачарованным доспехом. Длинные изящные пальцы Се Ляня закрывают ею тонкую ленту, вплетают в нее крайние пряди. С замиранием сердца наследный принц отстраняется и цепляет длинную челку Цзюнь У невидимками за ушами. Осветленные волосы скрыты под естественно-черными и, только если Владыка сам захочет, будут явлены миру. Се Лянь смотрит, любуется, восхищается. Нет, совсем не результатами своих трудов — ему скорее даже не нравится то, что вышло, и всё это как-то слишком обычно —, а Цзюнь У. Который, закрыв глаза, корпусом неосознанно тянется к Се Ляню и будто совсем не переживает о том, что Его Высочество с ним творит. Се Лянь протягивает Владыке Небес маленькое зеркальце и, готовый к вздохам сокрушения, устремляет взгляд в пол. Но Цзюнь У молчит, а у Се Ляня от этого на душе еще тревожнее. Он, не выдержав, поднимает глаза, и оу. — Сяньлэ, — в голосе явные веселые, даже игривые нотки, — а знаешь, мне нравится, — и смотрит Цзюнь У так просто, и искренне, и живо; в глазах играют яркие янтарные огоньки. Теплые, совсем как золотые элементы заколки, как то самое нечто, что вечно ускользает и не дает смотреть на Владыку спокойно. Без чего так тревожно, и вот оно здесь, рядом настолько, что хочется, словно светлячка, поймать в банку и не отпускать от себя больше никогда. Се Лянь, потирая от нервов переносицу, тоже улыбается Владыке. Эта прическа... да Се Лянь же в точности повторил на голове Цзюнь У свою несменную укладку! За исключением того, что волосы собраны с максимальным трепетом и украшения гораздо богаче и внушительнее. А еще волосы у Владыки гораздо более мягкие, длинные и темные, в тон глазам, что описывают как «два заледеневших озера», тихие и спокойные, будто стоячая вода. Два бездонных, высохших океана. Се Ляню до дрожи нравится смотреть на такого Цзюнь У. Да только Владыка отводит зеркало и блики, из окна пойманные лучи солнца, больше не попадают на хрусталики глаз, оставляя лишь тишь да гладь. Лишь пустоту. И улыбку на холодном лице. Се Ляню хочется плакать, а он не знает даже отчего. И потому отводит взгляд. И хочется обнимать Владыку еще больше, просто чтобы знать, что ему хорошо, и не заставлять себя сомневаться, глядя в глаза напротив. Хочется спрятать макушку в чужом плече, на холодном доспехе, потому что к теплой шее Владыки Се Лянь себе прикасаться уж точно не позволит. Если она, конечно, вообще теплая. — Простите, — бессознательно срывается с языка. Се Лянь сам не очень понимает, за что сейчас извиняется, и Цзюнь У вряд ли понимает тоже. — За что? — Владыка клонит голову набок, — Сяньлэ, мне очень нравится, очень, — такого маленького тревожного отчего-то Се Ляня он готов греть в своих руках, усаживать к себе на колени и прижимать к сердцу, шептать слова утешения и унимать все переживания, говорить, что все обязательно скоро будет хорошо. Не будет. Ведь когда-нибудь Сяньлэ узнает, и все отдастся большей болью, чем могло бы, если бы только Белое Бедствие Се Ляня заставляло сомневаться, а Цзюнь У был холоден и лишь маячил всегда сверху как Небесный император, потому что... Если его дражайшего Сяньлэ сломит окончательно, всё то маленькое оставшееся человечное в Цзюнь У не выдержит и сломается следом, потому что вместе с Се Лянем тогда падет надежда, ведь если Его Высочество победить не смог, слабому, ничтожному Цзюнь У и пытаться не стоит. — Присядь, Сяньлэ, — не переживай. Давай поговорим. Но Владыка больше двух слов не произносит и только манит Се Ляня к себе рукой, а когда тот садится рядышком, наклоняется ближе, заглядывает в глаза, с тихим, — Позволишь? — щелчком и легкими движениями пальцев призывает другой гребень подняться из шкатулки и опуститься в свою раскрытую ладонь. — Да, — ладошки потеют от нетерпения, Се Лянь закусывает щеку изнутри и вновь поворачивается к Владыке спиной. Нефритовый гребень о пяти зубцах — очаровательно изящный, с изображениями птиц и облаков — медленно проходится по кончикам волос наследного принца, пока сноровистые пальцы Цзюнь У — о, небеса! — распускают покосившийся немного пучок, массируют старательно долго кожу головы, разминают виски, гладят за ушами и даже по шее пробегают, едва касаясь проклятой канги. Се Лянь дышит беззвучно, глубоко и медленно, чувствуя себя настолько расслабленным, что, кажется, он готов уснуть прямо на руках у Владыки. — Сяньлэ? — низкий бархатный голос доносится до ушей будто пещерное эхо; пусть из-за спины, но все равно заставляет кончики ушей гореть, — Какую заколку ты хочешь? — спрашивает Цзюнь У, словно маленького капризного ребенка. — Любую, которую вы для меня выберете, — Се Лянь льнет к сильным внимательным рукам, побуждая Цзюнь У, коротко усмехнувшись, продолжить сердечные ласки. Его Высочество доверительно прикрывает глаза, чувствуя, как чужие руки собирают прядки с макушки и проделывают с ними какие-то хитрые, ювелирные, кажется, действия, от которых волосы едва заметно тянет. Когда же Цзюнь У закалывает получившуюся красоту невидимками, чтобы оно повторяло естественный спад волос, Се Лянь в изумлении вскидывает брови. — Если не понравится, я переделаю, — Цзюнь У тонкой лентой связывает некоторое количество волос Се Ляня в высокий хвост, а после, также поманив рукой из шкатулки, довершает прическу золотой заколкой с вытянутыми из чистого, невинного будто стекла цветами и длинными тянущимися от основания вниз цепочками, на которых вставки с живыми растениями в янтарных каплях и белые бусины, прямо как те, что разбавляют массивные хрустальные лепестки и листья. Божественно красиво. Цзюнь У поворачивает сонно опустившего веки Се Ляня к себе за плечи и принимается поправлять челку, вслушиваясь в ритмы чужого дыхания. Он с занимающимся интересом следит за секундным скачком кадыка, когда наследный принц умиротворенно скупо сглатывает, а затем проводит языком по сухим губам. Сяньлэ, такой очаровательный, такой прелестный, обворожительный. С чарами, под которые, что уж таить, даже сам Небесный император попал добровольно. И сейчас от наследного принца не отвести глаз. Се Лянь замечает небольшую внезапную заминку и приоткрывает глаза, чтобы в непосредственной близости от собственного лица узреть лицо Цзюнь У, который просто... смотрит? И может это у Се Ляня такие заразительные огоньки в глазах, что и взгляд Цзюнь У сейчас до краев наполнен теплотой и светом. Как же, черт возьми, Се Ляню хочется беззаботно целовать чужие алые губы, чтобы разжигать еще сильнее, доводить до белого каления, чтобы от одного чужого взгляда можно было сгореть, если бы в теплоте измеряли счастье. Его Высочество мысленно скрещивает пальцы за то, чтоб хоть эти дурацкие идеи Цзюнь У, читающий Се Ляня, будто книгу, прочесть не смог. Что сделать крайне трудно, потому что Се Лянь теперь тоже просто смотрит. В глаза, напряженно, лишь бы случайно не опустить взгляд ниже, не раскрыть себя. А Цзюнь У, упирающийся ладонью в софу где-то сбоку от Се Ляня, кажется, совсем забывается. Тянется ближе. И опускает голову вниз, глядит на руки наследного принца, рассеянно сжимающие бедра, создающие множество складок на белых одеждах. Цзюнь У, глаз не поднимая на застывшего Се Ляня, успокаивающе гладит вверх от запястий до самых локтей, забираясь под одежды, а после берет чужие руки в свои, поднимает выше к лицу и... целует. Сухо, сперва правую руку, затем левую, по несколько раз перемещаясь по тыльной стороне ладони: один поцелуй на костяшках, второй на запястье, третий на самых фалангах пальцев, четвертый... а затем оторваться, и так же покрыть поцелуями вторую руку, беспощадно глядя в глаза Его Высочества. — Сяньлэ не будет лишним располагать небольшим количеством духовных сил, не так ли? — и эта ухмылка, которая, кажется, готова заставить Се Ляня вознестись в четвертый раз; и руки, которые не отпускают; пальцы, что гладят по косточкам у больших пальцев... Се Лянь только и может, что шумно сглотнуть и растерянно кивнуть, часто-часто моргая. — Держи, — Цзюнь У протягивает находящемуся в прострации Его Высочеству то зеркало, в которое сам он не так давно смотрелся, и ждет. Ждет, пока на лице Се Ляня не появляется широкая улыбка, пока он не начинает, приоткрыв от восхищения рот, крутить зеркало вокруг себя, желая оглядеть прическу со всех сторон. — Это... это очень, очень х-хорошо и, — Се Лянь не может слов подобрать. Он даже кусает себя от волнения за сустав на указательном пальце, совсем рядом с тем местом, на которое опускались губы Цзюнь У, — и моя светлая прядь так... — Тебе идет, — Цзюнь У откидывается на бортик софы, искренне любуясь Се Лянем. — Спасибо, — наследный принц смущенно убирает спущенные по плечам волосы за ухо. Его, право, немного напрягает такая выбивающаяся из рутинных стандартов пышность и дороговизна собственной прически, но выглядит она настолько великолепно, что Се Лянь не смеет на нее покушаться. Светлые волосы сплетены в слабую косичку, начинающуюся чуть выше лба, закрепленную так естественно над правым ухом и ведущую к высокому хвосту. Она, как и темные волосы с макушки, закреплена в него тонкой лентой; опускается, добавляя облику Его Высочества пущей игривости и озорства, вместе с остальными волосами по спине. Цепочки с драгоценной цветочной заколки обрамляют хвост с обеих сторон, струятся плавно по глади волос; белые бусины на их концах так прекрасно смотрятся вместе с белоснежными одеяниями наследного принца. Золотые линии на листьях и нежных лепестках создают ощущение тепла, а хрупкие стеклянные фигуры переливаются, играют чистыми, ласковыми оттенками в солнечном свете. Кажется, вся красота мира бесконечно долго копилась, дожидаясь своего часа, чтобы претвориться в жизнь в лице одного единственного на весь свет и неповторимо прекрасного бога войны. *** Пока они плечом к плечу следуют к выходу из Дворца Шэньу, Се Лянь успевает тысячу раз поинтересоваться, действительно ли Владыке нравится то, что Се Лянь сотворил у него на голове; тысячу раз получить утвердительный ответ, к последним из которых добавлялись смущающие и заставляющие отказаться от глупых переживаний наклоны Цзюнь У к самому лицу наследного принца. Но, к глубочайшему удивлению Се Ляня, Цзюнь У не просто провожает его до ворот собственного дворца, а, не принимая отказов, решает провести наследного принца к его собственному Дворцу Сяньлэ. И Се Ляню бы гордиться и упиваться таким вниманием к собственной персоне от самого императора Небес, но он, напротив, старательно пытается отговорить Цзюнь У от волнующей сознание затеи. Даже когда они уже проходят четверть, если не треть от намеченного пути по шумной, как назло полной любопытных небожителей улице Шэньу. И тогда Се Лянь тушуется совершенно, потому что в волосах у него заколка Цзюнь У; прическа сделана Цзюнь У; и сам Цзюнь У прямо сейчас идет невероятно близко, и волосы его на легком ветру чуть развеваются, но даже этого хватает белым прядям, чтобы стать явно заметными. А у Се Ляня точно такого же цвета косичка и алые щеки, которые он даже скрыть не пытается, потому что вряд ли в такой ситуации, дико приятной настолько, что Его Высочество кусает губы, это хоть как-то поможет. — Сяньлэ, — зовет Цзюнь У, когда Се Лянь бойко проходит как раз мимо своего дворца, — Сяньлэ, мы пришли, куда ты? Наследный принц резко оборачивается и тихо ойкает, когда понимает, что, уйдя в мысли, он совершенно забылся. Только в свой дворец ему идти совершенно не хочется. Там одиноко и до жути просторно, все такое новое, необжитое. Но Се Лянь тут же в мыслях уверяет себя, что, ничего, он привыкнет. Цзюнь У провожает до самых ворот, и от этого ужасно ноет где-то под ребрами. Цзюнь У поддерживает Се Ляню дверь даже, легко улыбается на прощанье и, взмахнув широкими рукавами одежд, разворачивается и медленно уходит прочь. *** На следующий день на собрании на Се Ляне все та же заколка, но белая прядь больше не сплетена в косу, а обвивается вокруг небольшого пучка на макушке, в большинстве своем скрытая массивной и прекрасной в своем величии заколкой. Цзюнь У торжественно восседает на своем троне, и сейчас его глаза, действительно, будто две льдинки, быстро пробегаются по полной богов Верхних Небес тронной зале. Темные тонкие пряди обрамляют лицо Владыки, смягчая его острые черты и подчеркивая все самые красивые. Вместе с длинной челкой, со лба свисает хрустальная капелька в ювелирном золотом обрамлении. Заколка, подобранная его Сяньлэ, скрывает высокий пучок. Светлые пряди самую малость видны, лишь когда Владыка устало опирается головой на согнутую в локте руку. Подрагивающие ресницы на прикрытых глазах. Редко раздающийся, но тогда заполняющий каждый уголок залы, тревожащий слух каждого небожителя низкий голос. Забывшийся, потерявший вновь голову Се Лянь ловит себя на том, что ногтями до боли сильно впивается в ладошки. Которые, слава богам, скрыты рукавами его верхних одеяний. Несколько раз за около-получасовое собрание у Его Высочества в голове даже мелькает мысль, что он, — вот уж внезапное открытие — возможно, любуется Владыкой слишком открыто. А, говоря точно, ровно в те минуты, когда Цзюнь У начинает, едва заметно приподняв бровь, прожигать взволнованного Се Ляня взглядом в ответ. Один раз эта идея особенно сильно оседает в сознании небожителя — когда Ши Цинсюань принимается дергать его за рукав и, тихонько посмеиваясь в кулак, шутить о том, что кроме Владыки Его Высочество в этом зале ничего и не интересует. Ха-ха. Если в каждой шутке действительно есть доля истины, в этой ее такое абсолютное превосходство, что смеяться было бы морально тяжело и даже больно. Поэтому Се Лянь только нервно прочищает горло и стыдливо отводит взгляд в пол. Звучат последние объявления Линвэнь, и приходит пора всем расходиться по своим дворцам. Только Се Лянь с места не двигается, чудом не снесенный божественной толпой. Он, напротив, делает несколько коротких шагов в сторону трона Владыки трех миров и ждет, пока все остальные уйдут. *** — Владыка? — Се Лянь подходит к са́мому трону Цзюнь У и встает перед ним расслабленно. — Да, Сяньлэ? — имя, то, которым его называет только Цзюнь У, слетает с языка как и всегда так сахарно нежно: лица́ словно мягко касаются трепетные поцелуи, кровь ударяет в виски, и дрожит сердце. А наследного принца интересует лишь один вопрос: «Владыка, вы счастливы, когда я рядом?»