Страстная ненависть

Алина Александровна шла по коридору престижного университета, покачивая бедрами и таща в руках стопку с проектами, которые были выполнены точно в срок всей группой первокурсников. Они подошли к заданию достаточно творчески, поэтому в этих папках были напечатаны свежие мысли и откровения студентов. Ей не терпелось прийти в кабинет, выделенный для преподавателей, где те могли провести свободное время, если не было занятий, и поскорее углубиться в чтение поэзии, которую она собрала. Алина вошла в кабинет и закатила глаза, потому что единственным человеком в помещении, кроме нее, был декан филологического факультета. Он сидел во главе стола, черкаясь в чьей-то тетрадке. Всем было известно, что он вел современную литературу у некоторых групп, а также зарубежную у нескольких первых. Более, он нигде не светился. Хотя ректор как-то обмолвился, что Дмитрию Андреевичу можно было бы взять нагрузку и побольше. Однако Дмитрий Андреевич брать нагрузку больше не стал. Он отмахнулся тем, что на его плечи легла более ответственная должность — декан факультета. И Алина не могла с ним не согласиться. Диме было около тридцати, и он с прошлого года являлся непосредственным начальником Алины, который, к слову, достаточно претензионно относился к ней, и ее манере преподавания. И даже напросился раза два на ее лекции, чтобы убедиться в том, что ее метод подачи информации слишком прост, обычен, монотонен и неинтересен, поэтому студенты и не получают высоких оценок, а тонут в одних тройках. Тонут, потому что предмет неинтересный, скучный, и ведет его занудная преподавательница, которая натягивает строгие юбки, штаны и свитера, подчеркивая чопорность и серьезность настроя на учебную деятельность. Дима несколько раз видел, как Алина надевала убожественные свитера с высоким воротом, который был загнут вдвое, если не втрое. Некрасивые черные штаны, которые несуразно висели на стройных ногах. Иногда Алина Лебедева надевала юбку-карандаш, которая обтягивала ее прекрасную задницу и бедра, белая блузка, слегка прозрачная, показывала белый простой бюстгальтер без кружев. Волосы. Это была отдельная тема, потому что Алина совсем редко-редко позволяла распущенным волосам стелиться по ее полной груди, плечам и спине. Они были затянуты в тугой конский хвост или «култышку» на затылке. Деловой вид молодой преподавательницы был настолько… классическим, чопорным, строгим и закрытым во всех, черт возьми, смыслах, что Дмитрий Андреевич не стеснялся высказывать мнение в сторону Алины. В первый раз, когда он увидел, что она пришла в университет в бледно-розовом, изрядно потасканном свитере, Дима сделал замечание, что такие вещи не пригодны для носки в столь серьезное учебное заведение. Хотя, признаться, в таких свитерах он видел множество и других преподавателей, но Алине было двадцать пять, она только что поступила в аспирантуру и выглядела так, словно ей уже за шестьдесят. Алина оскалилась, что это не его дело, в чем ей ходить на занятия. И, вместо того, чтобы давать советы по писку моды, Дмитрий Андреевич мог бы хоть раз прийти в чем-то другом, кроме строгих иссиня-черных костюмов, которых, видимо, в его гардеробе было более, чем предостаточно. Разнообразие — это неплохо, как выразилась преподавательница. Второй раз, когда Дима высказался по поводу внешнего вида преподавательницы, в ответ он получил тишину. Алина не стала отвечать на его грубое высказывание о том, что юбка, в которой она пришла, никак не сочетается с голубой водолазкой, которая выглядит слегка непрезентабельно. Она закрыла глаза на его колкость. В третий раз грубости касались ее преподавания. Алина не выдержала и сказала, что в отличие от некоторых, она не отказывается от нагрузки, которая выпадает на нее, и она не отлынивает от работы, а также не прикрывается другой, чтобы ей не ставили дополнительные часы у какой-то группы. Дима сжал челюсти и позволил Алине уйти, гордо задрав подбородок. Они были, как два подростка, которые что-то не поделили, но в этом было что-то такое притягательное и безобразно-сексуальное. Диме нравилось наблюдать за Алиной, которая в последнее время частенько приходила в университет разная, без своих тупых свитеров и шаровар. Красная юбка-карандаш и белая блузка с рукавом в три-четверти смотрелись потрясающе. Черное платье по фигуре сидело неизменно шикарно. И практически каждый день Алина была в каблуках, позволяя взглядам задерживаться на ее ягодицах, которые плавно покачивались в такт шагам. И, конечно, это не скрылось от Димы, который увидел, как Алина Александровна шествовала по коридору, что-то таща в руках. И сейчас, когда она вошла в просторный кабинет, Дима сидел за столом, полностью игнорируя зашедшую Алину. Она прошла к другому концу стола, положила папки и тетрадки на столешницу. Подойдя к куллеру с водой, Алина налила себе полстакана прохладной воды. — Замучила жажда, Алина Александровна? — едко проговорил Дмитрий. Алина приподняла голову и выкинула пластиковый стаканчик в мусорное ведро, проходя к краю стола, где лежали ее вещи. Она тихо отодвинула стул, села на него и только сейчас поняла, что расположилась прямо напротив Димы, который вскинул одну бровь и с интересом наблюдал за аспиранткой. — Неужели у тебя появилось окно? — Дмитрий Андреевич, — Алина решительно оторвала взгляд от папки, которую начала проверять и посмотрела на декана. — Ваши язвительные высказывания не столько действуют мне на нервы, сколько звучат абсурдно на фоне учебного процесса. Вам что-то не нравится во мне? Перестаньте обращать внимание. По-моему, мы уже проходили это, и вы сказали, что вам нет до меня дела. Тогда почему вы до сих пор говорите обо мне? — Завязать простой диалог — это не язвительное высказывание, Алина. Голос Димы стал значительно ниже и грубее. Лебедева поджала губы. Она прекрасно поняла, что мужчина начал злиться. Алина откинула пряди волос назад, подняла голову и уставилась в его нахальные голубые глаза. — Дмитрий Андреевич, все ваши попытки завязать простой диалог заканчиваются тем, что вы пытаетесь вывести меня из себя, а также унизить и растоптать своими не очень-то и тактичными фразами. Прекратите, ладно? Мне это надоело. Алина резко встала со стула, отодвинув его с противным звуком скольжения ножек по ламинату. Схватила все папки с тетрадями и вышла вон из кабинета, оставляя Диму сидеть со слегка нахмуренными бровями и тонко сжатыми губами. Алина сидела на паре и мечтательно смотрела по сторонам, пока студенты писали срезовую работу. Она прикрыла глаза буквально на секунду, а образ Торина в несколько миллисекунд появился перед глазами. Дима Торин был грубым, прямолинейным и невероятно сексуальным мужчиной. Взгляд его голубых глаз завораживал, напрягал и немного приводил в бешенство. Он был первоклассным деканом, который следил за дисциплиной преподавателей на своем факультете. В свои неполные тридцать он достиг высокого положения, и это никак не связано со связями или верхами. Он упрямо заявлял, что его научные труды были оценены по всей строгости и справедливости оценивания, хотя он подавал на пересмотр. Апелляционная работа заняла достаточно много времени, и Дима упорно доказывал, что его работа великолепно написана. Судьи с натягом оценили его работу, как «великолепие» науки, но согласились, что слегка недооценена. Дима кривил губы и недовольно выражался, что изначально можно справедливо оценивать защищающегося человека, а не после того, как он подал апелляцию и повторно защитил. На прошлой неделе, когда Алина пришла в университете в короткой джинсовой юбке и большой рубашке, не услышала со стороны тираничного декана ни одного плохого комментария и, наверное, это было не единственным удивлением в тот день. Вторым, произошедшим неожиданным событием стало то, что Дмитрий Андреевич собрал оперативное совещание и устроил полный разнос. Он отчитал каждого преподавателя гуманитарного направления и сказал, что допущение ошибок не свойственно педагогам, которые работают в данной сфере не первый, не второй и даже не пятый года. Все сидели с красными ушами и опущенными глазами. Только у бессовестной Лебедевой текло меж ног так, словно она была девственницей, которая безумно хотела секса. И когда началось это наваждение, которое стало, грубо говоря, ее же смертью, она не поняла. Из-за ненависти, которую она испытывала к этому человеку, Алина совсем забылась и начала смотреть на Дмитрия Андреевича с маленькой ненавистной страстью, представляя, как душит его или… Кто-то громко кашлянул возле ее стола, за которым она сидела и мечтательно хлопала глазками, представляя разврат с деканом. Ее рука, на которую она склонила голову, тут же упала на стол, больно стукнувшись о твердый стол, а голова резко поднялась. Глаза схлестнулись с голубой волной осуждения. Глаза Алины тут же устремились на высокую и статную фигуру декана. Аудитория была пустой, а на столе лежала стопка с листами. Черт, она не заметила, как закончилась пара. Она резко выпрямилась на неудобном стуле, сильнее сжала бедра и внимательно посмотрела на Диму, который продолжал стоять перед ней, засунув руки в карманы. Он был недоволен и… зол. — Алина, ты, кажется, немного забылась, нет? Пара закончилась десять минут назад, но это еще ничего. Твои студенты начали разгуливать по коридору за пятнадцать минут до конца занятия. Как это понимать? Мы, вроде, обсуждали, что отпускать студентов в полном составе не рекомендуется. Сейчас ходит проверка, и мы не хотим подводить ректора и статус университета, поэтому полноценное посещение от начала до конца занятий — это строжайшее правило, введенное на две недели вперед. На период, пока по университету разгуливает проверка и может войти в любую аудиторию, чтобы проверить посещаемость. Также, помимо того, что ты не заметила, как ушли твои подопечные, ты сидела и просто пялилась перед собой, не замечая меня, декана факультета, который, между прочим, является твоим начальником. А если бы это был ректор, а не я? Думаю, что ты бы уже к чертям вылетела из учебного заведения с плохой характеристикой, а также твоя аспирантская деятельность мгновенно бы прекратилась. Лебедева, в чем твоя проблема, почему ты так халатно себя повела? Тем более, ты отпустила курс, который только начал учиться. У них впереди курсовая работа по твоему направлению, а ты просто берешь и отпускаешь их? Столь грубое нарушение должно будет иметь свое наказание. Конечно, я бы очень хотел, чтобы до ректора или проректора это не дошло, но ты же понимаешь, что оставлять это так нельзя? Его голубые, слегка наглые глазенки смотрели на аспирантку с вожделением и желанием проучить ее, но она сидела и бестолково хлопала своими накрашенными ресницами. Ее взгляд походил на котенка, который провинился и не знал, как загладить вину, потому что у него лапки. Алина прочистила горло, опустила голову и слегка качнула ей из стороны в сторону, начиная медленно и тихо говорить. — Дмитрий Андреевич, я просто немного плохо себя чувствую. Она и вправду себя чувствовала не на все сто, как обычно. Дима скользнул взглядом по ее лицу, пытаясь понять врала девушка или нет. Слегка покрасневшие щеки и уши девушки говорили о том, что ей либо душно, либо жарко, либо еще что-то, но что именно — это было следующим вопросом. Она встала из-за стола, оперлась на него бедром и сложила руки под грудью. — Я отпустила студентов, потому что у них было последнее занятие на сегодня, а также они писали срезовую работу, поэтому держать и давать новый материал я не видела смысла. И вообще, я не раз замечала, что ты, — она выделила это местоимение, показав, что они с Дмитрием Андреевичем находились на равных,— отпускал своих ребят. И, по-моему, таких слов до ректора не дошло. И, в принципе, это правило распространяется на тебя, как на преподавателя. И неважно: декан ты или нет. Ты преподаватель и работаешь на тех же условиях, что и все остальные в этом университете. Решил запугать меня? Не получится. Думаешь, что я боюсь потерять тут место? Нет, я могу найти в разы лучше коллектив, особенно, где начальник не будет докапываться только до меня. А даже если и будет, то только по поводу учебного процесса, а не то, почему я надела это или это. Она внимательно посмотрела на Диму, который стоял, немного удивленный оттого, что это действительно происходит. Он провел рукой по задней стороне шеи и глянул на Алину еще раз. — Если вам больше нечего сказать, то не отвлекайте меня от работы, потому что мне только что сделали замечание, что я сижу и витаю в облаках, хотя это не так. — Алина, твои оправдания… — Нет никаких оправданий. Перестаньте ко мне лезть, Дмитрий Андреевич. Вы слишком придирчивы к моей персоне. Я, черт подери, устала. Понимаете? Устала от ваших реплик в мою сторону. Причем, прошу заметить, необоснованных! То, как я одеваюсь, крашусь и преподаю — вас не касается, потому что главный мой начальник — это ректор, и он полностью согласен с тем, как я преподаю. Значит и вы, Дмитрий Андреевич, должны быть довольны. Я… просто… ненавижу. Ненавижу, — последнее слово было сказано шепотом. Громким, но шепотом. Дима сделал несколько шагов вперед, становясь напротив Алины, которая повернулась к нему лицом, опираясь задницей на стол. Между ними было расстояние не больше метра, и Торин вдохнул немного воздуха, чувствуя сладкий аромат духов Алины, которые уже начали действовать ему на нервы. Первые несколько недель, когда Алина решила показать некоторым людям, что ее небольшое внешнее изменение началось, она сменила духи. Приторный вкус сменился на более свежий, хотя сладкие нотки остались. Через несколько недель, когда этот запах был буквально повсюду, Дима возненавидел себя за то, что тогда наговорил ей по поводу внешнего вида и прочего, что вырывалось из его грязного рта. Запах духов был повсюду, где был Торин. На занятиях, в кабинете, на совещаниях. Даже там, где не было Алины, чертов аромат духов был. Диму это злило и выводило из себя. Он был готов вновь сказать ей про духи, как Алина решила вновь их сменить. Несколько раз в неделю она приходила с одним запахом, по каким-то дням с другим. А в другие дни — Дима надеялся — что они просто не пересекались, и ему казалась Алина в коридорах или где-то еще. Алина на секунду опустила глаза вниз, пробегаясь по фигуре декана и чуть ли не застонала в голос. Ее язык самовольно пробежался по нижней губе, когда глаза «возвращались» к голубым глазам. И, естественно, данное движение, оставившее мокрый след на полной губе аспирантки, не остался незамеченным Димой, который почти поперхнулся слюной. Алина помнила, как сегодня ночью ей приснился достаточно влажно-страстный сон с участием привлекательного, сексуального и невероятного Дмитрия Торина, который не очень-то и нежно трахнул Алину. На протяжении недели, когда Алина впервые проснулась оттого, что ей приснился декан факультета, она почти забыла, как дышать. С того момента в ее мыслях не совсем правильные и… педагогичные мысли. Чтобы не идти на работу неудовлетворенной, она аккуратно мастурбировала либо пальчиками, либо баловалась в душе, но эффекта полного насыщения не было, и это ее расстраивало. Временное снятие напряжения и пульсация меж ног утихала, но через некоторое время начиналась вновь. И это раздражало не меньше, чем сам объект вожделения, возбуждения и хотения. Алина прекрасно понимала, что ее порнушные сны, которые ей стали сниться достаточно часто, влияли на нее по-особенному. Она стала чаще заглядываться на Дмитрия, пропускать его вопросы, просьбы и слова мимо ушей. Лебедева бесстыдно пару-тройку раз пялилась на его пах и представляла, какой у декана член. Ненависть, слепо заполонившая ее глаза и разум, медленно перетекала в другое, и Алина вряд ли могла бы сообразить, когда от раздражения и разочарования она пришла к тому, что становилась влажной и рассеянной из-за мыслей, представлений и снов. Лебедева чувствовала себя отвратительно неправильно, хотя ничего запретного не было. Иметь любые отношения на работе — вот что было неправильно. Она не собиралась подвергать себя ошибке, за которую может расплатиться работой, доверием и еще более важными вещами, которые были у нее на плечах. Да и первой причиной, почему стоит забыть о декане было то, что он испытывал всепоглощающую ненависть и раздражение к Алине. Она чувствовала, как он был зол и недоволен. Понимала, что буквально выпотрошит из нее всю душу, чтобы остаться на вершине своей власти. Да, Торин был властолюбивым. Он обожал управлять людьми, подчинять и ломать их личности, подстраивая под себя. И он с завидным успехом поломал Алину, начиная с внешнего вида и заканчивая тем, что ловит ее на рабочем месте в прострации своих мысленных полетов на другую планету. Дима сделал маленький шаг вперед, буквально заставив девушку вжаться в твердую столешницу задницей, чтобы сохранить дистанцию. Он слегка наклонился вперед, не доставая рук из карманов и оскалился, заметив, как ее взгляд начал метаться, а губы пересохли, отчего аспирантка пробежалась языком по губам. Торин чуть не замычал, следя за этим коротким движением. — Алина Александровна, я не думаю, что и вам, и мне нужны проблемы. Надеюсь, что впредь вы будете гораздо… лучше относиться к своей работе, чтобы не получать выговоров. Дима опустил глаза вниз, на тот самый разрез юбки, который почему-то был на ноге, а не сзади, как и у всех стандартных юбок-карандашей. Юбка слегка задралась, да и этот сраный разрез, который открыл вид не на капроновые колготки, а на чулки с кружевной резинкой, плотно обтягивающие бедро. Торин вскинул брови и быстро посмотрел на Алину, которая потянула руки к ноге, стараясь скрыть маленькое недоразумение. Торин оказался быстрее. Дима откинул ее руки в стороны, подхватил аспирантку под бедра и усадил на стол, поверх разбросанных листочков. Алина рвано выдохнула, когда почувствовала, как грубые мужские руки сжимают ее бедра, а мужчина делает шаг вперед. Чужие руки разводят ноги в стороны, и он делает последний маленький шаг, чтобы встать настолько близко, что можно потерять голову. Лебедева положила руки позади себя, откинула волосы назад и посмотрела в голубые глаза, светящиеся настолько ярко, что их можно было бы счесть за звезду, которая мерцает на ночном небе. Дима провел пальцами по повязке чулок, которая должна быть скрыта от глаз, сжал челюсти и опустил голову вниз. Его ломало, и это было неправильно. Он начал чувствовать это чертово наваждение давно, когда Алина Лебедева ходила в своих старомодных свитерах и штанах, не сверкая своей фигурой в стенах университета. Она закалывала волосы, а не распускала, как делали это многие. Не вешалась на молоденького декана. Не пыталась попасть в список его друзей или узнать что-нибудь из личной жизни. Ей было плевать на него, и это заинтересовало Диму, но только до тех пор, пока он не увидел, что аспирантка начала меняться. Его интерес угас, потому что она ломалась и подстраивалась под его давлением. Она была куклой, и ему становилось скучно за этим наблюдать, но все же его запал, появившейся из ниоткуда, не пропал до конца. Когда Алина решила показать свои ноготки и начала отвечать грубостью на его не очень-то и вежливые фразы, он понял, что она та еще сучка, которая может показать себя, но просто не делает этого. Раскрыть потенциал и внутреннюю нимфу этой дамы становилось целью, к которой Дима медленно, но верно шел. Когда он увидел, в каком платье пришла Алина, он захотел нагнуть ее немедленно, потому что просто нельзя быть такой соблазнительной в простой тряпке темно-зеленого цвета. Но ткань облегала ее потрясающую фигуру настолько, что в паху становилось больно. Эрекция, появившаяся за несколько секунд, никуда не делась в течение дня, и это стало проблемой, потому что весь день он проходил, засунув руки в карманы, да и вовремя занятий старался сидеть. Воспоминания ярким пятном остановились перед его глазами. Бедра и задница обтянутые ненужной тряпкой смотрелись так жгуче и страстно, что становилось горячо и нервно. Галстук неприятно стягивал шею, и Торин ослабил его, а потом и вовсе снял, да и расстегнул пару пуговиц. Открыл окна в аудитории и выгнал всех на пятиминутный перерыв, чтобы проветрить кабинет, хотя было не жарко. Ему было дурно. В буквальном смысле. Не в переносном значении, а в самом прямом, что ни на есть смысле. Дурно оттого, насколько опьяняла мысль, что Алина может вытворять в постели. Дима не раз грезил о том, чтобы овладеть ее великолепным телом. Но все было за пределом разумного и дозволенного. Он прекрасно понимал, что связь, которая может получиться между ними, не светила ровным счетом ничем хорошим и светлым. Он не хотел терять должность, которую получил благодаря своим знаниям и навыкам. Он не хотел подставлять Алину, когда она была еще аспиранткой, но с успешным будущим, если не будет терять голову. Не будет терять голову, как потерял Дима. Хотя откуда ему было знать, что Лебедева действительно потеряла голову от него? Она теряла дар речи, когда видела его в коридоре, засматривалась и старательно анализировала каждое движение, находя хотя бы в нем один изъян, чтобы он ей разонравился, и она поняла, что он тупой засранец. Да, она считала его засранцем, но не тупым, а наоборот — смышленым. Дима наклонился вперед, почти соприкасаясь носом с Алиной, которая положила руки на его предплечья. Во рту Лебедевой резко образовалась пустыня, ладошки вспотели, а по спине пробежали мурашки. Она чувствовала себя так, словно ей было пятнадцать, и это был ее первый поцелуй с молодым человеком. Алина прикрыла глаза, подалась вперед немного, буквально сталкиваясь губами о чужие, чуть пухлые и слегка шершавые. Обветренные. Алина рвано выдохнула, почувствовала, как рот Дмитрия Андреевича прижался к ее уголку губ, и она сдержанно дожидалась, пока декан прикоснется к ней. Дима положил руку на ее шею, слегка повернул и впился в ее пухлые и приоткрытые губы грубым, несдержанным и страстным поцелуем. Аспирантка шумно выдохнула в его рот, обхватила тонкими пальчиками его шею, потянула на себя в попытке прижать, почувствовать рельефность, упругость и силу мужского тела. Не совсем нежный поцелуй выливался во что-то невероятно ненавистное. Дима схватил Алину за волосы, потянул назад. Прильнул губами к ее нежной коже на шее, вдыхая аромат духов. Попадая в плен безумного запаха, Дима слабо укусил и потянул кожу, не оставляя следов. Алина выдохнула шумно, почти простонала. Ее трусики давным-давно стали влажными, промежность ныла и требовала своего, но Лебедева не могла так просто взять и сдаться. Показать то, какой она оказалась слабой… Алина замечала недвусмысленные взгляды студенток, тихие перешептывания, когда мимо них шел Дмитрий Андреевич. Они думали, что это незаметно или не так попадается в глаза, но Лебедева смотрела на каждую и с разочарование думала о том, что в сравнении с ними — она однообразная, скучная и совсем неинтересная аспирантка, которая останется со своими грязными мыслями навсегда, не став их озвучивать или осуществлять. Сейчас, когда губы Торина плавно скользили по ее скуле, а руки то и дело сжимали бедра, она была уверена в том, что их интерес был взаимен. По крайне мере, когда Алина провела рукой по телу декана, натыкаясь на пах, ее глазки сами расширились оттого, насколько твердым и большим был член Димы. Ее проворная ручка накрыла пах, Алина мгновенно почувствовала, как Дима остановился возле ее уха и не посмел двинуться дальше. Его губы оторвались от манящей шеи на секунду-вторую, чтобы опустить глаза и подтвердить то, что ему могло показаться. Рука Лебедевой лежала на его пахе, слегка сжимала. Пальчики массировали пульсирующий член сквозь неплотную материю клетчатых брюк. Алина обожала эти брюки. Она нагло водила рукой, сжимала и массировала, чувствуя кожей, как участилось дыхание Димы. Он слегка поднял голову, обхватил рукой шею Алины и нежно поцеловал ее. Алина прикусила его нижнюю губу, причмокнула и сладко оттянула, улыбаясь. Дима придушил девушку, начиная яростно сплетаться с ней языками. Она тяжело дышала, слегка постанывала ему в рот, наслаждаясь тем, насколько близко он был к ней. Одна его рука, которая до этого момента покоилась на ноге, скользнула меж бедер. Пальцы уткнулись во влажность, и Дима, не церемонясь, заставил девушку обхватить его ногами, чтобы удобнее было осуществить свои грязные мысли. Его рука отодвинула кружево в сторону, и пальцы коснулись влажных складочек. Почти громкий стон, заглушенный вовремя губами Торина, вырвался из груди аспирантки. Опираясь на одну руку, она откинула голову в сторону, пока пальцы кружили по ее клитору, пробегаясь по складочкам и дразня дырочку. Сладкую, манящую дырочку, которая ныла от желания и потребности. Дима не стал входить пальцами в девушку, а предпочел поиграться с ее клитором. Одна его рука умело крутилась меж ног, губы целовали губы девушки, которая в ответ касалась его сквозь материю. Она только потянулась к ширинке, чтобы расстегнуть ее, как декан предпочел опуститься на колени, раскрыв ее бедра настолько широко, насколько позволяла юбка и насколько было удобно самой девушке. Алина прикусила губу, зарываясь рукой в мягкие волосы декана. Его язык коснулся ее чувствительного клитора, начиная надавливать и кружить вокруг него. Дима сосал, причмокивая влажные складочки. Он думал про себя, что Алина идеальна на вкус. Аккуратный бутон розоватого цвета вызывал в нем дрожь и желание. Член болезненно упирался в ширинку, но довести Алину до оргазма ему хотелось сильнее, чем самому кончить. Ее рука не особо нежно то оттягивала, то притягивала обратно. Когда язык Димы нырнул в ее сладкую дырочку, она особо сильно застонала, а потом замычала. Торин подумал, что ей придется чем-то закрыть рот. Он умело трахал языком ее, доводя до предельного предела. Ноги девушки затряслись, а рука сильнее сжала волосы, притягивая. Пока Дима крутил языком вокруг дырочки, ныряя в нее, пальцы крутились возле клитора. Алина тихонько вскрикнула, по телу девушки прошлась волна дрожи, уходя в пальцы ног. Она зажмурилась и вцепилась в его плечи, чувствуя, как оргазм прошибает сквозь тело. Когда Дима поднялся, она сидела с закрытыми глазами и понимала, что, если встанет со стола, то рискует упасть, потому что ноги до сих пор дрожали. Сердце бешено колотилось. Оно хотело выпрыгнуть из грудной клетки. Влажные губы Димы коснулись губ Алины. Их языки нежно, больше лениво сплетались в танце, пока руки Димы поправляли кружевные трусики, чулки и юбку. Алина обнимала его за шею и понимала, что ей было мало. Она хотела другого, но и это ей очень понравилось. То, как язык декана трахал ее… Невыносимо. Она вновь почувствовала возбуждение, пронзившее ее меткой стрелой прямо в нутро. Они были коллегами. И это должно было остаться секретом. Только их секретом. И ничьим больше.