Он сошёл с ума у стены архива

      Он сорвался.       Он – мать твою за ногу! – сорвался.       Скорее всего его к чертям убьёт Хозяин. Возможно предварительно будет пытать и выкинет его прочь из замка, чтобы Оби больше никогда не появлялся в жизни Шираюки (от осознания, что такой исход событий очень вероятен, у брюнета заныло сердце).       Как можно было так облажаться?       А главное почему он до сих пор продолжает целовать Госпожу?       Её губы мягче королевских подушек на постели Зена – когда-то второй принц Кларинеса метнул в Оби такую, – и Боги, эти губы такие горячие, пленительные.       Девушка почти не дышит. Оби молил, чтобы она хотя бы не заплакала, иначе он умрет прямо на месте.       Она стоит как прямое весеннее деревце, вжимаясь в стену архива, куда заглядывают крайне редко, юноша упирается на руки по двум сторонам от её головы, словно не давая ей сбежать.       Почему она не пытается бежать?       Она в таком глубоком удивлении?       Податливые губы пустили внутрь себя Оби, и он ловил каждый её слабый выдох, понимая, что больше такого шанса не предоставится. Её ровный ряд зубов, обжигающий язык, дрожь тела – это было так прекрасно, что Оби хотелось прижаться к Шираюки максимально близко, чтобы каждой клеткой своего существа чувствовать Госпожу, чувствовать, как она тает в его руках и зарывает пальцы в волосы.       Стоп.       Она зарывает пальцы в его волосы.       В волосы Оби, а не Зена.       Возможно ли эти два года с ним и малышом Рю она... пересмотрела некоторые взгляды?       Оби не верил, но на то, чтобы проверять действительность происходящего не было времени – нужно было срочно положить руки на её спину и выкинуть всю мишуру из головы, наслаждаясь каждым еле слышимым предыханием Госпожи, когда полуоттенок стона попадал ему в рот. Оби был готов поклясться, что какой бы катаклизм сейчас не произошёл, он продолжил стоять, как скала, бессовестно воруя поцелуй за поцелуем у возлюбленной. Её волосы заметно отросли, и кистями рук юноша чувствовал, как скользят по ним кончики огненного водопада её прядей. Он сейчас сойдёт с ума.       – Оби... – прошептала девушка.       – Прошу, Госпожа, ничего не говорите, – умоляющее прервал её Оби, облизывая уголок её губ и вновь припадая к сахарным устам.       Девушка пылала: щёки приобрели лихорадочный румянец, тело бросало в дрожь.       – Я сейчас упаду... – голос девушки срывался.       Оби легко подкинул Шираюки и вжал её в стену своим телом, придерживая её под ноги. Девушка ахнула и, хоть это казалось невозможным, покраснела ещё больше.       – Госпожа, простите мне это. Я больше никогда не позволю себе такой вульгарщины, но сейчас... так надо. Чтобы вы не упали, – юноша часто дышал, не понимая, почему её губы снова одиноки.       – Что же ты делаешь со мной? – Шираюки томно прикрыла глаза, скрывая дымку страсти на них.       Оби снова и снова её целовал и не смел сделать лишнего движения – то, что происходит сейчас и так было потрясающим воображение подарком небес. Нет никакого Хозяина, никаких обязанностей Госпожи – всё это так пусто и не нужно, когда ты держишь на руках аловласое сокровище. Она такая мягкая, такая нежная, как облако на закате. Это такое счастье, что она позволяет к себе прикасаться.       Они потеряли счёт времени, беспрестанно целуясь, словно оголодавшие путники добрались до заветного источника. Шираюки гладила его волосы и сильную шею, не зная, куда деть руки. Оби то глубже и чувственнее целовал, то коротко и поверхностно прикасался к коже любимой женщины губами, шепча о том, что это лучший день в его жизни, и он никогда не был так рад тому, что он живет и дышит на этой земле.       Оби не смел спускаться ниже лица – он и так позволил себе слишком много, – но и такого чудного лица было вполне достаточно. Такого слегка шершавого лба, аккуратных бровей, длинных ресниц, мягкой кожи век, едва курносого маленького носа, красных щёк и до бесконечности нежных губ, к которым он каждый раз возвращался, как первый, жадно целуя девушку.       – Я люблю вас... Госпожа, – так глупо звучали эти очевидные слова.       Её руки остановились беспорядочно трогать спину и сжали плечи юноши.       – Назови меня по имени, Оби.       Он слегка замялся.       – Шираюки, – так непривычно и трепетно приятно звучит её имя из его рта.       – Скажи, что любишь меня и назови по имени, – она сказала это словно в бреду, ни капли не стесняясь. Какое стеснение после этого сумасшествия между ними?       – Я люблю тебя, Шираюки.       – И я тебя, Оби, – переполненная эмоциями девушка заплакала.       У Оби отчего-то защипало глаза.