Festina lente

      — Не против? Строчки уже привычно расплывались перед глазами, от чего ныло в висках и поднимался шум крови в ушах, так что он был даже рад, что его отвлекли. Краем глаза уловив презрительное выражение, возникшее на лице Мальсибера, который в отвращении скривил тонкие, растянутые по щекам губы, будто перед ним по парте ползали черные тараканы, Драко поднял голову, первым делом обратив внимание на вспышку красно-желтого цвета.       — Нет, не против, — спокойно ответил он, отодвинув от себя учебник по Арифмантике. — Гермиона, верно? Гриффиндорка утвердительно кивнула, польщенно улыбнувшись ему, будто была искренне удивлена, что Малфой на самом деле ее вспомнил. Он не придал этому особого значения, хотя, насколько Драко знал, Гермиона Грейнджер была героем только недавно закончившейся магической войны, за что была награждена орденом Мерлина. Ее должны были знать все.       — Как ты себя чувствуешь? — спросила она, выкладывая на парту письменные принадлежности. — Слышала, вчера вечером у тебя был приступ. Драко, который потянулся к своему зеленому атласному галстуку, чтобы ослабить тугой узел, врезающийся ему в шею, потерялся на секунду в произнесенной ей фразе, смотря перед собой на большое прямоугольное окно без штор позади преподавательского стола. Чуть склонив голову влево и одернув воротник, от чего колющая боль в горле, к которой он все никак не мог привыкнуть, немного притупилась, слизеринец вопросительно взглянул на свою новую соседку по парте, притворяющуюся, что увлечена идеальным расположением стеклянной белой чернильницы и толстой тетради на деревянной поцарапанной столешнице.       — Слышала? — спокойно повторил Малфой, взглянув на свои наручные часы.       — Прости, я не хотела лезть не в свое дело, просто…       — Я в порядке, спасибо за беспокойство, — Драко прервал ее, не желая выслушивать причины того, почему Грейнджер интересовалась его состоянием. — Это правда не твое дело. И тот человек, который распространяет обо мне слухи, тоже не должен совать в мою жизнь свой нос. Но ты не виновата, поэтому я лишь прошу тебя оставить эту тему. Гермиона мгновенно закивала головой и перевела разговор в другое русло, спросив Малфоя о том, почему он решил продолжить изучение Арифмантики на восьмом курсе. Драко подхватил эту повседневную студенческую болтовню об учебе, задержавшись взглядом на густых каштановых волосах, часть которых была собрана под красивой заколкой с рубинами на затылке. Школьная одежда гриффиндорки выглядела опрятной и чистой, без всяких излишеств, на лице никакого макияжа, простые туфли на плоской подошве, даже наручных часов не было. Поэтому Малфой предположил, что заколка была подарком, Гермиона не казалась тем человеком, который был увлечен покупкой дорогих аксессуаров или тратой времени на мелкие детали своего образа.       — … надеюсь, новый преподаватель не забудет повторить с нами эту тему, потому что она очень важна для сдачи выпускных экзаменов, — сказала Грейнджер, бросив взгляд на большие стеклянные часы с золотым песком в углу кабинета. Пара началась десять минут назад, но студенты все еще были одни, с вопросом и надеждой в глазах поглядывая на входную дверь. Была пятница, и никто из тех, кто выбрал изучать Арифмантику для сдачи выпускных экзаменов, не хотел ничем заниматься, потому что это был всего лишь третий день учебы. Драко проследил взглядом за однокурсницей со Слизерина, которая потянулась к окну рядом с собой, чтобы приоткрыть деревянную створку и впустить в залитый солнцем кабинет немного свежего воздуха, и безразлично спросил:       — Новый преподаватель?       — Ох, ты же не знаешь… — Гермиона неловко заправила каштановую прядь за ухо. — Раньше у нас преподавала профессор Вектор, но она была серьезно ранена во время войны, поэтому решила оставить Хогвартс и уйти. Кивнув, Драко быстро поднес сжатый кулак ко рту, прикрыв глаза от подступившего к горлу комка, от которого боль усилилась в несколько раз, от чего на языке появился тошнотворный привкус крови. Он с трудом сглотнул вязкую кислую слюну, приложив все силы для того, чтобы сдержать кашель, особенно когда заметил пристальный взгляд Грейнджер сбоку от себя. Ему бы не помешало несколько глотков воды или хотя бы пару минут наедине, чтобы ему не приходилось терпеть любопытство однокурсников, пока его глотку изнутри раздирали острые шипы, от чего, он уже точно знал, не спасали никакие лекарственные зелья.       — Драко? Сжав зубы до хруста в суставах, слизеринец открыл глаза и обернулся на мягкий голос, увидев округлое лицо девушки со своего факультета, которая некоторое время назад открыла окно. Малфой не помнил ее имени, она не представилась ему несколько дней назад, когда первого сентября студенты вернулись в школу чародейства и волшебства для нового учебного года. У нее были длинные волнистые волосы насыщенного шоколадного цвета, прихваченные белым ободком с мелкими перламутровыми жемчужинами. Густо накрашенные черные ресницы и персиковый блеск на губах, который отвлекал на себя все внимание от карих, широко расставленных глаз и пары мелких родинок на носу. Ее мантия аккуратно висела на спинке стула, воздушные рукава рубашки охватывали ее тонкие руки, маленькие ладони лежали на коленях, белые колготки, серьги с лунными камнями, на лице вполне искреннее дружелюбие.       — Ты… Не хочешь пересесть ко мне? Он иронично приподнял левую бровь, ощущая, как приступ боли медленно утихал. Драко не мог говорить из-за спазма в мышцах, поэтому лишь изобразил на лице недоумение, хотя прекрасно знал, почему слизеринка решила предложить ему это. Он заметил, как Мальсибер демонстративно закатил глаза и раздраженно заявил:       — Брось это, Даф.       — Вас что-то не устраивает? Это был какой-то парень с Когтеврана, имя которого он тоже не помнил. С бледными веснушками на впалых щеках и ярко-голубыми глазами, на его пиджаке блестел значок школьного старосты, а на костяшках пальцев были стянутые коричневые шрамы. Малфой быстро взглянул на него, краем глаза отметив, как Гермиона устало вздохнула, посмотрев на обособленно сидящих слизеринцев, как преподаватель на слишком громких младшекурсников. Очевидно, что она не собиралась вступать в конфронтацию с Мальсибером из-за его комментария, ее абсолютно не задевали их слова. Драко с уважением отнесся к ее спокойной позиции, в отличие от Генри, который мгновенно ощетинился после фразы когтевранца и остался сидеть на своем месте только из-за находящегося рядом с ним Забини, который с легкой улыбкой произнес:       — Нет, Голдстейн. Нет нужды быть таким подозрительным, мы просто пытаемся быть дружелюбными.       — Предлагая одному из своих отсесть от кого-то с другого факультета? — громко спросил другой когтевранец, прищурив карие глаза. Дафна выглядела сбитой с толку, сжав маленькие плечи и опустив вниз подбородок, будто жалела о том, что вообще предложила это. Малфой окинул ее быстрым взглядом, заинтересованный, зачем именно она спросила у него, не хочет ли он сесть с ней. Драко знал, что слизеринцы придерживались друг друга, предпочитая группироваться со студентами своего факультета, а уж тем более держаться подальше от ребят с Гриффиндора. И в частности от героини второй магической войны. Но Малфой сам старался не группироваться ни с кем, потому что буквально не знал никого, кроме Панси и Блейза, которые были с ним последние два месяца.       — Мы просто заботимся о нашей дорогой мисс Грейнджер, — наигранно воскликнул Забини. — Малфой может быть довольно неприятным человеком.       — Спасибо большое, — хрипло ответил Драко, отодвинув манжет рукава, чтобы посмотреть на часы. — Уверен, Гермиона оценила вашу заботу. Он предпочел проигнорировать то, что взгляды всех студентов в кабинете были устремлены на него. Голос подвел его, слова прозвучали так надтреснуто и вяло, будто у Малфоя была тяжелая простуда. Но о его настоящих болезнях не знали только редкие отшельники, не читающие новостей на первой полосе «Пророка» и безразличные к сплетням, гуляющим по магическому сообществу. Драко понимал это, но все равно не мог позволить себе показать слабость, упустить момент, когда симптомы станут слишком очевидными для окружающих, поэтому, забрав свой учебник, поднялся из-за парты, почти не обратив внимания на слабость в ногах.       — Ты куда? — спросил Генри.       — Прошло пятнадцать минут, — легко ответил Драко, отметив, что его голос стал звучать лучше. — Я не собираюсь ждать преподавателя все занятие. И, не дождавшись реакции на свой самовольный уход, он направился к выходу из солнечного кабинета на одном из высоких этажей замка, слыша за спиной поднявшийся шепот и скрип отодвигаемых стульев. Малфой едва успел свернуть за угол в маленький коридор, где был проход к туалетами для студентов, как у него в легких за секунду закончился весь воздух, а из уголка губ на подбородок стекла капля крови. Гермиона, которая последняя покинула кабинет Арифмантики, когда преподаватель так и не появился, нашла на полу несколько затоптанных лепестков роз.

***

      — Если бы я вернулся в Хогвартс на несколько дней позже начала семестра, МакГонагалл содрала бы с меня кожу заживо. А я слишком красив, чтобы умирать молодым.       — Блейз, ради Мерлина, заткнись. Забини цокнул языком, покачав головой и вернувшись к своему стейку из говядины, отведя широкие плечи назад и высоко держа голову. Драко отвлекся от лежащего перед ним на столе учебника по Зельеварению, повернувшись к взволнованной Паркинсон, которая пыталась что-то рассмотреть за столом Гриффиндора, вытянув тонкую шею. Слизеринка прикусила красные губы, сжимая в пальцах серебряные столовые приборы, но полностью игнорируя теплый овощной салат на тарелке перед ней. Ему не было интересно, что вызвало у Панси такое любопытство за его спиной, раз она так пристально следила за студентами в красно-золотых галстуках, поэтому он опустил взгляд обратно на желтоватые страницы, чувствуя, как у него болела шея от неудобного положения.       — Это же Поттер, — беззлобно фыркнул Мальсибер. — Естественно, ему это сойдет с рук. Конец его фразы потонул в громком каркающем кашле, который внезапно вырвался из горла Малфоя, едва не выплюнувшего на свою пустую тарелку всю ту желчь, которая разъедала его внутренности. Он мгновенно прикрыл рот ладонью, потянувшись к высокому кубку, без его просьбы наполнившемуся водой, и сделал несколько судорожных больших глотков, крепко зажмурив глаза, в которых от боли собрались непрошенные постыдные слезы. Малфой чувствовал крепкую ладонь Блейза на своем плече и слышал беспокойный голос Панси, пока остальные звуки Большого зала сливались для него в один сплошной серый фон, заглушаемый звоном собственного хрипа из разодранного горла. Глубоко вдохнув через нос, слизеринец проглотил всю воду, а вместе с ней лепестки, мягкость которых он мог ощущать на корне языка, и медленно выдохнул, пытаясь отстраниться от пульсирующей боли в легких.       — Друг, все в порядке? — донесся до него голос Блейза. Драко был уверен, что его глаза покраснели от выступивших болезненных слез, а его кашель слышал каждый, кто присутствовал на ужине, но ему хватило гордости открыть глаза и выпрямить спину, отставив обратно на стол пустой кубок. Он кивнул Забини, взяв в руку хлопковую тонкую салфетку, теряясь в звенящей тишине вокруг него, где каждый чужой вздох звучал как удар колокола. Промокнув уголки губ, Малфой поднял голову, тяжело взглянув на сидящую перед ним Панси, в глазах которой было столько волнения, что это почти заставило его улыбнуться. Но, кажется, ей хватило и этого, чтобы убедиться, что он в порядке, поэтому слизеринка вернулась к ужину, будто ничего не случилось.       — Что ты говорила, Дафна? — быстро спросил Нотт, отвлекая студентов, сидящих неподалеку от Малфоя от того, что только что случилось.       — Я? Ах да… Ее фамилия была Гринграсс, как Драко узнал сегодня после неудавшейся пары по Арифмантике. Дафна извинилась перед ним за то, что не подошла раньше, чтобы представиться, и рассказала, что они были давними знакомыми и что он часто помогал ей с домашней работой по Зельям. Она бросила нервный взгляд на непроницаемое лицо Малфоя и продолжила говорить о том, как провела конец лета вместе со своей младшей сестрой в загородном доме на юге Шотландии. Драко абстрагировался от ее колокольного звонкого голоса, скользя взглядом по темным строчкам учебника, но не в состоянии понять ни слова. Боль размеренно дрейфовала в его теле, не собираясь никуда исчезать, а кубок снова был полон воды, будто магия школы знала, как она была необходима ему в тот момент. Осушив еще один бокал, Драко закрыл книгу, сунув ее в сумку и, бросив вопросительный взгляд на Блейза и Панси, поднялся со скамьи, тем самым сосредоточив на себе еще больше чужого внимания. Друзья молча встали из-за стола, оставив свой ужин, и, высоко вскинув подбородки, направились за ним к массивным темным дверям, не оборачиваясь на шепот за спиной. Драко лишь на секунду встретился с ярко-зелеными глазами, которые пристально следили за ним из-за гриффиндорского стола, но, почувствовав, как его грудь снова сдавило спазмом, он ускорил шаг, желая поскорее оказаться в Подземельях.

***

После окончания войны Драко Малфой два месяца пролежал в коме в изолированной и круглосуточно охраняемой палате в больнице Святого Мунго, почти не подавая признаков жизни. Целители боролись за него каждый день, но единственным ответом на все их старания были окровавленные цветочные лепестки на белом одеяле. Авроры, которые должны были постоянно сдавать отчеты в Министерство о состоянии Пожирателя смерти, еще не представшего перед судом, лишь разводили руками и уклончиво отвечали, что шанс затащить Малфоя-младшего за решетку Азкабана был крайне мал. Они просто не верили, что он проснется. Но Драко очнулся одним июльским днем совсем рано утром. Приступ адского кашля, где он вместе с цветами отхаркивал кровь и все те сильнодействующие зелья, что целители в него вливали неделями, поверг его в такой шок, что он молча смотрел на расползающуюся по полу темно-красную лужу с обрывками лепестков, почти не дыша. Прибежавшие на шум авроры и дежурившая медсестра сразу наколдовали несколько Патронусов, один из которых полетел к главному целителю больницы, а другие — в Министерство Магии. Малфой практически ничего не помнил о своей жизни. Он знал свое имя, знал, что он волшебник, помнил все, даже самые сложные заклинания, мог наизусть рассказать рецепт практически любого зелья, которые изучаются в школьной программе Хогвартса, но в остальном все было так глухо, что колдомедикам приходилось с криками отгонять от его палаты взмыленных министерских работников, требующих доставить Драко на допрос в Визенгамот как можно скорее. Никто из них не верил в его амнезию. Это был слишком удобный вариант для молодого Пожирателя смерти, который в прошедшей войне потерял всю свою семью и в последний момент переметнулся на сторону победителей. Была собрана специальная комиссия из узкого круга волшебников, которая взялась разобраться в деле Малфоя. В нее входили Кингсли Бруствер, трое авроров и лечащий колдомедик Драко. После того, как слизеринцу было разрешено покинуть больницу Святого Мунго, его посадили под домашний арест в мэноре, который уже прошел тщательную проверку на все следы темной магии. Когда Драко вышел из камина в малом кабинете на втором этаже в сопровождении аврора Роуса, то не почувствовал ничего, кроме желания привести дом в порядок. Большая часть поместья была разгромлена в результате нескольких жестоких рейдов, а западное крыло пострадало от непонятно как начавшегося пожара. Вся каминная сеть была закрыта, территория находилась под антиаппарационными чарами, несколько раз в день появлялись авроры с проверками и у Малфоя даже не было волшебной палочки. Но он стойко снес долгую и наигранно устрашающую речь Роуса, который перечислил, что ему можно было делать, а что нельзя, и на вопрос о том, нужно ли Драко что-нибудь, он лишь спросил, где все домовики. Следующую неделю до первого заседания в суде Малфой приводил восточную часть второго этажа в порядок, вычищая спальни и кабинеты от мусора, пыли и следов чужой магии, на которые ревностно реагировала защита поместья. Эльфы выполняли все его поручения, но все еще предпочитали держаться подальше, начиная трястись от страха каждый раз, когда новый полноправный хозяин мэнора звал их к себе. Кингсли явился к нему в солнечное утро среды, когда Драко, распорядившись снять все шторы для стирки и вычистить ковры, решился взяться за разбор семейной библиотеки. Бруствер был вежлив и искренне заинтересован в том, как идут дела поместья после возвращения Драко, поэтому ему показалось, что министерский работник вовсе не намерен заключить его под стражу на пару десятков лет. За эту неделю в стенах родного дома у него не случилось ни одного приступа, тогда как в своей личной палате в больнице он почти постоянно чувствовал привкус розового сока во рту. И следующий раз, когда сильный кашель привел к тому, что Драко почти не мог нормально дышать, произошел как раз на первом собрании. Авроры, которые изъяли его волшебную палочку для проверки, в один голос заявили, что Малфой не только не применял никаких запретных заклинаний, но вообще не пользовался ею последние несколько месяцев. Роус, передав Кингсли опечатанный деревянный футляр, с некой досадой в голосе ответил, что палочка подчинялась Гарри Поттеру. Драко поперхнулся маленьким белым бутоном садовой розы, который полз вверх по его горлу, оставляя за собой кровавые порезы от шипов. Целитель Фаул помог Драко справиться с приступом и отметил, что у слизеринца не было с собой волшебной палочки, когда он в бессознательном состоянии поступил в Мунго. Роус подтвердил это, сказав, что ее аврорату предоставил сам Поттер, который узнал, что они начали заниматься делом Малфоя. И теперь перед ним на парте были ровно семь окровавленных лепестков нежно-белых роз, а на лице медленно расползлась лишь сардоническая усмешка. Он понятия не имел, о ком так сильно тосковало его тело, что извергало из себя цветы в немом крике отчаяния о возлюбленном. Драко безразлично вытащил волшебную палочку из левого рукава мантии и одним взмахом очистил старую светлую столешницу от роз и пятен крови. Быстро осмотревшись вокруг, чтобы поймать взгляды любопытных студентов, преследующих его чуть ли не на каждом шагу, и убедившись, что в этом уголке библиотеки он был один, слизеринец отодвинул стул, чтобы найти недостающие учебники.       — Все хорошо? Ну конечно. В этом замке почти не было места, где можно было побыть одному наедине со своими мыслями. Даже в собственной спальне ему приходилось справляться с Панси, которая не могла оставить его без своего присмотра даже на пять минут. Ему удалось сбежать от нее этим вечером, потому что Теодор согласился помочь однокурсникам с Трансфигурацией, а Драко воспользовался шансом и скрылся за каменным проходом в гостиную Слизерина до того, как подруга заметила его отсутствие. Смирившись с тем, что кто-то снова увидел его приступ, Малфой обернулся, снова закашлявшись. В паре шагов от него стоял Поттер, держа в руке учебник по углубленному курсу Зельеварения. На нем была только белая рубашка с закатанными до локтей рукавами, без мантии, немного криво завязанный гриффиндорский галстук, старая черная сумка на плече. Круглые очки, растрепанная темная челка, обеспокоенный зеленый взгляд. Драко растерянно выпрямился, надеясь на то, что на его губах не было следов крови, и кивнул в ответ.       — Прости, что увидел это, — тихо сказал Гарри. Малфой приподнял уголки губ, бросив на героя благодарный взгляд. Ему было некомфортно от того, что все были в курсе его диагноза, но в то же время он понимал, что по-другому нельзя было поступить. Его оправдали и не отправили в Азкабан, и общественности нужны были ответы, почему Министерство так поступило. Драко был Пожирателем, его обвиняли по нескольким статьям, он не пытался защитить себя, потому что даже не знал, в чем был виноват, и в итоге Кингсли решил отпустить его. И главными основаниями для этого были не только сведения очевидцев, заявивших, что Малфой-младший предал Волан-де-Морта и сражался с Пожирателями смерти на стороне Ордена Феникса, но и подтвержденная несколькими колдомедиками амнезия, из-за которой слизеринец даже не помнил, что была какая-то война.       — Спасибо.       — Гарри Поттер, — гриффиндорец протянул ему смуглую ладонь.       — Драко Малфой. Они пожали друг другу руки. Гарри был одним из тех редких людей, которые представлялись ему, зная, что слизеринец абсолютно их не помнил. Обычно волшебники просто подходили к нему и сразу начинали говорить об интересующих их делах, а потом смущались и краснели от того, что Малфой холодно просил их назвать свое имя, чтобы ему не приходилось говорить с незнакомцами. Ему все еще было трудно запомнить всех, но он старался, чтобы не ставить людей в неловкое положение. И с каждым днем его все больше раздражало, что практически никто не относился к нему с таким же уважением, хотя статьи о его амнезии выходили до сих пор, в то время как целители Мунго обьявили об этом еще в июле. Слизеринец вопросительно взглянул на внезапно появившуюся на лице Поттера задумчивую улыбку и мягко высвободил ладонь из его теплых пальцев.       — Я просто рад, что ты не помнишь всего плохого, что было между нами, — ответил Гарри и наклонился в сторону, смотря на его стол. — Я могу присоединиться?       — Если не будешь мешать, — отозвался Малфой, обойдя его, чтобы найти нужную книгу. Гриффиндорец послал ему игривую улыбку, которая не обещала ему абсолютно ничего хорошего, и бросил свою сумку на пол под столом. Завернув за один из высоких книжных стеллажей, Драко прикрыл глаза, пытаясь справиться с тошнотой от ощущения роз на языке. Ему был слишком знаком этот вкус не только за прошедшие несколько месяцев, когда он давился цветами от своей болезни. Панси рассказала ему, что розы являются символом рода Малфоев, и он собственными глазами видел богатые пышные клумбы красных кустов на заднем дворе поместья. И в первое утро дома после пребывания в Мунго один из эльфов приготовил ему на завтрак рисовый пудинг с добавлением розового масла. Запуганный домовик прятался под подоконником в большой столовой, пока Драко пытался не выблевать свой желудок на лакированный паркет. Глубоко вздохнув и собравшись с мыслями, Малфой бросил взгляд на металлическую табличку шкафа, которая гласила «Магические существа. Класс: С», и направился к секции лекарственных растений. Слизнорт задал восьмому курсу разобрать основные зелья, которые использовались для лечения Драконьей оспы, о чем даже в их расширенном учебнике почти не было никакой информации. Краем глаза он заметил Грейнджер в компании рыжей девушки с седьмого курса Гриффиндора и блондинки с седьмого курса Когтеврана, которая приветливо улыбнулась ему и тут же вернула свое внимание к объяснению им теории по Заклинаниям. Кивнув ей и свернув в коридор из высоких стеллажей, Драко столкнулся Голдстейном, который тоже искал книги для задания по Зельям. Когтевранец не заметил его, хмурясь над стопкой толстых талмудов в его руках. Малфой увидел нужную ему энциклопедию растений, которых, как он узнал у мадам Пинс, было всего два экземпляра в Хогвартсе, и тихо произнес:       — Тебе нужен «Расширенный сборник лекарственных трав Востока» Баджа. Энтони поднял на него расплывчатый уставший взгляд, слишком ему знакомый. Прошло всего три дня с начала учебы, была пятница, а все восьмикурсники уже выглядели такими выжатыми, словно был конец семестра. Староста посмотрел на книги в своих руках так, будто видел их в первый раз, найдя ту, о которой говорил Драко.       — Ох, спасибо. Я не был уверен, где искать… Я не особо хорош в зельях, — с неловкой улыбкой пробормотал Голдстейн, возвращая на полки ненужные учебники. Слизеринец прищурил глаза, заметив, что он расположил книги в неверном порядке и даже засунул энциклопедию по минералам в секцию растений. Энтони поудобнее перехватил учебник и, еще раз поблагодарив его за помощь, развернулся, чтобы вернуться к своему столу, где он занимался с остальными когтевранцами. Но Малфой остановил его, вежливо спросив:       — Ты не мог бы дать мне эту книгу после? В Хогвартсе есть всего два экземпляра, и, насколько я знаю, вторая книга у кого-то с Хаффлпаффа.       — Да, Ханна взяла ее, — подтвердил Энтони, хотя Драко понятия не имел, кто такая Ханна. — Где мне тебя найти? Книга нужна мне максимум на час.       — Я за столом в той части библиотеки, — ответил слизеринец, кивнув себе за спину. — Вместе с Поттером. Когтевранец коротко вскинул брови, но потом сразу скрыл свое удивление, кивнув и пожелав удачи с домашним заданием. Малфой не хотел задумываться над его реакцией на упоминание знаменитого гриффиндорца, поэтому развернулся на каблуках, прихватив с собой ту книгу по волшебным минералам, чтобы вернуть на место. Поттер что-то быстро писал на большом куске пергамента, низко склонившись над своей работой. На его стороне стола лежал абсолютно новенький учебник по Расширенному курсу Зельеварения для седьмого курса, которым пользовались вернувшиеся восьмикурсники, и старая потрепанная книга авторства Либациуса Бораго, которой они пользовались, когда были шестикурсниками. Сев напротив него и потянувшись к своим конспектам, чтобы набросать план эссе для Слизнорта, он услышал вопрос:       — Ты ничего не нашел?       — Нашел, но сейчас книга у Энтони. Он обещал дать мне ее позже, — отозвался Малфой, раскрыв чернильницу. Поттер понимающе промычал в ответ, проследив взглядом за тем, как слизеринец вытянул из сумки длинное белоснежное перо. Пролистав свои записи с пары Слизнорта, где он дал им основные направления того, как нужно было выполнять свою домашнюю работу, слизеринец пометил все важные пункты, задумавшись, хватит ли ему одной энциклопедии Баджа.       — Эм, Драко? — позвал гриффиндорец. — Ты можешь одолжить мне свои конспекты? Я пропустил первое занятие.       — Да, конечно, — хрипло пробормотал Малфой, сморщившись от вспышки боли в груди. — Бери. Передавая ему тетрадь, он заметил обеспокоенный взгляд Поттера, который пристально вглядывался в его болезненно-бледное лицо с желтоватым оттенком белков глаз. Ему не было смысла заниматься Зельями, пока у него не было на руках книги, которую взял Голдстейн, поэтому Драко решил разобрать теорию по Защите от Темных Искусств для следующего практического занятия.       — Спасибо большое, ты меня очень выручил, — улыбнулся Поттер. — Гермиона отказалась мне помогать, потому что: «Гарри, мы уже на восьмом курсе! Когда ты и Рон научитесь делать домашнюю работу самостоятельно?». Меня буквально бросили на произвол судьбы.       — Драматично, — фыркнул слизеринец. — Пожалуйста, рад помочь. Быстренько прикарманив себе его записи, Поттер тут же принялся внимательно их просматривать, пробормотав что-то про его красивый почерк. Они притихли на некоторое время, работая каждый в своем темпе. Драко читал ЗОТИ, откинувшись на спинку стула, пока гриффиндорец нагло списывал его конспекты. Но вдруг он закашлялся лепестками роз, отбросив от себя книжку, чтобы не испачкать ее кровью, и Гарри тут же подорвался с места, схватив его за плечо. Малфой лишь покачал головой в ответ, хватая ртом воздух. На шум вылезли несколько учеников, которые просто пялились на то, как слизеринец сморщился от раздирающей боли, но прибежала Пинс и разогнала всех, а потом предложила Драко стакан воды.       — Да, большое вам спасибо, — прохрипел он, бросив благодарный взгляд на Поттера и школьного библиотекаря. После пары глотков воды ему стало легче, поэтому он вернулся к своей домашней работе, будто ничего не случилось. Студенты разошлись по своим местам только после предупреждающего темного взгляда Поттера, которым он их окинул. Малфой сдержал ухмылку, раскрывая учебник, и вздрогнул, когда услышал внезапный хруст. Подняв взгляд, он увидел разломанное пополам серое перо и пятна изумрудных чернил на конспекте гриффиндорца.       — Черт… У тебя нет запасного?       — Я начинаю понимать, почему Гермиона не хотела помогать тебе, — протянул Драко. Гарри состроил ему недовольное лицо, сморщив нос, что вызвало у Малфоя улыбку. Слизеринец склонился над своей сумкой на соседнем стуле, чтобы раскрыть боковой карман, но все расплылось перед его глазами. Последнее, что он услышал, был крик Гарри.

***

Он возненавидел свое пробуждение еще до того, как понял, что вообще проснулся. Его трясло от мелких спазмов боли в груди, которые сдавливали легкие, толкая постепенно распускающиеся бутоны роз вверх к горлу. Драко беспомощно сжал зубы, мысленно спрашивая у себя прежнего, чем ему был так важен этот человек, что он влюбился в него настолько сильно и безвозвратно. Целители не могли ничего сделать. Малфой беспомощно бился, пытаясь доказать, что он не помнил даже имени того человека, из-за которого его поразила болезнь Ханахаки, но в ответ получал лишь сочувствующие взгляды и все те же результаты обследований. Цветы также продолжали распускаться в его бронхах и легких, шипы прорастали изнутри, доставляя нестерпимую боль, а тело слабело все больше. Мистер Фаул убедил его лишь в том, что его болезнь протекает не так стремительно, как у других волшебников, которые когда-либо умирали от Ханахаки. Драко на это не обратил никакого внимания, лишь спросив, сколько у него осталось времени. Ответа на свой вопрос он не получил. Крепко зажмурив веки, пытаясь убежать от колючего ощущения подступающих слез, Драко глубоко вдохнул полной грудью теплый воздух, пахнущий ромашкой и спиртом. Проигнорировав новый порыв кашля, который резал его горло изнутри, слизеринец прислушался к спокойной тишине комнаты, пытаясь разобрать хоть что-то помимо звона головной боли в ушах.       — Я думал, это будут красные розы.       — Поттер? Какого… Приоткрыв глаза, Малфой увидел высокие каменные потолки с коваными черными люстрами и серой, потрескавшейся от времени лепниной. В длинном помещении с большими прямоугольными окнами за легким кружевным тюлем в два ряда стояло множество низких коек с белыми полосатыми матрасами и квадратными плоскими подушками. Возле каждой из них была маленькая деревянная тумбочка с дверцей и оловянный звонок на стене. Стеклянные шкафы с множеством банок и флаконов разных размеров, железные ящики с крышками, какие-то блестящие приборы, горшки с цветами на подоконниках, громко тикающие круглые часы у входной двери. Малфой недоуменно осмотрелся, медленно приподнявшись на локтях, вызвав этим еще большую боль в спине.       — Это..?       — Больничное крыло, да, — подтвердил гриффиндорец. — Я принес тебя сюда. Мадам Помфри сказала, что тебе больше ничего не угрожает… Это главная целительница школы. Растерянно кивнув, Драко сел на постели, оглянувшись на тумбочку в надежде найти там кувшин с водой. Гарри, будто предугадав его действия, протянул ему уже наполненный доверху граненый стакан, помогая удобнее устроиться на тонком старом матрасе. Хрипло поблагодарив его, слизеринец выпил всю воду одним глотком, облегченно опустив плечи, когда привкус крови растворился на языке.       — Что произошло?       — Ты потерял сознание в библиотеке, я отлеветировал тебя сюда. Все.       — Спасибо, Поттер. Прости, что тебе пришлось со мной возиться.       — Прощу, если ответишь, почему они белые, а не красные. Драко непонимающе повернулся к нему, тут же внутренне похолодев, когда увидел в его руке такой же стеклянный стакан для воды, в котором было несколько лепестков роз. Их увядшие края были испачканы в крови, а в центре расползлись сочные розоватые прожилки. Его начало тошнить от одной только мысли об их вкусе, который был с ним перманентно два последних месяца. Поттер, уперев локти в широко расставленные колени, склонил голову к левому плечу, с интересом разглядывая цветы, будто это был музейный экспонат.       — Ты можешь их убрать, пожалуйста? Это отвратительно, — холодно потребовал Малфой, осознав, что при нем не было его волшебной палочки.       — Разве? А мне кажется, это довольно прекрасно. Эти цветы — символ твоей чистой и бескорыстной любви.       — Чего ты добиваешься? Ответом ему послужила лишь нежная, но абсолютно глухая улыбка, которая ни о чем ему не рассказала. Поттер с громким стуком поставил стакан с цветами на его прикроватную тумбочку, пропустив мимо ушей просьбу Малфоя избавиться от них, и с тяжелым вздохом поднялся на ноги, бросив взгляд себе за спину, где в паре шагов была почти незаметная серая дверь с маленьким матовым окошком. Драко вцепился пальцами в мягкий край одеяла, жалея о том, что не знал, где находилась его волшебная палочка. Ему снова хотелось нестерпимо кашлять, а голова раскалывалась от эфемерного запаха садовых роз, который чувствовали все, кто находился рядом с ним.       — Они не рассказали тебе, так? — загадочно спросил Гарри, засунув большие ладони в карманы школьных брюк.       — Не рассказали что? — прорычал слизеринец.       — Из-за кого ты болеешь Ханахаки. Блейз и Панси знали, Теодор также намекнул ему, что Драко рассказывал ему. Его родители узнали за несколько дней до битвы за Хогвартс, где и погибли. Но как бы он ни старался выпытать у друзей имя этого человека, они давали ему категорический отказ. Фаул предупредил их, что, если Малфой узнает того, из-за кого он был поражен Ханахаки, это может ускорить течение заболевания в сотню раз. Драко уверял, что справится, что найдет своего возлюбленного и попытается выжить, чего бы ему это ни стоило, но Паркинсон лишь слезливо просила его позаботиться о себе, а Блейз говорил немного подождать. Но он не понимал, чего ему ждать, кроме смерти от бутонов роз, перекрывающих ему кислород.       — Откуда…       — Твоя мама рассказала.       — Это слишком похоже на предложение сделки, Поттер. Чего ты хочешь?       — Приходи сегодня в полночь на Астрономическую башню. Малфой не успел возразить или дать свое согласие, потому что из кабинета на звук голосов выглянула школьная целительница в белой мантии и выгнала Поттера из Крыла.

***

      — Какого черта? Вы серьезно хотите, чтобы я пошел туда?       — Драко…       — Почему вы не можете просто рассказать мне все? Что вы за друзья такие, черт возьми?       — Мерлин, успокойся, — прикрикнул Блейз, останавливая его посреди комнаты. — Ты узнаешь все через час от Поттера, какая уже разница? Малфой скинул его ладонь со своего плеча, продолжая метаться по спальне, путаясь в завязках под горлом своей мантии. Мадам Помфри тщательно осмотрела его после ужина, который она принесла ему в Больничное крыло и к которому он даже не притронулся после того, как чихнул мелкими белоснежными лепестками прямо на мясной пирог, и с тяжелым сердцем отпустила в гостиную Слизерина, взяв с него слово хорошо отдохнуть на выходных. Она объяснила, что его тело сильно истощено не только из-за продолжительной болезни, но и вследствие всех эмоциональных переживаний, через которые ему пришлось пройти. Драко искренне поблагодарил ее, почувствовав себя виноватым, потому что собирался нарушить данное ей обещание в этот же вечер.       — Разница в том, что я узнаю об этом от своих друзей в спокойной обстановке, а не от абсолютного незнакомца в том месте, где, по вашим словам, я пытался убить бывшего директора Хогвартса? — прошипел Драко, когда Панси поднялась с кресла и приблизилась к нему, желая успокоить.       — Ты нервничаешь из-за Поттера, а не из-за обстановки, — парировал Забини, взглядом попросив Паркинсон не трогать его. Подруга, обиженно поджав губы, накрашенные кораллового цвета блеском, вернулась в большое белое кресло с пушистой черной подушкой, которую она принялась нервно мять в руках. Драко бросил на нее виноватый взгляд, жалея о том, что сорвался на ни в чем не виноватых друзьях, но был слишком напряжен для того, чтобы просить прощения. Но по лицу Панси было видно, что слизеринка не злилась на него, просто очень переживала. После того, как Малфой пришел в себя и обнаружилось, что у него амнезия и Ханахаки никуда не исчезла, у нее проснулся какой-то инстинкт гиперопеки над ним, ей было необходимо знать, где он находился и в каком состоянии был. Драко ценил это, ему отчаянно нужны были хорошие друзья, которые могли позаботиться о нем, поэтому он старался быть мягким с ними, но из-за его эмоциональности не всегда получалось сдерживать свою резкость.       — С чего бы это? — возмущенно протянул Малфой, сорвав с себя мантию, которую пытался снять последние полчаса. Блейз на этот вопрос лишь закатил глаза, ничего не ответив. Вместо этого он оставил взбешенного Драко посреди его спальни и бесцеремонно завалился на его кровать, прихватив с собой с чужой тумбочки его тетрадь по Трансфигурации, где было почти закончено эссе для профессора МакГонагалл.

***

      — Так и будешь там стоять? Малфой окинул нервным взглядом серые толстые колонны из гранитных камней, поддерживающих крышу Астрономической башни над просторным круглым балконом. Поттер расположился прямо на пыльном полу из мраморной плитки, сев по-турецки и перебросив свою школьную мантию с бордовой подкладкой через высокие перила ограды. За его спиной было бесконечное темное небо и мелкий сияющий серебром полумесяц в окружении рассыпанных блестками звезд. Возле стен стояли хрупкие телескопы, накрытые зеленым брезентом, деревянные желтые ящики с рулонами астрономических карт, узкий шкаф со стеклянными линзами разных размеров, лежащих рядами на решетчатых подставках.       — Драко, я просто хочу поговорить. Он повернулся на тихий глубокий голос, склонив голову к плечу. Гарри, облокотившись спиной о каменную белую балюстраду, отделявшую его от падения с самой высокой башни Хогвартса. Студентам было строго запрещено подниматься сюда вне уроков Астрономии, поэтому их могли поймать в любой момент, но Блейз, когда Драко спросил его об этом, легкомысленно заверил, что Филч стал слишком ленив, чтобы проверять такие высокие точки замка, предпочитая вылавливать учеников, гуляющих после комендантского часа, возле ванн старост и запретной секции библиотеки.       — Я тебя слушаю, — бросил Малфой, отведя взгляд. Поттер фыркнул, покачав головой с несколько расстроенным видом, и потянулся к одной из четырех темно-зеленых бутылок, стоящих рядом с ним. На них не было никаких этикеток, поэтому они не внушали Драко доверия, но это не остановило гриффиндорца, который с помощью волшебной палочки выдернул из узкого горлышка рыжую пробку, случайно отлетевшую за перила.       — Это сливочное пиво, — сказал он, а потом с улыбкой добавил, — не бойся, я не отравлю тебя.       — Если ты думаешь, что смерть меня пугает, то сильно ошибаешься, — резко выплюнул слизеринец, сжав руки в кулаки. Он ожидал какой-нибудь колкости в ответ или насмешливой улыбки на розовых мальчишеских губах, но Гарри лишь пристально посмотрел на него, почти не моргая, а потом перед тем, как сделать глоток, легко заявил:       — Поверь, я так уже давно не думаю. Это заставило Малфоя почувствовать себя в еще более невыгодном положении. Поттер явно знал намного больше него, поэтому был так расслаблен и самоуверен, но в то же время, на удивление, не пытался его задеть и ткнуть носом в том, что сам Драко не знал практически ничего. Гриффиндорец обвел кончиком пальца край горлышка бутылки, смотря на свои руки, а потом будничным тоном предложил:       — Как насчет игры в двадцать вопросов? Честный ответ за честный ответ.       — Откуда мне знать, что ты будешь честным со мной? — задал Драко очевидный вопрос.       — Потому что мне нечего от тебя скрывать, — ответил Поттер, на что слизеринец громко цокнул языком. — Драко, пожалуйста. Малфой на секунду прикрыл глаза, глубоко дыша через нос. В горле снова застряли большие мягкие лепестки, отчего его голос предательски хрипел, а голова раскалывалась от свежего насыщенного вкуса цветов. Мадам Помфри дала ему с собой укрепляющее и снотворное зелья, но он не принял ни одно из них, зная, что ему вряд ли удастся уснуть этой ночью. Потеряв терпение, Драко в несколько широких шагов преодолел расстояние между ними и опустился на пол рядом с довольно улыбнувшимся гриффиндорцем.       — Ты первый. Задавай, — сказал Малфой, вытаскивая палочку из рукава.       — Так просто отдаешь мне право первого вопроса? — удивился Гарри, смотря, как пробка с треском вылетела из бутылки.       — Поттер, просто задай чертов вопрос. Герой задумчиво прищурился за стеклами очков, смотря на него несколько секунд, а потом чему-то улыбнулся, сделав новый глоток сладкого пива.       — Какое твое последнее воспоминание из твоей жизни? До амнезии. Драко нахмурился, застанный врасплох его вопросом. Никто особенно у него не интересовался тем, что конкретно он помнил о себе до того, как был серьезно ранен во время войны и провел в состоянии комы два месяца. Целитель Фаул лишь убедился, что его воспоминания были при нем, зарытые глубоко в его сознании, и сказал Малфою, что они скорее всего вернуться к нему спустя время, нужно просто подождать.       — Как мама пела мне в саду мэнора. Он помнил ее тонкое белое лицо с красными маленькими губами и длинными золотыми ресницами, на ее скулах бликовали яркие лучи летнего утреннего солнца, а нежные руки крепко сжимали детскую ладошку Драко, которому тогда было около пяти-шести лет. В его ушах звенел ее прекрасный высокий голос, это была какая-то простенькая колыбельная, которую Нарцисса почему-то решила исполнить ему утром, когда они вместе вышли прогуляться на заднем дворе. Он помнил шелк ее длинной юбки оттенка чайных роз, искрящиеся любовью голубые кукольные глаза и окутывающее его счастье от понимания, что она тут, рядом с ним. Когда Драко после выписки из больницы нашел в семейном склепе горшок из белого золота с ручками и цветочными узорами из обсидиана, то сразу понял, чей прах там находился. Табличка с витиеватой надписью «Нарцисса Элладора Малфой» заставила его расплакаться впервые с того дня, как он очнулся в пустой белой палате совершенно один от того, что его чуть не убили розы, которые были символом его семьи.       — Мне искренне жаль Нарциссу, — вдруг сказал Гарри, смотря на звездное небо за их спинами. — Она этого не заслужила.       — Как она умерла? — спросил Малфой, переведя взгляд на чужое лицо с лунными отблесками на щеках.       — Волан-де-Морт убил ее и твоего отца, — начал рассказывать герой, сжав в руках стеклянную бутылку. — Твоя семья была на его стороне, но во время битвы здесь, в Хогвартсе, ты предал его. Ты сражался с остальными против Пожирателей смерти, но… У Волан-де-Морта не было времени разбираться с тобой. Люциус и Нарцисса пытались убедить тебя сбежать, пока не стало слишком поздно, но ты отказался. А потом… Волан-де-Морт вызвал меня один на один в Запретный лес, и я пошел туда, потому что больше не мог смотреть, как из-за меня умирают другие волшебники. Он послал в меня Аваду, но, как ты можешь понять, это не сработало. Я притворился, что умер, и твоя мама, которой Волан-де-Морт приказал проверить, жив ли я, спросила, в порядке ли ты. Я ответил, что видел тебя в Хогвартсе живым. Она соврала Волан-де-Морту, что я умер. И… После этого он вдруг сам спросил, где ты, почему ты не сражаешься среди других Пожирателей. Твои родители не могли ему ничего ответить, и твоя тетя, Беллатриса, — на этом имени лицо Поттера еще больше ожесточилось. — Она сказала, что видела тебя вместе с Орденом Феникса. Естественно, Волан-де-Морт был в ярости.       — Он убил моих родителей из-за меня?       — Даже не смей винить себя в этом! — громко воскликнул Гарри, резко поставив сливочное пиво на пол. — Этот ублюдок убил сотни невинных людей из-за своих фанатичных идей, а твои родители просто пытались спасти тебя. Он… Он приказал Люциусу вернуться в Хогвартс и найти тебя, чтобы доставить к нему. Волан-де-Морт сказал, что если ты признаешься в предательстве, то Люциус должен будет сам тебя убить. И… Нарцисса не выдержала. Гарри вдруг прервался, а его голос треснул на последних словах, как битое стекло. Он медленно провел руками по лицу, подняв пальцами свои круглые тонкие очки на лоб, где кривой молнией темнел знаменитый шрам. Драко почувствовал болезненный комок в горле и пораженно замер, когда заметил влажный блеск зеленых глаз.       — Я… Я пытался встать, как-то дать им понять, что я жив, чтобы отвлечь его внимание, но они не слышали меня. Я едва ли мог что-то прошептать, не то что подняться с земли. Нарцисса… Она крикнула, что ты предал Волан-де-Морта не только потому, что считал это правильным, но и из-за своей любви. Все знали, что ты уже почти год болел Ханахаки. Нарцисса рассказала Волан-де-Морту, из-за кого ты был болен. И он убил ее и Люциуса там, на поляне в Запретном лесу. Драко закрыл веки, когда первая слеза сорвалась с его ресниц и согрела бледную кожу щек. Он глубоко вздохнул, едва не закричав от подступившего приступа мокрого кашля, от которого согнулся пополам, ударив ладонями по холодным плитам на полу. На его спину тут же легла чужая сильная ладонь, а в его правое запястье мертвой хваткой вцепились смуглые длинные пальцы.       — Прости меня, я правда хотел их спасти, но…       — Ты ни в чем не виноват, — прохрипел Малфой, выплюнув пару окровавленных лепестков, которые тут же сдуло ночным ветром к противоположной стене балкона. — Мои родители погибли, потому что хотели защитить своего сына, и я горжусь ими за это. Гарри слабо кивнул, вдруг опустив голову на его плечо, врезавшись лбом в воротник его рубашки. Малфой открыл глаза, отмаргиваясь от слез и морщась от запаха карамели и роз.       — Твой следующий вопрос, Поттер. Он выпрямился, снова откинувшись на массивные фигурные перила, но не отпустил руки Драко, продолжая сжимать в пальцах его широкое запястье. Прочистив горло и выпив немного сливочного пива, Поттер поднял голову вверх, разглядывая созвездие Большого Пса на темном небе.       — Я спрашивал тебя об этом в Крыле. Почему твои розы белые, а не красные?       — Почему они должны быть красными?       — На гербе Малфоев красные розы. Я и подумал, что это странно, что они белые, — объяснил гриффиндорец, посмотрев на его низко опущенный профиль.       — Это не связано с моей семьей, — тихо произнес Драко, звуча устало от разгорающейся в висках мигрени. — Мой целитель мне объяснил, что это, скорее всего, любимые цветы того человека, в которого я влюблен. Маленькая грустная улыбка исчезла с лица Поттера так же быстро, как и появилась, и Малфой, который пустым взглядом уставился на серые затертые швы между напольными плитами из мрамора, не успел заметить ее. Он взял несколько секунд для передышки, каждое слово начало приносить ему колящую боль в горле, Драко чувствовал, как к его языку подбирались не только лепестки роз, но и мелкие черные шипы, а потом медленно выпрямил спину, готовясь услышать то, ради чего и решился прийти на эту встречу.       — В кого я влюблен? Понимающе хмыкнув, Гарри размял затекшую шею, склонив лохматую голову в разные стороны. Он выглядел изнеможденным, можно было с точностью сказать, что герой плохо спал несколько последних ночей, но все же позвал Малфоя поговорить наедине в том месте, где их никто не мог подслушать. Допив первую бутылку пива, Поттер покрутил ее в пальцах и ответил вопросом на вопрос:       — Ты хочешь это знать, чтобы выжить? Я знаю, что ты сказал, что не боишься умереть, но все же.       — Сейчас моя очередь задавать вопрос, и я не получил на него ответ, — тут же парировал Малфой, резко повернувшись к нему. Но взгляд Поттера был таким твердым и непробиваемым, что слизеринец сразу понял, что не получит ответа на свой вопрос, пока не ответит на его. Что было несправедливо, так как они договорились быть честными друг с другом, а герой скрывал от Драко имя человека, который мог спасти его от скорого превращения в отвратительную клумбу для садовых белых роз.       — Потому что я практически ничего не помню о своей жизни, а это человек, из-за которого в моих легких растут настоящие цветы. Я хочу понять, почему он был настолько важен и дорог для меня, что даже после потери памяти моя Ханахаки никуда не исчезла. У него закончился весь воздух, когда он быстро договорил последнюю фразу, поэтому глубоко глотнул мягкий ночной воздух, смотря, как в ярко-зеленых глазах Гарри отражались горящие созвездия.       — Я помню, как на третьем курсе Бинс, который преподает у нас Историю Магии, рассказывал нам о знаменитых и древних магических семьях Великобритании, и ты, чертов напыщенный придурок, так хвастался, когда он начал говорить о Малфоях. И я тогда подумал, почему красные розы символ вашей семьи? Ты у меня ассоциировался только с белыми цветами. И во время войны, в апреле, когда егеря поймали нас и притащили в Малфой-мэнор, они вели нас через весь сад, где только начинали цвести ваши розы. И уже тогда было видно, что они будут красными, что просто взбесило меня.       — Поттер…       — Поэтому твои чертовы розы белые, идиот, — прошипел Гарри, отбросив его руку, которую он до этого сжимал в своей ладони. — Ты признался почти всем в том, в кого влюблен, кроме меня. Твои родители знали, Паркинсон, Забини знают, а я, черт тебя дери, узнал об этом от Нарциссы прямо перед ее смертью!       — Почему я должен был тебе признаваться? — взорвался Драко. — Я уже болел больше года, когда попал в Мунго после войны! Очевидно, что я не мог тебе признаться. Ты герой, а я до последнего дня сражался на стороне Волан-де-Морта, ты спятил? Как я должен был рассказать тебе об этом?       — То есть ты предпочел бы умереть, чем признаться мне?       — Я не знаю, Поттер! Я ничего не помню, понимаешь ты или нет? Поттер беспомощно зарычал, будто он так устал от того, что происходило, что у него уже не осталось никаких сил. Малфой хотел спросить, почему он просто не сказал ему сразу, что он был тем самым волшебником, из-за которого он был поражен Ханахаки, но не успел даже рта раскрыть, как чужие руки схватили его за воротник рубашки и рванул на себя. Их губы врезались друг в друга, и к горлу Драко тут же подступил комок мокрых лепестков, но пальцы Гарри соскользнули на его шею, и спазм мгновенно исчез. Малфой облегченно вдохнул немного воздуха, но чужие губы ревностно прижались к нему еще ближе, а ладони обхватили челюсть, потянув на себя.       — Моя очередь задавать вопрос, — прошептал гриффиндорец, немного отстранившись.       — Ты издеваешься? — нахмурился Драко, чувствуя, какими влажными и теплыми были его губы. — После того, как поцеловал меня?       — Ты разочарован, что это я? Что я тот, из-за которого ты заболел? Малфой замер, сведя светлые брови к переносице, уставившись в сияющую изумрудность в нескольких сантиметрах от него за тонкими стеклами ужасных старых очков, которые уже стали неотъемлемой частью имиджа национального героя. От его больших ладоней, обхвативших шею Драко, будто распространялось целительное тепло, которое расплавляло белоснежные цветы, застрявшие глубоко в бронхах и трахее. Он ощущал на своей коже прерывистое взволнованное дыхание и мог рассмотреть каждую мелкую деталь на лице Гарри, который терпеливо ждал его ответа, также метаясь взглядом по его лицу. Взглядом, кричащим, что он ужасно скучал и никак не мог насытиться им после их встречи.       — Кажется, я не мог влюбиться ни в кого другого, — едва слышно произнес Драко. — Я не помню, как это произошло, но… У меня такое чувство, будто я был одержим тобой уже давно. Тот умоляющий низкий звук, который издал Поттер, разжег мощный огонь в груди Малфоя, и он впервые за долгое время мог почувствовать что-то помимо давящей боли под ребрами от распускающихся повсюду цветов. Гарри, словно не справившись с желанием, дернулся к нему, но тут же остановился с кричащим вопросом в глазах, который не было смысла озвучивать. Малфой сам поцеловал его, отчаянно схватившись руками за его тонкую рубашку, ощущая под ладонями очертания чужой талии.       — Если ты думаешь, что обязан это делать для того, чтобы спасти меня от смерти, то не надо, — вдруг заявил слизеринец, скользнув пальцами через густые иссиня-черные пряди. — Ты не…       — Мерлин, ты такой придурок, — усмехнулся Поттер, и в его очках отразился серп белого полумесяца. — Человек излечивается от Ханахаки только если его любовь оказывается взаимной. Я не обязан любить тебя, ты прав. Но я уже это делаю.       — Что?       — Все это время ты думал, что единственный, кто безответно влюблен, и довел себя до Ханахаки, — начал Гарри, огладив его скулы большими пальцами. — Я не мог выбросить тебя из головы еще на шестом курсе, когда узнал, что ты получил эту чертову Метку. Я хотел спасти тебя, но не знал как. Ты ясно дал мне понять, что не хочешь иметь со мной ничего общего, — сказал он, вспомнив их драку в туалете и свою фатальную Сектумсемпру. — И я решил забыть тебя, сосредоточиться на уничтожении Волан-де-Морта. До то того дня, как ты соврал прямо в глаза Беллатрисе в мэноре, что я не Гарри Поттер. Мне показалось, что я увидел что-то в твоих глазах, а потом ты начал кашлять гребаными розами прямо там, в гостиной, пока твоя сумасшедшая тетка требовала у Люциуса вызвать Волан-де-Морта. И я понял, что у меня не было шансов.       — Ты думал, что я влюблен в кого-то другого?       — Естественно, мы были врагами на протяжении всей учебы в Хогвартсе. Ты был помолвлен с младшей Гринграсс, даже перестал смотреть в мою сторону на шестом курсе, и я… — герой остановился, переведя дыхание. — Я просто надеялся, что ты выживешь на войне, чтобы соединиться с тем, кого ты так сильно любил, чтобы стать счастливым.       — Ну, твои надежды почти оправдались, — прошептал Драко. Та вспыхнувшая хрупкая надежда, которая отразилась на лице Поттера, помогла ему сделать несколько полноценных вдохов подряд, от чего его легкие медленно стали расправляться, наполняясь живительным кислородом вместо толстых стеблей роз с острыми шипами.       — Почти? — повторил Гарри.       — Зависит от того, согласен ли ты быть со мной, — ответил Малфой, сжимая его в своих руках. — Я не… Я не помню, когда влюбился в тебя. И почему. Но мне это не нужно. Я просто хочу, чтобы это чертово счастье, о котором все вокруг говорят, наконец-то стало моим. И с яркой улыбкой Гарри, которая возникла на его лице, последний белый бутон завял в легких Драко, который решительно притянул гриффиндорца к себе. Впервые за долгое время он не чувствовал запах роз, а глубоко вдыхал аромат леса и яблок с чужой кожи.