Принцип канадских лесорубов: в лесу о бабах, с бабами — о лесе.
Из анекдота
Ночь. Мерно тикают старинные часы с кукушкой, на журнальном столике между двух кресел поднимается парок над чашками с ароматным напитком. Двое, сидя в кресле, ведут неспешную беседу. — Ты абсолютно необоснованно жалуешься на Лорну, — покачал головой Рафаэль. — Она милая добрая девочка, талантливая и умная. — Особенно последнее, — фыркнул Владимир. — Ну, зачем сразу так, она просто очень юная и немного наивная. Ей всего лишь восемнадцать лет. Вспомни себя в свои восемнадцать. — Ох, я прекрасно помню свои восемнадцать лет, — глаза аристократа подернулись дымкой. — 1821. Paris. Sorbonne… — Очаровательные француженки… — продолжил Рафаэль. — Которые растворялись бесследно, стоило мне только сказать о своей болезни и о том, что меня лишили наследства. — Мой дорогой друг, не стоит быть таким мрачным. Все же восемнадцать лет — прекраснейшее время в жизни, — Рафаэль мечтательно улыбнулся. — 1501. Мастерская Перуджино. Прекрасные натурщицы… Но сердце мое навсегда осталось во Флоренции… Кстати, а она красивая, Владимир? Можно я ее как-нибудь «увижу»? — Очень. Ну, думаю… Что?! И думать забудь! — воскликнул вампир. — Ты решил, что все давно забыли, но я знаю о твоей ужасающей репутации. Потом выяснится, что ты «разглядел» много лишнего. Да будь у тебя такая возможность, ты бы перевел ее в разряд «прекрасных натурщиц» и в два счета уговорил бы позировать тебе в каком-нибудь неприличествующем леди виде! — Как будто я это сделал бы только для собственного удовольствия, — усмехнулся бывший живописец. — Между прочим, кое-что для меня все еще доступно. Хочешь, я ее слеплю для тебя в облике Венеры? Поставишь в своей комнате, будешь любоваться. Владимир начал угрожающе приподниматься в кресле. — Спокойнее, mio amico, — грустно улыбнулся великий итальянец, — я всего лишь немного поддразнил тебя. Уже много веков нет веселого Рафаэля из Урбино, для которого были равны кисть и женщина, ибо любил он их одинаково страстно.А все же чувство собственника в тебе сильнее любого другого; порой ты напоминаешь мне пресловутую собаку на сене — не желаешь ни присвоить себе красоту, ни поделиться ей. Похоже, тебе близки варварские обычаи стран Востока, где принято завешивать лица женщинам покрывалами и обряжать их в бесформенные мешки. — Иногда я думаю, что там поступают правильно. Хотя, — аристократ махнул рукой, — с некоторыми даже это не поможет. Рафаэль, будь любезен, скажи, что с тобой происходит? Сначала «очаровательные француженки», потом «прекрасные натурщицы», теперь неподобающие предложения касательно моей чаши… — Не знаю, — развел руками вампир, — весна вернулась к нам в замок. — Я, пожалуй, воздержусь говорить о том, что там к вам пришло, — фыркнул Владимир. — Кучка распоясавшихся самцов! Один Велиат чего только стоит! — Владимир, я бы все же попросил тебя воздержаться от выражений, — недовольно скривился итальянец. — Насчет Велиата, как раз можешь не беспокоиться. Она не в его вкусе. — Ты уже и об этом осведомлен, — приподнял бровь аристократ. — Но я еще не закончил. Имей ввиду, что я с трудом терплю ваше воркование в гостиной за роялем. — Во-первых, это не воркование, а наслаждение прекрасной музыкой. А во-вторых, почему ты никогда не присоединяешься к нам? Уж поверь, — на этих словах Рафаэль лукаво улыбнулся, — мы не занимаемся ничем таким, в чем бы третий был лишним. — Это довольно сложно, — проигнорировав последнюю фразу, Владимир уставился на свои пальцы, отбивающие дробь на подлокотнике кресла. — Когда я вижу Лорну за роялем, когда она играет те же самые композиции что и… это… слишком… — его голос осекся. — Понимаю, — вздохнул Рафаэль, — а Лорна считает, что тебе просто не нравится ее игра. Знаешь, иногда просто надо брать и идти дальше. Что бы ни случилось. Между прочим, насколько мне известно, в твои времена игра на музыкальных инструментах была обязательной при воспитании дворянина. И есть немало хороших произведений, играемых в четыре руки. — И к чему ты клонишь? — взявший было чашку вампир взглянул поверх нее на своего друга и прищурился. — Так, — с лукавой улыбкой развел руками итальянец, — просто подумай об этом на досуге. — Кстати, — перевел тему Владимир, — ты разговаривал с ней после того как… ну ты сам понимаешь?.. Как она себя чувствует? — Владимир! — возмущению Рафаэля не было предела. — Она твоя чаша или моя? Пойди и спроси ее сам! — Рафаэль, — блондин с улыбкой скрестил руки на груди, — с очень высокой долей вероятности ты уже успел поговорить с Лорной и потому окажешь мне большую услугу и сэкономишь значительное количество времени, рассказав то, что знаешь. В противном случае мне придется прерывать столь чудесный разговор и искать ее по всему замку, что было бы весьма неприятно для нас обоих. –Понятно. Кажется, я понимаю, что происходит, и сейчас озвучу это сам. Поскольку с крыши вы спустились оба, а тебе есть, что сказать человеку в подобной ситуации, ты все сделал правильно. Но теперь ты не можешь ей смотреть в глаза, потому, что Лорна услышала больше… чем бы тебе хотелось, чтобы она знала. А еще ты боишься разговора, который неизбежно за этим последует. И поэтому ты второй день проводишь то в библиотеке, то в моем обществе, тщательно стараясь не попадаться своей чаше на глаза? Владимир молча кивнул, но, спохватившись, все же ответил: — Конечно, я понимаю, что рано или поздно должен буду ее увидеть, но честно говоря, я даже не знаю, как с ней поговорить. Может быть ты все же?.. Рафаэль покачал головой. — Я не могу вечно быть посредником между вами. Этот разговор ты должен будешь провести сам. Как бы трудно не было вам обоим. — Просто, — владелец замка потупил взгляд, — я могу быть сколь угодно недовольным тем, какое количество времени вы проводите друг с другом, но не могу отрицать того, что вести беседу с Лорной, особенно, о таких сложных вещах, тебе удается на порядок лучше, чем мне. — Я знаю, — серьезно кивнул Рафаэль. — Вам предстоит еще очень многому научиться. Что ж, я облегчу твое состояние. Ей очень стыдно, что она совершенно забыла про то, к каким последствиям для тебя приведет ее гибель и теперь раскаивается. Она понимает, что это не выход. Ей сложно принять то, что от ее жизни зависит кто-то еще. Зла тебе она в любом случае не желает. — Я… Ох, спасибо, Рафаэль! Я сейчас же пойду и найду ее. — Когда-нибудь тебе дорого обойдется моя помощь, — вампир лениво потянулся в кресле. — Тряхнуть, что ли стариной и самому приударить за твоей чашей? Может хоть это заставит тебя двигаться в нужную сторону? — Причем для того, чтобы преуспеть в этом деле, тебе достаточно будет назвать свое полное имя, –холодно бросил Владимир. — Фу, как грубо! — обиделся великий живописец. — Какой же дешевкой ты, оказывается, меня считаешь, дорогой друг! Такие методы больше подходят Велиату и работают только с определенной категорией женщин, коих он и избирает. Я же предпочитаю работать намного тоньше и изящнее. — Если хочешь, могу предложить тебе информацию к размышлению. На днях я застал Лорну с альбомом для рисования в руках, который в большом смущении был захлопнут и спрятан за спину. — Ах, какая жалость, — опустил голову Рафаэль, — я бы с удовольствием поучил бы ее живописи. А так смогу только объяснить теорию, а вот поставить ей руку… Быть может, ты побудешь моими глазами, Владимир? Хотя, не лучшая идея, ты даже не знаешь, на что стоит обратить внимание. Да и не исключено, что девочка сопоставит факты. Есть ли шансы, что у нее окажется талант к скульптуре? — мечтательно протянул вампир, но, почувствовав напряженную тишину, мигом оборвал свою речь. — Что ж не буду более задерживать тебя. Удачи в разговоре с Лорной! — Благодарю! А еще, — в глазах Владимира полыхнули озорные огоньки, — хочу добавить, что твои манипуляции становятся куда более очевидными, по всей видимости, кто-то начинает стареть. — Манипуляции? О чем это ты? Я всего лишь провел приятную беседу за чашечкой чая… Владимир вышел. Рафаэль еще долго сидел, повернувшись к входу, прихлебывая чай и загадочно улыбаясь.