Любит — не любит

      Брайан Пастернак невыносимо бесил могущественного, всесильного дьявола с самого начала, как охотник переступил порог компании Синтракорп. Слишком хрупкий, слишком пугливый, слишком правильный и до безобразия невинный. Имеющий все те качества, не присущие истинному охотнику. Самый обычный, ничем не выделяющийся из той серой массы человек, имеющий посредственную внешность. Увидишь такого на улице — не поймёшь, что он имеет какие-либо полезные навыки, важную работу, что-либо ещё, что отличало бы его от числа всех тех неудачников.       Однако в одном Пастернак хорош. Как бы дьяволу не хотелось этого признавать, но Брайан имеет довольно аппетитную душу. Искрящуюся жизнью, дурманящую своей невинностью и красотой душу, что пленит похуже любого наркотика. Она светится, переливается, словно звонкая птица заливисто поёт свою трель, ранее неизведанную дьяволу песнь, кажется такой живой по сравнению с теми прогнившими, никчёмными душонками, потонувшими в своих же грехах и черни.       И каждый раз, наблюдая из тени за неопытным охотником, дьявол лишь сильнее убеждается в том, что долго сдерживать себя не сможет — слишком дорогая цена. Он должен, он обязан убить всех тех людей, с которыми Брайан контактирует или каким‐либо образом пересекается. Каждый раз, смотря на мило беседующего с той надоедливой девчонкой, Пастернака, кровь закипает в его жилах от гнева. Нет, всё не так. Всё определённо не должно быть так.       Яппи — могущественное, потустороннее создание. Древнее зло, необычайно сильное существо, которое вполне может сравниться разрушительной мощью с Ведьмой. И ему не сложно, нет-нет, вовсе нет, прикончить эту назойливую мошку, которая вертится рядом с Брайаном. Отрезать ей голову, медленно и неспеша, глядя в её глаза, чтобы увидеть весь этот ужас, этот неприкрытый, живой страх; заставляя конечности и нервы отделиться друг от друга, видя, как бессильное тело падает на пол, а саму голову взять в свои руки, пачкая любимые перчатки густой кровью; заставить эту дрянь смотреть на то, как он будет вытаскивать из её тела кишки, словно ничего не значащие элементы, одни за другими, накручивая их на собственную руку, ещё сильнее измазываясь в крови; Наблюдать море крови — ему невпервой — и бессильные, бессвязные бормотания, издалека напоминающие просьбы остановиться. Стены, пол, шкафы, — всё в алой, густой жидкости, с противным капающим звуком ниспадающей вниз, расползающейся и застывающей. Кап — кап — кап       Выколоть девчонке глаза, швыряя их куда-то на пол, чтобы они, подобно мячу, укатились куда подальше, оставляя отпечатки на кровавой массе на полу, дабы продолжать сеять хаос и анархию в компанию. И в первую очередь, сеять страх всем нашедшим это маленькое сокровище.       И тогда–то дьявол почувствует вкус мести; он клянётся, что на кончике его языка он чувствует нечто сладкое, такое близкое, заставляющее потерять рассудок окончательно. И пора бы уже остановиться, но нет. Нет-нет-нет. Ему недостаточно. Мало, слишком мало. Нужно больше, больше... больше наслаждения, плавно перетекающего в безумие.       А затем настанет очередь Брайана — о, это уже совсем другая история. Если Яппи что-то хочет — значит он незамедлительно это получит. Как жаль, что сам охотник не знает, что стал жертвой, собственностью самого дьявола. Впрочем, ему это знать и не обязательно. Пусть всё горит ярким пламенем, пусть всё вокруг превратится в безумие, пусть мир будет рушиться прямо на его глазах, но Яппи будет продолжать идти по чужим головам, делать всё, чтобы никто, кроме него и пальцем не притронулся к Брайану. А сам Пастернак пусть ничего не подозревает — ходит себе, дальше собирает ведьмину бумагу и не волнуется о том, что сейчас сильнейший дьявол, множество лет обитающий в компании, положил на него глаз. Как говорится, меньше знаешь — крепче спишь.       Но как же хочется согрешить. Впервые за сотни, тысячи лет, развлечься, как следует. Расстегнуть свои штаны, наблюдать за испугом Брайана, и.... Вставить ему по самые гланды. Он будет наблюдать за его рыданиями, мольбами прекратить, за дрожащим, хрупким телом, за покрасневшими участками кожи около глаз, за свежими дорожками слёз. Наслаждаться, совершенно не чувствуя жалости в сторону охотника.       Он — дьявол. Ему наплевать на чувства людей. Он убивает ради собственной выгоды, отнимает надежду и растаптывает мечты. Показывает, что реальность — не детская сказка или же слащавый роман.       Ему нет никакого дела до чувств людей. Он сам себе на уме; он делает всё лишь для собственной выгоды и удовлетворения, не более того.       И сейчас, продолжая наблюдать за юношей, дьявол понимает, что долго не выдержит. Нужно срочно что-то сделать. Дождаться подходящего момента, втереться в доверие к наивному Брайану, а потом растоптать его, сломать, отобрать его невинность и чистоту. Заставить плакать, умолять, ползать на коленях; заставить его просить прекратить, сжавшись в комок, поджав к себе колени. Все эти унижения будут доставлять Яппи чрезмерное удовольствие.       А если так и подумать, то можно даже не пробовать втереться в доверие. Просто взять, трахнуть, после этого оставляя Брайану лишь отчаянье и скорбь, и уйти. Жестоко? Необычайно. Но именно это и доставляет удовольствие дьяволу.       Ухмыльнувшийсь, глаза Яппи опасно сверкнули красным оттенком во тьме. Если бы Пастернак обернулся, то знал бы, что ничего хорошего эта улыбка не предвещает.