Became the Ghost

Что вы чувствуете, когда слышите слово «ночь»? На какие мысли оно вас наталкивает? Какие картины подкидывает вашему воображению? Может, спящую фигуру, распластавшуюся на шелковых простынях, и приглушенные звуки улиц, доносящиеся из открытого окна? Или темный переулок, во мгле которого за поворотом притаился безумец с ножиком в кармане? А может, это просто что-то мирное и неописуемо красивое? Но не нам об этом говорить, ведь для кого-то ночь — это целая жизнь. Даже в столь позднее время суток центр Лондона был полон народу. Туристы из разных точек Земли и местные горожане смешались в большой толпе. Бессмысленная болтовня, раздававшаяся со всех сторон, и шум сигналов машин дополняли какофонию ночной жизни. Всё это имело одно единственное понятие: суета. Суета — она перетекала из века в век. Будь то во времена правления Гая Юлия Цезаря или Авраама Линкольна она присутствовала и на рынках Древнего Рима и на ярмарке по случаю демонстрации земледельческой продукции и скота в США. Существовала всегда, и человеческое общество невозможно представить без неё. Суета одновременно является главной составляющей и в то же время мешает жить. Лестата она всегда забавляла. Он считал, что это так по-человечески: носиться сломя голову из угла в угол, боясь не успеть кончить дела до завтрашнего дня. Человек не властен над временем. А вампиры… вампиры идут в ногу с ним. И сейчас, безмятежно расположившись на карнизе левой башни небезызвестного лондонского Музея естествознания со своей новообращенной возлюбленной, ему казалось, что он действительно может остановить или ускорить время. А виной тому открывавшийся вид: толпы людей проходили мимо порога, ведущего к захватывающего вида вратам, желая поближе рассмотреть произведение готической архитектуры. Видя эти маленькие движущиеся точки, с большой высоты напоминавшие скопление муравьев, и зная собственное превосходство над ними, каждый почувствует себя Богом. Забавно, что совсем недавно, сидя вместе с Мариусом на рекламном щите с его рок-группой в западной части Англии и глядя на панораму ночного города, Лестат чувствовал себя повелителем, владыкой этого мира. Имея столь завораживающий певческий голос и изысканную внешность благодаря вампиризму (и итальянско-французской крови), он быстро стал мировой звездой, завоевав фанатов, тянувшихся к нему, умоляющих стать частью их жизни. Тогда, наблюдая со своим создателем за прохожими внизу, он ощущал острое желание почтения. Все эти годы Лестат испытывал неимоверный голод. Но этот голод не имел никакого отношения к крови. Он голодал по вниманию, делая всё возможное, лишь бы вновь ощутить себя нужным. Но сейчас эта потребность отпала, а причина тому сидит рядом и завороженно смотрит на ночную Эксибишен-роуд. — Как тебе? — спросил молодой человек, в открытую наблюдая за девушкой. Она полюбилась ему будучи человеком, но сейчас он считал её ещё прекрасней: и без того бледная кожа стала белее, тверже и лишилась легких веснушек, с щек пропал румянец, карие глаза казались ярче обычного вместе с ореолом темных кругов вокруг них, больше походивших на красиво растушеванные черные тени, нежели чем на синяки от бессонницы, а длинные темно-рыжие волосы сделались тяжелыми и роскошными. Её тело также осталось хрупким, но только лишь визуально. Но даже после столь неимоверного обращения она всё ещё его Джесс: добрая, чувственная и любящая. — Это… потрясающе, — тихо, но восторженно произнесла девушка. Не отрываясь от созерцания пейзажа, продолжила: — Всё такое яркое, красочное. Мне кажется, что я чувствую каждый звук, каждый запах, каждую частичку в радиусе мили. Меня буквально разрывает на части, но в лучшем ключе. Не хочу, чтобы это заканчивалось… Она улыбнулась, и её клыки сверкнули во тьме. И Лестат, умиленный словами возлюбленной, сам не сдержал улыбки. — Оно не закончится, — ответил вампир. — Со временем ты просто привыкнешь. — А кажется совсем наоборот. Оба погрузились в приятное молчание, изредка прерываемое голосами внизу и шумом проезжающих вдали автомобилей. Мягкий ночной ветер трепал им волосы, слегка развевая их. На такой высоте воздух был прохладнее обычного, но ни он, ни она этого совсем не ощущали. Лестат, продолжавший невольно разглядывать вампиршу, снова почувствовал жгучую потребность заговорить с ней: — Расскажи о себе. Такая просьба вывела Джесси из равновесия. Рассказать о себе? О нудных буднях, проведенных за толстыми книгами о предположительных аномальных явлениях и фолиантами? О несчастном и одиноком детстве брошенной сиротки, которую с шести лет мучили одни и те же загадочные сны о том, что у неё всё же есть семья?.. Нет. — У меня скучная жизнь. Мне совершенно нечего рассказать, — Джесс попыталась ненавязчиво закрыть эту тему и поэтому повернулась к парню: — Лучше ты расскажи о себе. Твоя жизнь куда интересней моей. Он усмехнулся её попыткам ускользнуть и слегка покачал головой. — Ты же уже итак всё знаешь, — ухмыльнулся вампир, намекая на свой дневник, попавший девушке в руки благодаря архивам тайной организации Таламаска и её начальнику Дэвиду Талботу. — Уверена, после тех записей были ещё события. Всё-таки, прошло более ста лет, — в свою очередь она опять попыталась выкрутиться. Джесс и вправду желала услышать что-то ещё о Лестате и никак не хотела становиться гвоздем программы этого вечера. Она никогда не любила говорить о себе. Но брюнет смерил её спокойным и не менее настойчивым взглядом, говорящим о том, что он всё же ждет и ей не удастся его обхитрить. И вампирше ничего не оставалось, как повиноваться. — Мне правда нечего рассказать, — печально заверила его девушка. — У меня нет семьи. Я сирота. Всю свою жизнь я пыталась понять, кто я и из какой семьи происхожу. Но никто не давал мне ответов на вопросы. До недавних пор мне снился один и тот же сон на протяжении многих лет, где я маленькая девочка, блуждающая по дому, построенному точно в Древнем Риме, и там были мои родные… Картинки из снов перекрыли ей вид ночной улицы. Эти сновидения были настолько реальными и частными, что засели в памяти так крепко, словно забитый намертво гвоздь. И тем не менее, сколько же загадок и тайн они породили. Сколько раз заставляли чувствовать ненормальной, виноватой в чем-то. — Мама погибла в автокатастрофе, будучи на седьмом месяце беременности. Я до сих пор не понимаю, как мне удалось выжить и родиться здоровой после такого. Отца у меня нет, из-за чего я две недели пробыла в больнице брошенная, безымянная. Но потом пришла тетя Маарет, и всё изменилось. Я пробыла с ней не так долго, как хотелось, но она велела мне быть среди людей. На глазах Джессики наворачивались слезы, которые девушка при помощи огромных усилий сдержала, а ясный взгляд быстро затуманился и стал несфокусированным, будто смотрящим куда-то сквозь проходивших внизу людей. А Лестат тем временем молчал, вслушиваясь в каждое слово, пророненное новоиспеченной вампиршей. Прожив на Земле двести сорок четыре года, ему казалось, что нынешнее человечество не знает горя. Родившись в восемнадцатом веке, он повидал и испытал многое: начиная от бедного детства, заканчивая нападением на него стаи диких волков. А у современного человека есть всё: вода, когда захочешь, электричество, отопление, различные развлечения, доступные всем и каждому, и лекарства от таких простых заболеваний, от которых несколько веков назад умирали в адских муках. Но этот проницательный вампир не учел одно: у каждого времени есть свои плюсы и минусы. Чумой двадцать первого века является не СПИД, а до ужаса холодное безразличие. Здесь каждый может надеяться только на себя, а жестокость стала тем, чего ожидают в первую, а не в последнюю очередь. Лестату приходилось сталкиваться с ней, но он не думал, что его Джесси пришлось пройти через такое. Ведь при их первой встрече она показалась ему такой чистой, наивной, а взгляд её больших карих глаз так и излучал детскую доверчивость. — Совсем недавно я и не подозревала об её существовании. Она казалась всего лишь плодом воображения, а эти сны — потерянными кусочками одного большого пазла, который мне никогда не сложить. Но вышло так, что это были даже не сны, а утерянные воспоминания о детстве, проведенного вместе с Маарет, которое мне пришлось забыть. А всё остальное… — Джесс запнулась, горько усмехнувшись. — Меня всегда тянуло к паранормальному. И неудивительно, ведь моя тетя — вампир, происходящая из рода древних, — тут её голос обрел некую радость и гордость, легкая улыбка появилась на лице, но позже исчезла, будто и не было. — Потом благодаря этому я стала ученицей в Таламаске, а дальше пойдет встреча с королевой вампиров, смерть и прочее… Слушавший возлюбленную Лестат нахмурился, услышав об одном только упоминании об Акаше. Бесспорно, он до сих пор чувствовал вину за содеянное. Парень проклинал себя за то, что повиновался чарам матери всех проклятых, когда та приказала убить юную наследницу Маарет. Он сам твердил Джесс, что её смертность, её преданность, её краткий век, сердце, которое может разбиться, сегодня кажется ему самым ценным, из того, что вампир знает. Но вместе с тем он сам же отнял у неё всё это. — Мне жаль, что я украл у тебя жизнь, — виновато изрек Лестат, по-настоящему раскаиваясь и впервые не скрывая этого перед кем-то. Молодой человек опустил взгляд на свои бледные изящные руки, бездумно всматриваясь в ногти, походившие на стекло. Джессика, услышав его, полностью развернулась к возлюбленному, удивленная так, как удивляется человек, услышавший шокирующий бред от своего ближнего. — Ты не украл её, Лестат, ты подарил мне её, — сказала Джесси и дотронулась до ледяной руки вампира напротив, заставив его вскинуть голову и вновь поднять завораживающие светло-карие глаза. — Всю жизнь я оставалась тем брошенным и безымянным ребенком. Я была призраком, кричавшим и стучавшим откуда-то изнутри, но меня никто так и не услышал. Мне всегда казалось, что я делаю что-то не так, что я не должна быть здесь, по крайней мере, не в это время и не в этом столетии. У меня не было ничего и никого, пока не появился ты. И хоть сейчас я и мертва, но я впервые чувствую себя живой. Девушка продолжала смотреть на парня взглядом полным одновременно болью прошлого и счастьем настоящего, и Лестат наконец понял то, чего не понимал раньше. Вот, почему она так отчаянно тянулась к нему ещё тогда, когда была человеком. Вот, почему девушка прилетела к нему из Лондона на концерт и попала в его роскошный лос-анджелесский дом, чтобы любезно, не требуя воздаяния, вернуть дневник. Их связывало одиночество, в котором оба пробыли всю свою жизнь. Их тянуло друг к другу, но в итоге вызов судьбе бросил не двести сорокачетырехлетний вампир, а двадцатилетняя смертная девушка, так сильно влюбившаяся в него. И хоть молодой человек презирал Таламаску и весь её сброд, сейчас он был благодарен ей за то, что в свое время один из её членов смог украсть его дневник и занести в архив. Лестат улыбнулся так, как мог только он один, и коснулся холодной щеки Джесс. Затем приблизился к ней и поцеловал её губы так, как она этого заслуживает: нежно и чувственно. По неживым телам обоих прошел ток, разливаясь теплом в груди. — Хочешь кое-что покажу? — отстранившись на немного, спросил парень загадочным тоном. Джесси немедленно кивнула. На бледном красивом лице была счастливая улыбка, которая показывала непривычные для неё белые клыки. И Лестат, ещё раз улыбнувшись, взял вампиршу за руку, и она сразу же поняла, к чему он клонит. Удача оказалась на их стороне, так как башни музея были плохо освещены, ибо свет не доставал до высоких элементов здания, а народу у знаменитого готического сооружения стало заметно меньше. Держась за руки, они оба сорвались к земле. Как в замедленной съемке полетели вниз, навстречу. Навстречу вечности.