Кассиопея Блэк
Несмотря на то, что уже неделю она ходила по дому тенью себя самой и мрачно думала о дальнейшей судьбе, сейчас Кассиопея истерически смеялась. Потому что это было слишком смешно, просто за гранью. Кас не могла поверить, что у матери есть чувство юмора. А ещё она отдала бы все деньги мира, опустошила бы сейф Блэков подчистую за колдографию лица Сириуса, когда он утром решил спуститься в кухню за чаем и увидел то, что мать сделала со стеной у каменной лестницы, ведущей вниз. — Труселя Слизерина! — заорал Сириус, когда Кассиопея с Вальбургой хмуро пили чай на кухне в абсолютной тишине, стараясь максимально игнорировать друг друга. — Мерлиновы чулки! Гульфик Гриффиндора! Мама, мама, я так люблю тебя, мама! Вальбурга ухмыльнулась и по-королевски поднялась со стула. Кас заинтригованно приподняла брови — она-то попала на кухню по парадной лестнице. Двинулась следом за матерью, зашла в нужную дверь… И следом за Сириусом сложилась пополам от восторженного хохота! Теперь стена у лестницы могла по праву считаться самой яркой частью их дома. Для начала, она была выкрашена в четыре цвета Хогвартса — в подсолнухово-жёлтый, изумрудно-зеленый, сапфирово-синий и кроваво-багровый. Конечно же, вместо ненавистных голов домашних эльфов, на стене на своих цветах висели гербы факультетов, но кроме этого Кассиопея нашла и свой бабочково-синий цвет, увенчанный гербом Шармбатона с перекрещенными волшебными палочками и двумя пегасами. И белый цвет с пустым гербом. — Мама… — едва просипела Кассиопея. — Это просто восторг… Ты превзошла саму себя. Кас впервые заговорила с матерью с того момента, как без спросу залезла в её голову и нашла там мысли, которые ей совсем не понравились. Как странно! — теперь Кассиопее совсем не хотелось злиться. Под гербами в рамках были написаны имена тех, кто закончил разные факультеты, а под белым те, чью школу мама не смогла установить. И сколько же их было, Блэков! И все они закончили разные факультеты! Кассиопея вспомнила тридцать два ряда имён на гобелене из Блэк-мэнора — это были все известные поколения её семьи, включая те, до которых мадам Виардо докопаться не смогла. И на этой стене славы красовались они все! Оказалось, что среди них вместе с Сириусом насчитывалось целых десять гриффиндорцев! А ещё больше оказалось во Франции, тридцать человек! Почти по одному из каждого поколения! — Дед Арктурус упадёт прямо здесь! — рассмеялась Кас. — Ведь нас нужно называть совсем не истинными Слизеринцами, а настоящими Шармбатонцами! Вальбурга довольно ухмыльнулась, словно наслаждающаяся солнечными лучами львица — и Кас поразилась этой метафоре, возникшей в её голове: ведь мать закончила Слизерин. Но именно сейчас, в коричнево-алом платье и с уложенными в аккуратную причёску волосами, она так сильно походила на львицу, сильную и довольную собой. — Мама, мамочка… — запричитал абсолютно оглушённый счастьем Сириус, — я тебя просто обожаю! Он рассмеялся, спустился к ней и крепко обнял — и Кассиопея с удивлением осознала, что они с братом уже выше Вальбурги... — Ты выполнил обещание, — хмыкнула она. — А я сдержала слово. На шум спустился заспанный Регулус, но и он очень быстро проснулся, увидев эту непередаваемую красоту. — Я должен написать дяде Альфарду! — завыл он. — Это великолепно, мама! За одну ночь! Вот это сюрприз! Вальбурга усмехнулась и шёлкнула пальцами. — Не я здесь герой, — она довольно улыбнулась. — А Кричер. Домой эльф появился рядом Вальбургой и застенчиво спрятался за её юбкой, словно маленький ребёнок. Сириус захлопал в ладоши — и они подхватили все вместе: — Слава Кричеру, слава! Кас не знала, что домовые эльфы умеют краснеть, но он покраснел, а на его серых глазах выступили слёзы. — Спасибо, юные хозяева, — расчуствовавшись, проскрежетал он. — Спасибо… — Скажи, Кричер, — спросил Сириус, смущённо почесывая щёку. — А где трофеи? Можем ли мы… похоронить их? И Кричер не выдержал. Заплакал, неуклюже вытирая слёзы с морщинистых щёк. Сириус, не ожидавший такой бурной реакции, захлопал глазами и бросился его утешать. А Регулус с Кас переглянулись и последовали за ним. Мама улыбалась и успокаивающе гладила эльфа, спрятавшего лицо в её юбку, по плечу. Головы захоронили через несколько часов, сразу после полудня. Они все вместе аппарировали к берегу моря, где не было никого кроме чаек, обитателей дома Блэков и "трофеев", обёрнутых в белые простыни. Кричер сам выкопал могилы с помощью магии, а Кассиопея, Сириус и Регулус осторожно спустили головы вниз и закопали руками, словно отдавая дань уважения. Эльф тихо вытирал слёзы серым платком. Мама долго безучастно смотрела на горизонт, а потом вздохнула, взмахнула палочкой, и из земли выросли три плоских камня, на которых золотыми буквами проступили имена. — Их звали Тигги, Моррив и Инни. Наш дом прежде принадлежал Сириусу, прошлому патриарху, — Вальбурга поймала взгляд Кассиопеи. — Это он убил их, за предательство. Я не знаю всей истории, но однажды он сидел на той самой лестнице, смотрел на них. Я была ещё маленькой девочкой, когда он сказал мне их имена… И больше никогда не говорил. Даже в своих дневниках, которые я отыскала после его смерти — даже удивительно, что он их не сжёг! — он не писал, в чём была причина. Кричер поднял на неё свои печальные глаза: — Если позволите, хозяйка, Кричер расскажет. Кассиопея с братьями удивлённо посмотрели на эльфа. Вальбурга кивнула. Ветер запутался в её платье, и Кассиопея едва не пропустила начало истории — такой красивой ей показалась мама. — Тигги с самого детства следовал за хозяином Сириусом, — медленно проскрежетал эльф, вспоминая. — Учил его ходить, готовил для него, кормил, пока тот сам не научился держать ложку… Его мать, хозяйка Урсула, не любила детей, совсем не любила. Кричер неодобрительно покачал головой. — Но чем старше становился хозяин, тем меньше ему был нужен старый, дряхлый Тигги. Он постоянно кричал на него, и хозяин Финеас назначил ему другую. Её звали Моррив… Кричер крепко вцепился в свой платок. — Когда молодому хозяину исполнилось шестнадцать, он сбежал на ночь с какой-то девушкой из городишка рядом с мэнором. Хозяин Финеас был очень строг, считал, что до свадьбы нельзя так поступать, а у молодого Сириуса уже была невеста… Он бил эльфов до тех пор, пока Моррив не сдалась, Моррив не сказала — она так боялась, что Финеас убьёт её или её дочь! И сказала! Он тяжело вздохнул. — Молодого хозяина сильно наказали и сослали в Дурмстранг на последние два курса. С ним Финеас и отправил Инни, молодого и сильного, чтобы он приглядывал за хозяином… И Инни приглядывал. Потому-то через полгода Финеас забрал молодого хозяина обратно: тот вёл себя очень нехорошо! Кассиопея переглянулась с братьями — по рассказу Кричера тогдашний будущий патриарх Блэков был той ещё занозой в одном месте… Или хвалёный Финеас Найджелус и правда тогда получил от Кас и Сириуса по заслугам?.. А Кричер продолжал: — Когда молодой хозяин вернулся, он просто взбесился! Теперь уже он бил эльфов, теперь он требовал сказать, кто именно за ним следил… Но эльфы молчали и сами наказывали себя. Тогда хозяин поступил подло и лаской выманил у Тигги, своего старого эльфа, и имя Моррив, и имя Инни. И сказал Тигги, что тот ему славно послужил, что, когда он станет главой, то обязательно убьёт непокорных ему эльфов — за дерзость, за предательство. И Тигги рассказал Финеасу об этом, но хозяину Финеасу было всё равно… Хозяин сделал только хуже. Кричер снова всхлипнул. — Никто, совсем никто не защитил эльфов. Финеас кричал на Сириуса, заставлял его жениться. Он приказал домовым эльфам не помогать молодому хозяину, и ему всё приходилось делать самому. Штопать одежду, готовить… Бедный молодой хозяин! Поэтому, когда Сириус стал главой семьи, он выполнил своё обещание. Он ненавидел Блэк-мэнор, и потому долгие годы жил в этом доме на Гриммо. Он убил эльфов, сделал из них трофеи, но, на самом деле, он их не ненавидел по-настоящему. Кричер посмотрел уставшими от слёз глазами на сияющий горизонт и подслеповато сощурился, словно пытался почувствовать кожей солнце. — Хозяин Сириус часто сидел на той лестнице и смотрел на головы эльфов. Он часто приказывал мне остаться, и много-много раз рассказывал, почему убил их. И каждый раз он заканчивал свою историю песенкой… Кричер с волнением кашлянул и пропел скрипящим голосом, не попадая в ноты:— На месте Инни должен быть мой прадед, Блэк Ликорис. На месте Моррив — дед по Блэкам, Сигнус Блэк. На месте Тигги, что мне дорог был бесспорно, Отец мой, Финеас, который тоже Блэк!
Кричер замолчал. Прибой шипел, словно яма со змеями, в которую прежний патриарх Блэков так сильно хотел сбросить всех своих любимых старших родственников. — Хозяин Сириус, на самом деле, был хороший, — внезапно сказал Кричер, чем заставил всех на пляже неуютно поёжиться. — После этого он никогда не бил нас, никогда не кричал. Когда стал патриархом, всем семьям выделил только по одному эльфу, чтобы мы были преданы, никогда не следили за своими хозяевами и любили их. А меня вот оставил вам, потому что он очень любил хозяйку Вальбургу... Мы часто сидели с ним на той лестнице и ели. Он делился со мной едой, и Кричер любил его за это. Он смотрел на Тигги, Моррив и Инни и говорил, что видит не их, а отца, деда и прадеда. И когда думает об этом, ему становится хорошо-хорошо… Он замолчал. Кассиопея с братьями тоже молчали, не зная, что тут вообще можно ответить. Это было ужасно. — Поучительная история, — усмехнулась мама, вдохнув морской воздух как можно глубже. — Её бы рассказать всем старшим Блэкам. Ведь если бы Сириус был чуть более честным в своих желаниях, кто знает, чьи головы мы бы сейчас хоронили. Кассиопея передёрнулась и не нашла в себе слов, чтобы хоть что-то сказать. Она смотрела на Сириуса, которого мама назвала в честь такого неоднозначного предка, и размышляла: а смог бы он разозлиться на родственников так сильно, чтобы повесить их головы в своём доме и превратить его в склеп?.. Нет, не смог бы — ответила она себе. А Регулус? Тоже нет. Кас перевела глаза на маму, их взгляды встретились, и до неё донеслось приятное, чудесное чувство, которое испытывала Вальбурга — она, любимая внучка Сириуса, получила удовольствие от этой истории. В ней клубилось так много подавленного гнева, что Вальбурга попыталась представить головы своих родителей и родителей Ориона на стене над чёрной каменной лестницей… И ей стало от этой картины хорошо-хорошо. Кассиопея задержала дыхание, но не смогла почувствовать ни отвращения, ни злости. Старшие Блэки раздражали и её тоже. Не так сильно, как маму, но, может быть, однажды… Она проглотила своё "однажды" и посмотрела на горизонт. Безмятежные волны хлестали берег, а ветер — щёки Кассиопеи, и это приводило её в чувство. Там, за Ла-Маншем, Франция и её любимая школа. Там, за Ла-Маншем, она в безопасности, и нет никаких Блэков. Там, за Ла-Маншем, она однажды будет свободна, если не вернётся и не станет Министрессой Магии… Но она обязательно вернётся, куда бы ни пошла — в вечную несвободу, родовое проклятье всех Блэков.