Illecebra. Соблазн

      Солнечный и погожий день был на удивление редкостью для этого времени года. Утром Джин еще бурчал, что Чимин может заболеть, но солнце, бившее омеге в глаза в полдень, говорило о том, что весна станет ранней. Дворцовая половина альфы шумела так же, как и омеги. Чимину приготовили паланкин и подали к одному из входов. Легкие полупрозрачные шторки, вышитые золотыми нитями, почти не шевелились, только золотые кисточки раскачивались от движения. Паку открыли дверцу, он ступил внутрь и сел на мягкие подушки. К центру дворцовой площади тянулась длинная красная дорожка, по обеим сторонам от которой согласно табличкам выстроились придворные министры, чиновники разных рангов, евнухи и другие служащие.       Когда паланкин подняли, Пак смог осмотреть больше площади и увидел тех, кто приехал из провинций. Люди держались вместе, крепко став плечом к плечу. Внешне это походило на то, что образовалась толкучка, а Кёнбоккун не может вместить всех желающих, но Чимин видел в глазах подданных бесстрашие и готовность ринуться в бой. Пак неловко опустил взгляд в пол и вжался пальцами в подушку.       Через несколько минут они достигли места, где Юнги уже ждал омегу. Между ними всего лишь несколько десятков метров, которые можно преодолеть за считанные шаги, и огромная пропасть, что не перейти годами. Мин поджал губы, напряженно вглядываясь в приближающийся паланкин. Образ омеги, выходящего из транспорта, заставил его сердце остановиться. Мозг отказывался думать, решения нескольких дней менялись за секунды. От Чимина нельзя избавиться. Он слишком красив. Так, что в горле появлялся комок, кончики пальцев дрожали, а внизу живота собирался позорный жар накатывающего животного желания.       Брачная ночь… После церемонии Юнги плевать на то, что Чимин не хочет его, как альфу. Он терпел почти десять лет, его гордость альфы унижена и растоптана, но зверь требует реванша. И обязательно получит. Юнги хищно усмехнулся, облизал сухие губы, покрывшиеся корками, и шрам вновь пришел в движение. Чиновники Корё за спиной своего государя замерли в ожидании церемониймейстера, который должен спуститься из павильона главного дворца. Пестрая толпа за Чимином оживилась, евнухи и придворные вытянули шеи в ожидании придворного, медленно и важно несущего чхонсачхоронг.       Пестрый красно-синий шар из бумаги служил для того, чтобы освещать путь жениха, который отправится за будущим супругом, но в условиях сложившейся ситуации Юнги после проведения ритуала должен забрать его, как символ их семейного очага. Чимин посмотрел на ничего не подозревающего Мина и улыбнулся. Альфа растянул губы в ответ, возвращая приторную неестественную улыбку. Омега был даже искреннее, нежели «счастливый» альфа. Церемониймейстер поднес огонь к фитилю внутри шара, но, пропитанный особым составом, он вспыхнул, загоревшись за какие-то мгновения по всей поверхности. В тот же миг Чимин услышал над собой свист зажженных стрел, что летели в сторожевые башни. Дозорные, не подозревая нападения, были по большей части сражены стрелами и сразу упали замертво, а бойницы с сухим сеном тут же загорелись. Юнги, поначалу оторопев от происходящего, выхватил меч и скинул с головы хвагван, чтобы не мешал в бою.       — Измена! — крикнул Мин, обнажая меч. Воины, охранявшие короля плотным кольцом сомкнулись возле него, но хвараны начали теснить их к центру площади.       — Ваше Величество! — Джин дернул за руку зачарованного Чимина, у которого от страха ноги приросли к ковровой дорожке. — Надо бежать!       Секунды для Чимина превратились в вечность. Он оказался в толпе, кричащей, плачущей и рыдающей от страха. Министры схватились за оружие, омеги толпились, пытаясь удрать с площади в свои дома. Хвараны быстро отрезали государя и иностранных чиновников от места битвы и сделали безопасный коридор, чтобы Чимин мог бежать. Наступая на ханбок, путаясь в длинной чхима и едва не падая на землю, Пак торопливо бежал за Джином, который тянул его за руку так, будто хотел оторвать.       — Быстрее, Ваше Величество!       Уши Чимина заложил лязг оружия, но стрелы, летевшие над ними, значительно поредели: стражники на стенах Кёнбоккун были убиты. За каменной преградой нарастали непонятные крики, но сам ад творился здесь, внутри дворца. Пак бежал, но постоянно оглядывался на все, что происходило на главной площади. Его глаза выхватывали отдельные картины — взмахи мечей, лошади, выведенные из стойла хваранами и почувствовавшие кровь, ханбоки всех цветов, которые мельтешили до боли, сменяясь то красными, то темно-зелеными, но больше всего Чимину запомнились синие повязки. Люди из провинций бесстрашно вступили в битву, оттесняя воинов Корё, но и сами падали навзничь, пораженные мечами противника.       Первая кровь, увиденная Чимином, заставила его зажать рот в немом крике. Мгновенный страх скользнул мимо, оставляя мерзкий холод вдоль спины. Время все еще не хотело двигаться дальше, и Чимину казалось, что он стоит на одном месте несколько часов. Боль в запястье напомнила о том, что им нужно бежать. Джин дернул государя за руку, подгоняя к дворцовым коридорам в укрытие. Глянув в последний раз на арену битвы, Чимин увидел ворота Намдэмун, которые заходили ходуном и на его глазах просто слетели с крепких металлических крючков. Веками нерушимый Кёнбоккун, построенный еще предками Чонгука, дал слабину перед…       — Чонджу…— выдохнул Чимин, увидев подмогу. Сотни, тысячи людей, облаченные в черное, ворвались во дворец, посеяв еще большую панику, чем до этого. Шум скрещенных мечей усилился в разы, люди перемешались, а темного цвета, как саранчи, стало больше. Чимину показалось, что на Кёнбоккун напал большой и страшный паук, клещи которого расползлись по всей площади.       Наемники в черном полностью скрывали свои лица, оставив только глаза. Их собранные в хвост волосы метались по ветру, на голове каждого была повязка, а на лице темный платок, скрывавший нижнюю половину. Если бы Пак встретился с такими в лесу, то точно бы потерял сознание от страха. Чернобровые, с раскосыми темными глазами на загорелых лицах они больше напоминали налетевших коршунов. Их руки не уставали крушить врага, оставляя после себя десятки мертвых изуродованных тел.       — Ну, Ваше Величество, очнитесь же!!! — Джин проорал прямо на ухо, выводя Чимина из ступора. Пак получил легкий шлепок по щеке и тут же пришел в себя. — Надо спешить!       Хвараны уже толкали Чимина в спину, поскольку воины Корё, видимо по приказу Юнги, двинулись в сторону омежьей половины. В голове пробежала единственная мысль — нельзя стать заложником. Жизнь Чимина превратится в разменную монету, и тогда Юнги получит в руки все козыри. Король приподнял полы ханбока и застучал каблучками туфелек по мраморным плиткам. Спустя минуту они уже оказались у входа в хозяйственную половину дворца, а еще через несколько секунд хвараны втолкнули их в купальню, где Хёнвон и Джеян провели короля и Джина с группой дворцовых омег в безопасное место. Чимин бывал тут лишь раз — невзрачное помещение для хранения чистого отпаренного белья, оно стало их укрытием на ближайшие часы.       Его Величество прилип к стене, пытаясь унять колотящееся сердце и восстановить рваное дыхание, а Джин уселся на стопку простыней, приложив руку к груди. Огромные, как блюдца, глаза дворцовых омег выражали страх и панику, они тряслись от страха всем телом и не понимали, что вообще произошло.       — Нужно ждать, — первым отмер Чимин. — Все хорошо.       Голос короля, срывающийся на нервах, но все еще твердый и непоколебимый, заставил омег немного успокоиться. Они побледнели, сцепили пальцы в замок и как по команде начали молиться небесам, занимая свои мысли чем-то более продуктивным. Чимин и Джин помощи у высших сил не просили, они молча утупили взгляды в пол: один надеялся на помощь Чонджу, второй — на военный опыт и мастерство своего супруга. Чимин скользнул к Джину на грудь, а тот обнял его, поглаживая по спине и успокаиваясь сам. За плотно закрытой дверью едва слышались отголоски боя.       Дворцовая площадь в этот час превратилась в настоящее месиво, а новопосаженный мох окрасился красным, вбирая в себя человеческую кровь, что лилась рекой. Воины Корё хотя и имели численное преимущество, но были захвачены моментом неожиданности. Стражники на бойницах перестали быть угрозой настолько быстро, что стены Кёнбоккун остались полностью беззащитными для подданных, которые все еще стекались ко дворцу.       Битвы за ворота практически не было: Северные плотно закрыты и не требовали обороны, а Восточные и Главные захватили мятежники, круша всех захватчиков и отодвигая их в центр Кёнбоккун, чтобы не дать покинуть дворец и спастись бегством. Намдэмун, что разрушили наемники, тоже сданы. Мощные полотна из толстых бревен, сбитых между собой, жалостно покривились: одна створка лежала на земле и по ней пронеслась конница разбойников, а вторая едва держалась на последней петле, то и дело грозясь упасть и прибить тех, кто попадался под меч людей из Чонджу.       Намджун, охранявший дворец, дрался насмерть, перемалывая противников ударом меча. Новое оружие непривычно лежало в руке, но рубило отлично. Только благодаря генералу и лучшим хваранам, подобранным для этого дела, Джун окрасил белоснежную мраморную лестницу красными реками, что стекали с верхней ступеньки на нижние. Воины Корё, пытавшиеся подобраться к Киму, чтобы разорвать кольцо охраны, поскальзывались на лужах крови, падали и ругались отборными словами, но все равно желали найти себе смерть от генеральской руки. Так Джун сбрасывал уже не первое пораженное мечом тело, а отрубленные головы перестал считать.       Воздух наполнился испариной от убитых тел. Джун сделал передышку, чтобы осмотреться и не упустить свою главную цель — Мин Юнги. Этот щенок обязательно будет драться, Ким даже не сомневался. У него воинский дух и запал велик, а злость на то, что его обвели вокруг пальца, усилит ярость в разы. Моля о том, чтобы с омегами все было хорошо, Ким кивнул своим ребятам и оставил двери тронного зала, поскольку именно в этот момент инициатива перешла к восставшим, что боролись у гостевых домиков и возле министерского квартала.       Джун мигом сбежал вниз, оценивая обстановку по потерпевшим. К сожалению, среди восставших были потери. Ким видел, как уходила жизнь из молодых альф, которых он тренировал в Сончжу, Кенсан и Чханчжу. Парень из провинции Янгван был еще жив, его Намджун запомнил особенно. Смешной такой, с большими глазами, он упражнялся на мечах с раннего утра до позднего вечера, а в редкие визиты Намджуна приставал к нему, чтобы тот научил его новым приемам, которые знал только Ким.       — Да пусть небеса будут с тобой, — военачальник присел на колено, осматривая парня. Его кожа стала бледной, руки похолодели, а из зияющей раны в боку фонтаном текла кровь. Ее уже много собралось возле туловища, липким пропиталась и одежда… Не жилец. Джун прикрыл остекленевшие глаза парня, мысленно прося прощение за такую смерть.       Оглядевшись вокруг, Ким лихорадочно стал искать Юнги. Среди горы мертвых тел воинов Корё, которые он уже устал переступать, Мина не было. Из толпы дерущихся отделился один из захватчиков и, воодушевившись своими победами, кинулся на генерала. Джун обнажил свой меч наполовину, как над ухом свистнула стрела, попав четко в сердце нападавшему. Воин отпрянул от удара стрелы, схватился за древко, пытаясь его вытащить, но тут же захрипел и упал замертво, пуская изо рта кровавую пену. Джун повернулся, чтобы отблагодарить за помощь, и увидел сидящего на лошади Кихо. Юн подмигнул генералу и поднял руку, давая понять, что все идет отлично.       Оборона дворца под контролем — Намджун постоянно смотрел на хваранов, которые по всему периметру здания отменно справлялись с поставленной задачей. Пробираясь сквозь толпу тех, кто спонтанно поделился на группы для ближнего боя, Джун помогал восставшим устранять противников. Там, где мятежникам не хватало военного опыта, его с лихвой компенсировал одноглазый альфа, которому увечье ничуть не мешало сносить головы захватчикам. Но Юнги — его цель, его месть, его главная добыча, что не давала спать ночами — он где-то запропастился, и Намджун предположил, что альфа мог драться возле Западных ворот. Это единственный способ сохранить свою жалкую жизнь и трусливо бежать отсюда хоть в лес, хоть кинуться в горную реку, только выбраться из Кёнбоккун. Чтобы не дать ему такого удовольствия, Намджун ускорил шаг.       Сбоку раздался грозный крик знакомым голосом. Генерал До из армии Корё, что отлично дрался, отдавал приказ штурмовать дворец. Видимо, чтобы заполучить Чимина. Ким схватился за перекладину у лестницы, подтянулся и перемахнул через деревянные перила. Хвараны, что подставили спину, выставили вперед мечи, не давая подойти ближе. Любой, кто поднимался в галерею, тут же погибал от острого клинка. Генерал До, признавший свою тактику провальной, ловко метнул кинжал, поразив одного из хваранов. Лезвие пронзило шею, перерезав крупный сосуд, и хваран упал на пол. На его место тут же встал другой, но новый клинок, уже не только от генерала До, но и других воинов, впился в ногу стражнику. Джуну удалось пригнуться и увернуться от клинка, а второй раз он просто отбил оружие противника своим собственным, но меч выпал из его рук вниз, за лестницу, заставляя искать что-то новое.       В ситуации, когда время шло на секунды, а каждый новый удар мог стать смертельным, Намджун попытался найти оружие, но под ногами валялись лишь клинки, торчащие в телах погибших хваранов.       — Хоть что-то, — пробормотал Джун, вытаскивая оружие из груди солдата, испустившего дух. — Что б вы были неладны, проклятое отродье…       Подняв голову и выпрямившись, генерал Ким готов был голыми руками драться с До. На глазах военного министра упали еще двое верных хваранов. Оборона дворца дала брешь, которую пока восполняли засадники — часть воинов, что пряталась в тронном зале на случае захвата Кёнбоккун. С остервенением и болью в сердце за погибших солдат, что были ему как родные дети, Ким сбежал со ступеней, дабы лично сцепиться с До. Будут драться на кинжалах, если нет меча, подумал Джун, но замер на лестнице, так и не преодолев последние три ступени.       — Генерал Ким!!! — зычный голос, что окликнул его, был до боли знакомым.       Намджун резко остановился, словно прилип сапогами к мрамору, и повернулся в сторону звука. Мужчина на коне, одетый во все черное, приближался прямо к нему, стремительно сокращая расстояние. Генерал До отвлекся хвараном, метнувшим кинжал в ответ, а Джун растерянно смотрел на фигуру в черном, которая виделась все яснее, все ближе, все четче.       — Держи!       Ким инстинктивно вытянул руку, в которую ему ловко бросили меч в ножнах. Генерал схватил оружие и глянул на всадника, чтобы поблагодарить, и услышал:       — Не теряй больше! — Чонгук, вовремя подоспевший к Киму, спустил с лица черный платок и улыбнулся.       Джун покачнулся на обеих ногах, смотря на Его Величество, и едва не сел в кровавую лужу.       — Сынок… — прошептал воин, вцепившись в перила. Он не мог отвести глаз и не верил тому, что видел перед собой. Чонгук был тем же самым, что и пять лет назад. Разве что седые волосы появились на висках, да морщины на лбу стали глубже, заметнее. Лицо выглядело загорелым, но слегка уставшим, широкие брови напряженно сведены в одну линию, все тот же крупноватый нос, огромные насмешливые глаза с черными ресницами и широкая белозубая улыбка. Это не мираж. Лошадь, что гарцевала под наездником, уже давно почувствовала запах крови и переминалась с ноги на ногу, желая размяться в бою.       — Где волчонок?       Не было сомнений, что это Чонгук. Сквозь пелену появившихся слез Джун всматривался в до боли родной образ, выхватывая по мелочам. Линия губ, волевой подбородок. Та же горделивая стать, прямая спина и копна ухоженных волос, развивавшихся в высоком хвосте по плечам и спине.       — Он в безопасности, — прохрипел генерал, едва поборов ком в горле.       — Поговорим потом, — король Чон склонился с лошади вниз и потрепал Намджуна по плечу. — Удержи дворец, не дай им пробраться к омегам.       Все еще не веря в то, что это король, Джун заторможено пронаблюдал, как Чонгук развернулся на лошади и ускакал вглубь тех, кто решал, кому жить, а кому умирать. Битвы, шедшие в каждом уголке Кёнбоккун, требовали подмоги, но наемники устремились туда, где недавно закончили с захватчиками: у гостевых домиков кровь текла ручьем, а останки тел и отрубленные руки и ноги усеяли квартал министров. Омеги, закрывшиеся в домах, верещали так, что закладывало уши.       Намджун вытащил свой меч, который не держал в руках почти пять лет, и даже не удивился, что рукоять привычно и правильно легла в ладонь. Дорогая кожаная оплетка сохраняла тепло руки, позволяя слиться воину с оружием в единое целое. Ким тут же ощутил прилив энергии и глянул на генерала До. Военный министр Корё надвигался на хварана, пока остальные захватчики пытались штурмовать двери тронного зала. Последний рубеж перед тем, как ворваться во дворец.       Джун забежал на лестницу и стал в оборону, усилив первую линию. Завидев его, До хитро усмехнулся, а Ким дал приказ хварану сразиться с теми, кто подоспевал на помощь со стороны Западных ворот. До хоть и отпетый мерзавец, но понятие воинской чести имел и вышел драться с соперником на равных. Звук их мечей влился в общий гул. Хвараны, оборонявшие дворец, уже не могли сдерживать натиск противника, поэтому вынуждены были отступить в тронный зал, занимая более выгодную позицию и подкреплялась резервами Кёнбоккун внутри самого дворца. Зная, что ребята внутри справятся, Намджун сцепился с До, не давая ему перенять инициативу в сражении. Допустив неверное, слишком поспешное движение, военный министр Корё был смертельно ранен и отправился на небеса, испустив дух на пороге главного тронного зала.       Ким ринулся внутрь помогать хваранам и мятежникам, которые смешались с противниками в толпе. Сложно было различить, кого здесь было больше. Перепачканные кровью ханбоки уже стали грязно-бурыми, потеряв свое отличие, и только по черным маскам и синим повязкам Джун мог отличить своих от противников. Цветастым пятном на земле лежала Сари, попавшись под оружие кого-то из воюющих. Ким крушил и рубил всех, почувствовав в себе недюжинную силу после встречи с королем. Осталось дело за малым — одержать победу.       Звукам клинков в тронном зале вторил и звон оружия на улице. Мин Юнги, сразу ввязавшийся в бой, неутомимо дрался, показывая отличное мастерство. Он был гораздо опытнее и искуснее мятежников, но те не уступали в силе, хотя и проигрывали в бою, когда Юнги применял какую-то хитрость. В этом ему не было равных, и он успел положить с десяток подданных Силлы и нескольких разбойников Чонджу, появление которых стало для него неприятным сюрпризом. Он давно не делал вылазки на границы с Корё, но это даже не самое главное. Их появление — сигнал о том, что восстание было тщательно спланировано.       — Сучка, — прохрипел Юнги, когда понял, что Чимин ловко улизнул. Хвараны, ставшие живым коридором в несколько рядов, безупречно защитили Его Величество, обеспечив ему путь к отступлению в безопасное место. Неприятной неожиданностью стали павшие ворота Намдэмун, что означало контроль над дорогой на Намгён. Очевидно, что наемники, появившиеся со стороны Корё, успели побывать и там, если беспрепятственно преодолели охрану границ его королевства. Думать о том, что подобное произошло и в Корё, Юнги не хотел.       Голова лихорадочно работала, а руки опережали мысли, неустанно работая в бою. Тощий, но жилистый Мин хотя и был низкого роста, но юрко вертелся между мятежниками. В голове появлялось все больше вопросов: кто готовил восстание, и как давно Чимин начал эту грязную игру? Кто руководит происходящим здесь и кого нужно убить, чтобы восставшие потеряли своего предводителя? Где тот, кто возглавляет наемников, и сколько золота он может запросить за свое отступление?       Юнги мельком видел бордово-черные ханбоки своих воинов. Оценивая ситуацию он прикинул, что договор с разбойниками может стать хорошим шансом переломить ход битвы, а если он перекупит их главного, то все кардинально поменяется в его сторону… Вынырнув из схватившихся между собой воина Корё и хварана, Мин отчаянно закрутил головой, пытаясь найти предполагаемого союзника. За спиной заржала лошадь, скрипнув копытами по мокрому от крови мрамору, и остановилась. Человек, прибывший сюда, спрыгнул на землю, о чем возвестила хлюпнувшая в разные стороны лужа крови. Юнги почувствовал, как на его икры попали брызги, пронизывая влагой тонкие церемониальные паджи. Он одет явно неподобающе для боя.       Мин хмыкнул и медленно развернулся к стоящему. Сейчас ему придется дать бой, либо вступить в переговоры. Рука Мина уже до побеления пальцев сжала рукоять меча. На всякий случай. Оружие опустить он всегда успеет. Глядя на свой заляпанный чужой кровью ханбок, Юнги уставился на носки добротных сапог соперника. Поднимая взгляд выше по ногам, по крепким бедрам, осматривая руку, держащую меч, отличный ханбок с усиленными кожаными вставками на груди и на плечах, Юнги дошел до лица человека и замер. Неприкрытый черным платком, Чонгук стоял напротив и нагло улыбался ему в лицо.       — Не могу оставить без внимания твою персону, король Мин, — хмыкнул Чон, уставившись на совершенно шокированное лицо Юнги. — Почему ты так груб и невежествен, что постоянно не желаешь видеть соседа на своей свадьбе…       Голос Чонгука превратился в металл. Он медленно надвигался на Юнги, сокращая метры, и парализуя Мина одним только своим видом.       — Первый раз ты вообще меня не пригласил, — прошептал Чон с насмешливыми нотками в голосе. — А теперь ты хочешь сделать своим супругом моего омегу… Юнги, мы же давно договаривались, что ты не будешь делать глупостей.       — Как ты выжил? — Мин попятился назад, пытаясь выиграть время. Они оказались в дальнем углу, с одной стороны которого была стена, а ко второй примыкал ряд хозяйственных построек. Спрятаться за одной из них — неплохой вариант, но не с Чонгуком. Государь Корё прикинул, что открытый бой ему будет выгоднее, поэтому топтался на месте, затягивая время и обдумывая шаги.       — Твоими молитвами, Юнги, — скрипучий голос Чонгука закладывал Мину уши. В голове лупила только одна мысль.       — Не может быть… — король Корё даже произнес ее вслух. — Ты не мог выжить!       — Очевидно, что кто-то молился за меня лучше, — поддел его Чонгук, намекая на омегу.       — Чего ты хочешь? — рявкнул Мин. — Я убью тебя! Я завершу то, что не сделал у Нактоган, и повешу твою голову на воротах Кёнбоккун, — остервенелый от своей неудачи, Юнги желал только кровавого возмездия. — Ты устроил мятеж? Ты? Кто еще знал о том, что ты жив? Намджун? Чимин? Чью голову мне еще прибить рядом с твоей?       Чонгук подошел совсем близко, на расстоянии вытянутого клинка. У Мина нервы сдали первыми, и он поднял оружие, напоровшись на отлично закаленную сталь. Рука Чонгука отразила удар, едва не выбив меч из руки противника.       — Не спеши, Юнги, я хочу мести, — громыхнул Чонгук. — Хочу разрубить тебя на кусочки за всех тех, кого я потерял по твоей вине.       — Не выйдет! — взвизгнул Юнги, отскочил вбок и вновь выставил меч. — Я убью тебя, Чонгук!       — Я умирал одна тысяча семьсот тридцать четыре дня, Юнги, — рассмеялся Чонгук в лицо королю Корё. — Столько я прожил без Чимина. Неужели ты думаешь, что можешь меня напугать, подонок?       Юнги снова нанес удар и снова неудачно.       — Ты — самонадеянный гордец! — выплюнул Мин. — Думаешь, он нуждается в тебе? Думаешь, что вернулся в Силлу и станешь нужен тому, кто научился жить без тебя? За это время я дал ему все — свободу, власть, золото. Он согласился стать моим мужем!       Последний аргумент звучал совсем хлипко и неубедительно, но голова Юнги уже мало что соображала, а гнев стал худшим помощником. Его крах был очевиден, заговор против него определенно удался, но воспаленный мозг альфы отказывался мириться с реальностью.       — Ты прекрасно знаешь, — Чонгук снова отразил удар, а Юнги пошатнулся, едва не упав назад, — что Чимину чужды власть и золото. А его свободу не отнять никому, уж мне-то это известно лучше всех.       На этот ответ Юнги взвыл раненым зверем, получая моральное унижение одно за другим, похлеще ударов оружием.       — Ты считаешь, он научился жить без меня? — Чонгук скрестил оружие, наступая клинком так, что металл едва не коснулся лица Мина. — Я все это время воспитывал нашего сына, поэтому мы с волчонком связаны больше, чем приходит в твою пустую голову, залитую желчью и яростью.       Юнги опешил и не мог соединить воедино все, о чем говорил Чонгук. Впрочем, на раздумья времени не было, но и это известие ударило сильнее, нежели самый острый меч.       — А вот кому нужен ты? — усмехнулся альфа.       — Я — король Корё! Не смей со мной так разговаривать! — Юнги сделал усилие, пытаясь оттолкнуть Чонгука, но он — стена. Его не сдвинешь ни на сколько. Мин злобно фыркнул и, сделав обманный маневр, вывернулся из-под руки, оставляя за собой пути к отходу.       — Юнги, ты — никто! — Чонгук не мог не наслаждаться тем, как злобный полуоскал, который Юнги пытался выдать за надменную улыбку, сполз с его лица. — Твоей страны больше нет! Я похороню тебя со всеми почестями, но в безымянной могиле.       — Ты лжешь! — лицо Мина покрылось красными пятнами, кровь прильнула к лицу, впервые за многие годы делая его румяным и живым, не похожим на скульптуру из извести. — Этого не может быть! Сволочь!       Мин бросился в атаку, но Чонгук ловко вывернул его руку, делая физически больно. Альфа удержал меч, хотя и скривился от пронизывающего дискомфорта.       — Твои люди погрязли в ненависти друг к другу, — Чон внимательно посмотрел на Юнги, пытаясь донести ему свою мысль. В глазах противника отразился интерес к сказанному. — Янбаны озверели от неограниченной власти над бедными. Селения вымирают, твоя армия не способна защитить даже собственные границы!       — Что?! — голос Юнги звучал громче обычного, а в его тоне слышались истеричные нотки.       — Что слышал! Корё принадлежит мне. Жаль, что ты узнал об этом слишком поздно, но теперь тебя там никто не ждет. Твоя матушка отправилась на небеса, ее настиг сердечный приступ от позора, когда она увидела вооруженных людей, захвативших Намгён, и тех янбанов, тела которых сложены перед дворцом и воняют уже третьи сутки, Юнги. Я не варвар. Я приказал похоронить ее в семейном склепе, рядом с твоим отцом, но ни земля Силлы, ни земля Корё не готовы принять такого подонка, как ты!       Юнги взревел от боли, накатившей на него в одночасье. Пусть мать и была слаба разумом, но это единственный человек, который всегда был рад приезду сына в Корё. Он даже планировал забрать ее в Силлу после свадьбы с Чимином, но теперь…       — Ты сдохнешь, Чонгук! Будешь кормить червей, как твой отец и брат!       Юнги бросился вперед, а Чонгук, для которого разговор уже окончился, сделал ловко движение, чем выбил меч из руки Юнги, а вторым разом отсек ему голову. Тело убитого короля Мина осталось лежать под ногами, а Чонгук медленно опустил меч, с острия которого на белый мрамор капала кровь. Он запыхался и утер пот со лба, размазывая капли крови, брызнувшие от противника.       — Вот и все, Мин Юнги, — прошептал Чонгук.       Он не помнил, сколько простоял здесь, но сзади послышался шум, отвлекший внимание от созерцания мертвого тела. Времени прошло не много, потому что кровь Мина еще медленно струилась по камню, забиваясь в швы между глыбами, положенными здесь сотни лет назад. Кёнбоккун видел многое, но таких мерзавцев не часто. И Чонгук надеялся, что больше никогда площадь перед дворцом не окрасится красным ни по чьей вине.       Человек, подъехавший на лошади, спешился. Кихо Чонгук узнал по напряженному, спешному дыханию; за последнее время они сроднились и стали почти братьями.       — Глава, мы управились, — Юн подошел поближе и склонился перед альфой, брезгливо поглядывая на погибшего. Голова Юнги, лежавшая неподалеку, смотрела на Кихо остекленевшими глазами. — Н-да, — покачал головой альфа.       — Ты ранен? — от Чонгука не ускользнул вид потрепанного битвой ханбока, а на плече парня из разодранного рукава зияла кровавая рана.       — Пустяки, — махнул Кихо. — Залечим, когда вернемся в Чонджу.       — Здесь должен быть неплохой лекарь, — поддакнул ему Чонгук. — Вы все справились сегодня отлично. Сколько человек мы потеряли?       — Я насчитал не меньше четырех десятков, Чонсон. Но нужно пройтись и забрать тела. Оказать помощь тяжело раненым…       — Мы не вернемся в Чонджу, — твердо сказал альфа. — Где Ханбин?       — Ли Сок ранен, — с удивлением на это известие ответил Юн.       — Сильно?       — Пустяки, но вы же знаете, что Ханбин слишком впечатлительный. Придумал себе столько всего…       — Хорошо, — выдохнул альфа. — Сегодня мы все ночуем здесь. Занимайте казармы и ждите моего распоряжения. Через несколько дней я соберу общее собрание и поговорю с людьми. И сожгите трупы, иначе вонь будет стоять до самого Кэгёна.       — Слушаюсь, Чонсон, — склонив голову, Кихо услышал шаги человека, нарушившего их разговор. К ним приближался Ким Намджун, при виде которого Юн улыбнулся, довольно встречая генерала. Он уважал его не только за министерский чин, но и за боевой опыт, о котором был наслышан, а сегодня смог увидеть воочию.       — Чонгук! — Намджун раскинул руки, подбегая к Его Величеству. Старший скрутил его в объятиях и разрыдался на плече, не стесняясь своих слез. Кихо с удивлением отпрянул, ничего не понимая и не желая разрушать их контакт. — Чонгук!       Намджун обнимал государя, беспрестанно похлопывая по спине, проводя ладонями по лицу, будто боясь, что это все же видение, и скоро король исчезнет.       — Простите? — вмешался Кихо, когда эмоции немного схлынули. — Я ничего не понимаю… Глава…       — Это король Силлы Чон Чонгук! — Намджун выкрикнул с гордостью, крепко приложившись кулаком по груди Чонгука.       — Это правда? — оторопел альфа. — Чонсон?       — Можешь называть меня Чонгуком, я совсем не против, — улыбнулся король. — Ладно, займитесь ранеными, возьми хваранов в помощь, а мне нужно идти. Обо всем поговорим завтра, Кихо.       — Слушаюсь, — обескураженно пробормотал альфа, совершенно не понимая, как теперь обращаться к Чонгуку.       — Вот и хорошо, — Гук стукнул кулаком в кулак и оставил Кихо в раздумьях.       — Погоди… — пришла очередь Намджуна удивляться. — Кто глава?       — Господин Чонсон, простите, Чонгук, — вмешался Кихо, все еще не веря в то, что их руководитель — король Силлы. — Это глава Чонджу.       — Не может быть… — Джун потер лоб, а все слова и вовсе вылетели из его головы, оставив ее пустой-пустой, как горшок из-под риса. — Ты глава разбойников? То есть, это ты спланировал освобождение Кёнбоккун? И карта, которую я видел, нарисована твоей рукой…       Сомнений у Намджуна больше не оставалось, а молчаливое согласие Чонгука только подтверждало его догадки. Мир в который раз за этот день перевернулся с ног на голову. Ким взялся за голову, сдавливая у висков. Нет, мигрень ему точно обеспечена, да и вряд ли он вообще сможет глаза сомкнуть сегодня ночью.       — Я тебе обо всем расскажу, генерал Ким, но позже. А сейчас я хочу поговорить с волчонком. Где он?       — В хранилище за купальней. Туда не добрались.       — Хорошо, позови его в малый тронный зал. Скажи, что глава Чонджу пришел забирать плату, — Чонгук сложил руки в кулак и довольно хрустнул, разминая костяшки.       — Слушаюсь, Ваше Величество!       — Ким Намджун! — рявкнул Чонгук.       — Не лишай меня этого удовольствия, сынок. Я пять лет не мог сказать тебе этого…       — Неисправим, — подытожил Чонгук и заложил руки за спину, смотря на небо. — Кихо, разберись с нашими людьми, — отдал приказ альфа и его соратник отправился расквартировывать людей и заниматься ранеными.

***

      Солнце над Силлой светило особенно тепло, лаская лучами внутренний двор Кёнбоккун, но сейчас Чонгуку немедленно хотелось увидеть свое персональное светило, ярче которого во всем мире не найти. Идя по узким улочкам, государь жадно осматривал все, что оставил тут пять лет назад. Благодаря Чимину дома ничего не изменилось: Кёнбоккун был так же безупречен и красив, как и при его правлении. Стены построек аккуратно покрашены, крыши весной приведены в порядок, деревья подстрижены… Впрочем, другого он от Чимина и не ожидал. Силла стала для омеги вторым домом, поэтому он дрался за нее ценой собственной жизни.       Обогнув дворцовые стены, Его Величество вышел на площадь. От картины, представшей здесь, сделалось неприятно даже ему. Всегда светлый и чистый камень, с которым незаметно сливались белые лепестки весенних цветов, напоминал кровавые реки: повсюду разбросаны тела, мрамор испачкан кровью, где-то стонали раненые, прося добить их, дабы не мучились. Глянув под ноги, Чон понял, что стоит в такой же луже крови. Он брезгливо вытер сапоги об молодую траву и двинулся ко дворцу.       Дойдя до главной лестницы, Гук откинул сапогом тела убитых, дабы не осквернять дворец династии Чон. Он, неспешно оглядывая все вокруг, поднялся по лестнице и подошел к тронному залу. Хвараны, с которыми повстречался Его Величество, замирали, как статуи Будды, а один от переизбытка чувств потерял сознание.       — Грязно, — подметил Чон, проходя в зал. Кроме тел убитых с обеих сторон здесь никого больше не было, но в помещении стоял густой молочный дым, резонирующий с красным оттенком. — Нужно будет убраться. Дай Кихо людей в помощь, он займется этим.       Намджун только кивнул и оставил короля в малом тронном зале, а сам нырнул в темный коридор. Его разрывало от счастья, а прокричать известие о том, что король жив, хотелось на весь мир вплоть до сорванного голоса. Кашлянув, чтобы настроиться на серьезный лад, альфа подошел к бельевой. За неприметным выступом в полутьме двери охраняли хвараны, тут же узнавшие генерала по походке.       — Все хорошо, — при их виде у Джуна дрогнул голос, и альфа обнял ребят, что прильнули к его плечу. — Можете отправляться на отдых, а покои короля сторожить сегодня не стоит. Вы заслужили!       Хвараны переглянулись друг с другом, но приказа не ослушались, а новость об отдыхе их даже порадовала. Намджун легонько отпер дверь, и тут же на его шее сомкнулись руки Джина. Омеги стояли ни живые, ни мертвые, но взволнованно перешептывались, ожидая известий от генерала. Чимин сидел в уголке и, закусив губу, смотрел в пол.       Намджун скользнул губами по щеке Джина, немного отстраняя его, но от железной хватки крепких пальцев было не избавиться.       — Мы победили, Ваше Величество! — прохрипел Ким, и Джин тут же разразился рыданиями на его плече, совершенно не брезгуя тем, что ханбок супруга был полностью вымазан. Самое главное, что Намджун жив и победа за Силлой!       — Правда? — заторможенно спросил Чимин, смахивая слезу. Долгие часы здесь расшатали его нервы окончательно, и омега находился в совершенной растерянности.       — Правда, Ваше Величество, — поддакнул Джун.       — Что с Юнги? — в голосе Чимина послышался задушенный всхлип. — Он…       — Погиб, Ваше Величество, — доложил Ким, сжимая Джина за руку.       В комнатке воцарилась тишина. Омеги потихоньку покидали помещение, обходя Намджуна стороной и смотря на него с нескрываемым восхищением. Джин продолжал растирать слезы, а Чимин уткнулся в одну точку.       — Погиб, значит, — Пак прикусил губу, о чем-то размышляя. — Ты осуществил свою давнюю мечту, генерал? — намекнул он на то, что Мин пал от меча Намджуна.       — Отнюдь нет, Ваше Величество, — Ким смущенно улыбнулся и если бы мог, то обязательно прикусил себя за язык, чтобы не сболтнуть лишнего. — Это был глава Чонджу. У него оказалось с Юнги не меньше счетов.       — Даже так? — Пак удивленно приподнял бровь, изображая на красивом лице изумленную мину, от чего его губы невольно растянулись в улыбке. — Я видел его мельком, когда они сломали ворота Намдэмун.       — Совершенно дикие люди, — хихикнул Джун, а Чимин списал его неадекватную реакцию на радость от победы. Да им теперь ворота восстанавливать несколько месяцев нужно! А Пак совершенно ничего не смыслит в строительстве. Чимин уже прикинул, что ему придется отыскать в библиотеке записи хрониста в год возведения дворца, чтобы поглядеть на план, нанять строителей и дать им четкое задание возвести такие же ворота, но Намджун перебил его мысль.       — Вас ждут, Ваше Величество. Глава хочет платы за свою помощь, — коротко, с приказными нотками сказал Ким.       — А да, я помню, одного омегу.       Чимин откинулся на прохладную стену, больно упираясь лопатками и прикрывая глаза. Ему осталось решить небольшой вопрос и можно возвращаться к мирной жизни: отстраивать страну, растить ребенка, провести инспекцию во всех министерствах. Мысль о том, что он скоро отправится в Кангу, сделала его вмиг слабым. В носу защипало от подступающих слез, но он сдержался. Не хватало еще расплакаться перед каким-то головорезом.       — И кого же он хочет? — Пак похлопал себя по щекам, чтобы придать бледному испуганному лицу немного живости и румянца, и уставился на генерала. Попутно Пак бережно снял дорогие ёнджа, положил на лавку и распустил волосы. Массируя кожу головы, он настраивал себя на встречу с главой Чонджу, чтобы закончить этот день достойно. — Он уже говорил вам?       — Вас, Ваше Величество, — Ким нагнул голову, чтобы скрыть улыбку, а Джин, заметивший это, смотрел то на мужа, то на Чимина.       — Как это? — шепнул старший омега.       — Что?! — завопил Пак, как не в себе. — Да что он себе возомнил?! Я от одного только избавился, а теперь этот?! Я убью его при личной встрече!       Чимин вскочил со скамьи и с негодованием сжал кулаки. Его решительный вид и желание крушить все вокруг поселили в Намджуне подозрение, что встреча будет чересчур жаркой.       — Где он, Ким Намджун? Говори немедленно! — ярость захлестывала, а в голове радость от победы смешалась с обидой за то, что его берут в качестве расплаты, как племенную кобылу на ярмарке. — Не по его зубам омега Силлы! — клацнул Чимин собственными, чтобы продемонстрировать весь свой боевой настрой.       — Он в малом тронном зале, можете загрызть его лично. Ставлю на Вас, Ваше Величество! — слова Намджуна улетели вдогонку развевающемуся красному ханбоку, который тут же исчез из его взора в узких коридорах дворца.       — Намджун, тебе стоит вмешаться, — мягко сказал Джин, гладя рукой супруга по плечу.       — Нет, Джинни, им точно сейчас никто не нужен. Чонгук вернулся, — шепнул Ким супругу и поцеловал в висок.

***

      Двери в малый тронный зал были распахнуты настежь. Охраны вокруг не было, но Чимин не боялся. Он смело преодолевал каждый метр, запачканный кровью врагов, едва сдерживаясь, чтобы его не стошнило. Он видел много крови, но сегодня ее было слишком… Малый тронный зал, до которого не дошли воины Корё, оставался относительно чистым. По пути Чимину встретились лишь редкие кровавые следы, принадлежащие одному человеку. Очевидно, главе Чонджу.       Его силуэт глаза Чимина выцепили сразу. Витражные окна малого зала по красоте ничуть не уступали главному, поэтому свет, проникающий через них, красивой россыпью расстелился на плечах мужчины, укрытого плащом с глубоким капюшоном. Он стоял на одном колене, весь в черном, как и помнил Чимин, положив одну руку на меч, воткнутый между камнями. Поразительно покорная поза и лучше, если бы он так и стоял, но Чимину почему-то казалось, что от преклонения перед королем здесь ровным счетом ничего. Внутреннее напряжение этого человека и своеволие чувствовались на расстоянии, настораживая омегу. Пак прикинул, что по росту глава довольно высок, и накричать на такого не получится. Будет слишком унизительно не смотреть друг другу в глаза на равных.       Обдумывая, как сохранить достоинство и в то же время найти компромисс с главой, Чимин не успокаивался. Наоборот, с каждым шагом он закипал еще больше, а в нос лез раздражающий запах крови, не дававший сосредоточиться. Сегодня им пропитаны здесь даже стены. Набрав больше воздуха и вытерев об ханбок вспотевшие ладони, Чимин вошел в зал. До незнакомца оставалось несколько жалких метров, но омега застыл, как вкопанный. Что-то в этой фигуре его несказанно притягивало. Вернулось ощущение, когда он был в пещере. Даже сейчас, укрытый капюшоном, этот человек заставлял его чувствовать себя неуверенно. Здесь, во дворце, который принадлежит Чимину, он был словно гостем, приглашенным на кровавый пир.       — Вы… вы… Как вы можете так поступать? — он топнул ногой от бессилия понимая, что на большее не способен.       Внезапное оцепенение по всему телу переросло в дрожь, а в ногах появилась слабость. По развороту плечей, по очертаниям спины и бедер, что были видны под грубыми паджи, выглядывавшими из-под ханбока, Пак узнал силуэт человека, смотревшего на него с горы. Слишком много совпадений? Отнюдь нет! Этот глава не так прост, как кажется, и Чимин тяжело сглотнул понимая, что от его пыла не осталось и следа. Желание поругаться вмиг исчезло, а жалкий диалог, выстроенный в голове, улетучился.       Чимин рассматривал неподвижную фигуру с высоты своего роста, и взгляд омеги заинтересованно упал на руку. У главы она в прошлый раз была в перчатке для соколиной охоты, но сегодня… Длинные пальцы крепко сжимали меч, огрубевшая кожа потрескалась на фалангах, испачкав кисть то ли своей, то ли вражеской кровью, но больше всего Пак смотрел на шрам — аккуратный, возле большого пальца, оставленный от…       — Почему я появляюсь ровно в тот момент, когда порчу тебе праздник? — усмехнулся Чонгук и поднял взгляд на омегу. — Неужели ты думаешь, что я позволю тебе выйти замуж за Мин Юнги?       — Что? — пискнул Чимин, не веря своим глазам.       Перед ним стоял Чонгук. Его Чонгук. Разговаривал с ним, подшучивал в свойственной манере и смотрел на него глазами, полными восхищения. Пак прикрыл веки, чтобы прогнать видение, но лишь услышал:       — Волчонок! Не смей!       Перед омегой внезапно появилась кромешная темнота, а под ногами — небывалая легкость, словно и каменного пола не существовало. Он уже не чувствовал, как упал в руки Чонгука, который вовремя подставил их омеге, потерявшему сознание.       — Лекаря! Позовите лекаря! — громкий голос Чонгука разразился на весь дворец, и Джин с Намджуном, караулившие неподалеку от малого тронного зала, тут же дернулись от резкого крика.       — Посмотри, что с ним, а я за Ёнчолем, — генерал подтолкнул Джина в зал, а сам побежал за лекарем, находившемся в лечебнице с ранеными.       — Ваше Величество! — Сокджин, приподняв полы ханбока, вбежал в тронный зал, едва не рыдая. Все слезы он уже выплакал в бельевой, но все еще не мог поверить в слова мужа, пока не увидел Чонгука своими глазами. — Ваше Величество!       — Джин, что с ним? — Чон обеспокоенно смотрел за тем, как Джин хлопал Чимина по щекам, все время посматривая на Чонгука. Слезы счастья заливали лицо омеги, капали ему на руки, а он дрожащими пальцами размазывал влагу по лицу Чимина, пытаясь привести того в чувство.       — Недостаток сил, — резюмировал Ким, знатно поднаторевший в медицинском деле за последнее время. — Он дышит, пульс есть, хоть и слабый. Его Величество плохо спал по ночам и много нервничал в последнее время. Это истощение. Его нужно отнести в покои и дать отдохнуть.       Чонгук хмыкнул, но ничего не сказал. Подняв Чимина на руки, он послушно отправился в покои, а Джин поплелся за ним, яростно вытирая слезы, чтобы лучше рассмотреть короля. Он даже невзначай дотронулся до его спины, чтобы поверить в реальность происходящего. Следом за ними послышался топот Ёнчоля. Бледный лекарь, у которого от страха сердце в пятки упало, торопился с целым набором всяких лекарств, бережно собранных в корзинку.       Положив Чимина в кровать, Гук стал поодаль, пока омеги колдовали над Его Величеством. Его дыхание рядом было то прерывистым, то снова размеренным, будто он окунулся в крепкий, младенческий сон.       — Ему необходимо поспать, Ваше Величество, — поклонился лекарь. — Я могу остаться до утра.       — Не нужно, — Гук потирал подбородок, накалываясь пальцами на выступившую щетину. — Я сам останусь с ним. Приготовьте купальню и позовите туда Намджуна.       — Слушаюсь, Ваше Величество, — поклонился Ёнчоль и попятился назад.       Дверь за ним аккуратно закрылась, а за створками привычно не лязгнул металл копий хваранов, охранявших дворец. Сегодня все альфы были заняты уборкой мертвых тел, а омеги уже вовсю грели огромные чаны с водой на заднем дворе, чтобы отмыть площадь. Проворный дворцовый евнух, отвечавший за этот процесс, что-то кричал, да так громко, что даже в королевскую спальню было слышно.       — Королю дали снотворное с небольшой долей опиума, — пояснил Джин, глядя на бледного Чимина, резко контрастировавшего своей белой кожей с черными атласными простынями. Чонгук отметил, что в их спальне тоже ничего не поменялось, даже цвет постельного белья Пак предпочитал такой же. Внутренний зверь зарычал, довольно отметив, что Чимин хранил ему верность. — Ему требуется хороший отдых, Ваше Величество.       Слышать «Ваше Величество» от Джина и приятно, и в то же время непривычно.       — Иди сюда, — Гук распростер одну руку, приглашая омегу в объятия. Ким, что держался из последних сил, но зарылся у него на груди и заплакал. — Ну, прекрати, Джин, прекрати. Я вернулся и все хорошо.       Джин все еще плакал, вцепившись пальцами в грязный от крови ханбок. Они с Намджуном выглядели отнюдь не опрятными, но сейчас он думал об этом меньше всего.       — Я поверить не могу, Чонгук, — Джин обнял короля, а тот погладил его по спине, успокаивая рыдания. — Нам было так тяжело, а сколько пришлось вынести Его Величеству — ты даже не представляешь.       — Представляю, — пробурчал альфа, глядя на спящего Чимина. — Я знал, что он сильный. Он справился.       Джин только цокнул и покачал головой. Справился, но какими усилиями это удавалось Чимину — знали одни небеса. Через несколько минут евнух предупредил, что вода уже нагрета и генерал Ким ждет государя в купальне.       Сокджин остался с Чимином, чтобы проследить за его состоянием, а Чонгук, морщась от собственного вида, отправился в купальню. Знакомые коридоры он преодолевал бесшумно, с точностью зная, сколько шагов нужно сделать до того или другого поворота. Полумрак рассеялся, когда евнух с остолбеневшим видом приоткрыл дверь, приглашая короля в напаренную комнату. Джун обернулся и тревожно спросил:       — Как он?       — Все будет хорошо, — Чонгук уперся ладонью в стену, напитываясь энергией от камней дворца, где он родился и провел всю свою жизнь. В ладони будто пульсировало сердце Кёнбоккун, перекликаясь с его собственным, ставшим биться еще чаще. Чон устало развязал плащ, скинул грязную одежду и приказал то же самое сделать Намджуну.       — Где же будет поговорить лучше, как не здесь, — буркнул король, скидывая сапоги.       — Да уж, сейчас из дворца лучше носа не совать, — усмехнулся Ким, а Гук удивленно приподнял бровь, на что военачальник пояснил: — Прошло совсем мало времени, как Вы сняли маску, но я уже устал всем рассказывать, что Вы действительно живы и вернулись. Слухи быстро плодятся — сейчас евнухи разнесут новость по министерствам, те передадут своим омегам, и после этого на спокойную ночь можно не рассчитывать. Идя сюда, я видел, как чиновники чистили кисти для каллиграфии, вычесывая оттуда остатки туши. Этот день войдет в историю, и хронисты уже сели писать свитки.       — Я займусь всеми делами утром. Пусть пока люди поговорят, а завтра привычнее будет.       — Тоже верно, — кивнул Ким, заходя вслед за Чонгуком в воду. — Шрамов прибавилось… — заметил военачальник, глядя на бок короля и на бедро.       — От Юнги на память, — ухмыльнулся Чон. — Это я получил у Нактоган, — Чонгук опустился по шею в воду и блаженно прикрыл глаза. Оказаться в купальне была вторым сокровенным желанием после главного — оказаться в Чимине.       — Расскажи мне, что случилось потом?       — Я не знаю, сколько пролежал, но думал, что очнувшись, сойду с ума. Через время мне удалось выбраться, потом я скрывался в лесу, в глухой деревеньке, а затем судьба свела меня с Ханбином и ребятами из Чонджу.       — Ханбином? Это тот парень, которого я видел в пещере?       — Совершенно верно. Он стал моим помощником, как и Кихо. На Юна можно положиться в плане военной помощи, но Ханбин к этому совершенно не приспособлен. Но он помог мне выйти на Чонджу, а дальше пришлось спровоцировать Вун Чхона на конфликт и занять его место.       — Это рискованно…       — Это единственный шанс. Ты же знаешь, что они уважают только силу.       — А что с Корё? Кихо мне ничего не рассказал о твоих планах на земли Минов.       — Корё теперь принадлежит Силле, — Гук нырнул под воду и снова вынырнул, стряхивая влагу с волос.       Намджун ничего не сказал, только уставился на государя. Влиять на решения Чонгука всегда было непросто, но ему удавалось. Теперь, когда дело сделано, поздно о чем-то говорить. Осталось принять эту новость максимально спокойно, хотя Джун искренне беспокоился за то, как отнесутся к Чонгуку жители страны. По сути, он мало чем отличался от Юнги в этой ситуации.       — Живя в деревне, я долго думал о Корё, — продолжил Чонгук. — Чуть позже съездил туда, и мои догадки подтвердились. Военные чины занимают в Корё низшее положение, чем гражданские. Это основная ошибка Юнги, который надеялся на то, что авторитет его отца чудесным образом заставит воинов складывать головы именно за него — совершенно алчного и бездарного правителя. Крестьянские земли сократились из-за захвата янбанами, которым Юнги потакал, спуская с рук своеволие. Толпы людей вынуждены были пойти в разбойники, покинув свои земли. Часть из них ты сегодня мог видеть в бою: отличные ребята, но они не воины. И еще одна ошибка Юнги — прикармливание избранных. Их он приблизил к себе, чтобы плести интриги, но тем самым расслоил аристократию, потеряв поддержку старых янбанов. А новым от него нужны были лишь деньги.       — Н-да, выходит он сам разрушил вековые устои…       — Ты даже не представляешь — он вернул сигып! — огорошил его альфа. — Трусость и безволие — вот девиз правления Юнги!       — Я думал, что сигып уже давно изжил себя, — генерал покачал головой. В горячей купальне Джун бы с удовольствием нырнул в ледяную реку, лишь бы отрезвить мозги после услышанного от Чонгука.       — Знаешь, где он брал рис, чтобы наградить прислуживающих ему чиновников? — спросил Чонгук, а Ким интригующе поднял бровь и покачал головой. — Кроме того, что крестьяне попали в личную зависимость, он еще и грабил их, отбирая продукты и заставляя голодать. Сборщики налогов трясли все дома, вынося до последнего зернышка. С людьми особо не церемонились — убивали, если те пытались сопротивляться. Так погибла семья Ханбина.       — Жаль, — Джун опустил глаза вниз и от досады хлопнул рукой по глади воды, пуская круги по поверхности.       — Но и это еще не все, — ухмыльнулся Чонгук, глядя на еще более удивленно лицо генерала Кима. — Юнги принял закон о гонсиква. От 10 до 110 кёль. Тем самым он оставил часть крестьян без добычи лесного зверя, причем после вырубки леса земли тоже переходили в собственность чиновников. Но и помимо этого Юнги ввел хунчжон от 20 до 50 кёль. Пожизненно!       — Я не знаю, что сказать, — Намджун развел руками и окунулся под воду. — Все, с чем ты боролся здесь, активно процветало в Корё.       — Не удивительно, что я нашел поддержку не только среди бедняков, но и среди старой аристократии. Они протирали свои ханбоки, беднели в то время, как новая аристократия набивала карманы. Юнги сам дал мне все шансы избавиться от него. Я восстановил контакты с некоторыми чиновниками, с ними дружил еще мой отец. Потом мы подняли армию, и уже за три дня до восстания здесь народ в Корё праздновал свержение старой власти. Все прошло на удивление легко, но не обошлось и без потерь со стороны Корё. Королева Мин, кстати, тоже отправилась на небеса. Не выдержала позора.       — Что там сейчас?       — Пока военная администрация, но потом я заменю ее гражданскими служащими. На все нужно время.       Чонгук с Намджуном еще некоторое время попарились в купальне, расслабив мышцы и смыв с себя грязь сегодняшнего дня. Солнце уже опустилось за горизонт, и на выходе из дворца их встретил Кихо.       — Все готово, Ваше Величество, — альфа улыбнулся новому непривычному титулу, которым он называл Чонгука.       — Хорошо. Составишь мне компанию, Джун? — Чонгук цокнул языком, в нетерпении ожидая ответ. — Чимин пока не проснулся, поэтому у нас есть время проститься с Мин Юнги. Не думаю, что ему нужно это видеть.       Альфы собрались у ворот, где уже были приготовлены тела погибших, сложенные в возах. Останки короля Мин Юнги завернули отдельно, а по белому савану расстелились прощальные золотые лучи уходящего солнца, словно небо оставляло на нем свой отпечаток. Чонгук распорядился положить умершему меч и хвангван, как символ королевской власти. Это все должно исчезнуть вместе с его владельцем раз и навсегда.       Добравшись до реки, Чонгук приоткрыл ткань и посмотрел на останки короля Корё.       — Больше ты никогда не посмеешь отобрать у меня волчонка, — прошептал Гук и поднес факел к сухой соломе. Она быстро запылала, задымилась, и солдаты поспешили спустить плот на воду. — Хочу быть уверенным, что вода заберет этого мерзавца, ибо землю осквернять его черной кровью не хочется.       Намджун, заложив руки за спину, стоял рядом, провожая взглядом пылающий плот.       — Ты похоронил его с большими почестями, нежели собственного брата, — подметил Джун, наблюдая за реакцией Чонгука.       — Мин Юнги — обычный подонок и мерзавец, коих на свете очень много, но мы не связаны с ним кровными узами. Я убил его так же, как убил этими руками тысячи солдат, которые посягали на мою землю. Хосоку я никогда не прощу предательства. Эта боль в разы сильнее, понимаешь?       Джун молчал. Над рекой зависли грязно-фиолетовые тучи, напоминающие причудливые фигуры животных, что тоже пришли проводить в последний путь короля Мина. Неподалеку солдаты сжигали тела погибших солдат из Корё. Костер достигал нескольких метров в высоту, освещая темноту равнины почти до самого дворца.       — Что ты теперь будешь делать? — Джун не отрывал взгляда от огонька на воде, который становился все меньше и меньше по мере отплытия плота, но оставаться здесь становилось совершенно невыносимым. — Пойдем, одежда провоняется дымом.       Гук вздохнул, и с неохотой отвел взгляд от реки. Было видно, что он наслаждался этой картиной. Месть, которую он вынашивал в себе долгие годы, наконец, свершилась.       — Освобожу Чимина от управления страной и займусь реформами. Много чего предстоит сделать в Корё, да и в Пакче надо наведаться.       — Чимин поставил там доверенных министров и лично принимал отчеты и изучал документацию, — вставил Ким.       — Не сомневаюсь, именно поэтому ему нужно отдохнуть и восстановить силы.       — Тебе будет сложно отстранить Чимина от государственных дел. Он живет этой страной, дышит с ней одним воздухом. Его сердце бьется в ритме Силлы…       — Согласен, но я хочу детей. Считаю, что после стольких долгих лет отсутствия я заслужил компенсацию. Он чуть не выскочил замуж у меня под носом! — рассмеявшись, сказал Чонгук.       — Когда вернешься в покои, забери из его ханбока пузырек с ядом и уничтожь, — голос Намджуна был как никогда серьезен. — Его Величество решил, если восстание потерпит поражение, он примет отраву. Сказал, что не хочет без тебя жить.       — Глупенький, — выдохнул Чонгук осознавая, что мог потерять омегу. — Я бы не допустил этого.       — Но ты не давал о себе знать все пять лет! — парировал генерал.       — Я был намного ближе, чем ты думаешь, — многозначительно урезонил его король.       Ким замолчал. Словам Чонгука он верил. Альфы ушли с пригорка, последний раз взглянув на реку, и вернулись во дворец. Сокджин все еще был с Чимином, но сон сморил и его: омега положил руки на кровать и устроил туда голову, отчаянно борясь со слабостью. Чимин же продолжал спать в одной позе, поэтому Джина не тревожил.       — Ты можешь идти, — прошептал Чонгук на ухо сонному Сокджину, легонько тронув того за плечо. — Я останусь до утра.       Намджун помог супругу собрать некоторые лекарства, и они оставили покои, а Чон нырнул под одеяло к Чимину, сгреб того в охапку, пока он не сопротивлялся, и зарылся в его волосы, вдыхая запах персика. Рядом с альфой он стал заметно сильнее, и Чон боялся, чтобы не спровоцировать у Чимина течку своим появлением. И так слабый организм вовсе истощится. Король не заметил, как быстро заснул.

***

      Думая, что его утро теперь будет начинаться с нежных поцелуев Чимина и жаркой любви до изнеможения на шелковых простынях, Чонгук жестоко ошибался. Его первый рассвет после возвращения в Силлу начался с увесистой пощечины, в которую омега вложил всю силу своей маленькой ладошки. Король меньше всего ожидал такого от любимого супруга, но с диким волчонком нужно быть готовым к чему угодно.       Залепив пощечину альфе, Чимину не полегчало. Растрепанный, сидя в кровати в одном только нижнем платье, он источал весь гнев мира, который скопился в его маленьком хрупком теле. Сколько времени было, Чонгук не знал, но из окна уже падали лучи утреннего солнца, ложась Чимину на плечи и гладя волосы золотистым светом. Чон с нескрываемым восхищением смотрел на омегу, и даже жар на щеке от полученного удара не умалял его голодного взгляда. Чимина хотелось скрутить, подмять под себя и придавить всем телом так, чтобы эта мышка больше не пискнула в лапах кота.       — Как ты мог! — омега неистово колотил кулачками по телу Чонгука куда попало, но альфа терпел. Собственную вину он ничуть не признавал, но пытался хотя бы не дразнить Чимина ненужными оправданиями.       Понимая, что его удары ничуть не задевали альфу, Чимин отскочил, словно ошпаренный. Босые ноги омеги совсем не чувствовали прохлады мрамора, а кровь бешено стучала в висках, пуская жар по всему телу. От обиды, что Чонгук скрывался от него, Чимина просто разрывало до боли. Такое впечатление, что его поместили в кымбу, выворачивая и руки, и ноги одновременно.       — Ты знаешь, как я ждал тебя? — кричал сквозь рыдания Пак. Он был не в себе, поэтому запустил в Чонгука первую попавшуюся фарфоровую вазочку со стола. Чон увернулся, а в унисон с криками Чимина раздался бой керамики. — Я надеялся, что однажды ты вернешься! Я сложил камни в лесу, когда смирился с твоей смертью! Почему ты пять лет не давал о себе знать? Всего одна весточка — и я бы пришел!       Чонгук вскочил с кровати, пытаясь обнять Чимина, чтобы успокоить, но едва не поймал лицом шкатулку из редкой разновидности малахита, что он привез Чимину в подарок на первую годовщину свадьбы. Стукнувшись об стенку, от шкатулки отлетела крышка, а на пол рассыпались украшения и драгоценности, что любил носить Чимин.       — На коленях бы приполз к тебе, Чонгук! А ты бросил меня, предал! Ненавижу тебя, ненавижу! — прокричал Чимин, наступая на альфу с подсвечником в руках.       — Именно поэтому я не давал о себе знать! — Чонгук, терпение у которого закончилось раньше предполагаемого, быстро перехватил Пака за запястья и подсвечник звонко упал на пол, закатившись куда-то под кровать. Чон скрутил омегу, повалил на простыни и сел сверху, вжимая руки омеги в атлас. — Ты думаешь, мне было легко? — прокричал король в лицо Чимину, у которого от злости по лицу пошли розовые пятна, а глаза метали в Чонгука десятки копий. — Я знал о ситуации во дворце! Мир полнится слухами, но если бы Юнги все заподозрил, ты представляешь, чем бы обернулось восстание? Поражением, Чимин! Юнги корыстный и алчный, но далеко не дурак. Если бы он проследил за тобой и узнал, что я жив, всего этого бы не случилось. Твоя идея со свадьбой бы не удалась, а Юнги достаточно подыграть, чтобы провалить наши планы и сделать шаг на опережение. Я никогда не бросал тебя, волчонок, и не предавал. Ты понимаешь, что я не прощу себе, если, поддавшись инстинктам, поставлю тебя под удар и потеряю?       Молчание всегда наполнено словами. В установившейся между ними тишине глазами было сказано больше, чем они прокричали друг другу.       — Ты все знал? — вопрос от Чимина прозвучал обреченно и с долей непонимания.       Руки Чимина безвольно ослабли в цепких оковах альфы, и он рискнул разомкнуть ладони, не ожидая новой пощечины. Обида в омеге была настолько сильной, что слезы продолжали течь сами собой, а горло перехватило тугим комком, не дающим нормально говорить. Сердце разрывалось от того, как сильно он хотел броситься к Чонгуку на шею, расплакаться еще сильнее в родных объятиях, чтобы потом успокоиться в родных сильных руках, где Пак всегда чувствовал спокойствие и защищенность.       — Ты получил свою заколку?       — Я подумал о тебе, но все во дворце считали меня сумасшедшим. Намджун и Джин твердили, что ты погиб, — всхлипнул Чимин, глядя на Чонгука огромными глазами.       — Но ты же единственный, кто не поверил в это, волчонок. Она предназначалась для тебя, — альфа провел рукой по лицу Чимина, спускаясь от виска по скуле и до щеки.       Омега уперто вздернул волевой подбородок, все еще разрываемый обидой изнутри.       — Тогда в ущелье Чонджу, когда мы приезжали с Намджуном, мне было неспокойно, будто кто-то следил за мной… — Чимин произнес это просто в подтверждение своих догадок, но Чонгук тут же признался.       — Это был я. И ты даже не представляешь чего мне стоило сдержаться, чтобы не броситься к тебе.       Так и есть, вздохнул Чимин, понимая, что он тогда не сошел с ума. Ему ничего не казалось, и все это было наяву, а не в его больном воображении.       — Ты знаешь, что у нас есть сын? — прошептал омега.       Чимин впился острым взглядом в Чонгука, у которого от воспоминаний о Седжоне сразу стало теплее на сердце. Омега клялся сам себе, что хотел бы сказать об этом при других обстоятельствах, но если Чонгук осведомлен о его жизни, то и факт рождения наследного принца для него известен.       — Я знаю все, что случилось здесь и с тобой, — попытался он уйти от ответа, чтобы не признаться во всем и не получить новую порцию супружеского гнева. В противном случае Чимин лишит его удовольствия до гранатового месяца, а терпение у Чонгука заканчивалось с каждой минутой.       — Я немедленно хочу забрать его во дворец, — сказал Чимин, неотрывно смотря на альфу. Злость утихает, а мысли о скорой встрече с сыном делают его слишком мягким. — Я виделся с ним лишь раз, но с нетерпением ждал тот момент, когда смогу привести его домой.       — Обязательно, волчонок. Я прикажу евнухам собрать два паланкина, а пока предлагаю тебе прогуляться на лошадях.       В глазах Чимина загорелось и тут же потухло разочарование. Он ждал от Чонгука поцелуя, не сводя взгляда с губ альфы и буквально моля об этом. Если муж решил его наказать за утреннюю истерику, то он должен показать, что ему все равно. И несмотря на бушующие эмоции и желание Чимин коротко ответил:       — Хорошо, дай мне время собраться.       — Я снаряжу лошадей и буду ждать тебя возле конюшни, — с ухмылкой сказал Чон, читая слишком очевидные эмоции на его лице.       Чимин гордо откинул одеяло, спустил ноги на прохладный пол и встал, чтобы подойти к тазику с водой, но тут же сильные руки альфы перехватили его поперек талии, притянув к себе. Чонгук не мог отказать себе, чтобы не прикоснуться к этому соблазнительному телу. Король дышал в затылок, едва сдерживая внутреннего зверя.       — Чонджу выполнили свою часть уговора, Ваше Величество, — альфа прошептал у самого уха, опаляя горячим воздухом и выбивая у омеги почву из-под ног. — Теперь вы должны выполнить свою.       Пак замер, чувствуя, как горячие сухие губы прошлись от уха вниз, а языком Чонгук лизнул пульсирующую жилку на шее у самой ключицы. Метка начала жечь, остро реагируя на истинного. Феромоны выделились, сильнее кружа голову не только Чонгуку, но и Чимину. Он дурел от того, насколько сильным и тяжелым становился запах персика в помещении, будто перед ними привезли огромные блюда самых сладких сортов и разрезали каждый фрукт, заставив источать медовый тягучий запах. Чтобы не поддаться ему сейчас, Чимин выпорхнул из рук и склонился над тазиком, смотря на свое отражение в воде. Чонгук хмыкнул и вышел, оставив Пака одного с бешено колотящимся сердцем.       — Как вы себя чувствуете, Ваше Величество? — в покои просунулась голова старшего омеги, а потом чинно заплыл и сам Сокджин. Он выглядел свежо и удовлетворенно, строго и по-матерински оглядывая королевские покои после ночи супругов. Разбросанные вещи, осколки вазочки и зелено-голубые куски малахита говорили сами за себя.       — Полным дураком, — вздохнул Чимин. — Такое впечатление, что купил старинную чашу, но меня обманули — на руке остались пятна от свежей краски. До обидного противно.       — Что здесь случилось? — строго спросил Джин, чтобы усовестить Чимина.       — Повздорили, — вдохнул Пак, заливаясь румянцем от стыда за свое поведение.       — Но это же было для вашего блага, — резонно заметил Ким, поставив рядом с тазиком кувшин с теплой водой и убирая осколки, чтобы Чимин не поранил стопы.       — Я понимаю, но все еще злюсь и не могу с собой ничего поделать, — вздохнул Пак, начиная утренние процедуры.       — А вам ничего не нужно делать. Просто доверьтесь Его Величеству. Позвольте себе отдых — это пойдет Вам на пользу. Вы поправитесь, вернутся былые формы, улучшится цвет лица, Вы станете лучше спать. Вам понадобится много сил, чтобы воспитывать наследного принца, а политику оставьте альфам, — Джин, довольный прочитанной моралью, принялся помогать Чимину, но услышал ошеломительную новость.       — Сегодня же мы отправимся в Кангу! За наследным принцем! — Чимин просиял от того, что поделился сокровенным. — Заберу его и доктора Джана тебе в помощь.       — Скорее я буду спрашивать у него совета и только мешаться, — рассмеялся Ким.       — Нет уж, ты займешься своим здоровьем. Часть твоих обязанностей возьмет он, а я жду пополнения в вашем семействе.        Джин тут же покраснел, будто они говорили о чем-то непозволительном и постыдном. В нем давно тлела надежда, что с освобождением Силлы от Мина они с Джуном смогут уделить время себе, а там, хвала небесам, и ребеночек появится.       — Пользуйся знаниями доктора Джана, — подбодрил его Чимин. — Он уже не молод, но с радостью поможет тебе.       Чимин быстренько привел себя в порядок и надел светло-зеленый ханбок. Над прической долго колдовать не стали — Сокджин расчесал волосы, смазал их ароматическим маслом и заплел низкую косу с лентами в тон одежде. Пряди, что выбились, он убирать не стал — Чимин так выглядел менее официально, чем всегда.       — Вы великолепны! — Джин взял омегу за руки и не мог скрыть своего восхищения. Он всучил Чимину легкую накидку на случай ветра, и остался полностью удовлетворенным.       — Хорошо, — Чимин пригладил ханбок, волнуясь перед прогулкой. — Дай мне веер — в жар бросает, да и в комнате стало резко душно. Откройте окна, чтобы пока мы вернулись тут не было запаха персика.       Джин проворно метнулся к столу и передал королю дорогой изящный веер из полированной слоновой кости и китайского шелка. Пак обмахнулся несколько раз, но жар не уходил, навевая странные мысли.       — Я распоряжусь разжечь лавандовые палочки, но Его Величество против ароматических свечей, — затараторил Джин, а Чимин непривычно дернул плечом. За последние годы он привык к тому, что единственный носил титул короля Силлы. — К тому же, аромат персика может свидетельствовать о приближающейся течке.       — Я пью отвар, — отмахнулся Чимин, на что Джин возразил:       — У истинности на этот счет свои порядки, — многозначительно парировал старший, поучая Чимина, как нерадивого юнца. — Это от Мин Юнги вы могли спасаться отваром, а на истинного он не действует. Со вчерашнего вечера запах персика только усиливается.       Чимин пропустил сказанное мимо ушей. Он и так понял, что его состояние далеко от идеального. На лбу выступил холодный пот, он хотя и спал под действием снотворного, но проснулся раньше положенного от непонятного беспокойства и неуютности, словно рядом что-то или кто-то раздражали все его чувства, влияя на все органы и мешая разом их слаженной работе.       — Идите, — Джин легонько подтолкнул омегу, который застыл, рассматривая свое изображение. — Он уже заждался вас.       — Я ждал его пять лет, а Чон Чонгук не может подождать еще пять минут? — Чимин насмешливо приподнял бровь, и Джин испугался, что Пак принципиально останется в покоях.       — Ваше Величество! — он сложил руки в молитвенной позе и поднес к небу. — Если в вашей душе осталась хотя бы одна цветущая ветвь, на нее всегда сядет поющая птица.       Чимин улыбнулся, понимая неотвратимость будущего. Собственно, менять его он и не собирался — его все более чем устраивало. Омега направился по самому длинному коридору, что выходил на хозяйственный двор к конюшням. Чонгук уже стоял на улице, поглаживая лошадь, которая ела с его руки сухарики из сладких булочек и довольно хрустела, тычась в руку государю. Рядом стояли министры и полковники Силлы, Кихо, Ханбин и еще несколько незнакомых альф в черных ханбоках разбойников. Не видя приближающегося короля, они о чем-то громко разговаривали, смеялись, но из всего многоголосия уши Чимина выхватывали только голос альфы: глубокий, тягучий, местами грубоватый, но самый любимый. Чимин улыбнулся, подумав о том, что теперь каждый рассвет он может встречать именно так.       — Доброе утро, Ваше Величество! — все стоящие альфы поклонились Чимину, а Кихо и Ханбин, не привыкшие к жизни при дворце, особенно старательно, согнувшись чуть ли не пополам.       — Доброе утро, господа, — улыбнулся Чимин, сияя белозубой улыбкой. — Впервые за последнее время я могу сказать, что оно действительно доброе.       Омега отметил, что на улице ему стало немного лучше. Удушливый запах персика стал менее слышен, грудь наполнилась свежим влажным воздухом, а легкие расправились, жадно набирая кислород.       — Садись, — скомандовал Чонгук, отдавая Чимину поводья гнедой, а лошадь альфе вывели из стойла. Военные и министры, поклонившись королям, разошлись по своим делам.       — Куда поедем? — заинтересованно спросил Чимин, поглаживая покладистую лошадь по гриве.       — На наше место, — подмигнул Чонгук, поправил плащ и легонько подстегнул кобылу Чимина.       Пак молча повиновался. Без Чонгука он на обрыве не появлялся, считая это предательством — делить воспоминания не на двоих, а оставлять лишь себе. Лошади послушно двинулись, а хвараны, открывшие ворота Силлы, стали на одно колено, преклоняясь перед государями. Все стало привычно, возвращаясь на круги своя, будто и не было пяти лет разлуки. О кошмаре напоминал только запах костра, что еще устойчиво держался, когда ветер дул с реки на Кёнбоккун, принося в нос раздражающую гарь. Но Чимин знал, что этот ветер будет недолго. С очищением земли от захватчиков впереди их ждут только самые лучшие моменты.       Преодолев дорогу, которая Паку показалась намного короче, чем раньше, лошади шагнули на зеленую поляну с молодой весенней травой. Под копытами хрустели сочные листья и стебли, маня животных остановиться здесь и наесться вдоволь. Чонгук спешился сам и поддержал Чимина за талию, после чего привязал лошадей к деревьям на длинном поводе. Благодарно мотнув мордами, животные продолжили жевать траву, погружая морды в молочные заросли и фыркая, если травинки попадали в ноздрю. Потрепав каждую, Чонгук подошел к Чимину, который стоял у самого обрыва, за два шага до края.       — Смелый стал? — хмыкнул Чон. — Когда-то ты боялся даже подойти сюда.       — Не подменяй безумие смелостью. Когда-то я и тебя боялся, Чон Чонгук, — заметил Чимин, сложив руки перед грудью и кутаясь в плащик. По виску скатилась капелька пота, а ладошки стали горячее. — Мне до сих пор кажется, что я сошел с ума и все, что происходит — это мое больное воображение.       — Прости меня, — утопая в траве, Чонгук неслышно подошел сзади, положив подбородок Чимину на плечо. Пак не вздрогнул, будто ждал этого.       — Я почти смирился с одиночеством, но не с тем, что тебя больше нет, понимаешь? — Чимин снова всхлипнул и вытер мокрый нос.       — Знаю, волчонок, — в словах Чонгука слышалось искреннее отчаяние, но Чимин понимал, что по-другому альфа поступить не мог. — Человеку, который ориентируется по звездам, заблудиться сложно. Ты — мое единственное солнце Силлы, и я всегда возвращаюсь к тебе.       — Ты должен мне пять лет, — с укором и хрипотцой в голосе сказал Чимин, тая от сказанного альфой. Ушки омеги порозовели и навострились, жадно впитывая каждое слово.       — Я должен тебе всю жизнь, и даже тогда мне не удастся расплатиться за все, что ты для меня сделал, Чимин, — Гук обнял его за плечи, притягивая к себе и становясь опорой. Омега очень сильно похудел, его плечи стали совсем хрупкими, а выступающие лопатки больно упирались Чонгуку в грудь.       — Я не прошу от тебя ничего, — Чимин замотал головой, сдерживая слезы. — Мне достаточно того, что ты вернулся, — он развернулся в объятиях Чонгука и кинулся ему на шею, впервые позволив себе показать истинные эмоции.       — Волчонок, любимый мой, — Чонгук притянул его к себе, поглаживая за плечи. От усиливающегося аромата стало совсем тяжело контролировать себя и своего внутреннего альфу. Чонгук поцеловал Чимина в лоб, ощущая на своих губах солоноватый пот, после чего развязал плащ и постелил его на траву, увлекая Пака на землю.       Омега очаровательно запаниковал, отпрянув от Чонгука на крохотное расстояние. За пять лет он совсем отвык от любви и близости, поэтому робел перед Чонгуком, словно впервые.       — Я соскучился, — тягучим с патокой голосом прошипел Чонгук ему на ухо, подкладывая одну руку под голову Чимина, а второй обнимая за талию. В голосе короля слышались нотки голода, желания и страсти. Альфа не переставал любоваться тем, насколько Чимин красивый. Его черты лица изменились, заострились из-за чрезмерной худобы, но весь омега оставался неистово желанным, и Чонгук до скручивающейся боли в животе хотел освободиться от нахлынувшего напряжения.       — Чонгук, я не…— для Чимина было одинаково важно и стыдно доносить до Чонгука знание, что у них с Юнги ничего не было. Щеки вмиг вспыхнули огнем, заливаясь румянцем до ушей. Столкнувшись с внимательным взглядом Чонгука, омега вмиг замолчал, а альфа заткнул его рот поцелуем, не желая слышать эти унизительные слова.       — Волчонок, ты — мой омега. Я уверен в тебе, как ни в ком другом. Нет любви выше, чем уважение и доверие к тому человеку, которого я выбрал. Любить тебя — это лучшее мое решение, которому я верен до конца своих дней. Поэтому никогда не смейте даже мысли допускать о том, что я усомнюсь в Вас, Ваше Величество, — урезонил его Чонгук, не желая отрываться от соблазнительных губ.       Еще до того, как прикрыть веки с благодарностью за доверие, Чимин прильнул щекой к руке альфы, потираясь об огрубевшую кожу. И даже несмотря на это, ладони Чонгука оставались для него самыми нежными и самыми любимыми. Король заменил свою кисть на свернутый под голову плащ и легонько чмокнул омегу в губы, стараясь не напирать. Он понимал, что нужно действовать не столько согласно своему желанию, сколько возможностям Чимина, а тот был зажат и напуган, словно девственник. Под ладонями Гук ощутил, как напряглась каждая его мышца, как омега сжался, стараясь уменьшиться в размере, и Чон готов биться об заклад — сейчас самое сокровенное желание Чимина — исчезнуть отсюда. Все вернулось в тот день много лет назад, когда Пак впервые отдался ему на обрыве по собственному желанию.       Чонгук целовал медленно и нежно, едва дотрагиваясь горячим кончиком языка до открытых участков тела на ханбоке. Даже накидка, в которую Пак вцепился от страха руками, была ему не помехой, когда альфа зарылся носом в углубление у ключицы, намеренно дразня метку, чтобы расслабить Чимина. С каждой минутой запах раскрывался ярче, аромат сильнее, он расцветал всеми оттенками нежной сладости, еще больше раскрывая характер Чимина. Несомненно, омега изменился за это время, потому что Чонгук ощутил терпкость на языке, которой раньше не было, но спустя время она ушла, сменившись чем-то более легким, будто ванильным.       Чимин расслабился уже спустя несколько мгновений, так ожидаемо потянувшись к своему альфе всем телом. Его природа откинула страхи и предрассудки, вручив Чимину эликсир смелости, благодаря которому он сам льнул к Чонгуку, привстав на локти и показывая, что доверяет альфе.       — Не спеши, — шепнул Чонгук ему в губы. — Я слишком долго ждал и хочу сполна насладиться тобой.       — Ах, — только и выдохнул Пак, удерживаемый под спину крепкой ладонью. В руках Чонгука он по-прежнему чувствовался игрушечным, хрупким, точно фарфоровым, с такой нежной светлой кожей, на которой от губ Чонгука вмиг расцветали розовые пятна. Останавливать альфу бессмысленно, когда собственный организм сдавался, повинуясь природе. Чонгук зарылся руками в блондинистые волосы Чимина, дернул за ленту и распустил косу, наслаждаясь золотым водопадом по плечам омеги.       Неторопливо, растягивая удовольствие, альфа прикусил ключицу, развязал ханбок и просунул ладонь к оголенной коже, останавливаясь рукой на ребрах, которые можно было пересчитать под пальцами. Пак выгнулся вперед, пытаясь избавиться от ханбока, что второй завязкой изнутри плотно удерживался на миниатюрном теле.       — Я не настаиваю, Чимин, — Гук был удивлен такой активности, но его омега отбросил все предрассудки. Прошлое должно остаться в его голове. Мрак и одиночество последних лет ни в коем случае не станут помехой для новой счастливой жизни.       — Я хочу, Чонгук, правда, — Чимин едва сдерживался, его кожа горела в тех местах, где супруг касался ее, а ароматы сводили с ума обоих, заставляя терять остатки разума, — но я немного боюсь. Помоги мне.       Гук смотрел на него сверху вниз, словно на самую драгоценную драгоценность. Он не боялся говорить о нем так, ибо сравнить Чимина с чем-либо еще было сложно.       — Я буду осторожен, — шепнул Чонгук, окончательно развязывая ханбок и раздвигая полы ткани.       Нежная рубашка из полупрозрачной ткани тут же разошлась, стоило альфе дернуть завязки, и открыла ему доступ к голой коже. Чимин был великолепен, как во всех его снах, что он пересмотрел за эти годы бесчисленное множество, где в каждом из которых, как только он дотрагивался до супруга, тот исчезал, а Гук просыпался в холодном поту, приходя в себя и понимая, что все увиденное — мираж. Альфа прислонился к груди, провел от середины ключицы вниз, оставляя влажные дорожки от шершавого языка. Чимин дрожал, целиком и полностью отдаваясь истинному, а рука Чонгука быстро скользнула к паджи, освобождая Чимина от завязок и распуская легкий поясок. Как только Чимин почувствовал пальцы Чонгука на своем животе, он вжал его, словно в страхе, а Чонгук остановился, не двигаясь ни на сантиметр и давая Чимину вспомнить, сколько страсти между ними было раньше. Пак выдохнул, набрал побольше воздуха и выгнулся, когда Чонгук лизнул его вставшие соски, по очереди вбирая в рот и посасывая острые горошинки. Одурманенный магическими движениями языка Чонгука, Пак расслабился настолько, что пропустил руку короля ниже, послушно приподнимая попу, чтобы тот стянул паджи, откидывая их в сторону за ненужностью.       — Хочу чувствовать тебя, — Чимин вспомнил о том, что он обещал сам себе быть смелее. — Сними…       Гук улыбнулся и подчинился желанию Его Величества Силлы, стягивая с себя уже не военный, но все равно торжественный королевский ханбок. Темно-синяя атласная ткань с вышитыми драконами послушно подчинилась рукам Чимина, которые шустро забегали на поясе, помогая альфе развязать узел. Гук сбросил одежду на траву, а Чимин с блеском в глазах уставился на желанное тело. Как же долго он хотел к нему прикоснуться. Лежа на траве, Пак протянул руки к Чонгуку, проводя от накачанных плеч по рельефным грудным мышцам и ниже, к шраму, оставленному у Нактоган. Чимин помнил все шрамы, но это новый. Он осторожно обвел его пальцами, подтянулся на локтях и сел, прикасаясь к рубцу губами.       — Если бы я мог, я залечил бы их все, — прошептал омега, едва сдерживая слезы.       — Я обещаю, что их больше не будет. Все закончилось, волчонок. Теперь время принадлежит только нам и я не хочу его терять, — Гук взял его лицо в ладони, сдавил бедра, чтобы Пак не ерзал, и поцеловал супруга в губы. От легких нежных прикосновений Чимин почувствовал накатывающее возбуждение, что скопилось внизу, не давая сосредоточиться на словах альфы, а сердце застучало загнанной ланью, выскакивая из груди.       Гук уложил Пака и прошелся губами к животу, сжимая бедра руками, надавливая пальцами на внутреннюю часть и прося супруга раскрыться. Его вставший член уже истекал смазкой, которую Чонгук с животным удовольствием слизывал, раздражая уретру Чимина языком сильнее и провоцируя влаги еще больше. Пак дернулся тазом, показывая свое желание, но Чонгук придавил его рукой, не давая руководить процессом. Возбужденный взгляд, прикушенные губы, раскрасневшиеся щеки и волосы, прилипшие в влажным вискам, заводили Чонгука вместе и по отдельности, а ощущение от члена Чимина в его рту казалось самым долгожданным за все время.       Пак скулил, извивался под Чонгуком, чтобы освободиться от крепкой хватки альфы. Когда Чон смилостивился, все равно не насытившись Чимином, Пак выскользнул из-под него и освободил короля от сапог и брюк, являя своему взору сильное мускулистое тело с новыми шрамами. На бедре, очевидно от кинжала, виднелось углубление. Омега прикоснулся к нему, целуя легкими прикосновениями бабочки. Член Чонгука, давно стоявший колом, дернулся от этой нежности, и Чимин умудрился оседлать его, заставляя улечься на землю.       Желания терпеть больше не было. Рука Чонгука сомкнулась на члене Чимина, а сам Пак пододвинулся ближе, проезжаясь голой попой по половому органу супруга. Тот сразу же уперся ему в половинки, и омега блаженно застонал, когда Чонгук приподнял бедра, имитируя толчки.       — Я хочу сам, — омега прикрыл глаза, завел руки за спину и раздвинул ягодицы, дразня собственный анус влажной истекающей головкой альфы. Откинув золотистые волосы назад, Чимин равномерно раскачивался то вперед, то назад, ерзая на Чонгуке голой кожей.       — Волчонок, у меня пять лет не было омеги, — сделал замечание Чонгук. — Я не хочу быть грубым, но ты испытываешь мое терпение.       — М-м-м, — Чимин прикрыл глаза, хитро поглядывая на Чонгука, и мазнул язычком по пухлым сухим губам.       Выгибаясь вперед и толкаясь собственным членом в ладони Чонгука, который плотным кольцом обхватил ствол омеги, Пак прогнулся назад и растер пальцем смазку на члене Чонгука, сжимая тот и проводя по нему руками до основания, цепляя напряженные, разбухшие от желания яички. Чонгук простонал, когда Чимин надавил посередине промежности, массируя его кожу и вспоминая, какими сладкими были прошлые ощущения. Словив затуманенный возбужденный взгляд супруга, омега улыбнулся и, придерживая член рукой, медленно опустился на него, сдерживая дискомфорт от проникновения.       — Медленнее, — прохрипел Чонгук, удерживая Чимина руками за талию и не давая опуститься резко и полностью. Король знал, что супруг готов пожертвовать собой ради его удовольствия, но сейчас отнюдь не это было главным для Чонгука. — Ты слишком узкий, тебе будет больно, Чимин.       Пак, закусив губу до слез, только мотнул головой. Организм расслаблялся, делая стеночки максимально податливым. Омеге так неприятно от того, что тело забыло привычную сладость от интима с любимым, но так же приятно, когда он ощущал, как член Чонгука с каждым сантиметром входил глубже и растягивал больше, вспоминая давно забытое ощущение заполненности. Чимин раздвинул ноги, уперся руками в грудь Чонгука и опустился на максимум, звонко шлепая собственными яичками об низ живота альфы.       — Волчонок, хороший мой, — Гук поглаживал его по груди, дразнил, цепляясь ногтями за соски и сдавливал руки на талии, едва не обхватывая стан омеги двумя руками. Чимин невероятно смотрелся в его руках. Его тело, окутанное лучами утреннего солнца, словно невесомым шелком, убивало похлеще любого оружия, что когда либо держал Чон, и альфа понял, что поражен им давно и крепко в самое сердце.       Пак снова привстал, выйдя почти полностью и резко опустился, производя пошлый стон, нарушивший тишину поляны. Брать все в свои руки и стимулировать собственную чувствительность в нужном ему ритме оказалось невероятно приятно и очень возбуждающе. Он чувствовал свою власть над Чонгуком, чувствовал, как нравился ему, как заставлял движениями своего тела стонать Чона, делая его совсем ручным и менее грозным, чем его привыкли видеть во дворце. Такой Чонгук только для Чимина — с заломленными бровями, вздымающейся грудью, выступившими венами на шее с комочком пульсирующей артерии, в которую хотелось вонзиться зубами и обновить метку.       Альфа подкидывал бедрами, пока Чимин, сбиваясь с ритма, не кончил ему на грудь. Гук приподнял и ловко перевернул Пака на землю, разведя перед собой стройные бедра. Каждому он готов был молиться и целовать бесперестанно, едва трогая губами нежную, как шелк, кожу. Коленки Чимина задрожали, а сам он еще смотрел звездочки под веками, что продолжали рассыпаться от сильнейшего оргазма. Чонгук, удерживая омегу за колени, скользнул пальцами между ягодиц, лишний раз удостоверившись, что не причинит Чимину боли. Мягкие сокращающиеся влажные стеночки жадно сомкнулись на трех пальцах, что беспрепятственно проникли внутрь. Чонгук заменил их на член и вошел медленно, толкаясь глубоко и с оттяжкой, постепенно наращивая темп и наблюдая, как собственный член исчезал и появлялся в Чимине, ритмично наполняя омегу до краев. Через несколько движений Чонгук излился внутрь, отдавая всего себя до последней капли и ощущая, как тело покрылось мурашками от удовольствия.       Чимин негромко охнул, чувствуя, как горячая сперма заполнила его изнутри. Гук намеренно медленно раскачивался, расставив руки по обе стороны от омеги, не выходя из него полностью, а лишь дразня его чувствительное тело. Разочарованный стон Чимина и его повелительное движение бедрами заставляют Чонгука войти глубже. Чтобы не причинить Чимину дискомфорт, он так и лег на него, не обращая внимания, как завязывался узел.       Их губы снова встретились в поцелуе, и Чимин скользнул в горячий рот Чонгука, дразнясь юрким языком и доверчиво проводя по краям зубов альфы. В ответ на это Чонгук только улыбнулся, легонько прикусив омегу за губу.       — Я тебя никуда не отпущу, — Гук зарылся в волосы Чимина, скручивая в своих руках его хрупкое тело.       — Если ты не выйдешь из меня сейчас, то я точно далеко отсюда не уйду в ближайшее время, — хихикнул Пак.       — Поздно, Ваше Величество, — Чонгук поправил прядь волос и хитро уставился на Чимина. — Я хочу, чтобы мы дали имена нашей любви.       — Да чтоб тебя! — омега ударил его кулачком по спине, но совсем не больно и только чтобы повредничать. Течки у него так и не было, да и отвар, что он принимал столько лет, явно имел немалое действие на его организм, поэтому вероятность забеременеть минимальна. — Чонгук, не зли меня!       — А я буду, — альфа поцеловал его в нос, на что Чимин скорчил рожицу. — Я хочу чтобы все твои чувства принадлежали только мне. От любви до ненависти. Весь мой мир заключается в тебе: я видел тебя в каплях дождя, в шепоте скошенных трав, в догорающей свече… Больше всего я мечтал оказаться здесь, волчонок. Наши судьбы сплетены, мы много потеряли и узнали цены нашим ошибкам, но я верю в то, что лучшее еще впереди.       — В этом можешь не сомневаться.       — Чимин, — шепнул Чонгук, не так часто обращаясь к омеге по имени. — Я люблю тебя. Я всегда буду говорить, что люблю тебя, а когда все слова в мире закончатся, я придумаю другие. Запомни это.       У Чимина к горлу подкатил ком, а к глазам подступили слезы. Сердце еще учащенно колотилось после пережитого оргазма, поэтому собраться с мыслями Чимин не мог, но заветное слово «люблю» из желанных уст было таким долгожданным, что Пак перестал дышать, лишь слушать Чонгука и дальше.       — Я все еще не могу поверить в то, что ты здесь, — Пак водил ладонью по голой коже груди, по спине и бокам, вспоминая изгибы тела. Спустя годы Чонгук казался ему больше и мощнее, и стало заметно, что не терял времени — под кожей явно прорисовывались мышцы. — Я так устал быть сильным без тебя. Мало кто понимал, как тяжело мне было натягивать улыбку и становиться примером для подданных, когда внутри меня все ломалось и крошилось от одиночества. Знаешь, я больше всего боялся проснуться утром и понять, что я сдался. Что в моей жизни не будет больше борьбы за прошлое, ведь будущее без тебя не представляло никакой ценности. Я легко бы отказался от него, только бы вернуть хоть одно мгновение, когда мы были вместе. Намджун говорил мне, что нужно жить ради страны, но даже когда я видел смысл в других, я понимал, что любовь есть только в тебе. Воспоминания доводили до слез, и я закрывался в своих покоях, чтобы Юнги не слышал, как я плачу. Память стала моей самой большой проблемой.       — Не вспоминай. Я не могу ничего исправить в прошлом, но в моих силах подарить тебе счастливое будущее. Я не знаю, уйдем ли молодыми, или небеса даруют нам долгую жизнь, но каждое мгновение я хочу делать тебя счастливым. Чего ты хочешь, волчонок? — с интересом спросил Гук.       — Я просто хочу жить и дышать тобой. Это все, что мне сейчас нужно, — Чимин выскользнул из-под Чонгука, когда почувствовал, что узел спал, и повернулся на бок, уставившись на альфу.       — Помни, что я всегда буду тебя любить, — Чонгук притянул омегу ближе, а Чимин придвинулся ближе, утыкаясь носом в его голую грудь. Несмотря на прохладный ветерок с горной реки, Чимину ничуть не было холодно. Горячее тело Чонгука опаляло сильнее всех печей, которыми обогревали дворец зимой.       — Сколько времени прошло? — Чимин бы лежал так вечность, но у них впереди самое главное дело. — Наверное, паланкин уже готов.       — Как ты себя чувствуешь? — Чонгук не переставал гладить Пака по лицу и играться с завитками его прядей. — Ты уверен, что перенесешь дорогу? Может быть я…       — Хочешь первым увидеть нашего сына? — перебил его Чимин и зыркнул на альфу с недовольством во взгляде, а Чон мысленно приготовился к очередному скандалу. Когда волчонок все узнает, ему не сдобровать. — Со мной все в порядке, — Чимин приподнялся на локте, прикрывая на мгновение веки и подставляя лицо весеннему солнцу.       — Искупаемся перед поездкой? — задорно подмигнул Чонгук, кивая вниз, на край обрыва, за гранью которого шумела река.       — Нет, там еще вода холодная, — рассмеялся Пак и замотал головой.       — Глупенький, здесь теплое течение, — с уверенностью сказал король, который знал Силлу как свои пять пальцев. — Ледяная вода выше, она спускается вон с того уступа, — Чон показал рукой вдаль, где Чимин рассмотрел огромную глыбу, окутанную молочным туманом. — Водопад рождается там, потом вода отстаивается в небольшом озерке, а весной в половодье, когда сходит снег, вода нагревается от солнечных лучей, поэтому у подножия обрыва она уже теплая. Ну что, согласен?       — Посмотри на тучи, Чонгук! — рядом с сильной жилистой рукой, натренированной мечом, протянулась изящная ручка Чимина, контрастируя с чоновой бледной кожей и худым запястьем. — Сейчас пойдет дождь!       Действительно, солнце, что грело Чимину щечки пару минут назад, скрылось за дождевой тучей. Не слишком грозной, но пушистой и обещающей скорый, кратковременный ливень.       — Ты боишься дождя? — Чон дразнил его, прекрасно зная, что Чимин не признается в слабости.       — С тобой мне ничего не страшно, — тихо ответил Пак и в его словах было столько скрытого смысла, что Чонгуку стало неловко его дальше подкалывать. Омега с ним максимально искренний и открытый, такой уязвимый и в то же время одинаково сильный.       — Пойдем, — Чимин доверчиво дал Чону свою руку, которая бережно скрылась в большой ладони.       Поляна у обрыва, куда так часто сбегали Чонгук с Чимином, была их тайным местом, поэтому сюда редко забредали крестьяне или просто проезжие между провинциями подданные. Не стыдясь своей наготы, Чон выпрямился, размял плечи и поднял Чимина на руки.       — Мое нижнее платье, — запротестовал омега, но было поздно: его рот уже заняли жарким поцелуем.       — Совсем легкий стал, — проворчал Гук, спускаясь с обрыва по только ему знакомому спуску, спрятанному в густой траве. Он с разбегу прыгнул в воду, обдавая Чимина теплыми брызгами и окуная омегу по шею, чтобы тот привык к температуре.       — Сумасшедший, — смеялся Пак, вытирая воду с лица, но новые брызги не оставляли шансов. Сохранить сухими волосы тоже не удалось — Гук набрал воды в пригоршни и, подкараулив Чимина со спины, облил супруга, вызывая в Чимине еще более неудержимый смех.       Весна еще никогда так не рыдала, поливая дождем Силлу. Он хлынул с неба совсем неожиданно, выжимая из тучки чистейшие серебряные капли и хлестая королей по голым телам, по лицу. Воздух вокруг них вмиг наполнился запахом дождя, и Чимин жадно вдыхал его легкость между жаркими поцелуями Чонгука.       Счастье. В глазах Чимина его было столько много, что Чонгук готов был утонуть в нем, как в этой горной реке. Пак источал вокруг себя свет, по которому альфа так скучал, и тепло, что манило его домой из самых далей.       — Я люблю Вас, Ваше Величество, — Гук притянул Чимина к себе, крепко прижимая к груди. — Больше жизни люблю.       Они целовались под шепот капель, что стучали по водной глади и омывали шелковую листву. Спустя несколько минут тучка пропала и на небе появилась радуга, обещая тишину и покой грядущего дня. Чимин замер, глядя на солнце и предчувствуя полное счастье, а потом смущенно уткнулся в грудь Чонгука, запоминая драгоценный момент.

***

      Из-за размокшей от дождя тропы королевские паланкины задержались в дороге почти на половину суток. Чимин ерзал, не мог усидеть на самых мягких подушках, а Чонгук подшучивал над ним, когда тот выглядывал за шторку каждые пять минут, и стучал его по любопытному маленькому носику. В Канвондо они прибыли на рассвете, а до Кангу оставалось несколько часов, но люди, прознавшие о визите короля в провинцию, не давали повозкам проехать, падали на колени перед лошадьми и благодарили за то, что Силла вновь стала свободной. Из-за этого Чонгуку и Чимину пришлось задержаться почти до полудня, переговорив с местными чиновниками о дальнейших планах.       Еще два часа в дороге совершенно вымотали Чимина морально. Ноги сами несли вперед и он уверен, что дал бы фору лошади, если бы Чонгук разрешил ему отправиться пешком. Первые крыши домов омега увидел еще с пригорка, свесившись из окошка паланкина и вглядываясь вперед. Ему предстоит разыскать домик доктора Джана, но он уверен, что лекаря здесь знает каждый. Домики все приближались, их очертания становились видимыми, и в каждом Чимин пытался угадать обитель лекаря. Чонгук, едя на лошади вровень с паланкином, молился небесам и просил сохранить его невинную душу, с надеждой поднимая глаза к слепящему солнцу.       Небольшая площадь привлекала размеренным говором людей и криками ребятни, возившейся возле ног своих родителей. Пак забегал глазами, пытаясь угадать в малышне Седжона, но тщетно — все дети были неподалеку от своих родителей, крепко обхватив их за колени и дразнясь друг с другом. Чимин завидовал каждой омеге, на чьих бедрах сомкнулись маленькие ручки, а его сердце до боли сжималось, желая скорее ощутить нечто подобное.       Чонгук, к образу которого жители Кангу совершенно не привыкли, медленно вел лошадь по дороге, петлявшей вверх, к домику лекаря. Альфы, узнавшие Чонгука, с восхищением в глазах смотрели на короля, а новости, что они принесли из дворца после участия в восстании о том, что их король Чон жив, никого не оставили равнодушными. Следом за скромными кивками послышался шепот, люди, не стесняясь, утирали слезы, провожая короля восторженными взглядами.       — Стойте! — Чимин крикнул, высунувшись из паланкина и едва не выпадая из транспорта. — Остановите!       Чонгук завидел издалека доктора Джана, вышедшего на дорогу, и поднял руку, давая знак остановиться. Следом за Джаном выбежал и Седжон. Чонгук остановил лошадь, отдал сопровождающему их хварану поводья и помог Чимину ступить на землю. Пак беспомощно мотал головой, но предчувствие его не обманывало, малыш был где-то рядом.       — Доктор Джан? — вопрос Чимина прозвучал будто в пустоту и не требовал ответа. Он уже издалека увидел доктора, что торопился им навстречу. — Доктор Джан!       Пак приподнял полы ханбока и побежал вперед, едва не поскальзываясь на мощеной камнями дороге. Его туфельки только и виднелись из-под легкой ткани, путающейся под ногами.       — Чимин! — Гук за пару шагов настиг омегу, поддерживая под локоть, но Пак упорно вырывался из рук мужа, сокращая расстояние к своему малышу, но удержать Чимина было бесполезно: он уже заметил кроху, который бежал к ним по дороге, проворно перебирая ножками и ловко перепрыгивая на своем пути неровности каменной кладки.       — Отец! — лицо наследного принца озарила улыбка до ушей, он ускорился так быстро, как перегонял лишь соседних мальчишек на соревнованиях, которые они устраивали по улочкам Кангу. — Ты приехал! Я так скучал!       Чимин оторопел, когда Седжон пронесся мимо него и с разбегу запрыгнул Чонгуку на руки, обвивая альфу за шею и прижимаясь ногами по бокам. Повесившись на альфе, он громко сопел ему в ухо, не желая опускаться на землю.       — Я же обещал, что вернусь, — Чонгук погладил ребенка по голове, зарываясь в темные кудряшки и целуя непослушные локоны.       — Чонгук? — Пак остолбенел, глядя на эту встречу и реакцию сына на появление альфы. — Что это значит?       Доктор Джан, подбежавший как нельзя вовремя, обнял Чимина и расплакался от накопившихся эмоций. Он одним из первых узнал новость о победе восставших, когда мятежники вернулись в Кангу и во всех красках описали то, что произошло во дворце. Но вид живых и невредимых правителей подействовал на него особенным образом.       — Чонгук! Ты можешь мне хоть что-то объяснить? — бледный Чимин отстранился от доктора, будто вовсе и не слышал его рыданий, и требовательно повысил голос.       Гук, держа сына на руках, развернул его к омеге и тихонько шепнул:       — Помнишь, я говорил тебе, что вернусь вместе с папой?       — Угу, — малыш слегка смутился, его щечки покраснели, но он с огромным интересом уставился на Чимина глазами-бусинками. За пару месяцев до восстания Чонгук неосторожно обронил эту фразу, а Седжон уцепился за нее, постоянно твердя, чтобы тот привез папу как можно скорее. В силу своего возраста он не понимал сложившихся обстоятельств, а отсутствие в его Чимина с самого рождения для него скорее было привычным, нежели травмой. Любовь Чонгука и забота доктора Джана с лихвой компенсировали отсутствие второго родителя, но по мере взросления и общения с другими мальчишками Седжон стал понимать, что в его жизни не хватает кого-то очень важного.       — Это твой папа, Седжони, — негромко сказал Чонгук. — Я тоже долго ждал этой встречи, сынок.       — Папа? — Седжон распахнул глаза, а Чимин инстинктивно потянулся к нему руками. — Ты привез папу!       Принц посмотрел на отца, будто спрашивая разрешения, на что Чонгук только улыбнулся и передал его на руки Чимину. Маленькие ладошки сына обхватили Чимина за плечи, а Пак, вцепившись в ребенка, расплакался, орошая слезами его красивый вышитый дракончиками ханбок.       Доктор Джан стоял рядом, обняв Чонгука за плечи и наблюдая за Чимином. Стресс, который переживал Чимин, смешал в его голове все эмоции, поэтому Чонгук перевел дух в ожидании справедливой порции гнева. Переглянувшись с альфой, доктор сказал:       — Я думаю, Ваше Величество, что Вам нужно поговорить в другом месте. Пойдемте в дом, — Джан подтолкнул Чимина за локоть, а Седжон смотрел на омегу с долей непонимания. Вместо того, чтобы тискать его за щечки и хвалить, как делали здесь, в деревне, папа плакал так сильно, что у испугавшегося Седжона тоже задрожала нижняя губка и на глазах появились слезки.       — Все хорошо, папа просто скучал по тебе, — шепнул ему Чонгук, наклонившись ниже и поцеловав сына в щеку.       Жители Кангу с изумлением смотрели на происходящее на улочке. Люди перешептывались между собой и делились новостями, что Чонсон — это самый настоящий король Силлы, а Его Величество Чимин — тот самый блондин, что обнимал Седжона. Доктор Джан спешно поклонился соседям и увлек Чимина вверх по дороге. Лишь зайдя в дом Чимин смог спустить малыша с рук, но только усадив себе на колени — ему катастрофически мало было времени, проведенного с Седжоном. Чонгук, глядя на это, ничего не сказал, лишь разрешил сопровождающим их хваранам отлучиться на пару часов в трактир пообедать, пока они будут собирать вещи. Впрочем, боковым зрением альфа уже заметил скромные пожитки доктора Джана: на соломенном комоде стояли два мешка, наполненные вещами, и огромная корзинка с лекарствами — самое ценное имущество лекаря, которое он оберегал как зеницу ока.       Гук хмыкнул и зашел в свою комнату, словно соскучившись по прошлой жизни. Здесь все стояло на тех же местах: кровать аккуратно застелена, на комоде в стопочку лежали сложенными его вещи, неподалеку столик для еды, а в углу Седжон расставил свои простенькие игрушки. Чимин же оглядывался в доме с большим интересом, понимая, что именно здесь Чонгук прожил все это время, а Седжон провел свое детство: сделал первый шаг, научился разговаривать, мучился от прорезывающихся зубов… На глаза накатились слезы, когда Пак подумал, сколько всего он пропустил в жизни сына. Чимин прижал малыша к себе и поцеловал в макушку, мысленно обещая себе стать самым лучшим папой для наследного принца.       Домик внутри был аккуратный и чистый, очень уютный, и Чимин подумал, что ради Чонгука и Седжона с легкостью променял бы дворцовые стены на самый простенький футон у окна со скрипящими створами. На простой печи доктор Джан готовил еду, в углу стояли бочки для зерна, а в одном из чанов подходило тесто. Все так просто, как любил его альфа, для которого королевские привилегии и образ жизни всегда были в тягость. И Пак уверен, что в этом доме он тоже приложил свою руку ко всему, что здесь было. Доктор Джан, словно прочитав его мысли, кивнул на альфу и улыбнулся.       — Чонгук, — голос Чимина из комнаты раздался уверенно, но Чонгук слышал в его интонации обиду. — Не думаешь, что ты должен мне кое-что рассказать?       Джан, суетившийся у печи, чтобы накормить гостей обедом, вскинул взгляд на Чимина и поспешил удалиться в другую комнату, но Пак остановил его:       — У меня нет от вас секретов, доктор, — уже теплее сказал Пак и попросил, — останьтесь. Думаю, вы мне тоже поведаете много интересного.       Джан вытащил горшочек с рисом, а у Чонгука слюнки потекли от запаха наваристого плова с мясом. Старик загремел посудой, а король под зорким взглядом Чимина помог наполнить ему миски рисом.       — Ешь, — скомандовал альфа и поставил перед Чимином ароматный обед. — Здесь нет евнухов, чтобы попробовать пищу, но доктору Джану можно доверять.       — Очень остроумно, Чон Чонгук, — фыркнул Чимин, а Седжон на его коленях насторожился и замер. Папа ему так понравился, что он не сводил с Чимина глаз, а пока привыкал к присутствию родителя в своей жизни, то первое, что учился делать — ловить его настроение по интонации в голосе.       — Не рычи на меня, волчонок, — Чонгук сделал замечание с нескрываемой улыбкой, дожидаясь, пока лекарь принесет остальные тарелки и присоединится к ним. Седжона в это время привлекли норигэ Чимина, и он заигрался золотыми шнурками с кисточками. — Нам с Джаном есть много, что тебе рассказать.       Пак впился взглядом в супруга, все еще не веря в то, что Чонгук не просто пять лет не давал о себе знать, а еще и воспитывал его сына. В его голове не укладывалось происходящее за последние дни, а счастье, охватывающее Чимина, робко спряталось в дальнем уголке сердечка, боясь спугнуть благословение высших сил. Во время обеда доктор Джан рассказал о своей прогулке в лесу в ту ночь, когда встретил Чонгука, и Чимин мысленно поблагодарил небеса за счастливый случай. А узнав, что альфа принимал у него роды вместе с доктором, Чимин едва не упал в обморок второй раз. Омега злобно вперился глазками на Чонгука, и в его взгляде король прочитал приговор: теперь точно до гранатового месяца. За пару часов доктор Джан рассказал Чимину все подробности их жизни, а Чонгук добавлял кое-что, когда старик говорил о Седжоне. Чимин хотел знать все мелочи, поэтому жадно внимал каждому их слову.       К вечеру, погрузив вещи в телегу, они отправились в Кёнбоккун. Жители деревеньки, высыпав на улицы Кангу, махали им рукой и благодарили за все, а еще надавали в дорогу всяких вкусностей, чтобы путники не проголодались. Джан устроился в просторном паланкине и сразу же по-стариковски задремал. Теперь за Седжона можно не волноваться, а свою миссию он исполнил. Чимин же в дороге почти не смыкал глаз. Он не мог наглядеться на принца, который часть поездки гордо сидел в седле перед Чонгуком, а к вечеру, когда глаза его начали слипаться, перебрался в паланкин к папе и заснул у Чимина на руках, пока тот покачивал его под мерный стук колес и пел колыбельную, услышанную в детстве от матушки Дахи.       Второй день дороги походил на первый, но наследный принц больше времени провел с Чимином. Зато Чонгук, чтобы порадовать малыша, снова взял его на свою лошадь, да еще и дал проехаться самому. Пока Гук удерживал животное за поводья, наследный принц гордо восседал в седле и всматривался вдаль, чтобы увидеть обещанный папой Кёнбоккун — самый красивый дворец, где теперь все они будут жить. А еще Чимин рассказал ему про пруд с уточками, красивейшие фонтаны, вишневый сад и огромную библиотеку, в которой пообещал наследного принца научить чтению, письму и счету.       Чонгук, подслушав их разговор в паланкине, только усмехнулся, а во время следующей остановки Седжон похвастался Чимину, что умеет писать собственное имя — кривые иероглифы он начертил палочкой на дороге, за что получил восторженную похвалу от папы.       Кёнбоккун встретил их ранним утром, когда солнце только вставало, окрасив нежно-розовым заревом крыши домов. От грохота засовов на главных воротах Седжон проснулся и впервые увидел дозорных в красивых форменных ханбоках, преклонивших колено перед королевской процессией. Сон как рукой сняло, и малыш высунулся из паланкина, чтобы осмотреть вокруг незнакомое место. Дворец был принцу в новинку, а окружающие масштабы поражали. По сравнению с Кангу, где была небольшая площадь и несколько извилистых улиц, перед Седжоном предстала огромная площадь с полом из мрамора, по которой можно без устали носиться хоть целый день, сад, раскинувшийся за дворцом, и мощеные улочки с яркими министерскими домиками, которым не было видно конца.       — Я обязательно покажу вам здесь все, Ваше Высочество, — Чимин хихикнул, глядя на реакцию наследного принца, взял малыша за руку и повел ко дворцу по красной ковровой дорожке, которую евнухи специально расстелили по приказу Сокджина. — А пока пойдемте домой, вы устали с дороги.       Чимин гордо шел с сыном, пока Чонгук перекидывался с Намджуном последними новостями. Обернувшись в сторону, Пак заметил, что возле разрушенных ворот Намдэмун за время их отсутствия уже сложили бревна и совсем скоро начнут строительство. Взгляд Седжона, прикованный к огромной груде деревьев, тут же переметнулся на витраж на главной двери Кёнбоккун, и от красоты увиденного у принца глазки стали кругленькими, как блюдечки.       — Тебе нравится? — затаив дыхание, спросил Чимин, а Седжон завороженно закивал головой. Впечатления от увиденного здесь были настолько сильными, что спустя час малыша сморил сон от усталости и пережитых эмоций.       Спустя пару часов двор проснулся и занялся привычными делами. По площади забегали евнухи, министры разошлись по ведомствам, что-то громко обсуждая и споря. Жизнь возвращалась в привычное русло, будто все произошедшее было просто ужасным сном. Зажмурившись, Чонгук мотнул головой, прогоняя воспоминания, что всегда будут стоять перед его глазами. Время для короля самый строгий судья. Оно ничего не простит и не вернет назад. Не позволит исправить ошибки, не даст возможности извиниться перед теми, кому он причинил боль. Но даже сейчас, спустя столько лет, Чонгук уверен в том, что не хотел ничего менять. Если небесами им с Чимином уготован именно такой путь, они должны пройти его, чтобы больше не совершать ошибок.       Пока омега отдыхал в покоях, наблюдая за спящим крохой, Чонгук провел собрание с воинами Чонджу. Люди разместились на главной площади, а король стоял перед ними вместе с Намджуном и Кихо. В первом ряду с детским восхищением в глазах на него смотрел Ханбин.       — Когда я пришел в Чонджу, то сказал, что организация будет распущена. С этого дня ее больше не существует, — король твердым голосом чеканил слова, поглядывая на реакцию людей. Все они были внутренне готовы к таким переменам, потому что Чон показал себя человеком слова еще давно, а уж то, что он король, только укрепило веру людей в своего лидера. — В Корё свергнута старая власть. Вашими руками. Вы можете вернуться на земли своих предков и начать вести хозяйство, как это делали ваши отцы и деды. Те, кто привыкли держать оружие в руках, могут остаться в Силле и вступить в ряды хваранов. Вы показали себя лучшими воинами, достойными королевской армии.       После этих слов среди людей пошел одобрительный возглас. Видимо, что многие ждали от Чонгука этих слов, надеясь остаться вместе с ним и служить Силле.       — Я даю вам выбор — жить честно или жить честно. В Корё или здесь — не важно. Каждым из вас я дорожу и ценю ту помощь, которую вы мне оказали. Людям, возвращающимся в Корё, я выплачу по десять золотых слитков. Столько же получат и воины, которые останутся со мной. Но если среди вас найдутся те, кто захочет вернуться к привычному образу жизни — грабить, убивать и насиловать — пеняйте на себя. Я — не король Мин, и я не потреплю беспорядков в своей стране. Границы Силлы всегда были безопасны для людей, проживающих здесь, и путников, проезжающих мимо. Я казню каждого, кто станет на путь разбоя.       Тишина, воцарившаяся на площади, была скорее не страхом от угрозы, а выражением согласия со словами короля. Чонгука уважали, поэтому привыкли слушаться беспрекословно.       — Все понятно? — толпа молча кивнула в ответ, и Чонгук продолжил. — Те, кто хотят служить Силле, должны подать свои имена генералу Ким Намджуну, министру военного ведомства Силлы, — Джун выпрямился, поправил повязку и сделал шаг вперед для тех, кто его еще не знал. — Люди, которые возвращаются в Корё — подают свои имена Юн Кихо. Расчет получит каждый в течение недели. Кихо и Намджун этим займутся.       Чонгуку посыпались слова благодарности, и собравшиеся стали понемногу расходиться. У них было время подумать, чем заниматься дальше, но Кихо точно знал, что практически все хотят остаться здесь. У большинства в Корё не осталось ни дома, ни надела, многие потеряли родственников и лишь сотня человек планировала вернуться домой.       — Ты остаешься? — Чонгук довольно посмотрел на Кихо, похлопывая по плечу. Его рука была аккуратно перевязана, а сам воин выглядел намного лучше, чем после битвы. Вернулся румянец на лице, а скулы из-за поправившихся щек выглядели не такими острыми. Он явно хорошо питался на кухне, улучшая свое здоровье. Король ответ на вопрос знал заранее, но все же решил удостовериться, что планы парня не изменились.       — Остаюсь, Ваше Величество, — кивнул альфа.       — Правильно, нам нужны хорошие воины, — подтвердил Намджун, подходя ближе.       — Лекарь у вас слишком хорошенький, господин, — признался Кихо, пряча улыбку.       — Да ты что? Стоило мне отлучиться на несколько дней, как ты приударил за Ёнчолем? — Чонгук рассмеялся, а Кихо еще сильнее покраснел.       — А чего время терять, — хмыкнул генерал Ким. — Я видел, как они гуляли в саду, — шепнул Ким Чонгуку, выдавая тайну Кихо и заставляя того еще более смутиться.       — А Ханбин, Ваше Величество?       — Его точно далеко нельзя отпускать, — рассмеялся Чонгук, вспоминая про своего неуклюжего друга. — Я планирую его с Ли Соком сделать старшими евнухами, если уж потомством они обзаводиться все равно не собираются. Характеру Ханбина такая работа подойдет лучше всего, а Ли Сок вряд ли захочет разлучаться с ним и идти на военную службу. Займитесь списками, — скомандовал Чонгук, наблюдая, как в военное ведомство понемногу начала собираться очередь. — Похоже, Намджуну понадобится твоя помощь, Кихо.       — Почти все хотят остаться здесь, Ваше Величество, — пожал плечами Юн.       — Ну вот и хорошо, — довольно хмыкнул Намджун, рассматривая ряды плечистых высоких парней с идеальной военной выправкой. — Будем восстанавливать армию. Теперь нам понадобится намного больше солдат. Мы приступим к делу, Ваше Величество.       — Приступайте, — кивнул Гук. — И не забывай, что на закате я собираю министров в главном зале. Скоро прибудут представители из Корё.       Намджун с интересом поднял бровь, но дела раньше времени решил не обсуждать. Он полностью доверял Чонгуку в государственных делах, поэтому поспешил скорее заняться своим любимым — службой в военном ведомстве.

***

      — Можно, Ваше Величество? — Джин просунул голову в покои и увидел, что Чимин не спал. Государь кивнул, откидывая с кровати подушку и приглашая старшего омегу сесть.       — Как прошла поездка? Вы сильно устали? — засуетился Ким. — Принести отвар?       — Нет, спасибо, — мотнул головой Чимин, укрывая принца, который во сне сбросил с себя покрывальце. — Скоро обед, я дождусь Чонгука.       — Его Величество с Намджуном и Кихо проводят собрание. Какой хорошенький! Не могу насмотреться!       — Лекарь Джан приехал с нами. Он попросил пару дней отдыха, и я выделил ему комнату в северном крыле. Доктор станет служить в лекарском ведомстве под твоим руководством, — Чимин говорил, внимательно наблюдая на Сокджином, а тот только головой кивал, не сводя глаз с малыша. — И как только он приступит к работе, ты должен стать его первым пациентом, понятно? Я устал слушать жалобы Намджуна о том, что у него нет наследника. Джин, ты должен перестать пить отвар и бояться того, что может случиться.       Чимин смотрел, как с поникшим видом Сокджин выслушивал его нотации, но все равно продолжал, хотя и знал, что делает больно.       — Я тоже потерял ребенка, Сокджин, — Чимин сел в кровати, придвинулся ближе и взял Кима за руку. — Мне тоже было тяжело. Нам одинаково больно, но это не дает тебе права отказываться от счастья. Только благодаря Чонгуку я смог пережить потерю Джисона. Намджуну не менее больно за то, что произошло тогда в Кёнбоккун, и он чувствует вину за то, что не уберег тебя от Хикиро, но ты должен разрешить ему помочь тебе. Когда ты примешь его помощь и поймешь, что вместе вы справитесь со всеми неприятностями, ты перестанешь бояться беременности. Не закрывайся от него, Сокджин. Теперь, когда в Силлу вернулась мирная жизнь, все мы просто обязаны стать счастливыми. Ради тех, кого с нами уже рядом нет, и для тех, кому можем подарить свою любовь и тепло.       Пальцы Джина задрожали, а на ладошку Чимина упали крупные слезы, скатившиеся с глаз генеральского супруга.       — Спасибо Вам, Ваше Величество, — Ким вытер мокрый нос, а Чимин притянул его к себе, обнимая за плечи.       — Все будет хорошо, вот увидишь. Для генерала это станет самым лучшим подарком после возвращения Чонгука в Силлу. Ты же знаешь, что он любит его как сына, но вам нужны собственные дети, Сокджин. Пока доктор Джан еще полон сил, у тебя нет ни одной отговорки, чтобы отказать мне в этом. Считай, что это королевский приказ.       — Да, — закивал Сокджин, судорожно проглатывая ком в горле от рыданий. — Я поговорю с доктором.       — Я уверен, что он сможет помочь. Самое главное — побороть свой страх.       — А Вы, Ваше Величество? — Джин размазал слезы по щекам, уставившись на короля.       — Что я?       — Вы хотите детей еще?       Чимин выпрямился в кровати и обернулся на спящего сына.       — Да, очень хочу, Джин. В день возвращения Чонгука я даже подумал, что у меня началась течка, но видимо это сбой. У нас все еще впереди, — улыбнулся Чимин и положил голову на плечо Джина.       В комнату постучали евнухи и доложили, что в обеденном зале уже накрыт стол и Его Величество ждет. Чимин, который не прочь был пообедать и в покоях, лишь бы не оставлять сына, вздохнул, а Джин сказал, что останется с малышом на время трапезы.       Чимин неслышно выскользнул из комнаты, поправил ханбок и отправился к Чонгуку. Тот стоял у окна и наблюдал за тем, как плотники строгали деревянные брусья для новых ворот. Прищурившись и посмотрев вдаль, Гук довольно цокнул — на дороге показался паланкин человека из Корё, которого он ждал.       — Сегодня состоится расширенное заседание совета министров, — оповестил Чон, буквально спиной почувствовавший появление Чимина. — Вы должны присутствовать, Ваше Величество.       — Обязательно, — сдержанно ответил Пак, любуясь мужем.       Силуэт Чонгука против света выглядел совсем темным и даже немного устрашающим. Король стал шире в плечах, его волосы отросли еще длиннее, а аккуратно собранный хвост почти достигал поясницы. Заложенные за спину руки, гордая осанка и орлиный взгляд вперед, в будущее, вселяли в Чимина уверенность в том, что все будет хорошо. Он на цыпочках подошел к окну, прильнул щекой к спине Чонгука и обнял его за талию, прижимаясь крепче. Сверху на маленькие ладошки Чимина легла рука Чонгука, шершавой сухой кожей дразня Пака.       — О чем ты думаешь? — шепнул Чимин.       — Вечером узнаешь, любопытный волчонок, — Гук отвлекся от окна, обернулся к Чимину и поцеловал его в макушку. — Седжон спит?       — Да, он очень устал с дороги, хотя и спал в паланкине. Сам понимаешь, что в кровати намного удобнее, — пожал плечами омега, подтянувшись на носочках и чмокнув мужа в щеку.       — Я надеюсь, что ты обустроишь детскую комнату в соседней от нашей, потому что я не согласен делить с ним тебя.       — Чонгук! — Пак ударил кулачком в грудь альфы и зыркнул на него снизу вверх. — Ты пять лет воспитывал сына, а теперь запрещаешь мне видеться с ним?       — Видеться — нет, а вот спать ты должен только со мной, — Гук нагнулся, прихватил мочку уха и прикусил ее зубами, прорычав прямо на ухо омеге, — потому что я хочу детей, Чимин.       — Пф! — Чимин тут же залился румянцем. Разговор с Джином оказался пророческим, и теперь ему точно не отвертеться. — Дай мне время привыкнуть к своей роли, Чонгук, — взмолился омега. — Я так скучал по нему! Каждый день мой начинался только с того, что я молил небеса быстрее увидеть Седжона.       — Сколько времени тебе нужно — месяц? Два? — брови короля поползли вверх.       — Год! Или два! — Чимин топнул ногой, на что получил укоризненный взгляд.       — Хорошо, садись кушать. Остынет.       — Ты меня понял? — Чимин чувствовал, что его обманывают.       — Я тебя услышал, — хмыкнул Чонгук и сел за стол, принимаясь за еду. — Приятного аппетита. И не забудь, что вечером собрание.       Остаток обеда они провели молча, каждый думая о своем. Чимин о том, что у Ёнчоля нужно попросить годовой запас отвара от беременности, а Чонгук о том, что доктор Джан может стать отличным сообщником в этом деле. Закончив обед, Чимин демонстративно отложил палочки и гордо покинул обеденный зал, показывая, что последнее слово останется за ним. Чонгук только хмыкнул ему вслед, умиляясь с его строптивого характера.       Вечером в тронном зале евнухи зажгли десятки факелов и расстелили метры ковров для торжественного заседания. Чиновник из министерства деловодства важно уселся за столик, раскладывая перед собой письменные принадлежности: ханджи, несколько кистей разной толщины, пузырек с тушью и королевскую печать. Когда все министры собрались, а в зале появились новые лица, туда пошли Чонгук и Чимин. Они медленно прошли от главного входа и поднялись по ступеням, занимая свои места.       — Разрешите начать собрание, Ваше Величество? — церемониймейстер поклонился, а Чонгук, отвыкший от официальных мероприятий, спешно кивнул. — К Вам пожаловал представитель королевства Корё.       — Дайте ему слово, — кивнул альфа, а на ковровую дорожку вышел мужчина средних лет в изумрудном ханбоке без опознавательных знаков. Норигэ на поясе говорило, что он представитель местной знати, но больше никто о нем ничего не знал. Человек поклонился собравшимся и встал перед королем на колени, преклоняя голову как можно ниже в знак смирения. После того, как король подал знак подняться, он продолжим.       — Меня зовут Ким Юнсок, и я уполномочен представлять решение народа Корё. Династии Мин больше не существует. После того, как янбаны восстановили свои права благодаря Его Величеству Чон Чонгуку, мы хотели бы подать прошение о включении земель Корё в состав нового государства.       — Нового государства? — шепнул Чимин на ухо Чону не понимая, о чем идет речь. — Ты знал?       Чонгук ничего не сказал, только лишь сжал руку Чимина, которой омега вцепился за подлокотник трона. Конечно, он знал о том, что Юнсок подаст прошение. Гук наклонился поближе, принимая из рук янбана сверток с письмом. Сценарий, тщательно продуманный королем, сейчас разыгрывался в главном тронном зале, но все было решено еще до восстания, когда Чон искал поддержки среди местной знати. Аристократы старой закалки, что были на службе при дворе старого Мина, жили по законам чести и совести, и лишь с приходом Юнги среди них началась неразбериха. Отстраненные от власти, они будто ждали того момента, когда смогут устранить зарвавшихся чиновников, прислуживавших не столько стране, сколько конкретно Юнги. Поэтому в обмен на возвращение их привилегий Чонгук поставил единственное условие: присоединение земель к Силле и полное включение в систему единого административного управления.       — Господа министры, — Чонгук бегло просмотрел документ и удостоверился, что все изложено правильно. — Именем короля Силлы я объявляю о создании нового государства, — все в зале замолчали и уставились на Чонгука. — Оно объединит земли Силлы, Пакче и Корё. Новая страна получит название Чосон, а столицей остается Кёнбоккун.       Чиновник, который должен был записывать указ, спешно водил пером по бумаге, стараясь не упустить ни единого слова. Намджун, которого слова Чонгука ничуть не удивили, приподнял голову, осматривая собравшихся. Из толпы отделилось несколько чиновников из Пакче, которые вместе с остальными стали на колени перед троном государя и прокричали:       — Да здравствует Чосон — страна утренней свежести! Долгих лет жизни Его Величеству!       Чонгук встал с трона, осматривая собравшихся. Министры Силлы сделали шаг вперед и опустились на колени перед королем, показывая свое повиновение. От волнения у писаря едва не выпала кисточка, и он поспешил продолжить, чтобы в этот же день Его Величество поставил на указ королевскую печать. Возгласы и крики, стоявшие в главном тронном зале, радостно возвещали о рождении новой страны, равной которой не было во всем регионе.

***

      Тяжелый красно-розовый кровавый закат опускался за горизонт. Повсюду стояла тишина. Ее нарушали лишь ящерицы, что проснулись вечером и зашуршали в траве, отправившись за добычей. Фантастически красивое солнце, которое местные жители не видели уже давно, почти сожрала кромка горизонта бескрайних земель королевства Чосон, что простиралось от того до этого края. Сколько это — много или мало, где «тот» или «этот» край — не мог сказать никто. Крестьянин мерил землю величиной своего надела, и она ему казалась огромной, а король — завоеваниями, и ему всегда было мало. Разные люди видели мир по-разному.       Сегодня в королевстве Чосон должен быть праздник. Его Королевское Величество почти разродился, но двери в покои пока были закрыты. Все оставалось тайной. Служанки с перепуганными лицами подносили к покоям кувшины с горячей водой, делали глубокий поклон перед закрытыми дверями, оставляли сосуд и быстро исчезали, не желая попасться под горячую руку беременного Сокджина. Он важно, словно гусыня, командовал евнухами, хотя сам уже был не таким проворным и на восьмом месяце беременности едва проходил в створки дверей.       Сокджин вытер испарину с ослабевшего Его Королевского Величества, прикладывая к открытым участкам тела ткань, смоченную в прохладной воде. За дверями раздался грохот, и Ким резко обернулся — заходить сюда строго-настрого запрещено, и только Чонгук мог рискнуть потревожить в такой момент.       — Все так же? — спросил лекарь Джан, косясь на тени за дверями. Загремели кувшины, а значит это пришли служанки.       — Как видите, лекарь Джан, — ответил Ёнчоль.       Роды начались с рассветом. Его Королевское Величество пришел в сознание и не без помощи и чуткого руководства Сокджина и доктора Джана произвел на свет двух очаровательных омежек. Дети родились один за другим с небольшой разницей в пару минут. Первенец, легший в объятия Чимина, был необыкновенно красив. Его черты лица один в один похожи на короля Чонгука, а второй малыш, которого положили королю на другую руку, был его точной копией — такой же светловолосый, с маленьким аккуратным носиком, словно кукольным. Оба ребенка сразу заплакали, и их приложили к груди.       Чимин, уставший, но счастливый, бережно прижимал сверточки, поглядывая на чмокающих малышей.       — Какие славненькие! — не выдержал Ёнчоль и наклонился к новорожденным омежкам. — Айгу! Неудивительно, что у Вас, Ваше Величество, родилась двойня. Вот король Чон будет счастлив!       Доктор вышел из опочивальни, тихонько закрывая дверь, чтобы не потревожить королевский сон. Все прошло хорошо, дети здоровы, а Чимину нужно отдохнуть. Меньше, чем через тридцать рассветов ему снова принимать роды, но у Сокджина, и Джан довольно вытер вспотевший лоб. Скоро будни дворца наполнятся счастливым детским смехом, и его самые близкие люди обретут заслуженное счастье.       В коридоре мгновенно стало тихо, а служанки, только что перешептывающиеся о короле, вмиг стали по струнке, словно и не болтали, как птички. Джан прошел по длинному полутемному коридору из королевских покоев и последовал на дворцовую площадь. На удивление здесь все было тихо. Стук от его обуви громогласно раздавался по периметру дворцовых стен.       Не опасаясь за свою жизнь, лекарь ступил в зал, где в центре на троне из золота сидел король Чон Чонгук. Государь надел свой праздничный ханбок и с нетерпением уставился на вошедшего. Рядом с королем важно расположился Седжон, тоже ожидавший известия от доктора. В свои почти семь он был смышлен не по годам, и тенью ходил за отцом, чтобы тот научил его драться, но Чонгук упорно сажал сына за книги, оставляя воинское искусство на потом.       Министры и чиновники разных рангов, что вереницей выстроились у входа, склонили головы перед вошедшим. Королевский врач был в особом почете. Доктор Джан медленно следовал по ковровой дорожке, что королю привезли в прошлом году из Империи Цинь в качестве подарка. За два шага до Его Королевского Величества он почтенно поклонился и стал на колени перед Чонгуком, еще ниже опустив голову.       — Наследники появились на свет, Ваше Величество! Да благословят небеса восемнадцатый день месяца орхидеи, что принес двойную радость королевству Чосон. Здоровья и долгих лет жизни наследным принцам!