Сатин в гробу

Всё начинается с простого увлечения. Пуччи обнаруживает, что, хотя Ванилла Айс охраняет путь на третий этаж, его всё ещё можно обойти. Его охранная схема методична, поскольку она предсказуема, и Пуччи просто ждёт, пока он подметёт первый этаж, прежде чем отправиться наверх, бесшумно ступая босыми ногами по каменным ступеням. Он не собирается этого скрывать, но знает, что должен это сделать, иначе у них всех сложится неверное представление об этом. Ванилла Айс - параноик, и он сомневается в приверженности других. Пуччи знает, что он не делает себе одолжения своими ухмылками и шутками, но даже ученики пили и шутили с Христом. Это не означало, что они любили его меньше. Даже Иуда предатель любил Христа, хотя он и не осмеливался сказать об этом Ванилле Айсу. Он не поймёт, он просто предположит худшее. Но Пуччи здесь не для того, чтобы забрать что-то у Дио. Он не хочет мира, или The World, и он не хочет убивать Дио, и ему не нужно ничего, что ему уже не дали. Всё чего он хочет, это то, чего хочет Дио - наконец увидеть судьбу всего известного, понятого и принятого. Он хочет, чтобы гравитация была видимой, а не невидимой, направляющей силой мира, открытой для всеобщего обозрения. И он хочет видеть это рядом с Дио, а не без него. В первый раз он приходит только для того, чтобы доказать, что он вообще может это сделать. Комната наверху полутёмная, и в ней доминирует гроб. Там также есть книжная полка, и он развлекается, просматривая книги, которые Дио держит рядом, чтобы почитать перед тем, как отдохнуть. Это смесь исторических текстов, интеллектуальных сочинений и порнографических текстов. На полке есть и изрядно потрёпанный экземпляр "грехов городов равнины", и Пуччи оказывается сидящим на возвышении, прислонившись спиной к гробу. Он читает столько, сколько может, прежде чем это начинает ему надоедать (и как бы скандально это ни было в то время, это также скучно и однообразно), прежде чем смотрит, где трещит переплёт, когда он позволяет ей раскрыться. Она кажется старше него, может быть, даже достаточно старой, чтобы всегда принадлежать Дио, хотя Пуччи сомневается в этом. Он планирует вскоре уйти, довольный тем, что так легко проскользнул мимо Ваниллы Айса. Но его так и подмывает слегка отодвинуть крышку гроба, чтобы посмотреть, как выглядит Дио внутри. Он превращается во что-то ужасное? Что-то вроде существа с лицом летучей мыши? Или он будет лежать, как Дракула в шелках, с бледно-белым лицом и открытыми невидящими глазами. Дио лежит, словно спит, хотя он всё ещё как камень. Он - труп, статуя, в некотором смысле разочарование. Он не из какого-нибудь готического ужастика или фильма категории "B", которые показывают в дешёвых кинотеатрах. Единственное новшество - видеть, что у Дио стояк, даже когда он спит. Он полагает, что это отвечает на вопрос о том, сколько выпуклости Дио было им самим, а сколько – подкладкой. Это скорее новинка, чем что-либо ещё, или кульминация шутки. Пуччи тихонько посмеивается себе под нос, поправляет крышку и соскальзывает вниз. Он выиграл игру сам с собой и со своими невольными участниками, и нет никакой необходимости играть в неё снова. Вот только он делает это. Не на следующий день, но через день, он ждёт, пока не услышит шагов Ваниллы по лестницы вниз, прежде чем Пуччи поднимется. Он говорит себе, что это для того, чтобы снова прочесть книги Дио, но даже не смотрит на полку. Пуччи направляется прямо к гробу и на этот раз поднимает крышку, не довольствуясь тем, чтобы просто заглянуть в него через щель. Подкладка нежно-розовая, не тот глубокий кровавый бархат, который он себе представлял, а что-то более простое и обычное, может быть, цвет гвоздики. Дио лежит в нём, голый и неподвижный, его волосы разметались по подкладке. Это так напоминает Пуччи иллюстрацию из детской книжкой, которая была у него, когда он был маленьким, о всех лесных животных и гномах, собравшихся вокруг хрустального гроба в лесу. Белоснежка была бледна и неподвижна, глаза закрыты, губы слегка приоткрыты. Дио был таким же, бледным и неподвижным, глаза закрыты, губы слегка приоткрыты. Он выглядит так, будто ждёт поцелуя истинной любви, чтобы пробудить его. Пуччи сидит на возвышении и, перегнувшись через край гроба, просто смотрит на Дио. Он такой напряжённый, когда бодрствует. Его тело обладает физическим присутствием, почти электрической атмосферой, которая пленяет каждого, кто приближается. Пуччи видел, как все остальные слегка колеблются в присутствии Дио, как они робеют или обнаруживают, что их слова больше не идут гладко, или как они льются с их губ потоком, который никогда не может быть утихомирен. Дио может управлять комнатой только движением глаз или несколькими тщательно подобранными словами. В гробу его силы больше нет. Мужчина, лежащий здесь, — это не что-то потустороннее, не какая-то ужасающая сила природы, которую можно только выветрить и никогда по-настоящему не узнать. Когда он спит днём, когда он лежит по-настоящему мёртвый и молчаливый, он кажется таким же человеком, как и все остальные. Но даже сейчас это не так. Даже сейчас он самый красивый мужчина, которого Пуччи когда-либо видел, его лицо напоминает картину эпохи Возрождения, а тело – греческую скульптуру. Он так неподвижен, и всё же Пуччи находит в нём так много интересного, что теперь у него есть возможность смотреть, не отводя глаз. Шрам на шее Дио отделяет его от тела, и если он присмотрится, Пуччи сможет увидеть, где оттенки кожи немного отличаются. Однако он меняется, и вдоль плеч он видит, что слегка более смуглые оттенки уступают той же бледности лица Дио. Вот три родинки вдоль уха Дио, а вот маленькие шрамы на костяшках пальцев и ладонях. Во всём остальном Дио так безупречен, и Пуччи наслаждается тем, что значит смотреть на Дио и видеть эти тайные недостатки и знать, что только у него был шанс осмотреть его таким образом. Он не трогает Дио в тот день, но делает это на следующий, рискуя тем, что Дио может проснуться. Пуччи кладёт несколько пальцев на запястье Дио, надеясь, что судьба будет работать с ним, а не против него. Гравитация привела его сюда и притянула к Дио – теперь она его не подведёт. И она не подводит, потому что Дио вообще не шевелится. Его глаза остаются закрытыми. А губы остаются приоткрытыми. Он такой тихий, неподвижный, молчаливый. Он похож на статую, но его тело мягкое наощупь, всё ещё сделанное из плоти, даже если она холодная и безжизненная. Пуччи проводит пальцами по внутренней стороне запястья Дио, по неподвижным венам, лежащим прямо под поверхностью. Красного среди них больше нет, только бледно-голубое вверх и вниз по руке, где крови не хватает кислорода. Дио не просыпается, когда Пуччи касается его пальцами и когда Пуччи поднимает его руку. Пуччи подносит её ко рту, нежно касаясь губами маленьких шрамов на костяшках пальцев и тыльной стороне ладони. Он никогда не смог бы проделать такое с Дио, пока тот бодрствует, но пока он спит, он может делать всё, что ему заблагорассудится, не опасаясь, что может замёрзнуть или дрогнуть, когда Дио посмотрит на него. Рука Дио такая большая и в то же время мягкая, без мозолей, которые можно было бы ожидать. Как будто он ни дня в жизни не работал. Пуччи просто держит его руку в своей. Через некоторое время она начинает нагреваться, тепло от тела Пуччи впитывается в тело Дио. Но он никогда по-настоящему не согреется. Независимо от того, как близко он держит его, Дио всегда возвращается к комнатной температуре в тот момент, когда Пуччи отпускает его. Он ненавидит уходить, но у него нет выбора, он вынужден убрать Дио и снова положить крышку гроба, пока не потерял счёт времени. В течении всего ужина, пока Дио сидит во главе стола и держит свой бокал вина, глаза Пуччи прикованы к его пальцам. Теперь он знает их, каждый дюйм. Он знает шрамы, которые никто здесь никогда не увидит так близко, как Пуччи. Это небольшой трепет, за который он крепко держится. Это заставляет его снова подниматься по лестнице, и он очень хорошо проскальзывает мимо Ваниллы Айса. Никто, кажется, не замечает, что Пуччи пропал, и никто не спрашивает, чем он может заниматься, когда исчезает. Только Дио может интересоваться, и тогда Пуччи всегда рядом, когда Дио просыпается, он никогда не потеряет Пуччи. Дио спит обнажённым, без простыни и подушки, без обычных удобств, которых жаждут живые. Только бархат укачивает тело Дио, мягкий и розовый, словно кокон из плоти. Дио лежит неподвижно и тихо, словно мёртвый, потому что он мёртв при свете дня. Но Пуччи видел тела в церкви и раньше, и он помогал с похоронами, и ни одно из них не было похоже на Дио сейчас. Даже когда его дух ушёл, в его теле есть энергия, магнетизм, который нельзя отрицать. Пуччи любит сидеть у головы Дио и пробегать пальцами по его прекрасным золотистым волосам. Ему нравится положить руку на эту огромную грудь и просто дотронуться до неё, его разум всегда ожидает вдоха, которого никогда не случится. Сначала его руки остаются высоко поднятыми, довольствуясь тем, что касается волос и лба Дио, проводит пальцами по этим мягким приоткрытым губам и проводит ими по краю подбородка. Сначала он сидит снаружи гроба, вглядываясь в тело Дио. Но искушение слишком велико. Его рука скользит ниже, касаясь этой широкой и бесконечной груди, а затем скользит вниз по его хорошо подтянутому животу, к талии, к бёдрам, к его широким бёдрам… Он пересаживается с возвышения на край гроба, а когда набирается смелости, сбрасывает туфли и скользит в гроб с Дио, устраиваясь на этих бёдрах. Пуччи старается быть осторожным и не приближаться слишком сильно к талии Дио или к эрекции, которая всегда при нём, но он так хорошо ощущает её, когда она находится в нескольких дюймах от него. Даже с его весом на Дио, от последнего нет ответа. Подобно Белоснежке с застрявшим в горле яблоком, Дио остаётся в ловушке временной смерти. Только его прекрасный принц из сумерек, и он восстаёт каждый вечер, чтобы вновь умирать каждое утро. Пуччи наклоняется, чтобы поцеловать Дио в губы, но, когда он наклоняется, всё заканчивается тем, что член Дио толкает его в живот. Он ничего не может с собой поделать – он слегка усмехается про себя, подавляя смех, который нарастает внутри него, а затем осторожно кладёт руку на Дио, чтобы заставить его эрекцию опуститься, по крайней мере на мгновение. Об этом не упоминалось ни в одной сказке, которую читали ему родители. Но, с другой стороны, все эти сборники сказок были довольно хорошо обработаны. С тех пор он читал оригиналы и знает, что Талия проснулась, когда близнецы, которых она родила во сне, подобрались к её телу и высосали отравленный лён из пальца. Он знает, что Белоснежка проснулась, когда они уронили её гроб и отравленное яблоко вынули из её горла. Когда он был молод, они ни о чём подобном ни упоминали. Итак, он обещает себе, что сделает тоже самое, и, если придёт время, когда он расскажет эту историю, Дио не будет твёрдым во время этого, и он не будет сдерживать смех, когда наклонится, чтобы поцеловать его. Никаких сюрпризов здесь нет. Дио мёртв, и его легко целовать, губы приоткрываются от малейшего прикосновения. Пуччи закрывает глаза и погружается в него. Его свободная рука ползёт вверх по груди Дио, его ладонь гладит изгиб шеи Дио, прежде чем его пальцы погружаются в густые светлые волосы, которые рассыпаются по бархатной ткани. Пуччи прокладывает поцелуями свой путь в рот Дио, не торопясь, пока он уговаривает его широко раскрыться для Пуччи. Никакого сопротивления, но и никаких действий тоже, и именно Пуччи остаётся делать всю работу. Это странно, но вовсе не означает, что плохо. Это просто означает, что всё по-другому. Он отстраняется и открывает глаза, глядя на спокойное лицо Дио. Его рот приоткрыт там, где Пуччи быстро расправился с ним, а губы слегка влажны от поцелуев и тускло блестят в тусклом свете горящих свечей. Доказательство того, что это не был поцелуй истинной любви, или то, что он предполагает, что Ванилла сделает из этого. С другой стороны, Ванилла, вероятно, был бы ужасно оскорблён мыслью о том, что кто-то проскользнёт в гроб Дио днём и поцелует его. -Если бы он знал… - тихо говорит Пуччи и замолкает. Нет смысла разговаривать с Дио, когда он спит. Вместо этого он опускается и ложится на тело Дио, прижимаясь к его огромной груди. Пуччи так и подмывает закрыть их крышкой гроба и лечь здесь, в темноте, рядом с Дио, чтобы хоть на мгновение почувствовать, каково это – быть мёртвым и похороненным. Иногда ему отчаянно хочется умереть – не как Дио, но как Перла. Ещё хуже, когда он возвращался домой и лежал на кровати в пустом доме. Дом превратился в мавзолей, и его родители бродили из комнаты в комнату, словно призраки, бродя по коридорам, которые служанки до сих пор поддерживают в безукоризненной чистоте. Особняк Дио тёмный и грязный, и он всё ещё чувствует себя в тысячу раз более живым. Даже Дио иногда чувствует себя более живым, чем Пуччи. Когда он рядом с ним, он чувствует, что обещание жизни после смерти истинно, что здесь, на земле, может быть Рай для всех них, даже для грешников. Даже для проклятых. Он мог бы просто закрыть глаза, заснуть рядом с Дио и быть таким же мёртвым, как он, а потом встать вечером и воскреснуть. Может быть, тогда он не будет чувствовать себя ещё одним призраком- Пуччи впадает в глубокую задумчивость, когда поворачивается, а потом чувствует, как эрекция Дио упирается в него, и ничего не может с собой поделать – он утыкается лицом в грудь Дио и едва сдерживает смех. Дио действительно портит этот момент. Если бы Дио не спал, Пуччи наверняка был бы так доволен этим. Даже будучи мёртвым для мира, он умудряется найти способ бросить вызов Пуччи, хотя его средства для этого несколько ограничены, когда он в таком состоянии.Пуччи улыбается про себя и вздыхает у груди Дио, поворачивая голову так, что его щека упирается в прохладную плоть. Она согревается под его прикосновением, никогда не согревается так, как это делает живой человек, но всё равно становится теплее, чем любое дерево или стекло под его прикосновением. Как будто он мог бы вдохнуть жизнь обратно в Дио, если бы очень старался. Каково было бы прикоснуться к Дио и почувствовать тёплую кожу под его ладонями? Каково это – прижать кончики пальцев к шее Дио и почувствовать под ними пульс? Его рука скользит вверх, чтобы коснуться шеи Дио. Пульса, конечно, нет, дыхания тоже. Он неподвижен и гладок, его портит только рубцовая ткань, которая разделяет его голову и тело. Пуччи проводит рукой по его краю, отмечая, как плоть срастается по мере заживления. Он также поднимает его голову, прижимается губами к шраму и слегка посасывает его. Бессмысленно делать это, когда Дио нет рядом, чтобы почувствовать это, но он всё равно делает это, потому что это приятно. Пуччи оставляет влажную линию вдоль кольца шрама на шее Дио, а затем снова прижимает их рты друг к другу. Он закрывает глаза и целует Дио в тишине гроба, дыша в этот тихий и неподвижный рот, как будто его дыхание может заставить его снова ожить. Рука на шее Дио снова начинает спускаться вниз, кончики пальцев находят свой путь вдоль дорожек и линий тела Дио, по толстым мышцам и бесконечно длинному торсу, пока не достигают конца… Пока он не останавливается прямо над впадиной в бёдрах Дио. Он знает, что находится прямо под ним. Член Дио там, твёрдый, меньше, чем в дюйме от его хватки. Прямо сейчас он направлен в небо, и Пуччи задаётся вопросом, является ли это какой-то биологической причудой среди вампиров или чем-то более преднамеренным? Но разве это имеет значение? На самом деле это ничего не изменит. Физическая реакция сама по себе более важна, чем её причины. Он улыбается в губы Дио, а затем снова надавливает на его челюсть, просто чтобы поцеловать ещё раз. Наконец ему удаётся обхватить рукой член Дио. Он ощущается так же, как и всегда, таким же твёрдым, как и если бы он проснулся. С другой стороны, теперь, когда он думает об этом, он не может вспомнить, видел ли он когда-нибудь Дио мягким. Даже после того, как он кончал, он обычно остаётся твёрдым. Он никогда не задумывался об этом раньше, имея лишь несколько грубых и одиночных опытов, чтобы извлечь из них всю жизнь литературы, которая уже была доказана несколько неверно о некоторых фактах. Пуччи делает несколько нежных поглаживаний, гадая, может ли Дио кончить вот так. Заметит ли он, когда проснётся, что Пуччи подвёл его к краю наслаждения, а затем ушёл, прежде чем он успел кончить? Трудно судить об этом по нескольким движениям его руки. Пуччи кладёт подбородок на грудь Дио, глядя на его умиротворённое лицо. Он лениво продолжает поглаживать Дио, его рука не торопится теперь, когда у него нет аудитории. Странно иметь возможность видеть темп, но это совсем не плохо. Это перемена, и она ему нравится. Дио настолько самоуверен, что даже когда Пуччи пытается задать темп, он оказывается захваченным тем, что от него хочет Дио, едва замечая, что он отказался от своих собственных желаний удовлетворить потребности Дио, пока не становится слишком поздно. Но Дио спит, и Пуччи может просто прикоснуться к нему, чтобы удовлетворить его сердечное желание, проведя ладонью по твёрдому стволу и подняв его, чтобы потереть головку члена Дио. Это интересно, головка такая мягкая и с какой-то упругой текстурой по сравнению с бархатной мягкостью ствола. Пуччи на мгновение убирает руку, чтобы облизать ладонь, пока она не станет влажной, прежде чем он уберёт руку обратно. Здесь так тихо. Подбородок Пуччи чуть глубже утыкается в грудь Дио. – Интересно, будешь ли ты сердиться, когда проснёшься? Знаю, что мне здесь не место. Ответа, конечно, нет. Мёртвые не разговаривают, особенно в дневное время. Пуччи смотрит вниз на член Дио, задаваясь вопросом, каково это – скакать на Дио, когда он в таком состоянии. Наверное, это было бы здорово. Он мог выбрать свой собственный темп и не беспокоиться о том, что его прервут другие последователи Дио или что Дио будет торопить его. Беда только в том, что он не захватил с собой никакой смазки. Он не думал, что она ему понадобится. Вот что он получает за то, что не планирует заранее, и эта мысль вызывает лёгкую улыбку на его губах, сопровождаемую смешком. В следующий раз, когда он прокрадётся наверх, чтобы провести день с телом Дио, он будет уверен, что предвидит все возможные варианты, включая занятие сексом с его мёртвым телом. Пуччи утыкается лицом в плечо Дио, сдерживая смех, который он не может позволить себе выпустить. Его лицо красное, и он не уверен, как чувствует себя в данный момент. Немного глупо, наверное, прикасаться к Дио, хотя он такой. Немного тошнит от того, что он лежит в гробу с трупом и всерьёз подумывает трахнуть его. Но какая разница между этим и чёртовым Дио, когда солнце садится? Ведь он всё ещё труп. Ведь никогда не бывает времени, когда его сердце бьётся, лишь время, когда Дио может двигать этим телом. Пуччи вздыхает и закрывает глаза, как только полностью овладевает собой. Он перестаёт дрочить Дио, вместо этого его пальцы просто лежали на его стволе, касаясь основания члена Дио и окружающей плоти. Он не кажется ни более, ни менее твёрдым. Он как раз уговаривает себя уйти, когда услышал тихий звук шагов. Здесь не должно быть никаких звуков, ничего, кроме дыхания Пуччи. Он чувствует, как его охватывает озноб, и быстро садится, оглядываясь по сторонам. Здесь негде спрятаться, а вниз ведёт лишь одна лестница. Вот почему это самое безопасное место в особняке для Дио. Он хватается за простые числа, крепко держась за них, чувствуя, как в груди нарастает паника. Два. Три. Пять. Семь- Крышка гроба! Он хватает её и поднимает, стараясь удержать равновесие, когда кладёт её на себя и Дио. Он не может толкать её слишком далеко, иначе она может издать скрежещущий звук, и это наверняка выдаст их обоих. Вместо этого, подсчитывая в уме, он осторожно опускает крышку прямо на них, блокируя весь свет. Пуччи может только молиться, чтобы кто бы то ни был оставался снаружи, так как он не может говорить здесь вслух. Он убирает руки от крышки и лежит неподвижно, ладонями к небу, как будто собирается сразиться с тем, кто поднимается. Из гроба почти ничего не слышно. Пуччи не уверен, что кто-то действительно поднялся наверх, и он ждёт в тишине и темноте, пытаясь задержать дыхание. Может быть, ему показалось. Но если он вообразил это, то, как долго он должен ждать, чтобы убедиться, что это было его воображение и не более того. Пуччи считает, поднося костяшки пальцев ко рту, чтобы удержать их, сжимая плоть и кости зубами и слегка волнуясь за них. Сорок один. Сорок семь. Пятьдесят три. Пятьдесят девять. Шестьдесят- -Милорд, - раздаётся голос, и Пуччи не может даже расслабиться, поскольку это Ванилла Айс по ту сторону гроба. В любой момент он мог отодвинуть крышку. Если он это сделает- Если он это сделает, то он заберёт воспоминания Ваниллы Айса. Он будет найден в любом случае, но удаление памяти Ваниллы Айса, по крайней мере, гарантирует то, что Пуччи останется живым достаточно долго, чтобы броситься на милость Дио, а не столкнуться с несомненно более смертоносным и жестоким нападением Ваниллы Айса. Но пока он готовится к худшему сценарию, Ванилла Айс снова говорит, и становится ясно, что он здесь не для того, чтобы поймать Пуччи на месте преступления. Вместо этого он даёт молчаливому телу рядом с Пуччи отчёт о состоянии дел в особняке. Пуччи внимательно слушает и обнаруживает, насколько сильно Ванилла Айс шпионит за ними всеми, поскольку его собственные передвижения по местному рынку сообщаются в менее блестящих терминах, словно Пуччи искал убийцу, а не просто захотел купить немного свежих фруктов. Это также даёт понять, что Ванилла Айс ни разу не заглядывал в гроб. В отличии от Пуччи, похоже, что он был доволен тем, что сидел снаружи и давал свой отчёт, ни разу не увидев, был ли Дио достаточно бдителен, чтобы услышать что-либо сказанное ему. Или, может быть, для Ваниллы не имеет значения, слышит ли его Дио? Возможно, важно то, что это вообще произносится. Возможно, это само по себе фантазия для Ваниллы Айса – сидеть близко к Дио и разговаривать с ним вот так. В гробу нет ничего, кроме темноты. Пуччи слушает, как Айс рассказывает о движениях своих соседей, а затем скользит рукой по бёдрам Дио, снова находя его член. Он проводит рукой по стволу, до самой головки- Ох. Она мокрее, чем должна быть, если бы это была просто слюна. Он подносит ладонь к лицу, чтобы убедиться в этом, нюхает её, а затем облизывает мокрое пятно. Текстура несколько отличается от слюны, а вкус и запах отчётливы, даже если они слабее, чем обычно. Дио возбудился. Пуччи закусывает губу. Он остаётся с ладонью, прижатой к носу, и пока Ванилла Айс бубнит, он обдумывает должен ли он или не должен. Одно дело, когда Дио никак не реагирует. Но если его тело достаточно возбуждено, чтобы начал вытекать предэякулят, он может быть достаточно бдительным, чтобы проснуться, когда кончит. Если его обнаружит Дио или, что ещё хуже, Ванилла Айс… И всё же он опускает ладонь и кладёт её на грудь Дио, позволяя пальцам пробежаться вниз по его длинному торсу, снова останавливаясь на члене. Здесь так темно, что он вообще ничего не видит, и он боится, что может ударить крышку гроба, если не будет осторожен. Пуччи делает всё возможное, чтобы его восходящие движения не были слишком высокими, сосредоточившись на сжатии и растирании основания члена Дио. Только раз в три или четыре сжатия он позволяет себе скользнуть выше, чтобы убедиться, что да, Дио реагирует. Пуччи держит рот прижатым к груди Дио, что позволяет ему сохранять молчание, когда он ласкает член Дио. Он тоже реагирует, медленно становясь всё твёрже и твёрже с каждым движением по стволу Дио. Его лицо горит красным, и он проводит большим пальцем по нижней стороне ствола Дио и вверх по головке его члена, когда тот скользит вверх. Если бы он не был в темноте, а этот гроб был больше, он бы скользнул вниз к талии Дио и взял его твёрдый член прямо в рот. Но всё, что он может здесь сделать, это время от времени поднимать руку, чтобы лизнуть её, пробуя соль и безошибочно узнаваемый запах возбуждения Дио. Он обхватывает бёдрами ногу Дио, позволяя бёдрам тереться о неё. Пуччи по привычке закрывает глаза и не смеет шевельнуть губами, не желая издавать ни единого звука, который мог бы выдать его. Ванилла Айс бубнит, но всё, что слышит Пуччи – стук собственного сердца, ускоряющийся в груди. Его бёдра качаются взад-вперёд, прижимаясь к Дио, и он дразнит себя, позволяя своему телу двигаться только тогда, когда он поднимает руку вверх по телу Дио, чтобы лизнуть и попробовать свою ладонь. Он размазывает его по животу Дио при одном движении и гадает, почувствует ли Дио его запах, когда проснётся. Будет ли он гадать, что случилось? Будет ли он лежать здесь в своём гробу, всё ещё чувствуя последствия того, что он кончил, и знать, что у него был дневной посетитель? Пуччи вздрагивает при этой мысли. Ему приходится кусать щёки, чтобы не дышать слишком громко и не издавать тихих звуков, нарастающих глубоко в груди. Так странно не слышать обычных звуков Дио. Обычно он такой громкий, когда наслаждается собой в постели, но это тихое сердце вообще ничего не выдаёт, даже когда его член продолжает истекать предэякулятом с каждом движением вниз по его стволу. Наконец, Ванилла Айс, кажется, подходит к концу своего монотонного рассказа, когда снаружи раздаётся звук, шарканье ног по полу и мягкое, - милорд, я поговорю с вами, когда сядет солнце. – Последовала пауза и тяжёлый удар, когда рука Ваниллы упала на крышку гроба. Пуччи замирает, его сердце в груди тоже. Вот оно. В этот момент он отталкивает её в сторону, и всё закончится. Но нет. Там лишь тишина, а затем ничего, кроме звука удаляющихся ног. Что это было? Через мгновение до Пуччи доходит отчётливо – Ванилла стоит над гробом, склонив голову и глядя на табличку с именем Дио с тем, что, несомненно, было страстным желанием или, возможно, желанием заявить о своей любви. Но даже этого он не сделал. Он просто уставился на неё и отступил. Пуччи ещё сильнее кусает щёки и не смеет издать ни звука, даже ни малейшего смешка при этой мысли. Айс любил Дио больше собственной жизни, но не мог заставить себя сказать об этом даже тогда, когда Дио не слушал. Он ждёт ещё немного, чтобы убедиться, что Ванилла ушёл, прежде чем Пуччи поднимает крышка гроба и откладывает её в сторону, быстро поворачиваясь, чтобы посмотреть, что он сделал с Дио. И, О Боже, Пуччи толкнул его на край пропасти. Пока Дио нет в живых, Пуччи всё равно видит в нём напряжение, особенно там, где его бёдра слегка сдвинулись, словно насмехаясь. Голова Дио склонилась набок, рот открыт, и Пуччи знает, что на этот раз рот открыл не он. Он мёртв, но это не так – скорее он спит так глубоко, что двигается медленно, как патока. Но он всё равно двигается, реагируя на прикосновения Пуччи не только чисто физически. Пуччи спускает штаны до колен и садится верхом на Дио, прижимая их члены друг к другу. Он обхватывает оба руками и начинает гладить, свободной рукой держась за край гроба, чтобы не упасть. Дио такой красивый, его длинные светлые волосы ниспадают на бархатную подкладку, рот приоткрыт, как будто он уже в разгаре оргазма. Пуччи вздрагивает и прячет лицо в плечо, чтобы не издавать слишком громких звуков. Он не может остановить их все, но ему удаётся свести их к тихому хриплому ворчанию и мягкому свисту своего дыхания, проходящего через нос. Пуччи сейчас так твёрд, и всё из-за простого прикосновения к Дио, когда он в таком состоянии, когда он неподвижен, беспомощен и полностью в его власти. Но даже в этом случае Пуччи никогда не причинит ему вреда. Он никогда не мог причинить вреда Дио. Всё, чего он хочет – это иметь возможность быть с ним, увидеть его вознёсшимся и осуществившим свои мечты о небесах. Всё, чего он хочет, - это чтобы Дио был сам по себе, чтобы Дио позволял Пуччи задавать темп, чтобы Дио даже в смерти отвечал на прикосновения Пуччи- С губ Дио срывается самый тихий, самый странный звук, нежная улыбка, которая вырывается наружу, а потом он всё так же медленно кончает, изливаясь в кулак Пуччи и свой живот. Пуччи гладит их обоих сильнее, пока они не становятся влажными и липкими, а на Дио не остаётся лужица прохладной спермы. Лицо Пуччи горит красным, и он скулит в свою руку, чувствуя, что Дио всё ещё твёрд, даже после того, как кончил, его член прижимается к Пуччи, его кожа скользкая и трётся о Пуччи. Пуччи кусает свои щёки и кончает, его зубы сжимаются так сильно, что он чувствует вкус крови. Его бёдра крепко сжимаются, и рука – единственное, что удерживает его в вертикальном положении, крепко держась за край гроба, в то время как другой гладит себя, пока не становится слишком больно, чтобы продолжать. Он падает обратно на бёдра Дио и просто сидит на них, тяжело дыша и чувствуя, как его напряжённые мышцы расслабляются, сила его оргазма превратила всё его тело в тёплое желе. Затем он смотрит на Дио и издаёт тихий стон при виде его, лежащего так красиво со спермой по всему телу, разбрызганной по его груди и животу. Боже… О, Боже. Лицо Пуччи так краснеет, что ему приходится отвести взгляд. Он сделал это с Дио… и он мог оставить свой беспорядок позади, вместе с тайной, которую Дио должен был решить. Часть его так и подмывает сделать это, чтобы, возможно, пойти ещё дальше- Он наклоняется вперёд и рисует крестик в лужице спермы на животе Дио, и Пуччи тихо смеётся про себя. Мгновение спустя он подтягивает штаны и снимает рубашку, используя её, чтобы тщательно очистить Дио. Он постирает её позже и уберёт все следы своей деятельности. Пуччи вытирает Дио до тех пор, пока не остаётся никаких следов того, что произошло. Затем он комкает свою рубашку и бросает её на пол рядом с гробом, наклоняясь, чтобы поцеловать Дио по крайней мере ещё раз. Губы Дио такие мягкие на ощупь, такие податливые. Пуччи целует его и смакует последний поцелуй с Дио, наслаждаясь тем, каков он на вкус и как отвечает, его губы широко раздвигаются для Пуччи, его зубы прижимаются к губам Пуччи, его язык- Его руки внезапно схватили Пуччи за талию и удержали его на месте. Пуччи застывает, его глаза распахиваются, и он видит, что Дио смотрит на него. Сердце замерло в груди, и он не может дышать. Пуччи смотрит на него широко раскрытыми от ужаса глазами. Он проснулся. Дио проснулся. Но- Дио отстраняется и сжимает Пуччи. – Энрико Пуччи, я и представить себе не мог, что ты окажешься таким смелым. – Эти тёмные глаза устремлены на Пуччи, и Дио приподнимается, плавно поворачивая их, пока Пуччи не ложится на мягкий бархат, а Дио не нависает над ним, почти такой же большой, как крышка гроба, и почти такой же способный блокировать свет. Пуччи по-прежнему молчит, и Дио обнимает его и командует. – Дыши. Он подчиняется, но только потому, что его лёгкие горят, и он должен это сделать. Пуччи втягивает воздух, и его сердце снова начинает бешено колотиться в груди. – Как долго ты не спишь? Дио только улыбается, и зубы у него такие острые и белые. А потом он оказывается рядом с Пуччи, их носы соприкасаются. – А как долго, по-твоему, Пуччи? Ты не знаешь, когда я проснулся? Я думал, ты должен был знать, когда приходил Ванилла Айс. Твоя рука всё время была занята, проверяя меня и пытаясь нарушить моё молчание перед ним. То, как пылает алым лицо Пуччи, должно рассказать Дио всё – он понятия не имел. Ему просто хотелось прикоснуться к нему, и он это сделал. – Дио… Он замолкает от яростного поцелуя. Это совсем не похоже на те, которые Пуччи крал у него, пока он спал. Этот требовательный и жадный, Дио прокладывает себе путь в рот Пуччи и целует его, задыхаясь, пока Пуччи не выгибается под его руками, а его лёгкие не болят от недостатка воздуха. Дио наконец отстраняется, но недостаточно далеко, его рот так близко к губам Пуччи. – Ты пометил меня. Руки Пуччи тянутся к груди Дио. Его сердце колотится в груди, и он задыхается, всё ещё пытаясь наверстать упущенное. – Я лишь хотел… хотел оставить всё как есть. Мне было интересно, узнаешь ли ты, что это я. -Всегда, - утверждает Дио. – Я знаю твой запах. Я почувствовал твой запах в первый же день. Я попробовал тебя во второй раз. А теперь… что ты будешь делать завтра, если я не найду тебя первым? Пуччи пылает, но слегка откидывает голову назад, уткнувшись в бархат, и рискует поддразнить Дио. – Я собирался оседлать тебя и позволить тебе войти в меня. Глаза Дио сужаются. Его руки сжимают бёдра Пуччи так сильно, что кость слегка хрустит, и Пуччи задыхается. – Принеси смазку, - говорит он, касаясь губами губ Пуччи. – Трахни меня, чтобы я проснулся. Пуччи вздрагивает и кивает, чувствуя, как его член лениво подёргивается. Так и будет. Господи, так и будет. Он наклоняется вперёд и снова целует Дио. Пуччи всё ещё должен уйти и ускользнуть отсюда, чтобы безопасно спуститься вниз, не будучи пойманным Ваниллой, а затем каким-то образом сделать всё это снова завтра, всё, чтобы он мог трахнуть Дио. Рано или поздно он обречён на провал. Но теперь он уже не так боится быть пойманным, когда Дио хочет, чтобы именно он проскользнул наверх и разбудил его.