Учите своих женщин стрелять

      Хайнс просто обожал свою милую женушку Грету, и поэтому не мог отказать ей в просьбе поехать вместе с ним. Она скучала, сидя дома, уже вышила свастиками все шелковые подушки в квартире, и ей не было чем заняться. И когда он сказал, что собирается поехать к другу, который был комендантом в одном из небольших концентрационных лагерей, она напросилась поехать с ним. — Я давно уже не была в зоопарке. — сказала она. — Но это не зоопарк, любимая, а концлагерь, а евреи вовсе не милые зверушки. — отговаривал ее Хайнс. — Они мерзкие, отвратительные и от них дурно пахнет. Тебя стошнит... в твоем положении. И он ласково положил руку на ее слегка округлившийся живот. — Нет, меня стошнит от скуки, если я останусь здесь. — твердо заявила она. Но после, всю дорогу в машине нервничала и скулила, спрашивая, не опасны ли эти евреи, не могут ли они устроить побег, бунт, навредить ее ребенку. — Не бойся, тебе нечего бояться, я же с тобой. — успокаивал он ее, нежно держа за руку. — Я всегда буду защищать тебя, моя любовь, и не позволю, чтобы с тобой и нашим малышом что-то случилось.       Он вспомнил то время, когда они только познакомились и он пытался произвести на нее впечатление... Как она испугалась и спряталась за его спину, когда увидела того еврея на улице, который, видимо, сбежал и прятался в каком-нибудь из подвалов. Грета отреагировала так, как реагирует любая девушка при виде паука или таракана. — Убей его. — жалобно прошептала она, дрожа от отвращения и судорожно вцепившись в его плечо. Он тогда был совсем еще неопытным мальчишкой и боялся не меньше ее, но достал пистолет и уверенно направил его на еврея, повелительно крикнув: — На колени, тварь! Он тогда только вступил в ряды СС и ничего такого ему еще делать не приходилось, но он видел, как это делали старшие и хотел показать своей фройляйн, что он уже настоящий ариец. Он подошел ближе к стоящему на коленях еврею и приставил пистолет к его голове. — Пожалуйста, не убивайте меня. — взмолился еврей, с надеждой заглядывая в его голубые глаза. — У меня жена и семеро детей. Неужели у вас нет сердца? Хайнс на миг растерялся, нерешительно взглянув на свою возлюбленную, ожидая решения от нее, но ее взгляд оставался непреклонным и говорил лишь о том, что вердикт вынесен. Он вспомнил, чему его учил один из офицеров еще в школе. "Самки любят жестоких самцов." И он всадил в еврейскую голову всю обойму, пока от нее почти ничего не осталось. Грета кричала, закрывая лицо руками, а потом бросилась к нему на шею и целовала его так страстно, как никогда прежде. Он помнил, как обнимал ее дрожащими руками, когда она прижималась к нему и терлась, как кошка... Как сильно билось его сердце, когда он привел ее домой и она сбросила с себя платье, сказав: — Награда твоя. Возьми ее. И он взял. Это был его первый раз. В тот день у него все было впервые.       После того многое изменилось. Когда он убивал евреев, у него уже не дрожали руки и не возникало сомнений, а награду ему предлагать было не нужно, он сам брал ее...       В лагере их встретили приветливо. Приятель Хайнса давно уже приглашал его приехать на экскурсию в его владения и сейчас сказал, что он прибыл к ним как раз вовремя, да еще и со своей очаровательной женой. — Я подготовил для вас парочку сюрпризов. Вам должно понравиться. — с улыбкой проговорил он. — К тому же сегодня мы празднуем День рождения одного моего товарища, он недавно вернулся с Восточного фронта и у него есть много интересных историй. Хайнс хотел пошутить о том, что с Восточного фронта не возвращаются, но благоразумно промолчал. — Ох, что это?! — воскликнула Грета, указывая на солдата, который вел на поводке совершенно голую женщину, которая шла на четвереньках, как собака. Комендант лагеря рассмеялся, жестом подзывая солдата подойти ближе. — Это один из моих сюрпризов, дорогая фрау Грета. Полюбуйтесь, это дрессированная еврейка. Мне лично больше нравятся немецкие овчарки, но некоторые мои солдаты для разнообразия заводят и таких еврейских шавок. Хайнс рассмеялся. — И какой же от них толк? Собака - друг человека, а еврей, как бы, наоборот. Для чего они годятся? — Покажи ему. — улыбаясь махнул рукой солдату комендант. Тот больно дернул за поводок свою игрушку. — Работать! Девушка встала на колени, открыла рот и потянулась к застежке на штанах своего хозяина. — Нет, не это, грязная шлюха! Здесь же немецкая фрау! — гневно крикнул комендант. Солдат тут же отвесил еврейке пощечину. Потом он отдавал ей разные команды, которые еврейка тут же выполняла. Она лаяла по собачьи, прыгала и приносила в зубах палку. Грета весело смеялась. — Никогда бы не подумала, что евреев можно использовать в таких целях. — удивленно сказала она, глядя на Хайнса. — Хорошо, если эти существа могут быть для чего-то пригодны. — ответил ей муж. — А можно мне попробовать? — спросила Грета, протягивая руку к поводку. — Ну конечно, прекрасная фрау Грета. — улыбнулся комендант. Солдат передал поводок ей и Грета водила еврейку по двору, отдавая ей различные команды. — Друг мой, — с улыбкой обратился Хайнс к своему приятелю. — Вы же используете ее не только в этих целях, как я уже понял. А как же расовая гигиена? Вам не противно, когда своим грязным еврейским ртом она... — Для этого есть защита. — засмеялся тот. — Никто не станет совать руку в грязь, не надев перчатку. Хайнс заставил себя выдавить улыбку, но все это показалось ему омерзительным. Разве участвуя в подобном, ариец не унижает сам себя? Он наблюдал, как его Грета развлекалась с этим несчастным существом. Давно ему не приходилось видеть ее такой бодрой и оживленной. И он подумал, что все это слишком неправильно. — Сидеть! — приказывала Грета еврейке, и та усаживалась возле ее ног. — Хорошая еврейка. — смеясь, хвалила она ее. — Как ты можешь участвовать в этом? Ты ведь тоже женщина. — не выдержав, заговорила еврейка, обращаясь к немке. — А если бы тебя так? Раздеть и водить на поводке... Грета даже поводок выронила от неожиданности. К горлу подступила тошнота, а к глазам слезы. — Как ты смеешь сравнивать себя, грязную сучку, с арийской женщиной?! — крикнул комендант лагеря, услышав ее слова. — Пристрели шавку! — скомандовал он, обращаясь к солдату, который привел ее. Солдат на мгновенье замешкался. Он ведь лично дрессировал ее несколько месяцев и привык к ней, к тому же он дал ей обещание, что с ней ничего не случится, если она будет послушной и сделает ему приятно. Ариец всегда должен выполнять свое обещание. Но ариец так же должен выполнять приказы своего командира. Поэтому он послушно достал пистолет и выстрелил еврейке в голову. Его личные чувства никого не волновали... Грета была расстроена, из ее глаз текли слезы. Хайнс обнял ее, нежно поглаживая по голове. — Не плачь, это всего лишь еврейка. — говорил он. — Мне жаль, что тебе пришлось это увидеть. Поехать сюда, где так много жестокости и грязи, было плохой идеей. — Да, любимый. — всхлипывала она. — Ее слова были очень жестокими. Она сказала, что меня нужно тоже раздеть и водить на поводке, как собаку. Хайнс поморщился. — Забудь это. Чего еще можно ждать от еврейки? Но она уже получила по заслугам. — сказал он, прижимая ее к себе со всей нежностью. — Тебе никогда не грозит ничего подобного. Не смей сравнивать себя с ней, даже думать об этом! Она не женщина, всего лишь еврей женского пола. А ты арийка. Чистая и прекрасная. Грета кивнула, но с досадой подумала, что ей всегда хотелось именно этого. А он относился к ней слишком нежно, как будто она фарфоровая кукла и может разбиться от его грубого прикосновения. Когда она видела, как он бьет евреев, то всегда возбуждалась, целовала его, но он моментально рядом с ней превращался из жестокого и свирепого германского воина в нежного и ласкового мужа. Он никогда бы не схватил ее за волосы, не надел ошейник и не назвал шлюхой. А ей так сильно этого хотелось, так не хватало острых ощущений. Конечно, не сейчас, когда она носит в себе арийского ребенка, но после, когда-нибудь...       Она посмотрела оценивающим взглядом на того солдата, затем на коменданта лагеря. "Хм, смогли бы они обращаться с немкой так же, как обращались с еврейкой?" Вряд ли. Все суровые арийские мужчины становятся так сентиментальны, когда речь идет об арийских женщинах. Да и не смогла бы она позволить своему Хайнсу сделать с ней такое, ей ведь еще ему после этого в глаза смотреть, говорить с ним... А вот с каким-нибудь одноразовым евреем можно было бы попробовать. И убить его сразу же после этого. С Хайнсом можно было бы попробовать нечто другое. Она посмотрела в его холодные, голубые глаза, которые были холодными для всех, кроме нее. Ласково погладила кончиками пальцев его шею и представила, как красиво смотрелся бы на ней железный ошейник с цепью. А на руках наручники. Это идеально подходит к его черной эсэсовской форме... Он с легкостью убивал ради нее, это она уже знала. Но согласился бы он на такое, если бы она попросила? Это тебе не еврея пристрелить...       Комендант лагеря, увидев, как она расстроена, предложил немного поразвлечься. — Вы умеете стрелять, фрау Грета? — поинтересовался он. — Нет, мой муж считает, что это не женское дело. — ответила она. — А зря. Научи свою жену стрелять, Хайнс. — улыбнулся мужчина. — Это может пригодиться. Хайнс лишь скептически ухмыльнулся. Но Грета снова заметно оживилась. — Хайнс, я хочу попробовать. Ну пожалуйста! — взмолилась она. — Ладно, если ты этого так хочешь, я не против. — сказал он. Комендант приказал привести парочку евреев в качестве живой мишени. Хайнс вложил пистолет в руки своей жены и спросил, уверена ли она в том, что хочет этого, все таки она беременна и это может ей повредить... — Тебе нельзя волноваться в твоем положении. — напомнил он ей. — Я вовсе не волнуюсь. — сказала Грета. — Я просто ужасно зла, всему виной гормоны, мне нужно выпустить пар! Хайнс показал ей, как нужно заряжать пистолет и как целиться, навел ее руку... — Я сама! Я хочу попробовать. — с нетерпением ответила она. Хайнс отошел в сторону. Грета прицелилась и выстрелила. Но промахнулась. — Из тебя плохой учитель, Хайнс. — засмеялся его приятель и подошел к женщине, показывая ей, как нужно выстрелить, чтобы попасть еврею прямо в голову. — Эй, ты, выродок! Не смей вертеться, стой смирно! — крикнул он еврею. — Думаю, что справлюсь. — улыбнулась Грета, снова подняла пистолет и выстрелила. На этот раз попала. Но не в голову, а в пах. Еврей дико заорал, завыл, падая на землю. Комендант хлопал в ладоши и безудержно хохотал, а с ним и все его солдаты. — Браво, фрау Грета! — он не мог успокоиться, смех душил его. — Вы попали прямо в яблочко. Прекрасный выстрел. — и он чуть ли не пополам согнулся от смеха. — Ты это видел, Хайнс? Твоя жена просто снайпер! — Да, именно поэтому я и говорил, что это не женское дело. — он заставил себя улыбнуться, но получилась скорее паршивая ухмылка. — Прекратите смеяться! — возмутилась Грета. — Я впервые держу в руках оружие. — И тебе действительно лучше не брать его в руки, дорогая. — сказал Хайнс, отбирая у нее пистолет. Грета согласилась, что сегодня она уже и правда слишком устала. Комендант любезно пригласил всех в дом, где их уже ожидал праздничный стол...       Хайнс обернулся и посмотрел на того еврея, что все еще дергался, катаясь по земле и оглушая двор криками и стонами, на которые никто не обращал внимания. Он тяжело вздохнул, подошел поближе и выстрелил ему в голову...