Последний рубеж

Чувства, появляющиеся при пилотировании егеря, не передать словами. Точнее, их лучше не облекать в слова, иначе высшее руководство отстранит их с Фукузавой с постов к чертям собачьим. Зашкаливающий адреналин. Жажда крови. Убийства. Здесь либо ты — либо тебя. Осознание того, насколько ты зависишь от огромного, медленно отравляющего тебя куска железа, собранного из говна и палок, держащегося на одном лишь скотче. На самом деле, всё не так плохо, но Мори любил драматизировать. Это не отменяло того факта, что кайдзю достаточно одного удара, чтобы прорезать плотный металл насквозь, разрывая все внутренние органы машины, причиняя физическую боль. Почти параноидальный страх того, что ты окажешься в неработающей машине, когда навстречу несётся громадина весом пару сотен тонн с очевидным желанием раздавить, словно консервную банку. Когда кажется, что на одном лишь твоём желании машина заводится снова, и синхронизация, столь внезапно оборвавшаяся, словно бы никуда и не исчезала. И мысли, чувства и желания другого человека вновь сливаются с твоими, пробираются под кожу и отпечатываются в сознании раскаленным клеймом. Мори не знал, где начинались его чувства и заканчивались чувства Фукузавы, но он был более чем уверен, что эта жажда крови принадлежала не ему самому. Фукузава, пожалуй, был слишком хорошим мечником, Мори не раз видел, как он тренируется, не раз погружался в его сознание и, кажется, сам уже разбирался в колюще-режущем не хуже него, но за их основное оружие — длинное широкое лезвие из сверхпрочной стали — отвечал, все же, Фукузава. В руках, конечно, хранились метательные ножи, но пока что ни один егерь не был достаточно откалиброван, чтобы позволить себе точное метание. Мори говорил «пока что», потому что знал, как упорно работает команда механиков, чтобы исключить даже секундную задержку, которая была вечным спутником всех егерей первого типа. Конечно, у них были и плазменные орудия, но, скорее, в виде некой блажи. Фукузава был бойцом близкой дистанции, и Мори потворствовал ему в этом. Пока. — Не отвлекайся, — недовольство расходилось от Фукузавы мелкой рябью. А еще рябью шла морская гладь, к берегу превращая волны в разрушительные. Фукузава сейчас сам думал о возможных жертвах и не ему было попрекать Мори витанием в облаках, тем более, его замечательный, такой прекрасный клинок как раз застрял между пластинами панциря кайдзю. — Ни в пизду ни в красную армию, — выстрел из плазменной пушки отсек кайдзю полголовы, он неуклюже завалился на бок, но все еще шевелился, пытаясь отползти к берегу, туда, где поменьше железа и побольше гражданских. Выходило у него не очень. Егерь застыл на пару секунд, парализованный, а недовольство Фукузавы обострилось до предела. Соленые брызги вгрызались в покалеченную обшивку, а терпкий запах водорослей, кажется, перебивал въевшуюся насквозь полироль и горячий запах железа. Мори наслаждался этим непередаваемым амбре как в последний раз, глубоко вдыхая, собираясь перед последним броском. Они настигли кайдзю одним длинным прыжком и прижали, едва шевелящегося, ко дну, сходу выдирая катану вместе с пластинами, кожей, мышцами и хрен знает чем еще, полуглухие от скрежета и воя зверя, полупьяные моментом секундного триумфа. То, что оставалось от шеи чудовища, Фукузава перерубил в мгновение ока. — Меч, деактивация, — чистить его будут уже в ангаре, а им пора было возвращаться в шаттердом. Пушки израсходовали большую часть энергии, и с минуты на минуту егерь должен был впасть во фрустрацию, как шутил Мори. А ожидание конвоя в холодной грязной машине посреди токийской бухты было не самой радужной перспективой. — Танеда-сан, мы с ним закончили, возвращаемся на базу, — Мори устало поглядел на расплывающееся по водной поверхности масляное пятно, переливающееся всеми цветами радуги, и еще дымящуюся вонючую тушу. — И пришлите группу зачистки.

***

«Вы больше не можете пилотировать егерь.» Звучало как смертный приговор. «Вы слишком долго подвергались радиации из ядра егеря. Ещё один выход вы не переживёте.» Мори знал, что это так. Но знал он и то, что они оба, пилоты Вита но Хито, предпочли бы умереть в бою. Он знал, что на лицах их застыло одинаковое выражение — остаточное ощущение дрифта и разделённых воспоминаний лишь усиливало его, стирало грань между их общим «я» и «я» каждого из них. Они хотели возразить. Предпочитали уйти на задание и не вернуться. Отдать свою жизнь в обмен на жизни миллионов. Все лучше, чем медленно загнивать в шаттердоме, покрываться мхом и пылью. Мори уже знал, что им предложат взамен. «Вита но Хито понёс значительный урон. Сейчас всё финансирование направлено на строительство егерей нового поколения, работающих на электричестве. Они безопаснее для дрифтующих.» А вы отправитесь на свалку. «Нам нужны опытные рейнджеры, такие, как вы, чтобы обучать новых пилотов.» Разумеется, никто не хотел бы выпускать необученных людей на поле боя. К сожалению, этому нельзя научиться. Мори не уверен, что это возможно объяснить тому, кто никогда не был внутри егеря и ни с кем не дрифтовал. Фукучи, сообщивший им это, был из таких. Политик. Военный старой, до-кайдзю, закалки. Он не полностью перестроился. И у него была власть. Плохое сочетание. «Нам нужны бывалые пилоты, такие, как вы, чтобы объяснять политиканам, что к чему.» Чтобы быть нашим рупором и оружием пропаганды. Выбивать финансирование. Что-то кому-то доказывать. То, как Фукузава сжимал его плечо, Мори почувствовал лишь отдаленно, глаза застилала необъяснимая яркая ярость. На этот раз его собственная. Но выбирать бы все равно пришлось, рано или поздно. Мори предпочёл остаться в шаттердоме с потенциальными новыми пилотами и штатом учёных, занимающихся изучением кайдзю и разлома. Наименьшее зло. Заниматься тем, о чем ты имеешь хоть какое-то представление. Да и Элизе нравился Токио и не нравились постоянные переезды. Фукузава уехал вместе с Фукучи. Кажется, они тогда не попрощались.