Вмятины

— Да пошло оно все к херам! — орет Юра и швыряет об стену вещи. Метает, как снаряды, аниме-фигурки с полки, сгребает в кулак медали с подставки и с размаху впечатывает в стену. Следом летят мягкие игрушки, но они ударяются слишком тихо и беспомощно падают на кровать, глядя тупыми бусинами глаз. Юрий рычит в ярости, срываясь на хрип, тянет себя за волосы, дёргает вниз, встречаясь и лбом со стенкой. На ней — едва заметные вмятины от этих и предыдущих погромов. Внутри Плисецкого следы куда более неприятные и уродливые: где-то в груди, в животе и голове все испещрено болезненными отметинами. — Уууу, — глухо подвывает Юра и скалит зубы беспомощно, криво. — Пошли бы все нахер! В могилу меня сводите... Все... Из соседней комнаты с опаской выходит дед. Обходит Юрия вдоль по коридору. Смотрит. Молча, знакомо, чуть осуждающе, но не настолько, чтобы гнев беснующегося Юрки перекинулся на него. Потом щёлкает кнопка, начинает противно потрескивать чайник. Юра прижимается к стене лбом, потом щекой, плечом, и медленно сползает по ней на постель, к раскиданным игрушкам. И кажется, что у него такое же пустое выражение лица, как у этих бездушных плюшевых котиков. Настоящего Поти больше нет и никогда не будет, как и половины нервных клеток Плисецкого. Блядские мотоциклы и их дятлы-водилы. Один сбивает любимого кота, спрыгнувшего с балкона навстречу чертовым приключениям, второй вдогонку попадает в аварию. Силы душевные взять где? Николай угрюмо пьет чай в одиночестве. Размеренно звенит ложечкой в старой советской кружке, размешивая сахар, и нарочито громко включает маленький телевизор. Да, Юрию сейчас нелегко. Но он уже не тот милый малыш, кого легко утешить хлопком по плечу, и есть вещи, о которых Плисецким легче скорбеть в одиночку... Внезапно начинает гудеть телефон, забытый на углу стола. Николай с удивлением смотрит на незнакомый номер, сперва собирается сбросить, но почему-то берет трубку вопреки поучениям Юры "спамерам всяким не отвечать". — Здравствуйте, это Отабек, друг Юрия по фигурному катанию, — очень официально представляется приятный мужской голос с нотками волнения. Николай кивает и тихо уточняет, что да, слышал о таком (чистым матерным пять минут назад в том числе). — Юра не отвечает, — обеспокоенно вздыхает Отабек. — Я хотел сказать, что недавно попал в небольшую историю на дороге, но уже в полном порядке. — Я думаю, сам Юрий сейчас такого о себе сказать не может. — Николай хмурится, раздумывает и, уточнив местоположение, предлагает: — Будет неплохо, если Вы сможете увидеться с ним лично. И диктует адрес почти шёпотом, желая держать свое приглашение в секрете. * * * В дверь звонят так внезапно и не вовремя, что Юра аж подскакивает на кровати. Зябко ежится, щурится от засохших слез в уголках глаз и показывает двери фак. Пусть дед сам разбирается, его дома нет. Его нигде нет, все, довели. И телефон свой в унитаз смоет. Трезвон не утихает, дедушка, вздыхая, шаркает в прихожую. К непониманию Юры, зачем-то открывает дверь без вопросов и даже здоровается с кем-то: "Ну здравствуйте ещё раз, товарищ Отабек"... А потом до Плисецкого доходит, что это не глюки. Он вскакивает, садится и отплевывается от волос, разлохматившихся и полезших в рот, и в этот момент в комнату заходит он своей собственной персоной. Юрий оглядывает судорожно, сканирует: живой, целый, все руки-ноги на месте, волосы тоже растрепанные и топорщатся ёжиком. Даже фирменный шарф на месте, болтается на широких плечах веревкой. Пока Юрий думает, что же сказать Алтыну, сперва едва не сдохшему в аварии, а теперь целехонькому и в его квартире, тот пересекает комнату в пару шагов и садится рядом. — В штанах прямо на постель, — ядовито бормочет Юра прежде, чем осечь себя. Но Отабек только кивает и подкладывает скомканный плед, послушно садясь на него. — Как ты? — ... — Я не знаю, зачем они звонили тебе. Прости. Наверное, увидели, что выше в контактах, и набрали... Алтын неловко мнёт в руках свои перчатки. В живых и целых жилистых смуглых руках. Живой, мать его. Точно не в пакете, как сбитый Потя. — Ты не умер, — едва слышно вздыхает Юра и, замахнувшись, слабо ударяет кулаком о многострадальную стену. — Ты мог, нахуй, умереть! С этим байком, с клубами сраными, размазаться! Как мой гребаный кот! — Юра, да я же даже не падал с него. Новая волна истерики охотно подкатывает к горлу. Теперь, когда живой и здоровый Алтын сидит рядом, все переживания этих дней нахлестывают волнами, обдают с головой. — В жопу себе свои оправдания засунь! Родителям говори! Прессе! Не ебу, кому, а мне не надо! Хватит! И Юрий снова сжимает кулак, размахивается от души и отводит, чтоб жахнуть посильнее в обои, оставить вмятину там и в сердце, а не на красивой моське Отабека. Но тот внезапно перехватывает руку на лету своей горячей ладонью и с силой опускает вниз. — Отпусти. Отпусти, блять, мою руку! — Кричит Юра, сжав челюсти и дергаясь, а кожа на его щеках розовеет. — Не отпущу. — Алтын тянет на себя тонкое, хрупкое запястье, утыкая холодные пальцы в свитер на своем животе. Удерживает, давит немного и водит большим пальцем по бьющимся синим венкам. Смотрит на своего Юру, на румянец, заливающий медленно все его бледное лицо. — Пусти, — совсем отчаянно и тихо просит тот и жмурится, губы дрожат вместе с худыми коленями. Что за дикий, нервный подросток. Что за жуткая степень одиночества и страха потерять последнее? Отабек сам до боли стискивает зубы, но маленькую руку не отпускает, более того, с боем ловит и крепко хватает вторую, баюкая теперь обе ладони в своих и развернув беснующегося Юрку всем корпусом навстречу. Эти простые прикосновения заставляют бушующий жар захлестнуть все тело без остатка. А время густеет и застывает, как стекло, искажает пространство маленькой комнаты, сворачивает ее до размера двух человек. И от этого сжатия Юру толкает вперед, как подбитого, он случайно глотает воздух и задыхается в том же пожаре, что и Алтын. Жарко, жарко и больно, но они только сильнее жмутся друг к другу, вскидывая температуру внутри до показателей чистой лавы. И Юра плачет одним дыханием, открыв рот и тычась губами в колючий свитер, раня об него нежные щеки, впутывая в натуральную шерсть пряди своих волос. Обомлевший от такого напора, Отабек в ответ обнимает его жадно и даже грубо, отдаёт ему согретые руки, чтобы стиснуть ладонями острые плечи и спину с торчащим хребтом. Он без конца гладит крылья лопаток, просто водя по ним пальцами, душит Юрку, сжимая крепко. И сам не понимает, как смеет губами прижиматься к светлой макушке, совсем не по-дружески осыпая ее рваными поцелуями. Оба живые, побитые, как стенка в этой комнате, но совершенно точно живые как никогда. Юра нарушает тишину, дрожащую между ними, как воздух в Африке в знойный день. — Бека... — М? — Отабеково сердце ёкает в страхе, и он прекращает без спроса чмокать мягкие волосы. Ужасно стыдно и неловко от возможных вопросов. Но Юрия заботит не эта внезапная ласка. Он отворачивается к окну, пристыковываясь Алтыну в грудь костлявым плечом, и долго, грустно вздыхает. — Пума-Тигр-Скорпион... Блин, ну и имя я выбрал в детстве. Он был моим другом. Много лет был, а потом по моей вине просто убежал. Это же я его не остановил, не успел... Ты... Ты можешь не быть моим другом, знаешь. У Юры глаза, как два малахитовых блюдца, и оба на мокром месте. — Ты только не сбегай и не умирай, — говорит он, а Отабек такого заявления не выдерживает, наклоняется и целует своего глупого в губы. Быстро так, как печатью, одним прикосновением, но очень доходчиво. Сглатывает стучащее где-то в горле сердце и ждет, что же теперь случится. — Ой блять, — предсмертно стонет Юра. Тоже шумно глотает и вдруг так же горячо целует в ответ. Растерявшиеся, они оба сидят потом тихо, не решаясь пошевелиться, Плисецкий смотрит с опаской на дверь и вслушивается в телевизор за стенкой. Словно подглядывающий дед — это единственное, что его волнует. Но он все еще не убирает рук из складок свитера, напротив, тискает их в пальцах и, похоже, едва держится, чтобы не просунуть пальцы под одежду. Абсолютно пьяный Отабек, хапнувший только что адреналина больше, чем недавно в аварии, решает, что они с Юрой вместе заведут нового кота. Нет, еще много котов. И купят машину вместо байка, чтобы было, где их всех возить. Так будет б е з о п а с н е е .