солнце над рисовым полем

Солнце медленно заходит за горизонт, оранжевые лучи рассеяно пробиваются сквозь окна, скользя по дереву. На стойке оставался влажный след от тряпки, что собирала пыль и крошки. От кепки на глаза падала тень, лицо выглядело расслаблено, виднелась легкая улыбка. Мужчина размял плечи, сбрасывая напряжение, и прошел в подсобку, готовясь к закрытию. Он отложил кепку и фартук и достал телефон из кармана, проверяя уведомления. Взгляд зацепился за сообщение от брата, которое мужчина посмешил открыть. Фото времен старшей школы. Губы растянулись в улыбке, мягкая тоска дотронулась до сердца, проведя по мышце шлейфом. Баннер растянут за спиной, рядом уже более чем родные сокомандники. Глупая шутка от капитана, но в душе успел закрасться трепет и одновременно печаль от того, что все они однажды станут воспоминанием, которые им не нужны. Серые глаза поглядывают на бледную фигуру, что смотрит куда-то в сторону не особо вдаваясь в окружение. Усталый взгляд на секунду замечает наблюдателя, тонкие губы трогает улыбка. Щеки начинают гореть, а брат рядом усмехается. Капитан со всей серьезностью смотрит в камеру, но затем улыбается, посмеиваясь с наивности сокомандников. На его плечах куртка школы, а в голосе лед. Холодно до дрожи. Кажется, начинает подниматься температура. Солнце медленно заходило за горизонт, проводя нежными лучами по рисовым стеблям. Слышались тихие шаги, листья задевали высокие резиновые сапоги, провожая их тихим скрежетом. Кепка падает с головы, ветер растрепывает волосы, что податливо цепляются за дуновения, желая улететь в свежесть вечера. Янтарные глаза скользили по полю, оценивая итоги дня. Улыбка и едва заметный кивок превратились в часть ежедневного ритуала. Тихие шаги, так же провожаемые листьями риса, удалялись к большой земле. Стебли превращались в брикеты с надписью, которые грузили для отправки в город, где люди одобрительно кивнут марке и возьмут себе товар в корзину. Уверенные руки слепят шарики, наполняя их начинкой и заботой, которые предадутся через каждый укус погруженному в свои мелкие неудачи посетителю, что прячется от людей в перерыве. На руках едва ощущаются мозоли, спина болит и всё тело бьет жар, но нежная улыбка словно приросла к лицу, а уверенные руки становятся робкими, упаковывая очищенный рис. Слышится шум двигателя и машина отправляется в путь, увозя кропотливый труд в заботливые ладони. Рабочий костюм вяло стягивается с тела, теплые струи воды смывают усталость вместе с потом, волосы взлохмачены, пропитаны влагой и оставляют тонкие полосы от капель на шее. Домашняя одежда свободная, не липнет к чистой коже, прохлада дома оглаживает лицо, сбивая жар бескрайнего океана колосьев. Янтарные глаза скользят по небольшой полке с книгами, выискивая недочитанное произведение с закладкой. Пальцы осторожно берут книгу и открывают на нужной странице. Взгляд увлеченно бегает по тексту, пропитывая информацией разум. Время превращается в волну, сопровождаемую ритмичным тиканьем часов, подобная упорядоченность добавляла штрихи в картину повседневности. Сквозь этот ритм вечера пробился стук. Разум вынырнул из перипетий сюжета, заставляя тело подняться и открыть дверь. Тихий скрип такой же стандартный, как и всё, что жило в послерабочих вечерах, только образ, увиденный после этого самого скрипа, разрывал почти законченное полотно голыми руками. В янтарном блеске расплываются черные волосы, серые глаза западают, превращаясь в мрачную тень, искренняя улыбка выглядит словно капля акварели на поверхности воды. Секундная темнота и образ превращается в четкие линии из капель смешивающихся красок. Губы растягиваются в улыбке, встречаясь с мягким взглядом серых глаз. Пол чуть гнется под шагами, провожая счастье почтенным скрипом. Запах чая разносится по комнате, окутывая паром присутствующих. Бледные руки осторожно поднимают кружку, оставляя вкус трав на губах и языке. Часы неизменно отбивают ритм вечера, разум пытается вернуть его в привычное русло, но черные волосы и серые глаза смешивают знакомые и понятные звуки дома в неясную массу мыслей и ассоциаций. Бледная рука ложится на узкую ладонь, поглаживая пальцами костяшки. Янтарь отражает ясную улыбку и нежный прищур. Губы растягиваются, а щеки затрагивает живой румянец. Травяной привкус чая остается на языке, прячась в маленьких трещинках на тонкой, нежной коже. Последние лучи солнца оглаживают лица, скрываясь за горизонтом. Объятия греют, дыхание едва лохматит волосы. Кита зарывается носом в грудь Осаму, а тот крепче прижимает его к себе, поглаживая спину широкими ладонями. Шторы поддаются вечернему ветерку, тишина звенит песнями насекомых и шелестом листвы; тиканье часов растворяется в последних секундах сознания, прежде чем глаза закрываются, отправляя бескрайний поток мыслей отдохнуть в спокойном течении на пути к морю снов.