Ошибки

Траун Траун закрыл глаза и тронул пальцем кончик длинной острой травинки. Его пальцы коснулись тонкой сосульки. Изо рта вырвалось облачко пара. Поднялось выше головы и медленно растворилось. Траун зажмурился. Ему хотелось почувствовать холод ксиллианской ночи на лице. Прикосновение микроскопических снежинок к горячей коже. Ещё немного, и мороз уколет его лицо, из нутра пещеры примчится холодный ветер, обнимет его, поцелует в щёки и губы и с воем унесётся прочь. Траун открыл глаза. Под его ладонью суховатая глупая трава. Он посмотрел вверх, он искал потолок пещеры, покрытый сверкающей изморозью, но увидел лишь чёрное небо, а на небе – звёзды. Тёплый ветер гнал волну серебристого света по траве. Где-то вскрикнула птица. Траун упал лицом в землю и закрыл голову руками. Его тошнило от запаха этой земли, грязного и полного. От горячего ветра равнины и от звёзд, висящих высоко в небе. Нельзя сказать, что он не любил звёзды. В другие дни Траун долго глядел на них из своей каюты или с мостика корабля, а может с поверхности планеты, над которой останавливалась Химера, чтобы дать отдых своим старым механизмам. Так же нельзя сказать, что он не любил запах земли или пейзажи равнин. Но сегодня Траун устал. Он лежал и думал о странном шуме снежной пещеры, так похожем на дыхание. И о тусклых огоньках в её глубине. О том, как крошечный лучик света рождает узоры звёздных карт на поверхностях тёмной пещеры, как свет вливается в ледяную хрупкую иголку, одну из мириадов. Повсюду, на стенах, на потолке, на дне пещеры, загораются маленькие звёзды, они танцуют, смешиваются, искрят. Свет рождает праздник, и всё в Трауне наполняется радостью. Он с любовью вспоминает о яростном ветре снежной поверхности и бесконечных бурях, в которых Траун целиком исчезал, становился ветром и не слышал ничего, кроме дыхания бури. Он летел как снежинка, одна из тех, что врезаются в скалы и дробят их на части в течении какой-то пары тысяч лет. Он плыл среди воздушного снега, улавливая малейшие движения бури, он поднимал в воздух триллионы тон льда, метал его о землю или возносил настолько высоко, что этот лёд уже никогда не мог коснуться поверхности и вечно мчался над планетой. Над планетой, в недрах которой спят золотые города. Над планетой, которую Траун никогда больше не увидит. Пеллеон Пеллеон идёт по коридору, и звук его шагов отражается от длинных светлых стен и уходит дальше, за поворот. Пеллеон ловит краем глаза движение, он останавливается и оборачивается. В коридоре только он и звук его шагов. Пеллеон снова идёт и снова замирает. Холод пробегает по спине. Топот пары сапог, они немного скрипят. Они чистые и гладкие. Свет играет на их поверхности. Каблуки стукаются об пол с характерным звуком. Звук прекращается спустя некоторое время после того как капитан замер. Мысли о сапогах не отвлекают и не успокаивают его, он чувствует страх. Мышцы его спины напряжены, он чувствует спиной взгляд. Это мучительно, он хочет прыгнуть, обернуться и закричать "я сдаюсь!". Но Пеллеон не может пошевелиться. Пеллеон не хочет шевелиться. Страх сковывает его начиная с ног и медленно поднимается вверх. Капитан вспоминает сказки о призраках, которые в детстве рассказывала ему мать. Он хочет лечь и спрятать ладонями лицо или стать одним из своих лакированных сверкающих сапог. Капитан тянет себя вперёд. Он хватает тонкую нить звуковой волны – слабый отголосок его недавнего топота. Он напрягает всё своё тело, на лбу выступили капли пота. Капитан тянет себя вперёд. Капитан идёт. Звук его шагов отражается от длинных светлых стен и уходит дальше, за поворот. Он ведёт Пеллеона за собой. Гилад выгоняет остатки страха, и его каблуки весело стучат об пол. Химера прошла над Эндором. Флим Флим проснулся от кошмарного сна, который тут же забылся, оставив после себя только смутную тревогу. Актёр лежал в постели, он хмурился, пытаясь вспомнить что ему снилось. В постели было тепло и комфортно. В постели лежал Флим. Устав вспоминать о сне, он поднялся и подошёл к зеркалу. Он не любил и даже боялся глядеться в него, но иначе не мог. Без зеркала ему трудно было стать тем, кто ждал его в отражении. В отражении, за гладкой поверхностью стекла был бог войны. Его глаза горели в полумраке флимовской каюты. Они излучали холодный красный свет. Бог появился в раме зеркала, подошёл, двигаясь с актёром синхронно. Они делали шаги навстречу друг другу. Бог войны неумолимо приближался, и Флим чувствовал как терял контроль над собой. Он хотел закричать и броситься прочь. Каждый раз Флим хотел закричать и броситься прочь. Спрятаться подальше от зеркала и того, кто был в нём. Но он не мог. У него не было выбора. Осталось совсем немного, глаза бога войны горели всё ярче, он был зол. Ему, в свою очередь, хотелось броситься на отражение и разбить стекло руками, разломать пальцами осколки, чтобы навсегда остаться здесь. И не предавать то, что он создал. Что он любил. Но бог войны боялся. Ненавидел себя за слабость, но боялся навсегда остаться здесь. Он не хотел не существовать. Из глаз актёра выступила слеза, в отражении другая точно такая же слеза заскользила вниз по голубой гладкой коже. Флим закрыл глаза. Бог войны закрыл глаза. Они отстранились друг от друга, наощупь передвигаясь в окружившей их темноте. Бог войны замер посреди актёрской каюты. Он заглянул в зеркало и увидел там Флима, который стоял за стеклом.