Сердце

«Нашу историю должны помнить. Ты должен ее помнить.» Находясь наедине с молчанием и жестокой любовью, я обрел покой. *** Тэхен стоит перед окном и тяжело дышит, перед его глазами лишь свободная земля. Она не должна гнаться за счастьем, ведь сама его и отдаёт этим глупым и чёрствым людям. Сигарета, что зажата меж губ, и фильтр, что тлеет все больше от каждой затяжки. В голове новые строки песни, которую он сочинил, смотря на того парнишку. На того отвратного, влюбленного и до боли дурного. *Flashback* — Я! — кричит парень с янтарными глазами, что сейчас так широко открыты, и красными, как огонь, волосами, встрепанным видом и в целом помятой одеждой, но таким решительным духом. — я тебя знаю, давно слушаю, каждую твою песню выучил наизусть! Тэхен смотрит на этого паренька и смеяться хочет, но стоит спокойно и слушает этот мелодичный голосок. — Все песни выучил, говоришь? — приподняв бровь, спрашивает Ким, устремляя взгляд прямо в глаза напротив, от чего паренек смущённо отводит взгляд и слабо кивает, приговаривая — каждую. — Тогда спой мне что-нибудь из последнего альбома «Passione» — расслабленное лицо и улыбка так шла этому прекрасному лицу с его грубыми и местами нежными чертами, этой медовой коже. Парень выдыхает и смотрит на землю, буквально сверля взглядом ничем невиновную почву и камни, хотелось провалиться сквозь асфальт, но что-то сдерживало его. Он делает вдох и начинает петь тихо, слегка хрипя. — «я так хотел сберечь тебя от этого мира, я так хотел спуститься с тобой в ад, так хотел подняться на небо, лишь чтобы увидеть твой счастливый взгляд.» Тэхен понимает, почему этот парень взял именно песню «я хотел», и слегка ухмыляется, после говорит негромкое — хватит, я понял. Как тебя звать? — он не хочет признавать, что пение мальца запало в душу, что его голос заставил стоять вкопанным в землю, что сердце екнуло от звука собственной песни. -Чонгук.. Чон Чонгук — парень поднимает взгляд, нерешительно вглядываясь в глаза, что смотрят так высокомерно. — Чонгук — смакуя это имя на своем языке, Ким невольно улыбается, а после добавляет — постарайся больше не появляться на моих глазах — напоследок сверкнув глазами и улыбнувшись, нахально разворачивается и уходит прочь, матеря самого себя за то, что стало неприятно, за то, что стало стыдно. *End flashback* Ким выкидывает за перила балкона окурок и заходит в свою пустую квартиру. Он любил одиночество, любил чувство отчаянной жажды тепла, которое ему никто дать не по силам. Присев на кровать и взяв в руки гитару, он проводит пальцами по струнам, без всякой мысли, просто хочет почувствовать их. Они также крепко зажаты, как и сам Тэхен, также же беззвучны и наоборот мелодичны. Уже два года прошло, а Ким жить не научился совсем. Его будто выбросило из моря, как мусор, как нечто инородное. Тэхен больше не чувствует, он ненавидит себя за то, что натворил, ругает и вопит, лежа на кровати, уткнувшись в подушку лицом. Сглатывая ком в горле, он вспоминает то, что не хочет, то, от чего его сердце больно режет, но он понимает и знает, что заслужил медленно умирать от этих мыслей. *Flashback* — Я ведь просил тебя исчезнуть, — сухо говорит Ким, уставая играть с Чонгуком в эту бессмысленную игру — или ты нормального языка не понимаешь? — Я не виноват, что тут оказался, если ты не заметил, я был здесь до того, как ты вошёл — также равнодушно и устало отвечает Чон, что не остаётся незамеченным от чуткого слуха Тэхена, которому не нравится, когда этот мелкий ублюдок себя так ведёт, когда говорит уверенно, когда улыбается своим друзьям, когда маячит перед ним и так преданно смотрит в то время, как тот выступает на сцене со своей группой. А Ким взгляд отвести не может, смотрит в ответ, огрызается и залипает так унизительно на эти прекрасные черты лица. — Ты со мной так не разговаривай, придурок — в очередной раз перепалка буквально на ровном месте. Ким сам пришел в эту комнату после концерта, видел как его мальчик вместе с друзьями направился в сторону уборной, а после наблюдал, как вышли все кроме Чонгука. Неосознанная тревожность заставила его уставшего и испуганного ввалиться в уборную и увидеть, как этот парень стирает кровь с носа, судорожно пытаясь настроить воду, и также судорожно отпрыгнуть, стоило ему увидеть в отражении зеркала Тэхена. -А то что? — загнанно отвечает Чонгук, уже сердито пытаясь усмирить нескончаемый поток крови. Так было каждый раз после концерта Кима. Чонгук буквально истекал кровью, он имеет врождённый порок сердца, поэтому в сочетании его особенности организма, когда после сильных стрессов или же сильных радостных эмоций он проходит в себя, его нос начинает кровоточить, а пережитый инфаркт заставляет его изнемогать от боли раз в несколько месяцев. — А то тебе не поздоровится — голос Кима не выражал ничего тёплого и нежного. Он лишь злился и ненавидел. Себя ненавидел, но делал вид, что Чонгука, всячески пытался унизить парня в своих глазах и в глазах других. — Да куда больше-то — поворачиваясь корпусом к парню, Чонгук берет салфетку уже, наверное, девятую и смотрит тому в глаза, вмиг расслабляя взгляд и скользя по его телу глазами. — Хватит пялиться — огрызается Ким, но смотрит в ответ, только более жадно. — Ну так проваливай, хён, если не желаешь, чтобы я смотрел на тебя — хмурит брови и внутри что-то сжимается от боли. Дышать становится несколько затруднительно. Тэхен удивлённо поднимает брови и, приоткрыв рот, уже хочет сказать, что весь уставший, потный и изнеможенный он приперся в этот вонючий туалет, только чтобы проверить жив ли этот мелкий подонок, но вовремя закрыв свой рот, он поджимает губы и молча уходит, даже не попрощавшись. Чонгуку удаётся остановить кровь только через несколько минут. Его разум сейчас заполнен ненужными вещами на подобии: " Какого черта этот Ким вообще зашел к нему". — Идиот — фыркает Чон, когда тот скрывается за дверью, и, собирая свои вещи, выходит из уборной, вдыхая свежий воздух, что бьет по лицу так приятно щекоча вмиг опустевшую голову. Он идет вперёд задумчиво и тянет носки перед тем как пнуть очередной камешек. Смотрит в светлые окна, в которых явно что-то хорошее происходит, а может и нет. Он любит представлять, как в этих ярких огоньках живут счастливые люди, как они всей семьей сидят за столом в гостиной и кушают вкусную еду, при этом говоря о чем-то нелепом, но таком простом и смешном. Чонгук бы все отдал, чтобы хоть разок так поужинать со своей семьей, но убиваясь о реальность, он вспоминает, что родителей в живых нет. Невольно по ребрам бьет воспоминание, как болезненно умирала его мать, как умоляла своего маленького сына бежать, пока отец не вернулся домой снова. Как она плакала часами, сидя за столом, и кидала тарелки на пол, царапая свои колени. Вспоминал, как сидел рядом с дверью и тихо плакал, слушал ее крики и слезы, когда отец в очередной раз сильно ударял по лицу или может по животу, мальчик не понимал, что происходит, и также он не понимал, почему его мать на следующее утро вся в синяках и крови просила его помочь ей встать и добраться до кровати. Не понимал, почему молчала и почему так сильно плакала, когда Чонгук спрашивал, что с ней случилось. Но сейчас Гук понимает. Она просто его любила так сильно и искренне, что на стены лезть хотелось. Гук отдал бы все, чтобы вернуться туда и избить собственного отца до крови, выбить всю ту дурь, что находилась в нем, доставить ровно столько боли, сколько досталось его ни в чем не виновной матери. Последний день жизни мамы он помнит хорошо. Отец в тот день впервые попробовал какую-то наркоту: то ли кокаин, то ли героин. Зайдя в квартиру с криками и ружьем в рукам, он истерически начал материть его мать всеми возможными гадостными словами, что человечество ещё даже высказать не успело. Чонгук испуганно дернулся, когда услышал крики отца, а его мать подбежала к сыну, взяв того на руки и также убегая отнесла в комнату, но отец, который ходил по всей квартире в поисках своей любимой жены, услышал их шаги. Разозлившись, мужчина выстрелил ей в спину, когда та не остановилась и продолжила бежать, после находясь в диком припадке и животной эйфории, он выстрелил еще и еще. Его мать, захлебываясь в крови, лежала перед своим сыном, который плакал пытаясь хоть как-то помочь ей и говоря: — Мамочка, умоляю открой глаза, пожалуйста, не бросай меня тут — вытирая слезы своими окровавленными руками, он тряс женщину, что уже тяжело дышала и была на грани смерти, потянувшись рукой к лицу сына, она прошептала: — Я люблю тебя, малыш, так сильно люблю — ладонью она провела по его щеке и сказала тихо — убегай, прошу тебя, убегай, иначе отец сделает больно. Чонгук ошарашенно посмотрел на мать и помотал головой, нервно шепча: — Мамочка, нет, прошу пойдем со мной, я один боюсь — тряся ее и пытаясь поднять с пола, он скользит по луже крови и плачет, не переставая. — Малыш, послушай меня, я всегда буду оберегать тебя, слышишь всегда. Мальчик мой — последний рваный вдох и виноватая, до боли слезная улыбка, ещё пару секунд и Чонгук точно помнил, как его мать закрыла глаза навсегда. Тогда, истошно шмыгая носом, он обернулся, пытаясь найти отца и попросить у него помощи, но того не оказалось рядом. Он уже ушел, давно ушел, услышав крики своего же ребёнка. Дальше воспоминания терялись, путались и бились друг об друга, создавая бардак. Смерть отца он вспоминает с особой трепетной жадностью и сожалением, что убил его не собственными руками. Перебрав с алкоголем и табаком, мужчина, вернувшись домой, вновь пошел искать свою жену, но увидев лишь ее мертвое тело и лужу крови, что образовалась вокруг женщины, он замер, пытаясь вспомнить, что было несколько часов назад. Пару минут обдолбанного молчания, а после громкий плачь. Такой сильный и полный боли, что казалось сердце сейчас остановится от нескончаемой осознанности того, что он натворил. Пьяный он сел рядом со своей женой, чье тело уже побледнело донельзя и, обняв ее за плечи, склонился. Мужчина долго истерил извинениями и бился в дикой апатии. После, не выдержав болезненной картины, он взял оружие, что лежало у него за пазухой... Чонгук в это время искал помощи, но никто не желал даже подходить поздно ночью к мальчишке, что весь в крови и слезах умолял прохожих помочь его умирающей матери. Ребёнок просто не знал, что его мать уже давно лежит мертвая в руках такого же неживого отца, что прострелил себе голову. Из гнусных воспоминаний его вытягивает голос продавца, что просит заплатить за кофе. Чонгук извиняется и начинает искать в карманах остатки своих жалких пожитков. Отдает несколько больше и, слабо улыбнувшись, говорит: — Оставьте себе. Я уверен, вам нужнее. Девушка, что стояла на кассе кланяется и улыбается искренне, а Чон этого и хочет: видеть улыбки, пускай совершенно неизвестных ему людей, от того даже лучше. Идя вперёд, он не вглядывается в дорогу, отпивает свой ванильный раф и любуется на луну, что так ярко светит. Одинокая слеза катится по его щеке, которую он сразу вытирает краем худи. Парень смотрит на небо с сжатой улыбкой и шепчет: — Ты ведь сказала, что будешь оберегать —  шмыгает носом и смаргивает очередную слезу — так почему я тону все глубже — этот вопрос убивает его, заставляя сплетать разум и сердце в нечто уродливое. Он никогда не видел любви, но он ее чувствовал. Точно чувствовал.