Шаманские пляски

Саунды: Placebo — Lady of the flowers FAS- Irakanutyun Шаманские бубны — Song of the Spirit Шаманские бубны- Бизон Unkle — Invasion [m.] Massive Attack — Voodoo In My Blood # # # — Мы же договорились. — Да… О чем? — С твоей дырявой башкой все понятно, но ты должен помнить, — сухой щелчок зажигалки, сдержанный выдох. — Ну да… Я сутки не спал, прости, плохо соображаю, — краткий беззвучный зевок. — Мы договорились тогда… Если у меня возникнет необходимость… острая необходимость, — скомканная пауза, нервная затяжка. — Да, черт! Какого хера я вообще должен тебе это объяснять?! — Я не забыл, Каору, — странное щелкание на заднем плане, звук наливания жидкости и сонный голос тихо продолжает. — Мог бы просто отправить сообщение с адресом. — Чтобы ты опять проигнорировал его к хренам, как в прошлый раз? Нам нужен новый альбом, я не могу ждать… — потрескивание тлеющей сигареты, успокаивающийся вздох. — Я понял. Просто скажи когда и где. — Отправлю в сообщении. Только попробуй забыть… Высотное здание средней роскошности отеля на набережной с живописными видами, глянцевое серебро панелей лифта, густой ворс ковровых покрытий в коридорах, в которых утопают рельефные подошвы ботинок. Кё дёргает изящно-бронзовую ручку, открывая незапертую дверь, заходит. Небольшой, но уютный номер с панорамным окном на ночные огни Токио встречает запахом приятного комфорта, в перемешку с першащим сигаретный дымом. Широкий прямоугольник кровати под чёрным в полоску покрывалом, почти в самом центре, приглашает к недвусмысленному досугу. Полосатые шторы, белые с серым вставки полосок на обоях. Немного строго, лаконично и стильно. Впрочем, ему нет никакого дела до интерьера комнаты. Неторопливо разувшись, Кё проходит дальше, к окну, без особого интереса заглядывая за белоснежную, идеально выглаженную ткань тюля — Радужный мост переливается голубоватой подсветкой вдалеке, нарядно украшенный рождественскими гирляндами теплоход ожидает возле портового терминала, готовясь к отплытию. Рука кратким движением задергивает плотную штору. — Блять, это смешно, — тихо усмехается Тоору, разворачиваясь. — Ты еще поромантичнее номер выбрать не мог? — Других не было, — флегматично отзывается Каору, присаживаясь на край кровати. — Ладно, сойдёт. Кё стягивает с лица белую ткань маски, аккуратно пряча в карман, затем снимает кожаную куртку, так же педантично вешая на спинку стула. Оставшись в черной рубашке с неброским рисунком мелкого горошка, методично закатывает рукава, оголяя тёмные узоры. — Тебе тоже лучше раздеться. И расслабиться. — Ага, — угрюмо кивает Каору, скидывая свою куртку куда-то на пол, закуривает, раздраженно убирая назад слишком отросшие кудри волос. — Сегодня может не получится. Кажется космические каналы перекрыты. — Что ты несёшь? — А что? Эффектно звучит, да? — однобоко хмыкает Кё, выкручивая тумблер прикроватного света до минимума. Извлекает неизвестно откуда взявшуюся керамическую подставку, темно красную с заостренными письменами рун по поверхности, пристраивает на тумбочке. — Огонька не найдётся? Гитарист молча протягивает зажигалку, после чего Кё умело поджигает какую-то замысловатую хреновину, похожую на тонкий жгут из зеленоватой соломы. Отчего через секунду по комнате начинает расползаться блеклый дым с ароматом сандала и терпкой неизведанной травы. Каору кратко покашливает в кулак, не зная то ли задохнуться, то ли наслаждаться магической ароматерапией, глубоко затягивается надёжной сигаретой. Тщательно размяв тонкие пальцы и основательно покрутив запястья, Тоору усаживается на край упругой кровати. — Тебе нужно расслабиться, — произносит вполголоса со знанием дела, шире расставляет ноги. — Садись сюда. Каору поднимается, неохотно заминая окурок в пепельнице, аромат благовоний становится отчетливее, удушливой волной забираясь в горло. В окутавшем полумраке все кажется странным, мистическим. Покорно опускается на мягкий ковёр, устраиваясь спиной между острых коленок вокалиста, опускает потяжелевшую голову. Кё плавно, с умелой нежностью, но по-хозяйски, забирает его правую кисть в прохладный плен своих изящных пальцев, начиная медленно массировать. Приятное тепло релаксирующими волнами начинает разливаться по предплечью и дальше, разгоняя кровь по уставшему телу. На удивление мастерские ладони незаметно перемещаются на его плечи под тонкой мятой футболкой, неторопливо поглаживая с нажимом, растирая горячую кожу. Каору в лёгком кайфе прикрывает глаза, вслушиваясь в каждое прикосновение ласковых пальцев, уносящее куда-то в безмятежность. А может все дело в чёртовом запахе, уже заметно одурманивающим сознание, или в интимной близости вокалиста. Хочется задержаться в этом состоянии подольше, опрометчиво уплыть в бескрайние просторы вселенной, полностью растворяясь в такой редкой в его жизни заботе, но назойливые мысли и ощутимая нервозность не отпускают. — Какие же деревянные у тебя мышцы, — вкрадчивый голос Кё возвращает в реальность. — Гитара знаешь ли тяжёлый инструмент. — Тебе бы хоть раз к массажисту сходить. — С нашим-то графиком… — невнятно бурчит Ниикура, устраивая усталую голову на упругом бедре. Досадно, но дарящие минуты блаженства пальцы исчезают. — Кажется ты уже достаточно обмяк, — апатично констатирует Кё, забираясь на кровать. — Ложись. Собрав последние остатки расплывающегося рассудка, Каору неуклюже переползает, сминая полоску покрывала и переворачивается на спину поперёк матраса. Пару раз вбирает в лёгкие сладковатого воздуха глубоко и медленно. Покалывающий под рёбрами лёгкий страх маячит где-то на периферии. Черт, нужно собраться… — В этот раз буду тебя держать, — без особых эмоций сообщает Тоору, решительно обхватывая, усаживается на его бедра, скрещивая руки на груди. — А то в прошлый раз ты так приложился башкой, чудом не раскроил. — Сложно контролировать такие моменты… а ты тяжёлый, — кривая усмешка, чтобы скрыть неуверенность. Каору невольно вглядывается в очертания бледного лица, глянцевая смолянистая челка однобоко прикрывает правый глаз, оставляя второй с ленивым интересом откровенно наблюдать за ним, отчего образ вокалиста кажется ещё более завораживающим. — Ты готов? — Нет… — Если чувствуешь, что не готов, лучше отложить. А то застрянешь ещё, я ведь могу тебя и не вытащить. — Я знаю. Всё… — глубокий вдох, сотый за один вечер. Ниикура двигает плечами, будто устраиваясь поудобнее, бедра Кё крепко сжимают его, но от этого только спокойнее. — Порядок. — Открой рот, — выудив из заднего кармана прозрачный пакетик, Тоору вынимает небольшой спрессованный круглешок, собираясь положить его на подрагивающий язык гитариста, но тот снова спрашивает — Это что-то другое? В прошлый раз выглядело иначе. — Немного другой состав, но тебе об этом знать не обязательно. Не думаешь же ты, что я хочу тебя отравить? Каору лишь молча приоткрывает рот, получая дозу психотропного. Глаза плотно закрыты, вязкая горечь затекает в гортань, вызывая панические приступы. Хочется убежать. Не сопротивляйся, Каору… Доносится чей-то мягкий шёпот сквозь слои наплывающих галлюцинаций. Затем понарастающей, глубокий шершавый звук голоса без слов, чем-то напоминающий «инварды» Кё или горловое пение монахов в буддийском храме. Густое, протяжное гудение, пробирающее до самых костей неестественной дрожью. Может этот звук исходит от самого вокалиста, бестелесной тенью сдавливающего его ноги, Каору уже не задумывается, медленно и необратимо проваливаясь в скользкое нутро кровати. Блики яркого костра играют отблесками, озаряя темноту. Вспышки, искры, разгорающееся пламя пляшет в дерганном ритме биения его сердца. В ритме шаманского бубна, начинающего свой разгон в танце духа. В ритме Ворона. Иссиня чёрные перья облепляют его лицо, вскруженным ворохом, накладывая защитную печать, стеклянные глаза-бусины видят насквозь. Он встречал его и раньше, в прошлых погружениях. Ворон — проводник в этом мире теней, призрачный сталкер для любопытных странников. Всё что нужно — неотрывно следовать за ним, иначе увязнешь. Вибрации варгана пробуждают восприятие, заставляя двигаться вперёд, высоко поднимая ноги, как если идти вслепую. Здесь Крест миров, граница и выбор. Куда шагнуть зависит лишь от того в чем нуждается душа, то, зачем пришёл сюда, на изнанку реальности. Каору медлит. Это всегда самый сложный этап, главное не прогадать, иначе увязнешь в тягучей смоле отсутствия. Шаманский бубен ускоряет темп, резонируя шершавым эхом в груди, то замирая, то вновь пускаясь быстрой рысью, в такт возникает свирель, заводя озорную мелодию весёлой пляски. Похоже сегодня обратная сторона решила поиграть с ним, завлекая в двойственную круговерть истины и миражей. Каору самоуверенно усмехается, принимая вызов. Темнота сгущается, отблески костра далеко позади. Неразборчивый калейдоскоп образов рвано мелькает, давит, пульсирует. Благо здесь у него нет тела и приступ тошноты не грозит. Да и зрение сейчас не имеет значения. Вот слух, то, зачем он пришёл сюда, в поисках вдохновения. Миллиарды звуков в плотном коконе резко набрасываются, оглушая сознание. Ритм бубна исчезает, оставляя его без твёрдой опоры. Рефлекторный страх расползается, охватывая все его растерянное существо. Но едва ощутимое присутствие откуда-то снизу помогает успокоиться, и Каору начинает прислушиваться. Вопль, хрипение, скулеж. Звук ударов, звериный вой, хруст костей пожираемых заживо, сдавленные крики, лязг железа, бьющееся стекло, страдальческий стон, удивлённые возгласы, пожарная сирена, шум пьяных голосов с улицы, злое шипение. Стараясь отделить каждый звук по деталям, разложить на ноты и запомнить, он все больше погружается в них, начинаясь захлебываться. Тонет. Издевательский хохот все повторяется раз за разом, как заевшая пластинка. Ему бы вынырнуть в белое безмолвие и очнуться. Но звуки налипают жирными слоями один за другим, утягивая на самое дно. Похоже на этот раз он облажался… Кё сосредоточенно сдвигает брови, вглядываясь в бледное лицо одногруппника, понимая, что оно уже совсем бледное, как у мертвеца. Кажется пора. Сеанс закончен. Каору конвульсивно дёргается под ним, хрустя суставами, выгибается, болезненно постанывая, но Кё плотнее прижимает его к матрасу. Ещё пара таких припадков и может быть поздно. Надо вытаскивать. Предупреждал же… Недовольно цыкнув, Тоору крепко прижимает ладони к губам и носу гитариста, исключая любую возможность для поступления кислорода. Пара секунд, изголодавшиеся лёгкие бьются в агонии, мозг пульсирует сигналами опасности. Давай же, ну… На мгновение все внутри обрывается в глупом испуге. Ну же, Каору… три два один… Ниикура вздрагивает, резко садясь, жадно хватая воздух пересохшим ртом, глаза ошалело шарят в сумраке пространства. Тоору незаметно выдыхает, облегчённо убирая руки, хотя тут же жутко тянет навалять этому утырку за доставленное беспокойство. И так каждый раз, но в этот как-то особенно, на самой грани. Пора прекращать эти долбанные эксперименты. — С возвращением, — тихо бурчит Кё, слезая с нагретых бёдер. — Надеюсь этот раз был последним. — Я… я… — гитарист тщетно пытается что-то выдать, но его всего трясёт, виски и шея блестят холодным потом. — Не-не успел толком… — Тебе бы под горячий душ. Станет легче. — Ч-ч-то ты мне дал..? — Как и всегда, не в этом дело, — Тоору сползает на край кровати, поворачиваясь спиной и едва слышно продолжает. — Тебе не нужно все это дерьмо, чтобы писать охуенную музыку. Когда ты уже поймёшь… Каору с трудом поднимается, дрожащие пальцы тянутся к пачке сигарет, но передумав, он молча тащится в ванную. Горячая вода и правда подействовала оживляюще, успокаивая нервы, смывая колючий озноб. Но вернувшись обратно в комнату наспех, завязывая махровый халат и с избытком глотнув удушливого терпкого аромата тлеющей травы, Каору внезапно почувствовал, что с трудом может себя контролировать. По расслабленному, подуставшему телу теперь уже растекаются совершенно другие потоки, карамельно тягучие, с остротой бритвы пронизывая до кончиков пальцев. Невыносимо. Тряхнув отяжелевшей головой, сбрасывая брызги прозрачных капель с длинных прядей, он нащупывает заветную пачку, все, лишь бы не смотреть в сторону вокалиста, не приближаться. Кё как-то отстранённо и потерянно сидит все на том же краю кровати, погруженный в собственный коматоз, будто не замечает чужого присутствия. Изящные узловатые пальцы неторопливо крутят серебряный браслет, поглаживая ощупывая. Он все слышит, кожей, отростками позвоночника ощущая подскочившую температуру в воздухе, но реагировать не спешит. — Красивый браслет, — неизменно тихий голос с лёгкой шепелявостью. — Ты его почти не снимаешь. — Сестра подарила, — отзывается Каору, удивляясь хриплости своего голоса. — Тебе уже полегчало? — Вроде того… Лёжа поперёк кровати свесив ноги, Ниикура медленно дымит в потолок, крепко сжимая сигарету в пальцах, словно это единственная преграда, сдерживающая дух печать, защита от необдуманных действий. Но самоконтроль утекает, оставляя в грудной клетке невыносимое тепло. Как подогретое масло, в которое хочется окунуть пальцы, растереть по коже, даря удовольствие. — Это хорошо, — запоздало реагирует Кё, поднимаясь, тяжёлый браслет мягко клацает о поверхность стола. — Тогда я пойду. Аромат догорающих благовоний оказывает странное влияние, вызывая лёгкое головокружение, но он старательно игнорирует, почти не вдыхая. Его рука уже тянется к спинке стула за курткой, ненавязчиво остановленная вкрадчивой просьбой. — Побудь ещё немного… Тоору лишь апатично кивает, возвращаясь на кровать. Спиной к лежащему в той же позе гитаристу. Молчание окутывает их фигуры, покрывая тонкой плёнкой ожидания. Будто сгустившийся полумрак слегка напрягает мышцы. Казалось бы ничто не мешает встать и уйти, пока ещё можно, но что-то с другой стороны тянет назад. Что-то давно забытое и такое естественное, близкое, когда не нужны ни слова, ни прелюдии. Сейчас в этом дурманящем трансе безмолвия тесного номера, где они вдвоём без посторонних глаз, снова разбуженное мимолетным желанием. Кё убирает тяжёлую чёлку лезущую в глаза кратким жестом, не понимая чем занять руки, без сигарет они кажутся ненужными. Жутко хочется курить или расцарапать себе грудь до крови, как раньше, лишь бы закончить эту пытку промедлением, найти в себе силы свалить уже отсюда. Невесомое прикосновение к его затылку, прогоняет невольную дрожь между лопаток. Настойчивые пальцы вплетаются в жёсткий глянец против роста, вверх, оттягивая до лёгкой боли, вынуждая откинуть голову. Шершавые и горячие губы Каору на ощупь касаются его выгнувшейся шеи, обхватывают кадык, двигаясь вниз к яремной ямке, собравшей липкую влажность и снова к излому челюсти, добавляя обжигающую прохладность языка. — Не знал, что у простого мескалина такой эффект, — почти шёпотом усмехается Кё. — Или это побочный.? — Ты нужен мне… сейчас, — тихий шелест дыхания щекочит чувствительную кожу под мочкой уха, горячая ладонь пробирается под рубашку. Пара простых слов гулко ударяются о ребра, Тоору рвано вдыхает нагревшийся воздух, упрямо не желая осознавать смысл. — Я кое-что узнал на той стороне. — И что же.. ? Каору лишь кратко усмехается, накрывая приоткрытые в ожидании губы своими. Поцелуй тягуче-медленный, как и все вокруг. Кё покорно опрокидывается на спину, уже охотно отвечая, своевольно обхватывая шею лидера, путаясь в длинном ворохе густых прядей. Волосы Каору, как и его руки — особый фетиш, никак не оставляющий равнодушным. Необъяснимо тянет снова и снова погружаться в жёстко-мягкую копну кудрей, запоминая редкие минуты тактильного наслаждения, отдаваться его надёжным рукам в поиске умиротворения. Послать все к чертям и стать обычным человеком. Но это невозможно. Они те, кто они есть. Сейчас наивно оступающиеся, позволяя себе лишнего, но только сейчас, чтобы потом все забыть по умолчанию. Границы дозволенного безвозвратно пройдены. А были ли они вообще…? Кто придумывает эти ебучие правила… ? Назойливые мысли Кё исчезают, прогоняемые тяжестью горячего тела гитариста, накрывшего его. Он все ещё сомневается, неумело вырываясь из затянувшегося поцелуя. Каору останавливается, нависая над ним, участившееся дыхание срывается с губ, мутный взгляд в тусклом свете кажется неадекватным и опьяняющим. Он все ещё на той стороне, в скользком трансе между мирами. Может это и к лучшему, не осознавать то, что делаешь. Нет, не сейчас и не с ним. Природный эгоизм Кё обнажает кривые клыки, в секунду принимая решение. — Не хочешь…? — едва слышно, сбивчиво спрашивает Каору, будто готовый разочарованно сдаться. — Если я нужен тебе сейчас, так будь со мной, — кривая усмешка, Кё резко садится забирая назад взмокшую чёлку со лба, застывая в этой позе. Прямой, почерневший смолой взгляд необратимо притягивает и пугает необъяснимой силой. Каору судорожно сглатывает, лёгкий страх только усиливает возбуждение. В его сознании уже все набекрень, рассудок безвозвратно съезжает по стенкам черепа, привычный самоконтроль заменяется приступом паники. На этот раз погружение действительно оказалось опасным, оставляя последствия. Как он вообще решился на первый шаг? Почему так нестерпимо печет внизу живота, скручивает, как никогда прежде…? Бессмысленные вопросы тонут в густом желе псевдо-пространства. Кажется если он продолжит смотреть в пожирающие глаза вокалиста, то точно свихнется. Кё чуть приподнимает подбородок, распахивая влажные губы, с забранными волосами его лицо кажется более красивым, очаровывает. Одной рукой он начинает неторопливо расстегивать свою рубашку. — Если я нужен тебе… так возьми, — вкрадчивый томительный шёпот эхом расползается, проникая в каждую пору, движения и взгляд откровенно провоцируют. Ниикура снова сглатывает, уже не пытаясь прийти в себя. Ладони сами по себе с жаром скользят по крепким бедрам в обтягивающей ткани чёрных штанов. Тихий, непонятно откуда взявшийся ритм шаманского бубна понарастающей начинает свой разбег. Огненные блики пламени пляшут в огромных зрачках вокалиста, опаляют бледные скулы. Каору жадно припадает к излому ключиц, облизывая солоноватую кожу, скользит к плечам и груди, обводя языком узоры татуировок, захлебываясь собственным дыханием. Сдергивает ненужную рубашку Кё, впечатывая его спину в упругость матраса. Ни капли сопротивления. Лишь дурманящее безропотное подчинение, со снисходительно застывшей кривой пухлых губ. Гипнотический ритм разгорается, резонируя в груди. Пляски костра по стенам сумрачной комнаты, воздух сгущается, липнет. Остатки одежды исчезают, оставляя обнажённое тело вокалиста выжидающе соблазнять изгибами, рельефами вспотевшей кожи. Каору скидывает халат, решительно нависая. Внутри все дрожит и перекатывается обжигающе липкими волнами несвойственной похоти. Сладковатый удушливый запах заполняет лёгкие, убивая остатки рассудка. Пальцы Каору своевольно скользят вверх по отрывисто вздымающемуся животу, собирая липкую влагу в ложбинке между рёбер, дальше медленно к выгнутой шее, подрагивающему подбородку. Погружаются в приоткрытый рот. Кё начинает послушно посасывать, обводя языком, неотрывно наблюдая с помутневшим пламенем во взгляде из-под полуприкрытых век. Тонкая струйка слюны вытекает из краешка губ, добавляя экстаза, сдавленный полустон. Другая рука лидера несдержанно обхватывает его напряжённый член тугим кольцом пальцев, сдавливая нежную головку, начиная отрывисто двигать по стволу. Кё резко выгибается навстречу, хрипло постанывая, откровенной эротикой извиваясь между расставленных коленей гитариста. Пульс зашкаливает, стуча где-то в горле. Шершавые пальцы Каору ритмично двигаются в его рту, резонируя с жадной ладонью на члене. Нечем дышать. Невыносимый причудливый танец похоти и удовольствия. Желая разделить его с все ещё сдерживающимся лидером, Тоору шире раздвигает липкие бедра, обхватывая горячими ладонями его поясницу, поглаживая, царапая короткими ногтями, сминая соблазнительную округлость ягодиц, движется в такт, постепенно надавливая. Рваное дыхание обоих смешивается в едином эхо наслаждения. Пара томительный раскачиваний и Кё обхватывает член гитариста, медленно погружая в себя. Каору срывается хриплым стоном сквозь сжатые зубы. Плавно входит до упора, замерев на мгновение, едва сдерживаясь от накатившего шквала тактильной эйфории и перевозбуждения, начинает неторопливо двигаться вглубь податливого тела. Кё болезненно кривится, чуть прикусывая его пальцы, подается вперёд. Ещё немного и они оба сорвутся, прелюдия затянулась, переполняя голодным вожделением. Каору убирает пальцы, заменяя их своим языком, с жаром целует, посасывая невыносимо мягкие губы, упираясь локтями по обе стороны, постепенно наращивает амплитуду толчков. Обоюдные обрывистые стоны становятся откровеннее, громче. Ритм шаманского бубна зашкаливает, бьется, уносит сознание в липкую нирвану разврата. Кё иступлено обхватывает его за шею, врезаясь ногтями в спину, сдирая кожу, крепче сдавливает онемевшими бёдрами, резко насаживаясь. В ошалелом порыве перекатывает гитариста усаживаясь верхом, упираясь ладонями в худую грудь. Меняя темп на издевательский, тягуче медленный, прикрывает глаза. Лёгкие рвёт от раскаленного кислорода, спираль скорого оргазма до боли скручивает яйца. Каору впивается пальцами в бледность влажных бёдер своего вокалиста, в эту сумасшедшую ночь-галлюцинацию он уж точно целиком и полностью принадлежит только ему. Кё жадно хватает воздух распахнутыми губами, смолянистая, как крыло ворона, прядь слипшихся волос спадает на застывшее в развратном экстазе лицо. Каору неотрывно наблюдает, впитывает, любуется, замечая секундные изменения. Бледное лицо вокалиста внезапно покрывается чёрным рисунком, напоминающим череп, ужасающие узоры расползается по шее отростками позвонков, чернеющая спинка носа, угольные веки. Завораживающе пугающая картина исчезает также внезапно. Хриплый протяжный стон и Кё остервенело ускоряет движения, сжимая собственный член. Каору обхватывает его руку, скользя в такт. Приподнимается, другой рукой крепко сжимая его поясницу, беспорядочно целуя шею, искусанные губы, грудь. На самой грани продолжая хаотичные толчки, до потери сознания желая оттянуть сладкий момент. Тоору срывается первым, пачкая пальцы тёплой спермой, выгибается, конвульсивно подрагивая, будто одержимый, с силой сжимает густой ворох на затылке гитариста, обессиленно утыкаясь в горячее плечо. Плотно обхватывающая пульсация мышц насильно заставляет кончить следом, в одурманенном порыве, с нежностью и наслаждением сжимая в объятьях худое тело Кё. Тяжело дыша они опрокидываются на постель. Каору кратко целует солёный от пота висок задремавшего Тоору, проваливаясь в опустошенную темноту. Утро взорвалось снами бредовых иллюзий, что теперь между ними все будет по-другому. Впрочем, кто его знает… Кё сонно ворочается, натягивая край одеяла на голую спину, тщетно пытаясь снова забыться в приятной дремоте, но тихие переливы гитарных струн заставляют напрячь слух. Каору сидит в широком кресле в дальнем углу комнаты, перебирая акустику, в губах мерно тлеет сигарета. — Когда ты успел притащить с собой гитару.. ? — недовольно бурчит вокалист, приподнимаясь в кровати. Пальцы лениво тянутся к полупустой пачке на прикроватном столике. Щелчок зажигалки, затяжка. — Ты снова решил начать курить? — После такого, пожалуй… — однобоко усмехается Кё, упираясь спиной в изголовье кровати, трёт сонные веки. — Похоже эксперимент удался, у тебя творческий порыв. Хотя мог бы и до дома подождать. — Может это благодаря тебе.- Ниикура с лёгкой задумчивостью прищуривает один глаз, стряхивает пепел. — Я кое-что узнал на той стороне. — И что же…? — Кё медленно с наслаждением выдыхает горький дым, неотрывно наблюдая. Каору поднимает взлохмаченную голову, переводя взгляд, тёплый и какой-то неузнаваемый. — Что ты меня больше не оттолкнешь…