Потерянный космонавт

От него пахнет перегаром и свежими идеями. Страданиями — а у кого их нет? — забытыми с детства страхами, одиночеством. Он женат на музыке, своей работе; это всё его жизнь, и жизнь ебёт во всех позах. Но он держится. Пока ещё. В темных радужках, на дне черного зрачка, плещется что-то искристое. Энергия. Та самая, разрушающая и созидающая. И за это его можно сравнить с радиацией или чем-то мутно-маслянистым, однако в длинных волосах запутались отблески звёзд как отражение в заиленном болоте. Помимо перегара от него пахнет звёздной пылью. Он летит сквозь тьму и тьма медленно прорастает внутри. Она не так пугающа, как та, родная, собственная пустота, поэтому он так доверчиво льнёт к ней, пускает в душу, потому что она не поглощает, а наоборот — заполняет. Вытесняет боль и отчаянье, неоправданные надежды. Всю присущую человеческому существу глупость. Он плохо разбирается в эмоциях, а чувствах тем более, однако что-то из этого его гложет, грызёт, и ему сдохнуть хочется от недосказанности, непонимания, чего-то там ещё, и, чёрт побери, одиночества. Что бы он там не говорил. Поэтому подставляет лицо небу, хотя до неба потолок и ещё несколько этажей, и под струями горячей воды смывает с себя городской налёт, смертельную усталость, оставляя блестящие ярким светом разводы на кафеле. Он из тех, кто вечно чего-то хочет. Всегда хотел. Из тех, кто оставил след в истории — хоть чьей-то, да, оставил; из тех, кто оставляет след из грусти, холода космоса и равнодушия (на первый взгляд) самой Вселенной. Те, кому кажется, что вакуум пуст и мёртв, пусть выйдут. В окно. С девятого этажа. Пусть посмотрят ему в глаза и утонут в них, захлебнутся, задохнутся, потеряются, как песчинки. Он хочет и делает. Спокойно, рассудительно; резко и наскоком, если надо. Умеет. И Вселенная ему благоволит, пускай иногда и капризно сопротивляется. Но она его любит в равной степени, как и он её. Вот у кого действительно взаимно всё. Но он связан; разум будто в смирительной рубашке — выброшен на безжизненной планете — и бьётся в попытках докричаться. Потому что внутри — всепоглощающая чёрная дыра, поэтому он снова тянется в глубину безмерных просторов, откуда родом его сердце, ибо невежды только видят в космосе мрак. Всё вокруг пронизано чем-то невесомым, неуловимым, но крепким связующим, что позволяет видеть то, чего как правило пугаются, и он это видит. Он ведь и сам поначалу немного пугающ. На самом деле он просто такой же неизученный и непонятный — непонятый — как далёкие миры, и точно так, как они, он плевать хотел изучают его или нет. Он, как и остальные планеты, просто существует. А так Петер идёт по улице, и от него тянет звёздной пылью, фантастическими идеями и самым обычным перегаром.