It was only ever you

It was only ever you It was only ever you My baby, it feels like a lifetime Oh god, I don't think I could do two Nothing But Thieves — Afterlife

Се Лянь рассматривает нежный белоснежный цветок, едва раскрывший лепестки. В чашечке слезой дрожит капля росы. Удивительно мягкий аромат едва ощутим и напоминает о чём-то, похороненном в прошлом. До мурашек напоминает, так что воспоминание отдаётся болью. Се Лянь украдкой оглядывается и, не обнаружив ни самого Хуа Чэна, ни его бабочек, прикасается к лепесткам губами. Память трепещет внутри, словно пойманная в силки птица. Закрывая глаза, Се Лянь внезапно видит самого себя… *** Он спал, где придётся. Не осталось ни сил, ни желания что-то менять. Он собирал мусор и развлекал народ на улицах, стараясь не думать о будущем, не вспоминать о прошлом: удерживаться на волне настоящего, балансировать в ощущении единственного мига казалось спасительной возможностью сохранить рассудок. Впрочем, кажется, он сошёл с ума очень давно. Быть может, в тот самый момент, когда спустился с небес, чтобы защитить собственную страну, но разрушил её. Быть может, когда стал видеть в отражениях вместо себя собственное проклятье. Быть может… Он не сумел бы отследить, когда именно, но не сомневался, что так оно и было. Се Лянь просыпался от холода и поднимался с земли. Шёл вперёд, не разбирая дороги, ел, что придётся. В каждом мгновении жизни всё равно оставалась красота, прелесть, нечто магнетически прекрасное. Например, небо. Небо никогда не обманывало, раскрывалось дивным цветком, выплёскивало на него краски и оттенки. Когда Се Лянь поднимал голову, он забывал обо всём и замирал надолго. В такие минуты он почти мечтал обратиться цветком или деревом, растением, ищущим лишь влагу и солнечный свет. Сколько длились его блуждания, он не замечал, не обращал внимания на время, терялся в сезонах, путал дни, даже целые месяца… Он чувствовал себя бесконечно одиноким, растворённым в потоках ветра, настолько незаметным, ненужным и никчёмным, как подхваченный порывом оборванный лист. У него ничего не было, ничего не осталось. И он не хотел чем-то владеть. …Однажды утром он открыл глаза потому, что почувствовал едва ощутимый аромат. Нежный, он будил воспоминания. Он рассказывал о принце, о небожителе, вознёсшемся в короне из цветов, он причинял боль. Се Лянь сел и огляделся, но не обнаружил ничего такого, что могло бы благоухать. Не нашёл ничего, что могло бы напоминать о прошлых днях и терзать его. Ничего, что заставляло бы помнить. Поднявшись, он шатнулся — слишком давно не ел. Может, запах ему только почудился? Такое ведь случается с сумасшедшими? — Мам, смотри, у этого нищего цветок в волосах, — раздался голос маленькой девочки. — Это не просто нищий, он монах, — одёрнула мать. — И правда, — она удивилась. — А ведь он еще и так хорош лицом! Как же вышло, что вы скитаетесь, уважаемый даочжан? Се Лянь вздрогнул — так нежно к нему давно не обращались. — Мне выпала… трудная жизнь, — ответил он, поклонившись. — Удивительно, — восхитилась женщина. — Жизнь была к вам жестока, но вы находите время на цветы! Возьмите маньтоу, даочжан, и пусть ваша жизнь станет легче впредь. Она увела девочку прочь, а Се Лянь, рассматривая внезапный подарок, нахмурился. Цветок в волосах? Он не вставлял в волосы никаких цветов! Однако стоило ощупать голову, и цветок отыскался — белый, едва раскрывшийся, пахнущий удивительно нежно. Казалось, в чашечке сохранилась капля росы. Се Лянь посмотрел на него и сжал в кулаке, отчего лепестки дали обильный сок, будто заплакали, погибая. Он был не достоин цветков. Кто бы ни пошутил над ним, пока он спал, обессиленный, сделал это зря. Се Лянь двинулся прочь, бросив растерзанные лепестки на дорогу. ...На следующее утро он снова почувствовал нежный аромат. Проведя ладонью по волосам — удивительно, но ему показалось, что кто-то расчесал их, приведя причёску в порядок, он обнаружил белый цветок. Такой же нежный, едва раскрывшийся, как и вчера. Се Лянь долго смотрел на него, удерживая в ладони, а затем сжал пальцы что есть силы. Ему было больно, и цветок будто мучил его ещё больше. Он словно смеялся над ним, показывая, что продолжает цвести, пока божество, которому с его помощью возносили хвалу, скитается по земле и не знает, что будет есть на ужин. Се Лянь осмотрелся, точно намереваясь обнаружить шутника, который решил так издеваться над ним, но, конечно, никого подобного поблизости не было. Не росло нигде и белых цветов, только деревья шелестели тревожно, подсказывая, что скоро начнётся дождь. …Сколько бы Се Лянь ни растаптывал, сколько бы ни давил в пальцах, сколько бы ни бросал в пыль белоснежных цветков, столько же возникало снова. Он просыпался от цветочного аромата, который напоминал ему, каким он был богом. Вознёсшимся принцем, украшенным короной цветов. Он просыпался, и просыпалась боль. От прошлого больше не получалось спрятаться, а будущее представлялось мрачным. Се Лянь мог лишь воевать с цветами, но те смиренно сносили его гнев и… появлялись опять. Опять, и опять, и опять. *** Се Лянь вздыхает и открывает глаза. Цветок лежит на его ладони, доверчиво прекрасный, нежный, напитанный росой, обласканный солнечным светом. И повсюду — множество подобных цветков. Се Лянь стоит среди целого поля. — Сань Лан, — зовёт он, зная, что тот тотчас откликнется. — Да, гэгэ? — выступая из тени, Хуа Чэн смотрит на него внимательно. Се Лянь опускает руку с цветком. В груди теснятся вопросы, но на самом деле ему не нужно слышать ответы. Ему не нужно даже говорить: «Это был ты», потому что кому же ещё это быть? Потому что только один истинно верующий не покидал его восемьсот лет. Потому что только он один подсказывал в самые тяжёлые времена, что Се Лянь остался самим собой — вознёсшимся принцем, Богом войны в короне из цветов. Он и сейчас — тот же самый. И настолько же безумен, как раньше. Только — от любви, от жаркой, страстной, восхитительной любви. Се Лянь шагает вперёд, и его ладонь касается щеки Хуа Чэна. Он смотрит слишком долго и слишком внимательно, но его не прерывают, и вокруг волнуется море белых цветов. Наконец Се Лянь говорит: — Я вспомнил. На миг Хуа Чэн тревожится, но после перехватывает его ладонь, целует пальцы, подхватывает Се Ляня на руки и кружит, отчего цветки теряют лепестки, а ветер подхватывает их, осыпая демона и божество, обнявшихся посреди поля, осыпая их, как новобрачных, будто благословляя. Слова тают на языке, небо раскрывается потоком ярких красок, и наконец они вдвоём обрушиваются в объятия белых цветов. Нежный аромат опьяняет и зовёт, и напоминания о прошлом растворяются в ярком ощущении настоящего. *** Вернувшись в Храм тысячи фонарей, Се Лянь замирает у зеркала. Потрясающее зеркало, созданное магически, чтобы они могли любоваться собой и друг другом в самые… неожиданные моменты. В волосах Се Ляня сияют белоснежные лепестки. Он снова коронован цветами, но больше не чувствует от этого боли. За его спиной стоит истинно верующий со скромным букетом белоснежных цветков.