***
Pov(Пик. Прошлое.) Это был обычный вечер, такой же как и другие. Я поссорился с отцом и он выгнал меня из дома. Шёл долго, сам не зная куда, и в итоге вышел к девичьему Роу-Хэдскому пансиону. Все девушки, которые там обучались, казались мне занудливыми и лживыми. Да, они образованные, но часть из них даже не применяет полученные знания, не стремится достичь более высокой вышины. Они сплошные копии друг друга. Быть хорошенькой, «правильной» женой — вот их девиз. Но разве стандартизированность делает человека человеком? Нет места индивидуальности… Их этот высоко задранный нос, этикет, скрывающий полнейшую недалёкость: «прошу прощения, не разбираюсь в этой теме». Их даже учат, как надо правильно смеяться! Кошмар на постном масле! В этих девушках нет тех качеств, которые мне нравятся. Ни одна из них не может бросить мне вызов, ни одна не захочет изменить что-то в этом мире, открыть новые возможности. Быть хорошеньким украшением,дополнением к мужчине им достаточно. Найти девушку, горящую идеями, мечтами, стойкую, разностороннюю, тяжело. Это практически как искать жемчужину среди ила. Я задумался и не услышал свиста и дальнейшего удара от мяча, который прилетел мне по голове. — ТВОЮ МАТЬ! Я не смог сдержать своих эмоций и выругался. — Прошу прощения! Я не знала что в такое время на улице кто-то есть! Ко мне подбежала девушка в зелёном платье. Она была среднего роста, с слегка загоревшей кожей, а не привычной аристократической бледной, веснушчатыми щеками, карими глазами и рыжими, похожими на медь волосами. — Какого черта ты, девчонка, вообще играешь в мяч?! Разве ты не должна заниматься рукоделием или вязанием?! — Шутишь что ли?! Да я со скуки умру быстрее, если ими займусь! — Девушка хмыкнула. Я потёр ушибленное место. — Твоя одежда не подходит для игры в мяч. — Знаю, но никто не хочет продавать мне мужскую одежду, понимаешь? –Девушка печально выдохнула. — Могу ли я пригласить вас на чай, чтобы загладить свою вину? Эта девушка заинтересовала меня. — Я принимаю твоё приглашение, однако если мне наскучит, я уйду. Девушка улыбнулась мне. — Вы не пожалеете! Мой дом находится прямо по улице, пойдёмте. Всё-таки сегодняшний вечер не был обыденным, он был другим. Совершенно другим. Тихий вечер, сверчки стрекочут, постепенно загораются фонари, чей холодный свет падает мне на кожу. Девушка ведёт меня за собой. Шлейф аромата её парфюма отвлекает меня от моих бездумных размышлений. Я обратил внимание на окружающий мир. Он живёт, движется… И только я стою на месте. — Ты чего застыл? Девушка смотрела на меня с любопытством и улыбалась. С этого момента я больше не смог забыть эти карие глаза…***
Я помню каждую нашу встречу. Наконец-то. Наступила ночь, и все в доме уснули. Теперь у меня появилась возможность спокойно встретиться с Николь. Я медленно подошел к окну, настежь распахнув его. В комнату зашел прохладный воздух, приятно воодушевляющий и освежающий разум. Подойдя к кровати, я достал из-под нее веревку. Закрепив её несколько раз у окна и проверив прочность, я медленно спустился вниз. Была лунная ночь, но окна комнаты моего отца не выходили на то место, где я стоял, поэтому даже если бы он хотел следить за мной, то не сразу бы заметил мое отсутствие. Глубоко вдохнув, я побежал на наше место у пруда с ивами. Это была не первая наша встреча, но мое сердце все равно так сильно билось. Я был настолько опьянен любовью, что день без ее улыбки и смеха казался мне скучным. И вот, наконец, я на месте. Лунный свет играючи блестел на водной глади, ивы тихо шелестели листьями и посреди этой магии стояла она… Нежное белое платье, ярко рыжие волосы развивающиеся на ветру и эти большие глубокие карие глаза… — Пик! Николь подбежала ко мне и крепко обняла меня. Нежные тонкие руки обвились вокруг моей шеи. Я вздрогнул. — Прости! Я не хотела причинить тебе дискомфорт. — Все в порядке, солнышко.– я ответил на объятие и положил руку на её щёку–, ты же знаешь, что я человек прямолинейный, и если бы испытывал дискомфорт, то сразу бы тебе сказал. — Хорошо, я просто не хочу, чтобы ты чувствовал себя дискомфортно… — Знаешь, порой моё молчание может дать гораздо больше ответов, чем если бы я говорил. Я улыбнулся. — Ты выглядишь такой счастливой, в чём причина? — я заправил прядку волос за её ухо — Несмотря на всеобщее неодобрение, меня всё-таки взяли на врачебное дело! — Звучит здорово — Не то слово! — Она рассмеялась, после чего уткнулась носом в мою шею. Её дыхание приятно грело, контрастируя с холодным ветром. Я был так рад за неё. Рядом с ней можно было быть самим собой. Она была моим домом, местом, куда хотелось вернуться. Она являлась женщиной, которую я желал. Её веснушки, круглые плечи, длинные изящные руки, с мозолистыми ладонями, мягкие губы, звонкий голос и любящие касания к моим плечам. Я не тактильный человек, но прикосновения Николь любил и желал. Её одержимость, любовь к науке, несмотря на то, что это совсем не женское дело, странные эксперименты на крысах или лягушках, чтобы изучить их строение, вредный характер, из-за которого с ней приятно спорить, её природная харизма– все вместе это прекрасная душа и тело. Никакого навязанного стандарта. Больше всего мне нравились её карие глаза. Они были похожи на солнце, потому что когда они смотрели на меня, то согревали теплом чистого обожания. Я не могу назвать себя нежным человеком, но то прозвище, которое я дал Николь, было проявлением моей привязанности. В начале, это была просто ассоциация с ней, а потом переросло во что-то особенное, только для неё. Николь в свою очередь иногда шутливо называла меня в ответ тузом. Она принимала мой гнев, отчуждённость, сухую эмпатию, а я принимал её наивность, поспешность в принятии решений и излишнюю самоуверенность. Мы действительно любили друг друга. Однако этим чувствам не удалось перерасти в идеальную формулу любви–брак. В нашей стране распространение получила болезнь под названием «Дифтерия». Врачей, которые бы лечили таких пациентов, было мало. Николь, одержимая наукой и желанием помогать людям, отправилась заботиться о больных. Несмотря на то, что я уговаривал её этого не делать. Она относилась к делу серьезно и записывала все свои наблюдения и этапы проявления болезни у заражённых. В один из дней, когда она лечила пациента, часть пленки с вирусом попала ей в рот и она заболела. Симптомы болезни проявлялись медленно, но она почувствовала, что заболевает. Николь написала мне письмо, чтобы я к ней не приходил, если не хочу заболеть. Во время всей её болезни, я пытался сосватать Николь к врачам, чтобы оказали ей помощь, однако они едва ли могли что-то сделать. Никто не хотел снимать пленки в её рту, как она делала тому пациенту. Все слишком боялись умереть.***
Николь лежала в палате, находящейся в инфекционного отделении. Врачи не хотели пускать меня к ней, однако после уговоров и денежного подкупа, все же разрешили. Я переоделся в халат, который мне выдали, надел одноразовую маску, перчатки и вошёл в отделение. Там было тихо. До жути тихо. Пациенты едва могли говорить при дифтерии, в основном был слышен кашель и предсмертные хрипы. Пройдя по коридору я дошёл до её палаты номер девять и вошёл в неё. Николь была бледна и слаба, но говорить ещё могла, только очень тихо. Болезнь пока не полностью взяла свое. — Дурак… Ты зачем пришёл сюда… Ты же можешь заболеть…– Николь громко захрипела. — Разве я могу оставить тебя?! Подумай головой, дура! — Я нахмурился. Она злилась, не столько потому, что я пришёл к ней и это доказывало её неправоту, сколько потому, что она выглядела ужасно, бледно, словно смерть. Ни одной женщине не нравится, что её мужчина видит её «некрасивой». Хотя я никогда не считал, что эту женщину может что-то испортить. — Что говорят врачи? — Что лекарства пока нет. — Она опять закашляла. — Лечить меня никто не берется… Так что, скорее всего, я умру дней через десять… Я знал, что исход будет таким, но всё равно не смог отреагировать спокойно. Её слова вызвали в моей душе смятение и злобу на эгоизм других людей. — Неужели никто не возьмётся за твое лечение? — Никто.– Она закашляла опять. И именно поэтому я так отчаянно хотела помочь людям… Потому, что умирать так страшно… Я боюсь…– Из её потухших карих глаз начали капать слёзы. Я не мог ничего ей сказать. Все было очевидно. Было бы глупо давать лживые обещания о спасении. Вопреки законам логики, я сел на край её кровати и погладил Николь по голове. Тело было горячим, потным от жара. Меня не заботило ни это, ни перспектива заболеть. Кем бы я был, если бы бросил свою женщину одну, в тяжёлое для нее время? Я долго молчал прежде чем что-либо сказать. Мне хотелось избавить её от страха неминуемого.Наконец я заговорил. — Не бойся смерти, Ника. Я убрал руку от её головы, после чего взял её ладонь в свою и крепко сжал. Она слабо сжала в ответ. — Это всего лишь один из немногих этапов в жизни. Мы все рождаемся и умираем, подводя итоги своей жизни. Люди, которые были всю жизнь уродами умирают уродливо, а ты, ты прожила свою жизнь благородно, красиво. И уходишь красиво… — П-правда? —Да, ты самая прекрасная женщина из всех, что я когда либо встречал. — Николь слабо улыбнулась.Я не смотрел на время, а жил в моменте здесь и сейчас. Мы пробыли вместе до самой ночи. Нам не нужно было ни о чем говорить, просто быть рядом уже было достаточно…***
Я помню нашу последнюю встречу. Я молча вошёл в палату. — Здравствуй, солнышко… Подойдя к кровати, где она лежала, я сел на её край и взял слабую, бледную руку Николь в свою. Она уже не сжимала мою руку в ответ, не говорила, а просто молчала. Пленки в её горле уже почти закрыли доступ к кислороду. Николь не хватало воздуха и она задыхалась в последние дни наших встреч.Конец был близок, я это чувствовал. Внутри меня была буря эмоций, а в груди нещадно щемило. Николь была бледна, её взгляд потух ещё больше, стал почти серым. — Мне жаль, что нам так мало отведено времени на последнюю встречу. Сквозь медицинскую маску, я поцеловал костяшки её пальцев. — Ты была светом в моей жизни, спасибо тебе за все.– На её лице появилась слабая, едва заметная улыбка. — Даже сейчас в моих глазах ты самая прекрасная. Ничто этого не изменит. Я люблю тебя… Ника. Николь едва вдохнула воздух, но… свет в её глазах погас. Наступило время вечного заката…***
Через два дня состоялись похороны. Зима. Начало 1891 года. Она совсем немного не дожила до создания вакцины. По последней просьбе Николь, я передал её записи учёным. Они очень помогли им при разработке лекарства. Меня и отца пригласили на похороны. Однако он не захотел быть рядом со мной. Деревянный гроб со стеклянной крышкой, тишина, всё вокруг в чёрном цвете. Холодные хлопья снега падали мне на лицо. Оно ничего не выражало. Хотя внутри меня что-то сжалось, защемило, повторив то же чувство, что я испытывал перед смертью Николь. К моменту её смерти я уже достаточно затвердел, чтобы не плакать. После похорон Николь я словно потерял свет в своей жизни. Всё остальное — военное, злое, стало ярче, кричаще привлекло мое внимание, вернув в реальность. Я молча приложил свою ладонь к сердцу. Выпадет ли мне когда-нибудь ещё один шанс полюбить кого-то? Я стал таким жестоким, что перестал чувствовать сопереживание к другим… Похоже, что я ныне более не человек, а оружие.***
Pov(Пик. Настоящее время.) — Эй, ты долго еще будешь сидеть в таком состоянии? — Извини, отвлекся. — Я встал и отряхнулся. Вару, во время моих внутренних рассуждений, уже взял оружие и броню из дупла дуба. Я спрятал их там, где другие бы не додумались искать. Мои предосторожность и интуиция помогли сделать правильный тайник. Не слишком очевидно, не слишком сыро, не слишком жарко. Я сделал его давно, примерно с того момента, как стала известна угроза нападения на нас Франции. В тайнике, в специальном футляре, прикрытом сверху листьями и мхом, я держал два револьвера Нагана, одну винтовку Бердана, пару Артиллерийских гранат с зажигалками, сумки с патронами и два шёлковых бронежилета. Под нашу школьную форму мы надели бронежилеты, затем зарядили орудия, сумки повесили на пояс, а пистолеты спрятали в карманы. Винтовку Бердана и гранаты я взял себе. Только я смогу с ними совладать, поскольку Вару скорее всего либо оторвёт себе ногу по неосторожности либо прострелит. — Теперь мы держим курс на базу врага. Я молча посмотрел вдаль и нахмурился. — Те, кто встанут на нашем пути, будут мертвы. Я никого не пощажу. —Да. Пора показать этим шакалам где их место.– Вару широко улыбнулся. Настало время стать свободными… Но какова будет цена этой свободы?