Белый мотылëк

       Слезы уже давно не свисают с ресниц. Эл уже и не помнит, когда в последний раз плакал. Возможно, это было ещё в детском доме, когда подвергался нападкам сверстников, может, задолго до этого, но теперь Эл уже не вспоминает. Данный атавизм больно бьëт под ребра, крошит. Его тошнит от ненужных воспоминаний, и он сглатывает вязкую слюну. Смотрит в зеркало. Изматывающая бледность, огромные синяки под глазами, токсичная худоба… В общем, всë то, что приписывают большинству невротиков, вроде него. Эл слегка оттягивает кожу, оголяет израненное плечо. Там долбанная метка, которая ему не нужна, вся сероватая и потемневшая. Эл долгое время травил этот участок кожи, долгое время пытался избавиться от неë, но не смог. Вся запятнанная, вся изрезанная, — она продолжала быть на его плече отвратным клеймом, отягащающим обстоятельством. Это как удавка на шее, оставляющая след вбившегося стекла в шею. Только стеклом можно полоснуть, а эта метка выдержит, наверное, даже и это. Но безумная мысль вертится на языке кислинкой, взрывает разум. Что только Эл не сотворил со своим плечом, чтобы избавиться от метки, почему бы не попробовать и это? Разбить стекло не сложно. Осколки летят на пол кристалльным дождëм. Элу даже хочется улыбнуться. Отколовшийся кусок стекла у него в руке, весь муторный, закоптившийся.        Кажется, что это так легко… Взять и полоснуть кожу, тонкую и выцветшую, пустить себе кровь, но Эл мучительно ждёт. Он не знает, кого или чего, но ожидания его оправдываются. Лайт перехватывает его запястье, надавливает. Осколок выпадает из рук, затронув слабо ладонь Эла. Кровь стекает по ладони, затем, по самому запястью и по локтю, а Лайт гипнотизирует, смотрит, препарирует. Странная картинка отражается в зеркале.        — Ты делаешь себе хуже. Ты забыл, какие осложнения у тебя были, когда ты метку пытался вырезать собственноручно? — Нет, Эл не забыл. Помнит отчëтливо, как слëг в постель. Как был словно весь в огне. Помнит, как отчаянно цеплялся за Лайта, когда тот лизнул его в израненное плечо, как собака, зализывая рану. След слюны тогда склизко холодил кожу.        — Ты не сможешь избавиться от этой метки. Это доказательство твоей принадлежности ко мне. Ты не сможешь, — шипит Лайт, зажимая его к стене. Эл чувствует снова тошноту, опускает голову. Прохладные пальцы Лайта касаются его лба.        — Мы предначертаны друг другу. Ты не сможешь это изменить, — Не сможет. У Лайта точно такая же метка на плече, как и у Эла. И рисунок там один. Розочка. Как иронично.        Эл закрывает глаза. В конце концов, они соулмейты. И если умрёт он, то умрёт и его вторая половинка. Губы растягиваются в улыбке. Берегись, Лайт.