это совсем не весело: почему я продолжаю делать это?! я ничего не могу рассказать вам, забудьте все, что вы видели прежде. на самом деле, ничего не случилось, но, пожалуйста: я не хочу кричать.
Когда Тэхен впервые спрашивает с нажимом: ты, блять, следишь за ним? Чимин нервно посмеивается и бросает неуверенное: Боже мой, нет, я же не сумасшедший. И спешно прячет во вспотевших ладонях экран мобильного телефона, с которого на них хмуро глядит Юнги. Чимин испускает облегчённый вздох, когда Тэхен отворачивается, и возвращается к разглядыванию чужой фотографии. Юнги красивый и злой, он кажется нелюдимым и одиноким. Юнги пугает Чимина, когда мрачно глядит на него в ответ, если они встречаются в университете. Он кривит губы и едва слышно хмыкает, а у Чимина краснеет шея. Язык сохнет и липнет к нёбу, а Юнги проходит мимо. И все, что может Пак, это с досадой прошептать в его ровную спину отчаянное: привет? Чимин скрипит зубами и жмурится. Только посмотрите на него: трусливо вжимает башку в поникшие плечи и снова провожает Юнги взглядом, невнятно бормоча. — Где он был в прошлом году? — между делом интересуется Тэхен, уставившись на притихшего Чимина, уныло перебирающего овощи в салате. — Ухаживал за больным отцом? — Ты только что это выдумал? — щурится Тэхен. — Так говорят, — мямлит Чимин, беззащитно пожав плечами. А еще говорят, что Юнги пропустил почти год, потому что был занят разбоем и грабежами, насиловал беременных женщин, торговал детской порнографией и перевозил наркотики в плотных бумажных пакетах. Говорят, что в старшей школе он выломал однокласснику колени бейсбольной битой, пообещав выпотрошить его подружку, если она ещё раз попытается сунуть руку ему в трусы. Говорят, у Юнги есть шрамы от пулевого ранения, а ещё он пьёт, как животное, и вгрызается в каждого, кто позволяет себе хотя бы на минуту расслабиться рядом с ним. Говорят-говорят-говорят. У Чимина голова идёт кругом: Юнги ему нравится. Он воровато глядит на него из-под упавшей на глаза челки и ёжится, когда Мин враждебно щурится и огрызается на просьбу одногруппника уступить ему место за столом, который Юнги занимает один. Ему просто не нравится чужая компания, он смущён и напуган, — думает Чимин. Юнги не жестокий, может, только невоспитанный и бестактный? Пак хочет быть к нему справедливым и продолжает наблюдать. Во втором семестре Чимин выбирает зарубежную литературу, потому что случайно подслушивает разговор Юнги с консультантом, когда тот предупреждает, что, какую бы Мин не вёл борьбу, отсидеться больше не получится. Юнги обессилено рычит и напоминает, что делает даже больше, чем от него требуется. Консультант советует ему заняться литературой, что звучит скорее как приказ и требование, нежели искренняя рекомендация из лучших побуждений. Юнги мрачно цедит сквозь зубы: разумеется, сонсэнним. И крепко сжимает ладони в кулаки. Чимин опасливо пятится и тяжело сглатывает. Юнги просто тяжело даётся учеба, ему нужно привыкнуть к новому укладу жизни и сосредоточиться, — уверен Пак. — Думаю, он умрет, если хоть раз улыбнётся, — невесело предполагает Тэхен и передаёт Чимину открытую бутылку пива. — Ему непросто, — неохотно отзывается он. — Всем, блин, непросто. Не говори так, будто знаешь его, Чимин. Юнги занимает место прямо перед ним, но Пак все равно не решается заговорить несколько недель. Он сжимает кончик ручки зубами и опускает тяжёлый взгляд на чужой затылок. Юнги мало двигается: сидит ровно и пялится прямо перед собой, только иногда опуская голову, чтобы прочесть новые уведомления на телефоне. Чимин не знает, как к нему подступиться, и потому терпеливо ждёт, когда представится удобный случай. В середине семестра сонсэнним предлагает студентам темы для экзаменационного проекта и просит подумать о том, с кем им было бы комфортно работать в паре. Чимин едва не выпрыгивает из штанов и необдуманно стучит Юнги по плечу, восторженно улыбаясь. Он даже забывает о том, как Мин ненавидит чужую назойливость. Улыбка на чиминовом лице скукоживается и гаснет, когда Юнги медленно поворачивается к нему. Нижняя губа парня подрагивает, он раздраженно щурится и кладёт ладонь на парту Чимина, сильно сжав ее пальцами. Пак растерянно моргает и вжимается спиной в спинку стула. — Ты... У тебя ведь нет пары, да? Я имею в виду, для проекта, — он торопится и краснеет, потому что Юнги хмурится ещё больше. — Нет. — Мы можем работать вместе. — Нет, не можем. — Почему? — не понимает Чимин. Он жадно всматривается в лицо Юнги, боясь, что не успеет запомнить всего. — Потому что ты мне не нравишься. Твоя сраная болтовня сводит меня с ума. И ты постоянно пялишься на меня, как кретин, думая, что я, блять, слепой. Юнги говорит медленно, смотря Чимину прямо в глаза, будто ждёт, что тот закричит или заревёт. Но Пак молча глотает обиду и часто дышит, облизнув пересохшие губы. Почему Юнги так груб с ним? — Ты мог соврать, что уже выбрал кого-то другого, — тихо мямлит Чимин, больше всего на свете желая, чтобы Юнги вернулся к своим, блять, делам, и больше никогда так на него не смотрел. — Зачем? — Чтобы не обижать меня. — Я сказал что-то, чего ты не знал? — искренне удивляется Юнги, хмыкнув. — Ты меня с дерьмом смешал, — мрачно объясняет Чимин, ёрзая на стуле. Он беспокойно мнёт пальцы и глядит куда угодно, только не на Юнги. — Тебя все мешают с дерьмом, — Мин пожимает плечами. — Разве нет, а? Чимин упрямо молчит в ответ. Это неправда. Тэхен любит его (когда не занят воплями о первокурснике-Чонгуке). Но у Чимина и без того много друзей, в отличие от Юнги, рядом с которым другие даже присесть с некоторых пор опасаются. Мин скользко оглядывает Чимина и, дёрнув уголком губ, отворачивается. Пак медленно выдыхает. Больше они не разговаривают. К концу занятий Чимин почти перестаёт стыдиться своей нелепой попытки подружиться с Юнги, когда тот находит его в холле университета и довольно грубо тянет за запястье на себя, всматриваясь в чужое лицо. Чимин охает и делает пару маленьких шагов к парню, запнувшись. Он поднимает на Юнги растерянный взгляд и нелепо приоткрывает рот. — Ну, что? — недовольно интересуется Чимин, морщась из-за сжавшихся на его запястье холодных пальцев Юнги. — Я ненавижу литературу. Чимин приподнимает брови. — Я неплохо повеселился в прошлом году, — Юнги кисло улыбается и продолжает держать Пака за руку. — А теперь мне просто нужно быть потише. И я взял этот долбанный курс, чтобы иметь возможность посещать те, что мне нравятся. — И где ты был? — настороженно интересуется Чимин. — А что ты слышал? — Всякое, — туманно отзывается Чимин. — Но, думаю, что все, кроме правды. — Мы можем заняться этим дерьмом, если хочешь, — устало предлагает Юнги, отпустив руку Чимина. Тот потирает покрасневшее запястье, пряча его от чужого взгляда. — Но я ни одной книги из курса не прочту. — Вау, — язвительно тянет Пак. — Сначала ведешь себя, как козел, а теперь сам просишься в напарники? Что с тобой, блин, не так? Чимин хочет звучать круто, но к концу фразы он начинает затихать и мямлить, потому что лицо Юнги вдруг уродует гримаса взявшегося ниоткуда раздражения. Он сжимает зубы и прикрывает глаза, избегая чиминова взгляда, и медленно дышит. Юнги просто не умеет принимать отказы, — успокаивается Чимин. Возможно, он первый, с кем Мин заговорил сам. Чимину хочется смягчиться и преданно залепетать: нет, все в порядке, ты мне нравишься, но я обижен, а ты не намерен утешать меня или просить прощения. Но он молчит и не двигается с места, опасливо поглядывая на напряженного Юнги, и терпеливо ждет. — Ясно, — цедит Мин и, не дав Чимину опомниться, опускает голову и делает широкий и резкий шаг в сторону, намереваясь обойти одногруппника. Он на самом деле уходит, — осознает Пак. Запаниковав, он шагает вслед за Юнги и вынуждает его столкнуться с ним лбами. Юнги болезненно шипит и морщится, схватившись ладонью за ушибленное место, и смотрит на Чимина дико и озлобленно. Гораздо тяжелее, чем всего полминуты назад. Пак выставляет руки в защитном жесте. — Боже мой, мне жаль! — сконфуженно выпаливает он. — Прости, если я тебя… разозлил? Юнги замирает и, не отнимая руки от лица, растерянно моргает, смотря на Чимина удивленно и с неподдельным испугом в глазах. Да что он, блин, снова сказал не так?! — Я разозлился не из-за тебя, — глухо возражает Юнги, сосредоточившись на лице Пака. — Но в классе… — неуверенно бормочет Чимин, коснувшись пальчикам подрагивающей нижней губы. — Я, блять, спросил тебя о проекте, — грубо напоминает Мин. — Да, ладно, — извиняющимся тоном соглашается Пак и слабо улыбается. Юнги снова хмурится и, бросив холодное: увидимся?, уходит, даже на Чимина не взглянув. Но он успевает заметить, как Мин прикрывает глаза, словно, наконец, расслабляется, и облизывает верхнюю губу. Юнги рядом с Чимином волнуется и выглядит гораздо мрачнее, но это все равно неплохо. Только бы он не злился. — Чимин, — напряженно зовет Тэхен, подняв на друга обеспокоенный взгляд. Пак поначалу его не слышит и продолжает увлеченно рассказывать о том, каким забавным выглядит Юнги, когда недовольно хмурится во время чтения «долбанной Джейн-мать-ее-Остин». — Чимин, але! — А? — встрепенувшись, тупо переспрашивает Пак, наконец, замолкнув. Он подтягивает колени к груди и недоуменно пялится на Тэхена. — Ты говоришь о нем. — И что? — осторожно переспрашивает Чимин, окончательно растерявшись. — Не думаю, что ты беспокоишься о чем-то, кроме него, — тихо говорит Тэхен, заставляя Пака сжаться. — Ты… ты как будто одержим? Юнги то, Юнги это. Чимин, это нездорово. — То, что я дружу с кем-то, кроме тебя — это проблема? — защищается Чимин, почувствовав угрозу. Тэхен что-то задумал. Тэхен хочет поссорить их с Юнги. Пак напрягается всем телом и готовится к следующему удару. — Нет же, Чимин, — устало выдыхает Ким, заметив, как друг щетинится и злится. — Но Юнги тебе не друг: ты почти влюблен в него. — Какая, блин, разница, — раздосадовано восклицает Чимин, поморщившись. — Мы в порядке, ясно? — Мы? — удивленно переспрашивает Тэхен, скрестив руки на груди. — Вроде как. — Так вы вместе? — Нет, — разочарованно выдыхает Чимин, положив подбородок на колено. Он выглядит уставшим и сонным: Тэхен хмурится. — Юнги… Юнги часто злится на меня, а я не знаю, что делаю не так. Его как будто злит вообще все на свете. — Может, у него проблемы с управлением гневом? — предполагает Тэхен. — Что? — Такое бывает. Спроси у него, ладно? Чимин бездумно кивает и испуганно повторяет про себя: у Юнги проблемы. Он по-детски сжимает пальчики на ногах. Что, если Тэхен прав? Чимин беспокойно ерзает на месте и бросает взгляд на часы: Юнги будет ждать его через час. Пожалуйста, будь в порядке. Юнги увлеченно переписывает в тетрадь конспекты, записанные Чимином, и качает головой в такт песни, тихо играющей у него в наушниках. Он спокоен и сосредоточен, плечи расслаблены и низко опущены. Пак закусывает губу и подается вперед, приблизившись к лицу Мина. Тот вздрагивает и отстраняется, приподняв брови. — Прости. — бормочет Чимин, отодвинувшись. Юнги вынимает один наушник. — Ты разозлишься, если я спрошу кое-что? — Могу, — честно отвечает Юнги. — В чем дело? Чимин сомневается, стоит ли ему открывать рот, но все равно спрашивает, жуя слова: — У тебя какие-то проблемы с самоконтролем? — В смысле? — Ты не контролируешь свою злость? Юнги задумчиво глядит на перепуганного собственным вопросом Чимина и жует язык. Почему он спрашивает об этом? — Да. — Да? — ошеломленно переспрашивает Чимин, выдохнув. Его грудь резко опускается. Юнги откладывает ручку и всем телом поворачивается к Паку, будто готовится говорить о чем-то серьезном. Некоторое время он молча блуждает взглядом по чужому лицу, размышляя, стоит ли ему доверять. Но затем Юнги кладет руки на коленки Чимина и успокаивающе сжимает их, все еще глядя в его глаза. Чимин дышит совсем тихо и чувствует легкую дрожь в ногах. — Я не сумасшедший или вроде того, — мягко объясняет Юнги. — Я тоже! — Знаю, — Мин тихо смеется. — Я немного не в ладах с собой: слишком остро реагирую на все, что происходит вокруг, и очень медленно возвращаюсь назад. Иногда, когда все становится хуже, я на некоторое время пропадаю совсем. — Как в прошлом году? — Как в прошлом году, — кивает Юнги. — Я живу с этим с одиннадцати лет. — Разве это не лечится? — сомневается Чимин, а затем понимает, какую глупость сказал, и начинает испуганно тараторить: — Я не о том, что ты болен, я… — Не болтай, — кривится Юнги. — Я действительно болен. Но, после нескольких лет терапии понял, что никуда от этого не деться. Вечность под надзором врачей я не выдержу. — Что насчет лекарств? — предлагает Пак. — Нет. — Почему нет? — Потому что я не стану жрать кучу дерьма ради пяти минут спокойствия, — морщится Юнги. — Я справляюсь, Чимин. Он говорит так не потому, что это правда, а потому, что хочет, чтобы Пак оставил его в покое. Злоба изнутри начинает капризно щекотать глотку, но Юнги сглатывает ее, борясь с подступившим кашлем. Он должен закончить работу, и тогда Чимин уйдет. Просто закончить сраную работу. Хоть это тебе по силам, а? Юнги игнорирует тихий вопрос Чимина о том, что все-таки случилось с ним в прошлом году, и возвращается к конспектам. Музыка в наушниках почти перестает звучать, потому что все, что слышит Мин — собственный голос, вопящий в разболевшейся голове. А Чимин сидит рядом и преданно смотрит, вызывая знакомую дрожь в пальцах: Юнги хочет его ударить. — Как дела с проектом? — с нажимом спрашивает Тэхен, угрожающе нависнув над Чимином, спрятавшим лицо в согнутых локтях. Пак вздрагивает и вскидывает голову, несильно ударив Кима в подбородок. Тот обиженно ойкает, но почти сразу забывает о боли, когда друг обращает свое лицо к нему. Чимин выглядит паршиво: мыльный мутный взгляд, под припухшими глазами наливаются темные синяки. Пак смущенно поджимает сухие губы и обнимает себя утонувшими в широких рукавах толстовки руками, закрываясь. Тэхен осторожно присаживается рядом с другом и заглядывает в его глаза, просунув горячие ладони под чиминовы коленки. В носу начинает щипать от тоски, и Ким моргает, боясь разреветься. — Это не так плохо, правда, — умоляет Чимин. — Я много работаю. — А что делает Юнги? — строго спрашивает Тэхен, едва не сорвавшись на крик. Он скучает по Чимину: по здоровому Чимину, хохочущему из-за его нелепой болтовни и прячущему тихий смех в ладошках. — Почему ты спрашиваешь о Юнги? — ощетинивается Пак, сведя коленки. — С тех пор, как вы… вы вместе, — Тэхен не уверен, что слово «вместе» применительно к Юнги по отношению к кому бы то ни было, но иначе Чимина не заставить расслабиться и перестать огрызаться, — ты сам не свой. Он все еще злится на тебя? — Юнги не сумасшедший. — Не сумасшедший, — успокаивающе повторяет Тэхен. Он готов сказать, что угодно, только бы Чимин выслушал его. — Но с ним непросто. — С тобой тоже, — бурчит Пак. Он устал, он скучает по Юнги и, кажется, начинает немного ненавидеть Тэхена. Потому что он пытается занять место Юнги: он хочет их разлучить. Чимин зло впивается пальчиками в грубую ткань толстовки, чтобы не оттолкнуть ладони Тэхена. Уйди. Пожалуйста, перестань говорить со мной. — Я люблю тебя, — тоскливо напоминает Тэхен, отчаянно надеясь, что Чимин ответит ему тем же. Но Чимин только слабо улыбается и тихо проговаривает равнодушное: — Я знаю. Когда Юнги валится на подушки, закинув тощие ноги на бедра Чимина, тот ерзает и придвигается ближе, заглядывая в его лицо. Мин расслаблен и спокоен, он поднимает руки над головой и мнет пальцы, рассуждая о том, каким болваном был мистер Дарси. Чимин дышит тише и внимательно слушает, скользя нежным взглядом по мягкому профилю Юнги. Он кривляется, протянув нараспев: как скверно, за любовь к Элизабет Дарси был вынужден бороться не только со всем миром и своей паршивой семейкой, но и с самим собой. Чимин бездумно кивает и воображает, что Юнги говорит о нем. Может, он тоже напуган и не уверен в том, что они — это правильно? — Дарси ничего не стоило убедить Элизабет в том, что он — славный парень. И, раз уж она без особых раздумий приняла это, то, в сущности, и Элизабет — настоящая дура. Чимин хочет, чтобы Юнги заткнулся нахрен, потому что это несправедливо. Он убежден, что спорят они вовсе не о романе, а о том, что происходит между ними. И с чего Юнги тогда взял, что может принимать решение за двоих? — Я не такой идиот, как ты думаешь, — недовольно цедит Чимин. Юнги недоуменно хмурится. — Прости? — То, что я все еще здесь, зная о том, каким ты бываешь мудаком, о многом говорит, разве нет? — Ты, блять, о чем, — не понимает Юнги. Его взгляд по-родному темнеет, но Чимина это больше не пугает. Юнги может злиться, сколько угодно, только пусть больше не прячется. Чимин уже с ума сходит, если честно. — Ты со мной, — напоминает он, нежно накрыв ладонь Юнги своей. Тот вздрагивает и отнимает руку, ошалело уставившись на спокойного Чимина. — Хен? — С тобой? — визгливо переспрашивает Мин, потирая ладонь так остервенело, будто прикосновение Чимина обожгло его. — Почему ты злишься? — несмело бормочет Пак, сев. Он гладит свои коленки и виновато глядит на Юнги из-под густой челки. Тот мрачно цокает и садится тоже. Он не сдерживает желчной улыбки и зло щурится. Чимин знает этот взгляд: Юнги собирается сказать что-то плохое, обидеть его. Но он готов: пусть бьет. Чимин многое готов стерпеть, только бы иметь возможность быть рядом с другим Юнги. С тем, из-за взгляда которого не хочется вопить от боли и взявшейся ниоткуда вины. — Ты, нахрен, думаешь, что мы долбанная парочка? — догадывается Юнги. Чимин не понимает. Он недоуменно пялится на Юнги, как болван, и не знает, что сказать. Разве это неправда? — Я думал, что нравлюсь тебе, — беззащитно лепечет Пак, моргнув. — Нравишься? — удивленно переспрашивает Юнги. Его голос дрожит от лопающейся в глотке ярости. — Когда я, блять, дал повод так думать? — Пожалуйста, — жалко скулит Чимин, сам не зная, что там, нахрен, «пожалуйста». Юнги играет желваками и встает, даже не взглянув на сжавшегося на его кровати Пака. Ему стоило быть осторожнее: но Мин и подумать не мог, что этот добродушный болван настолько изголодался по обыкновенному вниманию к себе. — Юнги… — Замолчи, — отчаянно рявкает Мин, зажмурившись. Чимин испуганно вздрагивает. — Закрой свой сраный рот! Грудь Юнги тяжело вздымается: в глазах темнеет и щиплет. Юнги хочет сделать Чимину больно. Он глухо рычит и хватает того за предплечье, рывком стаскивая худое тело с кровати. Пак испуганно визжит и падает на пол, ударившись локтем. Перестань, пожалуйста, перестань. — Пошел вон, Чимин. Сваливай нахрен, — бездумно бормочет Юнги, вцепившись дрожащими пальцами в волосы и слегка сжав их. Чимин глядит на него снизу-вверх и опасливо отползает, не найдя сил подняться на ноги. И с мрачной усмешкой думает, что может вот так провести всю жизнь, сидя перед Юнги на коленях. — Прости, — негромко всхлипнув, просит Чимин. Юнги горько смеется и возводит глаза к потолку, больно закусив кожу на тыльной стороне ладони. В голове оглушительно шумит так, что хочется вырвать. Он боится оборачиваться: смотреть на Чимина — раздавленного, униженного и отвергнутого — все равно, что ударить в лицо самого себя. И это горестное «прости» так похоже на полное ужаса «ты — чудовище». Юнги чертыхается и с силой бьет ногой в стену, а затем припадает к ней, прислонившись горячим лбом, и со свистом дышит. Чимин осторожно поднимается и неуверенно шагает к Юнги. Все внутри дрожит: внутренний голос, вопя, приказывает бежать. Но Чимин все равно протягивает ушибленную руку и ненавязчиво касается минова плеча. Юнги потревоженным зверем бросается к Чимину, едва тот успевает отпрянуть, и грубо толкает его в плечо, прежде ударив по рукам. Пак обиженно всхлипывает, но уже громче, и медленно пятится к двери, будто дает Юнги последний шанс одуматься и не прогонять его. Однако тот чиминовой щедростью не впечатлен. — Что я должен еще сказать? — раздраженно цедит Юнги, вцепившись взглядом в лицо Чимина. Тот несчастно топчется на пороге. — Ты мне не нравишься. Я никогда не думал о тебе, как о партнере. Не потому, что с тобой что-то не так — ты просто мне не подходишь. Пак вздрагивает и потирает ушибленный локоть, будто слова Юнги отзываются в нем болью. Он больше не всхлипывает и не визжит, только смотрит устало и разочарованно, будто возлагал на эту дружбу столько надежд, что их утрата вышибла из него дух. — Прости, хен, — глухо шепчет Чимин. А Юнги ранено вопит ему вслед. Чимин осторожно закрывает за собой дверь, будто боится, что Юнги накричит на него и за это. Он опасливо оглядывается и ежится, заморгав: в уголках глаз начинает щипать. Когда раздается тихий щелчок замка, Чимин шумно втягивает носом воздух. Юнги прогнал его. Все, что Чимин успел себе навоображать — чушь, долбанная чушь! Он больно бьется ладонями о дверь подъезда, когда с силой наваливается на нее, быстро сбежав по лестнице. В голове отчаянно шумит: он болезненно жмурится и шумно дышит от надавившей на грудь боли. Он никогда не нравился Юнги. Чимин бежит так быстро, что икры каменеют и становятся такими тяжелыми, будто он тащит на них не собственное тощее тело, а стальной груз. С губ срывается тихий свист, а глотку начинает жечь при каждом коротком вдохе. Чимин продолжает бежать, больно врезаясь ступнями в асфальт. Юнги ненавидит его. Он надоедливый и скучный. Он никогда, никогда, мать твою, не перестает трепаться и постоянно извиняется за всё дерьмо. Он пялится и делает такое тупое лицо, что хочется взвыть. Как он мог, блять, подумать, что может понравиться кому-то, вроде Юнги? Чимин резко останавливается и, схватившись за живот, вырывает себе под ноги, закашлявшись из-за желчной слюны, скопившейся во рту. Ему стыдно. Он шумно всхлипывает и утирает нос рукавом куртки, прошелестев. Юнги ударил его. Тэхен находит Чимина на полу их общей комнаты: тот коротко стонет и рыдает в голос, прижав покрасневшие коленки к груди. Ким болезненно сглатывает и с ужасом распахивает глаза. Чимин часто плакал: из-за грубых слов матери, из-за видео о падающем с качели ребенке, из-за потраченных впустую денег на отвратительное пирожное, из-за дорогой куртки, о которой мечтает вот уже второй месяц. Чимин часто плакал. Но Чимин никогда не выл от боли так, захлебываясь слюной и собственным плачем. — Чимин-а, — жалобно зовет Тэхен, рухнув перед другом на колени и прижимаясь грудью к его спине. — Тише, Чимин, пожалуйста. Сердце Кима сжимается так сильно, что он делает рваный вдох от колющей боли. Чимин продолжает рыдать, несильно стуча сжатым кулачком возле своего лица. Он что-то коротко стонет и снова всхлипывает, проглотив слова. — Что-то с Юнги? — догадывается Тэхен, а Чимин вздрагивает и несильно бьет друга локтем. Тот стоически принимает удар, даже не отстранившись. Больше он ни о чем не спрашивает. Тэхен обнимает Чимина со спины и ложится рядом, уткнувшись теплым носом в холодную шею друга. Разве он это заслужил? Чимину хватает сил прореветь еще сорок минут, а затем он засыпает, сильно сжимая ладонь Тэхена в своей. Тот обеспокоенно вглядывается в лицо друга и сам едва сдерживает слезы: Чимин выглядит паршиво. Еще хуже, чем на прошлой неделе. Юнги совсем его не щадит. — …Чонгук думает, что это круто, — заканчивает Тэхен, пожав плечами. Спустя несколько дней Чимин сидит напротив него в столовой и отрешенно пялится в свою пустую тарелку, не обращая никакого внимания на чужую болтовню. — Но Чонгук и ТикТок считает крутым, так что… — Замолчи. Тэхен не сразу понимает, что этот злобный шепот, переходящий в яростное рычание, принадлежит Чимину. Он глупо моргает и щурится, наклонившись вперед, полагая, что просто не расслышал, но… — Заткнись, нахрен, — повторяет Чимин, наконец, подняв взгляд. Тэхен вздрагивает и невольно вжимается в спинку стула. Он пугается глаз напротив. Чимин — его лучший, блин, друг — никогда не смотрел на него с таким отвращением и… скукой? Тэхен нервно смеется и качает головой. — Ладно, я и правда слишком часто говорю о Чонгуке. — Ты, блять, так много болтаешь, — цедит Чимин, крепче сжав собственные пальцы под столом. Он снова смотрит вниз, на свои колени. — Я устал от тебя, Тэхен. Чимин очень устал. Он не может усидеть на месте, потому что Юнги здесь. Юнги занимает место рядом с каким-то первокурсником и уже ебанные двадцать минут что-то увлеченно ему рассказывает, иногда прерываясь на глоток воды. А тот заворожено наблюдает за Мином, раскрыв свой сраный рот, по которому Чимину хочется ударить так сильно, чтобы затрещали зубы. — Хочешь домой? — спокойно предлагает Тэхен, потому что знает, на кого смотрит Чимин, знает, почему у него теперь глаза постоянно на мокром месте. Пак нервно пожимает плечами и опускает голову еще ниже, будто стыдясь своего поведения. Чимин не хочет домой. Чимин хочет, чтобы Юнги снова стал нормальным: перестал так сладко щебетать с придурками и никому не позволял сидеть рядом с собой, кроме него, Чимина. — Не хочу. — Ладно, — сдается Тэхен и продолжает молча жевать салат, помрачнев. Он не знает, каково Чимину — чего врать. Боится даже подумать о том, что Чонгук тоже может с ним так поступить. Пусть Чон и не такой озлобленный на весь мир и нелюдимый, он никогда не пропадал на целый год и никто не думает, что он когда-нибудь ломал чьи-то колени. Но все-таки Тэхен ежится, когда слова Юнги, пересказанные Чимином, звучат в его голове чонгуковым голосом: «Ты мне не нравишься. Ты просто мне не подходишь». Юнги, вообще-то, не подходит никто. Тэхен насторожено хмурится, когда Чимин, встрепенувшись, вытягивает шею и сжимает пальчиками край стола, куда-то засмотревшись. Он щурится и наблюдает за кем-то так голодно, так яростно, будто готов вот-вот броситься и беспощадно напасть. Тэхен медленно оглядывается и тяжело вздыхает: Юнги выходит из столовой с тем самым первокурсником, придерживая его за локоть. — Вы с этим закончили? — Тэхен не уточняет, с чем — с дружбой, которую выдумал Чимин, с проектом, на который Юнги совсем наплевать. Или с глупыми чувствами, беречь которые никто не собирается. Он только хочет услышать, что да, блин, закончили, и Чимин теперь может выдохнуть. — Конечно, Тэхен, — врет Пак, грустно улыбнувшись. Чимин перестает плакать. Он, на самом деле, Тэхену начинает даже надоедать: когда крутится на кухне по несколько часов, когда носится со своими книжками, взахлеб пересказывая другу новый роман, когда делится идеями по поводу проекта — который, кстати, они должны были закончить вместе с Юнги — и даже когда знакомит его с новой инди-группой, которую слышит однажды утром по радио. Тэхен рад, он правда рад, что Чимин больше не оплакивает свое разбитое сердце и решает двигаться дальше. Но что-то не так. Тэхен понимает это, когда видит, как Чимин, думая, что никто на него не смотрит, глядит прямо перед собой, в пустоту, и что-то тихо бормочет, перебирая пальчики. Он умудряется разглядеть что-то пугающее в том, как Чимин вздрагивает и вскакивает с постели, спрятав телефон между одеялами, стоит Тэхену войти в комнату без стука. Тэхен видит, что Чимин не в порядке, когда тот подолгу занимает ванную комнату, включив музыку так громко, что начинают жаловаться соседи. — Эй? — обеспокоенно зовет Тэхен, постучав. — Чимин-а? — Дай мне минуту. — Ладно, но… — Сраную минуту, Тэхен, Боже! Ким опасливо пятится, так и не опустив руки. Он ошарашено смотрит на закрытую дверь, думая, что за ней прячется не Чимин. Потому что Чимин в порядке, он не стал бы так вопить и злиться. В их комнату пробралось какое-то чудовище, и Тэхену совсем не хочется сталкиваться с ним лицом к лицу. Чимин предпочитает игнорировать обеспокоенные взгляды Тэхена, потому что он слишком занят тем, что Юнги публикует какую-то шумную фотографию, где его лицо почти размыто, а острое плечо сжимает чья-то ладонь с отвратительно длинными пальцами. Чимин пропускает мимо ушей тихий вопрос Тэхена о том, спал ли он сегодня, потому что ему некогда: он судорожно просматривает новые твиты Юнги и размышляет, из-за кого тому приходят в голову такие злые мысли. Он почти верит, что Мин пишет о нем, о Чимине. Снова и снова воображает, как остановит Юнги в коридоре, сжав сухое запястье, и спросит обо всем, из-за чего у него по ночам болит живот, мешая уснуть. Чимин упрямо думает: мы с Юнги в ссоре, Тэхен, умоляю, хватит спрашивать. Он очень на меня обижен. Юнги совсем на него не смотрит, и Чимин весь скукоживается от досады. Разве они не могут обо всем поговорить? Зачем Юнги этот сопляк с острым носом и пустой башкой (в чем Пак уверен сильнее всего). Он хочет, чтобы Чимин позавидовал и понял, что вёл себя неправильно и бестактно, доставая Юнги болтовней об их непростых отношениях. Да как, блин, угодно: Чимин заткнется, заплачет и извинится. Он и это стерпит, только бы Юнги прекратил так стараться ради того, чтобы показать Чимину, насколько ему все равно. — Чем, как тебе кажется, ты занят? Юнги терпеливо шагает вперёд, опустив голову, и ждёт, когда Чимин оставит его в покое. Однако тот упрямо следует за Мином, широко шагая и изредка подпрыгивая, чтобы не отставать. — Я иду домой, хен. — Ты, блять, живешь в другой стороне, — устало напоминает Мин, так ни разу и не обернувшись. Он обязательно ударит Чимина, если увидит его тупое лицо. — Я не говорил, что иду к себе домой. — В чем твоя проблема? Юнги не выдерживает и резко оборачивается, остановившись. Чимин удивлённо моргает и по привычке — потому что Мин все еще может его ударить, как в прошлый раз — пятится назад, будто растеряв всю былую уверенность. Они смотрят друг на друга, насторожившись, будто ничего хорошего и не ждут, а Юнги шумно дышит, потому что от гнева печёт живот. — Я не хотел тебя торопить. Прости, — спокойно извиняется Чимин. — Торопить? — Нам необязательно встречаться или типа того. Мне все равно, если ты не хочешь быть моим парнем. Это совсем не важно, вообще-то. Но не надо искать кого-то другого только для того, чтобы я понял, каким был болваном. Чимин кажется себе таким умным, он почти гордится тем, что вынужден объяснять Юнги такие простые вещи. Однако Мина не впечатляет и это. Он удивлённо смотрит на Чимина, и его губы дергаются в усмешке: сколько же тот себе навоображал. — У нас нет проблем, Чимин. — Как скажешь. — У нас нет проблем, потому что мы не ссорились. Я сказал тебе, что ты мне не нравишься, и это правда. Я был мягок с тобой, о чем очень жалею сейчас, потому что ты как слепое животное тянешься к любой протянутой руке и лижешь ее до беспамятства. Я ненавижу твою болтовню, я даже смотреть на тебя не могу, не думая о том, как сильно хочу ударить тебя в лицо. Пак стоически выдерживает и это. Он прикрывает глаза и дышит, крепко сжав лямку рюкзачка. Юнги просто не привык быть с кем-то, — убеждает себя Чимин. Он растерян и напуган чиминовой настойчивостью. — Я не хочу принуждать тебя. — Твою мать, - сердится Юнги и зло дышит в лицо Чимина, едва удерживая кислый плевок. — Я хотел быть вежливым, но ты, блять, занят своими выдумками, да? Ты мне не нужен, Чимин. Мне все равно, я никогда тебя не полюблю, пожалуйста, прекрати это дерьмо. Я устал от тебя. Чимин не верит Юнги. Он позволяет ему уйти и долго-долго смотрит вслед, задумчиво изучая чужую спину. Они не в порядке. С Юнги совсем все плохо. — Не знаю, что он ещё хочет, чтобы я сделал. Тэхен настороженно наблюдает, как Чимин устало опускает голову на сложенные на столе локти и тяжело вздыхает. Он слишком много думает о Юнги, думает о том, как все уладить, но у него нет идей и сил на то, чтобы бороться или идти дальше. — Чимин, — мрачно зовёт Тэхен. Пак только шевелит пальчиками в ответ, мол, я слушаю тебя, просто дай мне отдохнуть. — Тебе нужно остановиться. — О чем это ты? Пак поднимает голову и щурится, напрягшись. О чем Тэхен просит его? Неужели он не понимает, как важно помириться с Юнги? — Юнги тебя не хочет, — тихо говорит Ким. — Он сказал, что ты ему не нравишься. — Потому что он напуган. — Потому что ты его пугаешь! — Тэхен говорит это так громко, что люди за соседними столами удивлено оборачиваются. — Ты и меня пугаешь, Чимин, потому что ведёшь себя, как одержимый психопат. — Что... — Ты следишь за ним, — низко проговаривает Ким. — Ты преследуешь его по дороге домой. Ты знаешь наизусть все его последние публикации и то, чем он занимался в прошлую субботу, потому что прошёлся по отметкам всех его друзей! — Тэхен, на нас смотрят. — Ты до смерти перепугал того первокурсника, потому что думал, что Юнги его трахает. Ты стоял под его, блин, окнами, Чимин, это преступление! — Замолчи, — цедит Пак, сжав руки в кулаки. — Заткнись прямо сейчас, потому что я убью тебя, клянусь, если ты продолжишь говорить. Тэхен беспомощно рычит в ответ и отворачивается. Чимин глух ко всему, что он говорит. И, если по началу Тэхену хотелось снисходительно улыбаться, глядя на смущенного от силы любви Чимина, то теперь хочется только в ужасе отпрянуть. Потому что он не влюблён. Он, мать твою, рехнулся. Они не разговаривают почти неделю, и Чимин таким положением вещей более, чем доволен, потому что Тэхен перестает его донимать. Теперь Ким осуждает его молча, провожая друга мрачным взглядом и тяжело сопя. Чимин только морщится и громко хлопает входной дверью, заставив соседа вздрогнуть. Пусть думает, что хочет, потому что у Чимина есть отличный план. Хосок приглашает их на вечеринку неохотно, потому что он наслышан об их ссоре. В основном, конечно, от Чонгука, который слишком уж чувствителен, а потому мог добавить парочку мрачных подробностей от себя. Однако когда Хосок спрашивает Тэхена о Чимине, тот неоднозначно крутит ладонью в воздухе и пожимает плечами. — Он сейчас немного занят, — едко объясняет Ким, скривившись. Чон разводит руками. — Ну, знаешь, преследованием одного очаровательного, но полоумного паренька. — А? — Что ты знаешь о Мин Юнги? Хосок задумывается. Он, на самом деле, много чего слышал, и, если Тэхену хочется обсудить слухи, то, пожалуйста. — Ну, он не полоумный, — равнодушно возражает Хосок. — Я слышал, Юнги немного… — Психованный? — подсказывает Тэхен. — Я хотел сказать, импульсивный, — осаждает его Чон. — Ему хорошо досталось из-за этого в прошлом году. — Так он опасен? Вся эта херня о сломанных коленях и… — Господи, Тэхен, — удивленно стонет Хосок. — Юнги не делал ничего такого. — Тогда где он был целый год? — Его забрала семья, — объясняет Чон. — Потому что Юнги стало хуже: он буквально зарыдал от злости прямо на стадионе. Его почти приняли в нашу баскетбольную команду, и он был чудо, как хорош. — Зарыдал? — глухо повторяет Тэхен. Ему, уже которую неделю наблюдающему за слезами обиженного Чимина, рыдания Юнги кажутся ерундой. Ну, разве есть на свете что-то, способное задеть этого козла? (Тэхен правда не хотел ненавидеть Мина только за то, что тот даже не старался влюбиться в Пака. Но да, с этим он на самом деле облажался) — Один парень засмеялся, когда Юнги бросил мимо кольца, — вспоминает Хосок. — Он ничего не сказал: просто засмеялся. Но Юнги разозлился. Он так быстро пересек поле, что у того пацана и секунды не осталось бы, чтобы увернуться от удара. — Юнги избил его? — Нет, — кривится Хосок. — Он собирался ударить, но не смог, потому что заплакал. Юнги разозлился так сильно, что просто рухнул на пол и заревел. После того, как его вытащили из зала, он не мог разговаривать еще несколько дней, потому что сильнее, чем того парня и всех, кто был на тренировке, он напугал самого себя. Тэхен удивленно приподнимает брови: Юнги, о котором рассказывает Хосок, совсем не похож на того Юнги, о котором плачется Чимин. Ким никогда не задумывался о том, каково самому Мину, и может ли он так же сильно вредить самому себе, как вредит людям, пытающимся узнать его получше. — Но в школе он… — неуверенно бормочет Тэхен. Хосок снова пожимает плечами. — Юнги стыдится этого. Но то, что он часто огрызается и выбирает одиночество, еще не делает его головорезом, — назидательно говорит он. — Юнги никогда никому не причинял вреда, Тэхен. Только себе, вообще-то. Тэхен пристыжено опускает голову и складывает руки на коленях. Он-то (с легкой подачи Чимина, конечно) вообразил Юнги чудовищем: жестоким и беспощадным, а но тот всего лишь решил поступить честно. Он смело объяснил, что не заинтересован, что просто пытался быть вежливым, и не стоило Чимину принимать его мягкость за симпатию или — Боже мой — любовь и желание быть вместе. Тэхен появляется на вечеринке Хосока позже других и сразу бросается на поиски Чимина: он-то ничего о Юнги не знает. Ким больше не заинтересован в их ссоре, он просто хочет объяснить другу, что все будет в порядке, потому что ему ничего не придется делать ради того, чтобы вернуть Мина. Да, Тэхену не хочется разбивать Чимину сердце тоже (потому что Юнги сделал это уже трижды, он ведь ничего не упустил?), но, если это поможет ему, наконец, угомониться, то Ким готов сделать это. Он находит Чимина в гостиной: тот сидит на диване и скучающим взглядом осматривает собравшуюся толпу. Его лицо заметно осунулось, кажется — прикоснешься, и с него сползет кожа, омерзительно зашкворчав. Тэхен прочищает горло и занимает место рядом с другом, неуверенно на него уставившись. — Что? — не выдерживает Чимин, цокнув. — Ты в порядке? — Нет. — честно отвечает Пак, отвернувшись. — А какое тебе дело? — Чимин, — просит Тэхен, откинувшись на спину. Ему начинает казаться, что все вокруг разучились чувствовать что-то, кроме злого раздражения. — Я был козлом, не стоило так с тобой, но… — Ким осекается, заметив, как распахиваются глаза Чимина, который прямо сейчас таращится на что-то в стороне. — Что там? Он тоже переводит взгляд и беспомощно распахивает рот: ладно, здорово, теперь ему удастся избежать неловкого разговора о том, что Юнги и правда не нравится Чимин, но это нормально, потому что не каждый парень обязан на него западать. Юнги выразил эту мысль гораздо лучше, стоя там, в углу, и самозабвенно вылизывая рот того самого первокурсника. — Скажи, что ты собираешься делать, — встревожено умоляет Тэхен, сжав колено Чимина в своей горячей ладони. Юнги притягивает парня к себе, обняв его за талию, и что-то бормочет в поцелуй, пьяно улыбаясь. Чимин пялится, откровенно пялится на эту парочку, поджав губы. В его взгляде нет ничего: ни обиды, ни злости. Он пустеет и наполняется только ледяным ужасом, будто Пак наблюдает за чем-то, что пугает его до смерти, что преследует его в кошмарах уже несколько тревожных лет. Тэхен чувствует, как его больно бьют по ладони, и тихо взвизгивает. Чимин вскакивает на ноги и, растолкав назойливую толпу, бежит в сторону кухни, не видя дороги из-за выступивших слез. Ким бросается за ним, зачем-то оглянувшись на Юнги снова: и тот тоже смотрит на него — удивленно и с немым вопросом. Ну, он тоже не знает, что за херня. Чимин спотыкается о собственные ноги и с силой ударяется ладонями о стол в поисках опоры. Он тяжело дышит и зажмуривается от боли, сдавившей живот. Юнги целует другого. У Юнги нет никаких, мать твою, проблем с заведением друзей и с заталкиванием своего языка в чужие глотки. Чимин был терпелив и сдержан, он преданно ждал и был готов дать Юнги столько времени, сколько ему потребуется. И вот, как эта сука собиралась этим временем воспользоваться: трахая этого уродливого сопляка. Тэхен осторожно шагает к Чимину и легонько касается своим плечом его. От Пака валит жар: такой, что Тэхену обжигает губы. Он уже собирается заговорить и наклоняется к уху Чимина, потому что здесь, вообще-то, тоже полно народу, и им не следует знать, что они будут обсуждать. Однако Пак сразу же осаждает его и больно бьет раскрытой ладонью в грудь, чтобы оттолкнуть. Тэхен пораженно распахивает глаза и делает шаг назад. В комнате становится тише: некоторые из гостей умолкают и заинтересованно наблюдают за назревающей перепалкой. — За что? — растерянно переспрашивает Ким, все еще чувствуя тянущую боль в груди. Чимин затравленно скалится и качает головой: он не знает, за что. Он вообще ничего не знает. Не знает, почему Юнги так с ним обошелся. Не знает, почему отвернулся от него, как от самого злого врага. Не знает, почему Юнги охотнее поцелует чужака, чем ответит на его, Чимина, добрые чувства. — Несправедливо, — тихо всхлипывает Чимин, опустив голову. — Это, мать твою, несправедливо! Тэхен не успевает и рта открыть прежде, чем Пак, закричав, скидывает со стола пластиковые стаканчики. Кола выплескивается на стол ржавыми кляксами, и Чимин пачкает ладони. Он делает пару шагов, обогнув стол, и бросается к тумбам. Кто-то трусливо визжит, и вся толпа стекается к выходу, в ужасе наблюдая за беснующимся парнем. А Чимин бьет локтем по расставленным на тумбе бокалам и пивным кружкам, и те, зазвенев, падают на пол. Уродливая груда стекла рассыпается под ногами, и Пак топчется по ней, хрустя подошвой кроссовок. Он мечется из стороны в сторону, будто слепец, и беспомощно размахивает руками, будто хочет за что-то ухватиться. Тэхен бросается к нему и обнимает со спины, с силой прижав к себе, и жмурится от страха, уткнувшись в чужую шею. А Чимин кричит, выгнувшись в руках друга так, что, кажется, будто вот-вот — и треснут позвонки. — Хватит, — почти хнычет Тэхен. — Ты в порядке, Чимин. Мы в порядке, я клянусь. — Пошел на хер, ради всего святого, пошел на хер! Чимин вырывается из чужих объятий и, размахнувшись, с силой бьет Тэхена в плечо. Тот морщится от боли и отшатывается, едва не свалившись на пол. Чудовище, которого он так боялся, наконец, выбралось из их комнаты. И теперь оно здесь, оно пробралось сюда, отняв чиминово лицо. Что ж, надо признать: до сегодняшнего вечера Чимин держался отлично. — Что с ним, блять, такое? Тэхен вздрагивает и резко оборачивается, почти столкнувшись носами с мрачным Юнги. Он хмурит брови и смотрит прямо на Кима, стоически игнорируя истошные вопли Чимина, из-за которых начинает звенеть в ушах. Но, Боже, если бы кто-то знал, как тяжело ему это дается. Юнги кривит губы и медленно дышит через нос. — Если тебе, — Тэхен судорожно сглатывает и прикрывает глаза: Мин терпеливо ждет, — если тебе хотя бы немного жаль Чимина, то, пожалуйста, помоги, я умоляю тебя, Юнги: сделай хоть что-то, ему же больно. Господи, я никогда не видел ничего подобного. Тэхен смотрит на Мина с такой надеждой, что тому становится стыдно. Он невольно вздрагивает, когда всего на секунду дает слабину и снова, снова находит самого себя в том зале: ревущего, стонущего и пытающегося безмолвно позвать на помощь. А Чимина тоже, тоже сгибает от боли пополам, и Юнги больше всего на свете хочется сбежать. Он не готов пережить подобное снова, он больше не уверен, что сможет выбраться. Колючий ужас лижет его затылок, когда Чимин вдруг замолкает, прекратив рыдания, и в следующую секунду комнату заливает его звонкий смех, переходящий в отвратительный визг. Он хватается за живот и смеется, опустив голову. Влажные волосы спадают на его бледное лицо: Чимин весело моргает и пьяно пошатывается (но Тэхен знает: он и с первым стаканом расправиться не успел) — Скажи это, хен, — сипло скрипит он, подняв дикий взгляд на Юнги. Тот приподнимает руку к груди, будто защищаясь, и делает короткий шаг назад. — Скажи, какой я жалкий, раз уж стою здесь и люблю тебя, пока все остальные отлично проводят время. И — о, нет — Юнги не злится. Он в ебаном ужасе. — Это не нормально, разве нет? Все шепчутся. — Он, типа, свихнулся, да? — Хосок на самом деле пригласил сюда психопата? Чимин смеется все громче, пока Юнги ошалело таращится на него и чувствует, как его собственный язык будто разбухает и заполняет весь рот. Он силится сказать хоть что-то: попросить Пака заткнуться и придти в себя — ну, например — но слова тонут в горькой слюне и превращаются в густое месиво, застревая в глотке и мешая дышать. Юнги хочется вырвать. — Ты не виноват, парень. Юнги зло дергает плечом и скидывает потную руку полицейского, тяжело дышащего прямо над его макушкой. Глаза щиплет от яркого света и изнурения: он не спит уже больше суток. Все это время Чимин находится за закрытой дверью, тяжелой, такой, что открывается обязательно с угрожающим лязгом. Полицейский обещает, что все устаканится, и уходит, насвистывая себе под нос. Юнги провожает его взглядом, полным отвращения, и запрокидывает голову. Он был вынужден так поступить, и Юнги очень надеется, что Тэхен тоже это знает. — Спасибо, что не навредил ему, — отрешенно бормочет Ким, скукожившись на соседнем стуле. — Не за что. Тэхен шмыгает носом и отворачивается. Он хочет спросить: Чимин на самом деле угрожал тебе? — но не спрашивает, потому что Юнги щадить его чувства не станет и ограничится только холодным: «да, твой сладкий дружок напал на меня в моем собственном доме, разве не круто?» — Он не убил бы меня, — спокойно говорит Мин, пожав плечами. Тэхен смотрит на него с благодарностью, потому что на самом деле хочет быть уверен, что Чимин никогда бы не пошел на такое. Даже если Юнги лжет, это все равно звучит лучше, чем то, что сказали ему полицейские. И это все равно, мать твою, лучше, чем убедиться, что тогда, поздно ночью, когда Тэхен притворялся, что спит, иступленный отчаянный шепот Чимина он расслышал правильно. Шепот, обязательно обещающий, что, если Юнги угодно разбивать чиминово сердце снова и снова, то его он тоже заберет с собой.ах, теперь они говорят, что я ебаный счастливчик, раз уж у меня есть ты.