Возбуждение. С самого детства Диппера одолевает возбуждение, как только речь заходит об аномалиях и вещах, не поддающихся объяснению.
«Страсть» — оправдывался он.
«Зависимость», — крутила у виска Мейбл.
«Все пройдет. Это просто подростковое», — отмахивался Стен.
«А, по-моему, это круто, когда у тебя есть любимое хобби», — с уверенной улыбкой поддерживала Венди.
«Чувак, ты начинаешь пугать», — все повторял Зус.
«Не слушай их…» — твердил внутренний голос.
Спустя время Диппер засомневался. А его ли это голос? Чем больше времени проходило, тем больше голос приобретал металлические скрипучие нотки с каплей безумия.
Прямо как у него…
Диппер отлично помнит, как сестра, его любимая близняшка, его неповторимая Мейбл, пообещала, что они всегда будут вместе. Что бы ни случилось. Ни при каких обстоятельствах они не расстанутся. А сколько ссор было на этой почве. Он ясно помнит, как она боялась остаться одна. И он не бросил ее, растоптав свои мечты, втоптал их в грязь, сравнял с мусором, но не бросил. Все ради сестры. О-о-о, он отлично все помнил, вот только не понимал, почему Мейбл не сдержала своего обещания.
Слезы. Вечно улыбчивое лицо его сестры, дарящее всем тепло и надежду, окропили горючие слезы. Лицо багровое, но не от смущения. Глаза блестят, но не от счастья. Он запомнил и ее стекляный взгляд, когда она успокоилась и наблюдала, как его, Диппера, связывают санитары. Огорченное лицо Стена. Громкий плач Зуса. Сочувствующий взгляд Венди…
Непонимание. Почему? Он был настолько зависим? Обида. Горечь. Боль от предательства.
Белый. Белый. Белый. Белые стены, белый потолок, белый пол, белые одежды санитаров и врача, и он весь в белом… Все в белом. Белый. Серый. Белый. Серый. Все скручивалось в одну мутную спираль. Заворачивалось в круговорот, засасывая и не отпуская назад, как черная дыра. Но он вырвался.
Желтый. Ярко-желтый. Среди белой пустыни больничного хаоса он вырывался из общей массы, как оазис. Его личный оазис. Не узнать его было невозможно. Этот цвет, как проклятие, вьелся в его глаза, в его сознание.
Издевательство.
Все казалось издевательством Билла. Будто все с самого начала так и было задумано. Задумано именно им. Но Диппер ошибается. Осознание этого приходит именно тогда, когда Сайфер, протягивает свою бледную веснушчатую ладонь, представляется и притягивает его к себе, шепча на ухо:
— Не стоит меня винить. То, что ты здесь, только твоя заслуга. Но я тебе помогу. Дай только знать.
И скрывается за дверью соседней палаты.
***
Диппер смотрит, как Мейбл в слезах выбегает из палаты и несется падаюшей звездой по коридору, после того, как он рассказывает ей о Билле Сайфере. Она считает его сумасшедшим? Почему? Он же не выдумал это все себе. Каждый, каждый чертов человек в Гравити Фолз помнит тот апокалипсис. Помнят все, а псих он? Несправедливость…
***
— Пойдем со мной, Деревце, — ласково, тихо шепчет на ухо Билл, — пойдем со мной в измерение снов. Там тебя никто не обидит…
Веснушки. Билл был весь в веснушках. Лицо, шея, плечи, руки… Они нравились Дипперу, как Сайферу нравились точки на его лбу, создающие созвездия медведицы. Билл считал это знаком избранности.
—
Они сломают тебя, — уверенно повторяет Билл, крепко сжимая мозолитсую ладонь парня.
Диппер больше не колеблется. Он знает — Билл прав. Даже если его однажды отсюда выпустят, ничего не будет как прежде. Паинс благодарен всем своим друзьям и близким за прекрасные времена, проведенные вместе. Но его идеалы и мечты не принимают. Выплевывают как изжеванную жвачку. Вырезают, как раковую опухоль. Хотят стереть, не понимая, что это не просто часть Диппера, это и есть Диппер. Только одно создание во всем мире принимает всего его без остатка. Паинс уверенно хватает Билла за плечи и крепко целует, давая свое согласие и ощущая худые пальцы поверх своей больничной рубашки. Надоедливый белый цвет сменяется приятным мраком.
