Часть 1
19 октября 2020 г. в 06:00
Однажды Гаррет унёс из Дома Цветов ключ от одной из комнат, как он думал тогда, запасной. Оказалось — единственный, который подходит к замку. И комната оказалась не обычной комнатой, а мистической загадкой, изменчивой и постоянной одновременно. Таинственной и тайной. Гаррет никогда не знает, за какой из дверей она поджидает его, но всегда узнаёт её.
Стоит переступить порог и закрыть дверь на защёлку, и время будто застывает. Нет. Время просто становится неважным, будто никуда больше не нужно спешить, будто старость — не подкрадывается мелкими шажками, приближая немощность и небытие.
Время и в самом деле замирает — снаружи, и это спасло Гаррету жизнь, тогда, в самый первый раз. Потому он и унёс ключ, а вернувшись позже, едва не отчаялся, пока не узнал о правиле: в Доме Цветов с некоторых пор постоянно случайным образом меняют местами дверные замки.
Внутри комната всегда разная — он видел её с роскошной кроватью в центре и с подвешенными к потолку гамаками, с дубовой скамьёй, в которую вкручены кольца, с дыбой и железной девой с укороченными шипами. Розовой, алой, слепяще-белой. Бархатно-чёрной и мягкой, серой и жёсткой от стали. Пыльным чуланом — и бальной залой. Интерьер всегда разный и всегда соответствует настроению. Единственное, что неизменно — чувство безвременья.
Сегодня здесь царят сумрак и спокойствие. Полутьму пронизывает запах свежего белья, сухого пуха, тёплой шерсти. И — очень слабый — аромат табака. Гаррет тихо прикрывает за собой дверь, почти бесшумно поворачивает защёлку, но человек на кровати, задремавший в ожидании его прихода, всё равно просыпается. Но не приветствует его, даже кивком, и не указывает на опоздание. Просто хлопает ладонью рядом с собой, приглашая присоединиться, и Гаррет не может противиться соблазну утонуть в мягкой перине и волнах спокойного сна.
Он избавляется от одежды за три шага. В другое время он делал бы это соблазнительно медленно, акцентируя чужое внимание на каждой пряжке, напоказ распуская завязки зубами… Сегодня эффективность важнее эффектности.
Перина принимает его в свои объятия, плечи обволакивает кокон нагретого одеяла. Тёплая ладонь касается щеки, лениво скользит вверх, растрёпывая волосы. Гаррет тихо мурлычет, зарываясь глубже, утыкается виском в чужое плечо и почти сразу проваливается в сон. Спокойный и безопасный.
Проснувшись, он не помнит, что ему снилось — только ощущение покоя, которое сон оставил после себя. Мужчина рядом с ним ещё спит, его рука всё так же касается головы Гаррета, а на плече остался след краски — избавляясь от одежды, Гаррет как-то позабыл о гриме. Впрочем, чёрная тушь куда лучше кровавых пятен.
Он потягивается, стараясь не потревожить спящего, обследует одеяльный кокон, чтобы выпутаться из него половчее, и, найдя достаточно неплотную складку, просачивается в приятную прохладу.
Уборную он находит за первым же гобеленом, с оленями и лисами. Почти охотничья сцена, только без охотников и гончих, без ловчих птиц, без силков и капканов. Одни лишь деревья, кусты и трава. Одни лишь олени и лисы, которые мирно сосуществуют среди этих кустов и деревьев. Мирный спокойный пейзаж, полностью соответствующий настроению.
Дверь за гобеленом такая же бесшумная, как и ведущая в комнату. И как половицы тёплого деревянного пола. За дверью — огромный бассейн для омовений, роскошный (по меркам Города) нужник, несколько тазов и ковшиков. Гаррет ищет взглядом бритву, но ожидаемо не находит. Да и незачем.
Закончив все дела с нужником, Гаррет забирается в бассейн, уже на треть полный водой, и лениво размышляет, дрочить или не дрочить. С одной стороны, конечно, было бы неплохо, с другой — в оставленной кровати его ждёт выспавшийся партнёр для этого дела. Чьё мнение насчёт подобного партнёрства, конечно, ещё предстоит узнать.
Впрочем, для начала следует использовать набранную воду по назначению.
Дауд входит в уборную, когда Гаррет оттирает вторую пятку, и в этом есть некое указание свыше, потому что после пятки Гаррет всерьёз собирался заняться всё сильнее жаждущим внимания членом. Ширму, стоящую полуразложенной у стены, Дауд игнорирует, но стеснения нет — они давно достигли того уровня духовной интимности, когда телесное перестаёт смущать в любых проявлениях.
Их свело нависшее над Гарретом Предназначение, завёдшее его на территории, куда он сам и носа бы не сунул. Их свёл загадочный Чужой, направляющий руку и мысли Дауда. Их свела сама судьба, потому что ни одной случайностью не объяснить то, что Гаррет пережил их первую встречу, и то, что Дауд уже сам устроил вторую.
Они не вели совместных дел, Гаррет лишь исполнял мелкие поручения. Но ни один из них не считал Дауда заказчиком, скорее, опасным приятелем, которому оказывают услугу. Попутно Гаррет никогда не упускал и собственной выгоды, а Дауда не волновало, что ещё унёс Гаррет, чтобы скрыть важность того, что поручено добыть или изъять.
После второй встречи Гаррет осознал, что не боится. Не боится — находиться рядом с опытным убийцей, одно имя которого вызывает на улицах опасливую тишину.
Беседовали они куда реже, чем мельком виделись, а встречи наедине и вовсе можно было пересчитать по пальцам, и всё же их общение больше напоминало флирт, нежели всё, что Гаррет полагал флиртом до встречи с Даудом. А позже, несмотря на всю занятость и таинственность, Дауд никогда не прогонял его, почему-то не считая нужным хранить секреты — даже государственной важности — от пройдохи и вора.
Когда они наконец оказались в постели (в постели Дауда, конечно: огромной, непривычно роскошной и мягкой, с пустыми столбами от балдахина, за тремя дверями, литыми ставнями и таким узким вентиляционным ходом, что даже крыса не пролезет…), то спали двенадцать часов подряд и, проснувшись, не испытали ни сожалений, ни неловкости — только острое желание как-нибудь обязательно повторить.
После этого они не стали встречаться чаще, и в этих встречах не прибавилось ни нежности, ни романтичности. Но рядом с Даудом Гаррету было спокойно, будто все заботы отступали, испугавшись его угрюмого присутствия. И казалось, что так будет всегда.
Глядя Дауду в глаза, Гаррет медленно вытягивает перед собой длинные руки. Растопыривает цепкие пальцы с коротко обрубленным ногтями. Поворачивает кисти из стороны в сторону, демонстрируя в кои-то веки отдраенную до розоватого оттенка кожу и лишённые траурной каймы ногти. Немного неудобный угол обзора, но ему надо, чтобы видно было обоим. Лицо Дауда искривляется в ухмылке, натягивая шрамы, он одобрительно качает головой, и Гаррет тоже ухмыляется, ещё медленнее подносит левую ладонь к лицу и облизывает каждый палец, по-прежнему глядя Дауду в глаза. Обхватывает губами плотные костяшки, легонько царапает зубами подушечки, отчего по руке вверх проскакивают быстрые искорки удовольствия. Напоследок Гаррет прикусывает выпирающую косточку на запястье и тянется ко рту второй рукой.
Взгляд Дауда жадно скользит по его губам, внимательно следит за ловкими пальцами, лишь изредка поднимаясь выше, чтобы на миг встретиться с глазами. В остальном Дауд кажется застывшей статуей — даже грудь не поднимается от дыхания. Странное и немного жуткое зрелище. Поэтому Гаррет смотрит на глубоко посаженные глаза, посверкивающие из-под бровей, на знакомые до последней линии шрамы, которых не прибавилось с последней встречи. На избороздившие лицо морщины. На мгновенно пересыхающие губы, между которыми то и дело мелькает розовый язык — так быстро, что не смотри он внимательно, не заметил бы.
В отверстие стока утекают последние ручейки мыльной грязной воды, и Гаррет не глядя подхватывает с табурета ковшик и набирает воду, чтобы полить на себя и смыть серые потёки. Слишком холодная вода обжигает до мурашек, мгновенно сжавшиеся соски саднит резким удовольствием. Гаррет намеренно прижимает к подрагивающей головке члена ледяной металл и снова вздрагивает, захлебнувшись вдохом от пронзительного контраста.
Дауд делает шаг вперёд. Один, но очень напряжённый. Целеустремлённый. Приближаясь ровно настолько, чтобы видеть отделённого от него бортиком бассейна Гаррета целиком. Гаррет разводит колени ещё шире, откладывает ковшик и обнимает нетерпеливо торчащий член пальцами, медленно вдавливая их в разгорячённую плоть. Поглаживает большим пальцем головку, смазывает ногтем выступившую на вершине каплю. Снова облизывает пальцы второй руки и обводит ими торчащие соски. Дауд каменеет телом, но лицо его расслабляется, и он подбадривающе кивает, будто задыхающийся от желания Гаррет нуждается в подбадривании. Будто он не готов кончить от одного лишь направленного на него жадного взгляда — или от вида того, как длинные паучьи пальцы, которые привыкли походя вскрывать замки и невесомо снимать с чужих тел украшения, обводят влажную налитую головку.
Он так и кончает, мечась взглядом между лицом Дауда и собственной рукой, ласкающей член. Беззвучно кричит, захлёбываясь влажным воздухом, напрягшись каждым мускулом в сладкой агонии, прежде чем обмякнуть, сползая на дно бассейна.
Дауд улыбается, и эта улыбка выглядит почти чуждой на его расчерченном шрамами и морщинами лице. Гаррет смаргивает выступившие едкие слёзы и пот, снова тянется наполнить ковшик, чтобы закончить омовение, и Дауд кивает ему и выходит в комнату. Когда Гаррет наконец выбирается следом, на низком столе его ждёт еда: хлеб, мясо и яблоко, такое дразняще красное, что первым Гаррет впивается зубами именно в него.
Одевается Гаррет медленно, будто нехотя. Затягивает зубами завязки, гладит пальцами ремешки и пряжки, вытягивает ноги и крутит стопами, проверяя, удобно ли села обувь. Нежится и красуется под внимательным взглядом. И не смотрит в ответ, потому что не уверен, что не начнёт тогда раздеваться обратно.
Покидать комнату не хочется. Уютная кровать манит к себе, бассейн с тёплой водой вспоминается с лёгким всплеском возбуждения, присутствие Дауда отзывается в самом сердце нежной тоской, перемноженной с таким редким в его бытии чувством спокойствия. Гаррет, наверное, мог бы остаться здесь до конца жизни. Запереться изнутри, спать, есть, нежиться в мыльной воде, устраивать целые представления из любого действия — от самоудовлетворения до нарезки мяса. Размеренное существование на старости лет — это ли не мечта.
Гаррет поворачивает защёлку, открывает дверь. Он выходит в пропахший благовониями коридор, чувствуя себя чистым, довольным, сытым и отдохнувшим, наверное, на несколько месяцев вперёд. Дверь за его спиной тихо встаёт на место, неслышно щёлкает ручка. Там, за дверью, тайная комната впадает в спячку, чтобы как-нибудь после появиться за другой дверью, поджидая своего любимого визитёра. В небытии растворяется шикарная кровать с мягкой периной, богатые гобелены с мирными сценами, роскошная уборная с горячей водой и без единой бритвы… Растворяется нескрипучий деревянный пол и обитый бархатом сундук, холодный шкаф с остатками мяса и хлеба. И Дауд, совсем ненадолго возникший из небытия лишь потому, что Гаррет вот уже почти год не может спокойно спать.