Минуты покоя

Артур Пендрагон сидел во главе длинного стола в своих покоях, окружённый ночной тьмой. Он откинул голову на спинку стула и попытался собраться с мыслями, но в голове снова и снова прокручивалось одно и то же воспоминание. На секунду, когда Утер очнулся и улыбнулся ему, Артур позволил себе думать, что всё будет хорошо. В своей отчаянной попытке спасти жизнь отца он пошёл против всего, чему его учили о магии, о том, какое это зло и какую боль она причиняет, и на одно чудесное мгновение он подумал, что поступил правильно. Затем в одночасье лицо Утера изменилось. Улыбка, которую он носил всего несколько секунд назад, скользнула прочь, как капли дождя на оконном стекле, и его глаза наполнились страхом. Прежде, чем Артур успел сообразить, что происходит, на лице Утера застыла неподвижная маска, и он ушёл навсегда. Теперь Артур сидел один в темноте. Образ лица отца в то мгновение, когда смерть забрала его, жёг его заживо, пока где-то глубоко внутри него росло осознание того, что он теперь король Камелота. Понимание этого вызвало чувство паники. Он не был готов, сказал он себе, не в силах сдержать болезненные трепыхания в груди. Он был слишком молод, слишком неопытен, чтобы заслужить уважение окружающих королевств, как это делал Утер. Они увидят в нём мальчишку, играющего в короля, и воспользуются этим, чтобы организовать вторжение, а что народ? Они боялись его отца, Артур не был настолько наивен, чтобы думать иначе. Утер правил своим королевством железной хваткой, и подданные подчинялись каждому его приказу, потому что твёрдо знали, что произойдёт, если они этого не сделают. Был ли он, Артур, готов править? Будет ли его народ верить в него и доверять ему защищать их в самые трудные времена, или они будут думать, что он ребёнок, неспособный вести своих людей и уберегать их от зла, по-детски цепляющийся за образ Камелота, который так долго грезил создать, места, где уважают всех, независимо от их статуса и положения? В тот момент, когда паника Артура, казалось, усилилась и он глубже погрузился в своё кресло, тишину комнаты нарушил стук в дверь. Артур выпрямился. Это не мог быть Мерлин, он никогда не стучал, и Артур сомневался, что его слуга начнёт сейчас. Это мог быть Гаюс, размышлял он, но тогда старый лекарь готовил тело его отца к ночному бдению, так что и на его счёт были сомнения. — Артур, можно войти? Из-за двери донёсся знакомый голос, и Артур невольно вздохнул. Он должен был догадаться, что она придёт. Гвиневра. Внезапно тяжесть горя Артура и вызванных в нём смятенных чувств, а также страх перед всеми обязанностями, лежавшими на его плечах, немного рассеялись. Прежде чем Артур успел ответить, дверь перед ним открылась, и Гвен тихонько прокралась внутрь. Когда она вошла, луч света из освещённого факелами коридора осветил комнату, и Артур с непривычки зажмурился. Свет погас, когда она заперла дверь. Артур опустил глаза, и покои вновь погрузились во мрак. — Артур? — Она всмотрелась в темноту комнаты. Артур мог видеть, как она напряглась, пытаясь поймать его взгляд. — Гвиневра, — тихо позвал Артур, чтобы не напугать её. Он удивился тому, что её имя всегда звучало как молитва на его губах. Даже сейчас, когда он едва узнавал звук собственного голоса, когда горе и усталость пожирали его с головой, имя Гвиневры было тоской, надеждой, чем-то, за что можно было держаться на неведомом пути впереди. Артур наблюдал, как Гвен различает его силуэт в полутьме. Он заметил, какой нерешительной она выглядела, точно не была уверена, хотят ли её видеть. — Я… я не хотела тебя беспокоить, — растерянно пробормотала она. — Если ты хочешь побыть один, я могу… Я просто… я должна была прийти. Присутствие Гвен, даже в её нервном состоянии, было бальзамом на сердце Артура. Его лихорадочный ум на мгновение успокоился, и ноющая тяжесть горя стала легче, когда знакомые нерешительные повадки Гвиневры зажгли тепло внутри него. — Артур, можно я разожгу камин и зажгу свечи? Я просто хочу увидеть тебя, убедиться, что ты в порядке. Часть Артура хотела ответить, что он в порядке и ей не нужно беспокоиться, но он знал, что этим наверняка обидит её и она уйдёт, оставив его одного в глухой темноте, поэтому кивнул. — Спасибо. Да, конечно, — ответил он. — Думаю, Мерлин давно бы уже зажёг свечи. Наверное, он с Гаюсом, помогает подготовить отца… — волна эмоций внезапно нахлынула на Артура, и он с трудом сглотнул, силясь взять себя в руки, а затем продолжил: — Наверное, он помогает подготовить тело отца к сегодняшнему бдению. От Гвен не ускользнуло волнение в голосе Артура. Она чувствовала, как он боролся с собой, пытаясь сдержать свои чувства, и её сердце разрывалось при виде него. Вместо ответа она взяла растопку, которую держала в руке, и подошла к камину. Она сделала всё быстро, и вскоре комнату осветило пляшущее пламя. Затем, взяв с каминной полки свечу, Гвен обошла покои и зажгла остальные свечи, отбрасывая мягкий свет по всей комнате. Когда комната наполнилась тёплым светом, она погасила свечу в своей руке и вернула её на каминную полку. Затем встала у края стола, мягко ухватившись за спинку стула перед собой и повернувшись к Артуру. Она оглядела его лицо, красные круги вокруг глаз, тёмные тени под ними. Усталость, казалось, сходила с него волнами. Он положил руки на подлокотники кресла и хотел было встать, но ему не хватило сил. Он продолжил сидеть, внезапно вцепившись руками в кресло, как в тиски. Гвиневра заметила, как слегка дрожат его руки, и ей безумно захотелось утешить его, но по своему печальному опыту она знала, что для его горя сейчас нет утешения. — Мне так жаль, Артур, — сказала она после недолгих раздумий. Она прекрасно понимала, что не испытывает боли из-за смерти Утера. Она была достаточно честна с собой, чтобы признать, что в её жизни были моменты, когда она желала его смерти, но теперь, глядя на Артура, видя потерю, которую он переживал из-за смерти единственного родителя, Гвиневра была искренне опечалена. Кем бы ни был Утер, он всё равно оставался отцом Артура. Вот что сейчас имело значение. Артур мрачно кивнул. — Спасибо, это значит для меня больше, чем я могу выразить. — Артур хорошо знал, как Гвен относится к его отцу. Он знал, что она не почувствует собственного горя. Несмотря на это, она заботилась о нём достаточно, чтобы прийти и выразить сочувствие его горю — ради него. Если бы Артур мог выразить это словами, он бы сказал, что никогда не был так благодарен и не любил Гвиневру больше, чем сейчас. Он не стал продолжать, надеясь, что она поймёт, что момент пока был неподходящий. — Я могу что-то сделать для тебя, что угодно? — прервала она ход мыслей Артура. — Я знаю, что ни одно моё слово не облегчит предстоящие дни, но я хочу помочь тебе, Артур, если смогу. — Едва заметный намёк на неуверенную улыбку скользнул по её губам. Он исчез так же быстро, как и появился. Артур глубоко вздохнул и недоумённо покачал головой. — Мне просто нужно понять, что произошло. Он ведь очнулся, он смотрел на меня. Он улыбнулся мне, Гвиневра. Он улыбнулся, и вдруг его лицо изменилось. В один миг ему стало больно, и он едва мог дышать, а затем… — Артур резко замолчал, не в силах продолжить. Он быстро заморгал, пытаясь сдержать слёзы, которые вот-вот грозили пролиться. — О, Артур. — Гвен пересекла разделявшее их расстояние и встала рядом с его стулом. Ей хотелось дотянуться до него, прижать к себе и унять боль в его глазах, но он всё ещё пытался вернуть себе самообладание. Гвен слишком хорошо знала, что если она сейчас обнимет Артура, то он отбросит свои чувства прочь и потеряется в ней, но она понимала, что сейчас ему нужно было поговорить, разобраться в себе, и отталкивание эмоций было не лучшим выходом. — Я… я не смогу это сделать, Гвен, — испуганно признался Артур дрожащим голосом. Он так крепко вцепился в подлокотники кресла, что костяшки его пальцев побелели. — Когда… когда отца ранили… Пока не пришла помощь, я держал его на руках… Я сказал ему… сказал, что не готов стать королём. — Говоря это, Артур смотрел куда-то вдаль, будто витал в своём собственном мире. — Он ответил, что я готов, сказал, что я уже давно готов, но я не верю в это. Как мой отец может быть мёртв и как я могу быть королём? — произнёс Артур надтреснутым голосом. Гвен опустилась на колени рядом с Артуром и положила руки ему на предплечье. Артур повернулся навстречу её прикосновению. Слёзы жгли его глаза, когда он протянул другую руку и взял её ладонь в свою. Он прижал её к груди и зажмурился, уступая дорогу слезам, которые так храбро старался сдержать. Гвен чувствовала, как под её рукой бешено колотится его сердце. Она видела, как он начал распадаться на части и давать свободу своей боли. — Артур, — прерывисто прошептала она, роняя слёзы — но не из-за Утера, а из-за него. — Как я могу быть королём? — повторил Артур, уже открыто плача, океаны в его глазах были полны муки. — Как я могу вести Камелот и защищать людей? Как я могу принимать за них решения, когда половину времени я даже не знаю, что правильно? Люди будут ждать от меня определённости, решительности. Как я могу дать им всё это, когда я и сам-то понятия не имею, что, чёрт возьми, я должен делать? — Артур покачал головой, и из него вырвался ещё один всхлип. Он крепко сжал руку Гвен, словно она была его единственным якорем в мире, который вращался вокруг него. — Ты можешь сделать это, Артур, — с силой проговорила она, не обращая внимания на собственные слёзы. — Ты готовился к этому всю свою жизнь. Ты столько раз вёл рыцарей в бой, и ты хорошо справлялся, даже когда другие думали, что ты потерпишь неудачу. Я знаю, ты можешь это сделать. Артур упрямо покачал головой. — Возглавить рыцарей — это не то же самое, что возглавить королевство, Гвен. Да, люди будут искать во мне силу и уверенность, как это делают рыцари, но в бою мы все вместе сражаемся за победу. А теперь я буду принимать решения за людей один, как король. Я не представляю, как буду это делать. Гвиневра благосклонно улыбнулась ему. — Ты возглавляешь своих людей с тех пор, как заболел твой отец. Ты принимал решения и действовал в соответствии с ними. Ты сохранял королевство в безопасности. Люди слушали тебя, Артур, а не твоего отца, в течение многих месяцев, и ты вселил в них уверенность, — сказала она решительным тоном. Артур крепче сжал руку Гвен, тронутый её попыткой ободрить его. Однако его сомнения и страхи всё ещё никуда не исчезли. Годы, когда каждый его поступок подвергался сомнению и каждое решение принималось за него отцом, проносились один за другим в его голове. Теперь, когда отца не стало, все решения придётся принимать ему одному. Это были чудовищные перемены. — Артур, я… однажды я солгала тебе, — пробормотала Гвен. Артур поднял глаза, озадаченно нахмурившись. Она смущённо перевела взгляд на их сцепленные руки, прижатые к его груди. Тень улыбки тронула его губы. — Держу пари, ты никогда в жизни не лгала. — Несмотря на утрату, его улыбка превратилась в тёплую усмешку. Гвен закатила глаза и улыбнулась вместе с ним, радуясь тому, что немного подняла ему настроение. Через мгновение её лицо стало серьёзным. — Я солгала тебе всего раз, несколько лет назад. Улыбка сбежала с его лица. — Когда? — Когда тебя укусил зверь рыкающий, — призналась она, собравшись с духом. Артур попытался мысленно вернуться в прошлое. То время было всё ещё расплывчатым, затуманенным искажением жгучей лихорадки. Единственное, что было ясно — это звук голоса Гвиневры, который прорезал темноту и вернул его к жизни. Оглядываясь назад, Артур понимал, что всё изменилось в тот момент, когда Гвен отчитала его в Эалдоре за то, что он воротил нос от их скудной еды. Никто никогда не говорил с ним так, как Гвиневра в тот день. Тогда он удивлялся тому, как служанка могла заставить его стыдиться своего поведения больше, чем любая лекция, которую когда-либо читал ему отец. Затем его укусил зверь рыкающий, и его жизнь повисла на волоске. Даже сейчас, годы спустя, Артур не помнил о том времени ничего, кроме нежных прикосновений Гвен и успокаивающего звука её голоса. С того момента она постоянно присутствовала в его сознании. Артур поймал себя на том, что всё больше думает о ней не как о служанке, а как о девушке. Он сказал себе, что в этом нет ничего особенного, она просто поразила его своим умением противостоять ему, когда даже его рыцари оставались в стороне, но в глубине души он знал, что даже тогда это было неправдой. В следующий раз, когда его жизнь оказалась под угрозой, он остался в её доме, и она снова бросила вызов его поведению. И уходя тогда, готовясь вернуться к своей собственной жизни, Артур ничего не мог с собой поделать. Не думая о последствиях, не думая о том, что это будет значить, Артур поцеловал Гвиневру. Он живо помнил тот день. Помнил её мягкие, сладкие губы на своих губах. Помнил тепло солнца на своей щеке. Помнил, каким живым он чувствовал себя в тот момент — таким, как никогда прежде. — Тогда я сказала тебе, — продолжила она, прерывая размышления Артура, — что просто пыталась унять жар, но это было не совсем так. — Она мягко высвободилась из его хватки и заломила руки — привычка, которая проявлялась, когда она была взволнована. Губы Артура изогнулись в кривой усмешке. — Я всегда знал, что ты сказала что-то в тот вечер. Меня лихорадило, но я не оглох. Гвен снова закатила глаза, услышав дразнящий тон Артура. За прошедшие годы он так сильно изменился, размышляла она, чувствуя прилив гордости при мысли о том, как он превратился из высокомерного принца в человека, которым стал сейчас, заняв своё место на троне. И всё же, несмотря на свою взрослость, он всё ещё любил быть правым. — Так что же ты сказала? — продолжил он с озорным огоньком в глазах. Гвиневра вздохнула: отступать было поздно. — Я сказала, что ты не умрёшь. Сказала, что знаю, что однажды ты станешь королём… более великим, чем когда-либо мог быть твой отец, и что я живу ради этого… — Гвен следила за выражением лица Артура, ожидая, что он обидится или расстроится из-за её слов, но он ничего не ответил. Он просто сидел, слушал и смотрел на неё тёплым и ласковым взглядом. — Я сказала тебе, что ты будешь жить, чтобы стать тем, кто ты в душе. В Камелоте воцарится справедливость, народ будет любить своего короля и гордиться им, а затем я сказала, что ты должен жить. — Воцарилось молчание, и Гвен стала терпеливо ждать ответа Артура. — Ты… — он замолчал и с трудом сглотнул. Шутка замерла на его губах, когда Гвиневра заговорила. Теперь, когда он услышал её речь, они задрожали по другой причине. — Ты совсем никогда не теряла веру в меня? Гвен решительно покачала головой. — Нет, никогда. — Она смело встретила взгляд Артура, решив дать ему веру в себя, которую знала в нём много лет. Артур напряг брови, обдумывая слова Гвиневры. Воспоминания о стольких мгновениях, проведённых рядом с ней, пронеслись в его голове. На протяжении многих лет она отчитывала его, спорила с ним и подвергала сомнению его поведение и поступки, но она ни разу не теряла свою веру в него, даже когда он подвёл её, не защитив от казни её отца. — Даже сейчас? — тихо спросил Артур, снова беря её руку и прижимая к своему сердцу. Гвен торжественно кивнула, и её глаза заблестели в свете свечи. — Особенно сейчас, — ответила она и одарила его лёгкой улыбкой. Она захлопала глазами и поспешила добавить: — И дело не только во мне. Твои люди верят в тебя, Артур, всегда верили, и они хотят помочь тебе привести Камелот к миру и процветанию. — Она прижала ладонь к его колотящемуся сердцу, будто её прикосновение было обещанием. Это было странно, размышлял Артур, сжимая руку Гвен. Утер подталкивал, уговаривал и прямо приказывал своему сыну совершать поступки, которые, по его мнению, сделают Артура хорошим королём и послужат на благо королевства. Чего он никогда не делал — так это не давал Артуру веру в себя, в то, что он может стать королём, в котором нуждался Камелот. Несколькими короткими словами Гвиневра подтвердила свою веру в него и дала ему понять, что народ на его стороне. Это было всё, что он хотел услышать… Кроме… Артур откашлялся и снова заговорил: — Послушай, Гвиневра. Насчёт нас, насчёт будущего… Гвен покачала головой, её взгляд внезапно погрустнел, и она попыталась отдёрнуть руку и встать на ноги, когда каждый инстинкт подсказывал ей, что нужно выйти из комнаты и держаться подальше от нового короля. — Сир, если теперь между нами что-то должно измениться… — она произнесла это почтительное обращение непроизвольно, предчувствуя худшее и желая облегчить ему задачу. Увидев в её глазах желание сбежать, Артур крепче прижал её руку к себе и вздрогнул от такой формальности. — Значит, ты всё-таки потеряла веру в меня. — Он не смог скрыть разочарования в своём голосе. Гвен изумлённо раскрыла глаза. — Нет, вовсе нет, просто… Я знала, что этот момент настанет однажды. Ты станешь великим королём, а я… — А я не хочу другой королевы рядом с собой, — твёрдо прервал её Артур, когда она попыталась в очередной раз напомнить ему о своей очевидной непригодности быть его королевой. На мгновение Гвен застыла с открытым ртом, но поспешно пришла в себя, щёлкнув зубами в тишине комнаты. — Ты… что? — Она знала, как нелепо это звучит, но ничего не могла с собой поделать. В любой другой момент ошеломлённое недоверие на лице Гвен очень позабавило бы Артура, но сейчас было не лучшее время. — Однажды я обещал тебе, что, когда я стану королём, всё будет иначе и мы будем вместе, ты помнишь? Гвен задумчиво кивнула, вспоминая то ужасное время, когда она боялась за свою жизнь, потому что Утер убедил себя, что она использовала колдовство, чтобы очаровать его сына. Когда всё закончилось, он дал ей своё обещание. — Конечно, помню, — тихо ответила она с непролитыми слезами в голосе. Желание покинуть комнату исчезло, уступив место необходимости остаться и услышать, что скажет Артур. Артур кивнул, и его хватка на руке Гвен снова сменилась нежностью, когда он увидел, как желание сбежать из комнаты погасло в её глазах. Он облегчённо выдохнул. — Я не отказываюсь от своих слов, Гвиневра, — ответил Артур ласковым и в то же время решительным тоном. — Я бы всё ещё пожертвовал своим местом на троне ради тебя. — Но теперь это твой трон, Артур, ты нужен своему народу здесь, в Камелоте. Артур снова кивнул. — Именно поэтому я прошу тебя подождать меня, Гвен, ещё немного. — Он с надеждой посмотрел на неё со своего места за столом. — Если бы я мог, то объявил бы о нашей помолвке прямо сейчас, но, я думаю, мне нужно время, чтобы привыкнуть быть королём. Я хочу показать всем, что мне можно доверять и что я серьёзно отношусь к своим обязанностям перед королевством. Гвен понимающе кивнула и ласково коснулась его щеки. Её сердце заколотилось, когда он подался навстречу её прикосновению, а затем повернул голову и нежно поцеловал её ладонь. — Я понимаю, Артур, и буду ждать тебя. Я буду ждать столько, сколько потребуется, — сказала она, одарив его нежной улыбкой. — Но дело не только в изменении моего положения. Я хочу, чтобы люди видели, что я и к тебе серьёзно отношусь. Нам так долго приходилось скрываться, и я хочу, чтобы это изменилось. Я хочу, чтобы меня видели с тобой. Хочу, чтобы мы вместе гуляли по рыночной площади, не боясь разоблачения. Хочу, чтобы двор видел тебя рядом со мной и понимал, что это твоё место. Чтобы люди знали, что я твой и что ты будешь моей королевой. Гвен внезапно нахмурилась. Она так долго ждала момента, когда не придётся скрывать свои чувства к Артуру, что мысль о том, чтобы раскрыться перед всеми сейчас, странно действовала на нервы. И ещё был Совет. Выйти из тени и заявить о себе как о будущей королеве перед людьми, среди которых она прожила всю свою жизнь, будет уже достаточно трудно, а быть принятой Советом и вовсе казалось невозможным. — В чём дело? — спросил Артур, заметив, как потупился её взгляд. Она неловко вздрогнула. — Я… всю жизнь прожила среди людей Нижнего города. Они любят тебя и захотят, чтобы ты был счастлив, но видеть, как одна из них становится королевой, для них будет сложнее, чем ты думаешь. И потом, твой Совет. Я служанка, Артур. Да, я всё это время ухаживала за твоим отцом, пока он болел, но для Совета я всё ещё служанка. Я подавала еду и напитки на их заседаниях, как они отреагируют на твоё объявление о том, что я стану королевой? Артур нахмурился, и Гвен тут же узнала этот мрачный взгляд, сопровождавший его всякий раз, когда он был раздражён. Это были единственные моменты, когда он походил на своего отца. Он вырвался из её объятий и выпрямился, сердито глядя на неё. — Мне всё равно, что они думают, теперь я король и могу делать что захочу. Гвиневра вспомнила, каким капризным хвастуном бывал Артур, когда вёл себя подобным образом. Как бы она его ни любила, эта его сторона была точно такой же, как у Утера — непреклонной, бескомпромиссной и неразумной. — Значит, ты собираешься выставить меня напоказ и потребовать, чтобы твой народ и Совет вот так взяли и смирились с этим? Потому что если так, Артур, то позволь сказать тебе… Внезапно Артур осознал, что он делает. Он опустил глаза, услышав резкие нотки в голосе Гвен. Он знал, что она будет беспокоиться о том, чтобы их отношения стали достоянием гласности. И он не мог спорить с её опасениями, но вместо того, чтобы прислушаться к ней, он решил показать власть. Именно так поступил бы его отец. Когда Гвен замолчала, Артур поднял глаза. Она нервно прикусила губу, решив, что зашла слишком далеко. — Прости, — тяжело вздохнул он. — Я не хотел, чтобы это прозвучало… ну, прямо как у отца. — Краска стыда разлилась по его лицу. — Я просто хочу, чтобы мы были вместе, Гвен. Я хочу, чтобы нас видели рядом, чтобы я мог показать всему королевству, как высоко я ценю твою мудрость и твой совет. Я хочу, чтобы люди видели нас и знали, что это не какое-то мимолётное увлечение. Хочу, чтобы все они: Совет, народ — увидели, как сильно я люблю тебя и как сильно ты нужна мне, если я хочу быть хорошим королём. У меня нет ни малейшего намерения выставлять тебя напоказ, но мне так надоело прятаться, и я больше не хочу делать это, только не с тобой. Прислушиваясь к излияниям Артура, Гвиневра снова кое-что поняла. Вот он — настоящий Артур, подумала она с облегчением. Это был тот человек, которого она всегда видела в нём. Это был человек, которого она любила, человек, который однажды сделает Камелот великим. Она снова потянулась к его щеке, тронутая его словами и раскаянием в глазах. — Я понимаю, Артур, конечно. — Она нежно погладила его по щеке. — Но я не хочу, чтобы ты думал, что это будет легко. Народ, может, и примет меня, я знаю многих из них всю жизнь, так что они, наверное, не станут возражать, если… — Когда, — ласково поправил Артур. Услышав его голос, Гвен мягко улыбнулась и проигнорировала его вмешательство. — Но я беспокоюсь о том, что Совет усложнит тебе жизнь, особенно в первые дни, когда ты больше всего будешь нуждаться в их поддержке. Артур кивнул, понимая её чувства. — Конечно. Я понимаю. Но мы начнём постепенно. Я привыкну к переменам в своём положении, и ты сможешь быть рядом со мной на каждом шагу, если захочешь. А потом, когда придёт время и мы будем готовы, я задам тебе вопрос, которого так долго ждал, и ты сможешь дать мне свой ответ. — Так ты не знаешь, каким будет мой ответ? — игриво улыбнулась она. Лицо Артура просияло, и его глаза заблестели, когда он заметил её веселье. — Ты всё время меня удивляешь, так что не буду загадывать, но ты должна знать, что я могу быть очень убедительным, если придётся. Гвен уже собиралась ответить на его дерзость, когда раздался колокольный звон. Близилась ночь. Она тихо вздохнула. — Мне пора идти, — сказала она и неохотно отошла от Артура. Артур нерешительно кивнул и опустил голову. — Мерлин скоро придёт, чтобы помочь мне подготовиться к бдению. Гвен ответила коротким кивком. — Ты будешь в порядке? — спросила она, глядя на него заботливым взглядом. — Да, благодаря тебе, — решительно кивнул он. — Но я ничего не… — Ты сделала больше, чем думаешь, Гвиневра, ты всегда это делаешь, — твёрдо прервал её Артур, пресекая её попытку преуменьшить свою доброту. — Спасибо тебе. — Он произнёс эти слова медленно, желая, чтобы она знала, что он не просто благодарил её за поддержку, которую она оказала ему в этот вечер. Он благодарил её за всё, что она когда-либо делала для него, за все уроки, которым она его научила, и за пути, которыми направляла его, чтобы стать человеком, который теперь был королём. Напоследок Гвен развернулась и направилась к двери. — Гвиневра? — Она обернулась на его голос, но вместо того, чтобы заговорить, он просто глядел на неё бездонными глазами, полными нежности и всего того, что он не мог выразить словами. Она встретила его взгляд и ответила глазами, что всё поняла, а затем выскользнула в ночь.