Push and Pull

О нем трудно не беспокоиться. Возможно несколько лет назад они начали не с лучшей ноты. Невозможно доверять человеку, улыбающемуся все время и не проявляющему признаков слабости. Но в первый раз, когда он вошел в конференц-зал — тот раз, когда директор, стоя на столе, раскрыл собравшимся секрет силы Всемогущего — Айзава немного приблизился к пониманию его натуры. Мускулистая форма Всемогущего громкая и буйная, переполненная уверенностью, сияющая, словно блестки и радуга. Не то чтобы Айзава недооценивал его работу. Несомненно, Символ мира изменил общество в том или ином смысле, очевидно много чем пожертвовав. Но для Айзавы эта форма — фальшь. Просто фасад. Мир этого не знал, а Айзава — да, и он ненавидел это. Но его истинная форма — Тошинори Яги с запавшими глазами и хрупким выражением на усталом лице — Айзаве нравится эта его сторона личности. Кому-то эта форма может показаться болезненной, но Айзава видит в ней человека с длинными ногами и взъерошенными волосами, с мягким и усталым видом, повидавшего в жизни некоторое дерьмо. С течением времени они оба стали понемногу понимать друг друга. После битвы за UA Тошинори позвал его выпить. — Я на обезболивающих, — невозмутимо ответил Айзава, глядя прямо в уставшие глаза. Тошинори пожимает плечами: — Просто не рассказывай Исцеляющей Девочке. Айзава и не рассказал. Возможно это станет их еженедельной традицией, а может и нет. Пропустить по стаканчику. Иногда им требуется выпить — чтобы забыть о жестокостях прошедшей недели — а иногда они даже не пьют. Они могут просто купить немного газировки и упаковку картофеля фри. Временами они разговаривают, а временами — нет. Вот, что Айзаве нравится в Тошинори. Он ничего от тебя не ждет. После фиаско в тренировочном лагере они объединяют их взаимное желание защитить этих детей. Герои собрались вместе. Осторожно составленный план готов. А потом случается Камино. Падение Всемогущего — катастрофа для общества, горькая пилюля, которую миру нужно принять. Но Айзава видел его каждый день за последние полтора года, и даже он заметил, что его время настало. Всемогущий выглядит уставшим. Как и положено человеку, держащему мир на своих плечах. А каждому человеку нужен отдых. — Пламя во мне погасло, — говорит Тошинори, но умудряется вернуться в школу спустя неделю с неизменной улыбкой на лице. Он до сих пор носит этот фасад силы. Айзава видит его насквозь. Чтобы снова прийти в бар с Тошинори, им нужно еще несколько недель для успокоения. Он начинает носить одежду, подходящую ему по размеру; наверное, это какой-то новый уровень принятия. Как бы то ни было, это первый раз, когда Айзава видит Тошинори и может сказать, что он… он выглядит… привлекательно. На нем брюки от костюма и рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Они сидят на нем великолепно, подчеркивая длинные стройные линии его тела. Ремень на брюках показывает, насколько тонка талия Тошинори. У него усталые глаза и сжатые от утомления челюсти, но он хорошо выглядит. — Хэй. — Йо. — Давненько мы не выбирались, не так ли? — И правда, — Айзава оглядывает бар. — Здесь что-то поменялось. Тошинори пожимает плечами: — Что-то поменялось, — эти слова бьют по барабанным перепонкам. Официантка уже ждет их заказа. Впрочем, заметив Тошинори, она кланяется, принося благодарность и извинения. — Я не знала, что это были Вы, Всемогущий, — она снова делает поклон. — Простите меня. Тошинори улыбается, мягко потянув ее за руку до тех пор, пока она не выпрямляет спину. — Вы бы вряд ли узнали. Она приносит им сакэ и пиво. Тошинори со щелчком открывает банку со светлым и делает большой глоток. — Тебе можно такое пить? — спрашивает Айзава ровным голосом. — Не-а, — лучезарно улыбается Тошинори, отпивая еще. Айзава фыркает и прижимается к горлышку. Айзава не очень хорошо разбирается в… чувствах. Люди говорят, что ему не хватает эмпатии. Но Тошинори сейчас тяжело и больно, и это не устраивает Айзаву. И он не может игнорировать это тяжёлое ощущение в груди. Он начинает с простого и неуклюжего: — Все в порядке? Тошинори поднимает взгляд: — Хм? — Должно быть, это тяжело, — продолжает Айзава. — То, что произошло в Камино. Тошинори издает звук, похожий на ааааа, и отпускает свой напиток. Он быстро пробегается языком по нижней губе, розовая вспышка на бледной коже. — Это было ожидаемо. — Ты знал, что это произойдет? — Все могло пойти ещё хуже, — пожимает плечами Тошинори. Айзава чувствует какой-то неприятный комок в своем животе. Он скорее утверждает, чем спрашивает: — Ты мог умереть. — Да. Айзава прикусывает щеку изнутри, безмолвно кивая. Тошинори поворачивает голову, чтобы откашлять кровь из легких в салфетку. — Я рад, что этого не случилось. Тошинори смеётся, разрушая мрачную атмосферу вокруг них. — Я тоже! — Ты всё ещё собираешься преподавать? — Что ж, это единственное, что мне остаётся, — он опускает взгляд на свои руки. Они перебинтованы, белые полоски ткани тянутся от плеч, просвечивая сквозь рукава рубашки. — Если уж я подвел мир, тогда я должен вырастить новое поколение, которое этого не сделает. Есть что-то грустное в его глазах. Он улыбается через силу, а глаза остаются холодно-голубыми. Айзава немного отпивает свое пиво и, глядя вверх из-под ресниц, повседневно говорит: — Ты не одинок в этом, знаешь. Эти слова так шокируют Тошинори, что он поднимает голову, встречаясь с ним взглядами. У него ошеломленный вид — словно он никогда не рассматривал этого варианта. — Да, — бормочет он. — Думаю, да. — И ты никого не подвел, — Айзава отпивает. — Так что ты уже можешь наконец заткнуться. Тошинори смеется снова, кивая самому себе, говоря да, да, верно. Это грустный день, но он проведен в приятной компании. __________ Они проводят урок тренировки квирков, когда появляется Тошинори. Его травмы, возможно, и зажили, но Айзава все еще чувствует неуверенность. Бакуго своими взрывами грозит проломить дверь в царство небесное. Тодороки сражается с фигурами, создаваемыми Цементосом. Класс практикуется, кругом летает мусор от драк. Тошинори входит в зал, его глаза сияют, а пушистые волосы завязаны в хвост. Ученики очень рады увидеть его, но Айзава — нет. — Тебе нужен отдых, — говорит он, отогнав студентов подальше. — Я отлично себя чувствую, — улыбается Тошинори. — Да, но это… — Если ты скажешь, что «это опасно», я пробью тобой эту стену, — шутит Тошинори, разминая кулаки. Айзава неодобрительно хмурит брови: — В прошлый раз, когда ты явился сюда, тебя чуть не придавило глыбой. — Но все закончилось хорошо, не так ли? — Потому что Мидория спас тебя. — Я не собираюсь отсиживаться в стороне, — Тошинори фыркает. — Я не такой хрупкий, как ты думаешь. Но ты именно такой. — Пусти его, — говорит Цементос. — Я присмотрю за ним. Айзава наблюдает за быстро удаляющимся Тошинори, уделяющим время каждому ученику по-отдельности. Он отлично умеет поднимать дух студентов, в отличие от самого Айзавы. Сначала он высказывает им критику, потом дает совет и отправляет их тренироваться дальше в приподнятом настроении. — Ученикам не помешала бы моральная поддержка, — улыбается Цементос. — Разве я не хорош в качестве группы поддержки? Цементос коротко смеется. — Конечно, хорош. — Возможно здесь намечается что-то вроде «хорошего копа» и «плохого копа», — задумчиво произносит Айзава. Цементос качает головой: — Нет. Ученики уважают тебя так же сильно, как и Всемогущего. Айзава не отвечает. Он наблюдает, как Урарака следует по пятам за Тошинори, восторженно слушая все, что тот говорит. Тошинори бросает на нее ласковый взгляд. Мягкий и приветливый. Он привлекателен. Рано или поздно, Айзава придется признать свое влечение. Он понимает, что оно есть — и сейчас это раздражает больше обычного. Айзава был и в серьезных отношениях, и в «отношениях» на одну ночь, он все это испытывал; но не чувствовал физического влечения к кому-либо уже долгие годы, что делает недавнее развитие событий немного тревожным. Тошинори оборачивается и ловит Айзаву на том, что он пялится. Он коротко машет рукой и улыбается — и его лицо сияет, когда Айзава кивает в ответ. Что ж. Если жизнь идет таким чередом, пусть будет так. __________ Айзава думает, что он, должно быть размяк, когда становится ясно, что это первый класс, из которого за целый год не было исключено ни одного ученика. Просто эти дети… очаровательны. Они подталкивают друг друга работать усерднее. Айзава всегда верил в признание успеха. Даже если они будут ошибаться, Айзава все еще захочет учить их на втором году. Тошинори они нравятся еще сильнее, так что Айзава даже не так плох. Помяни дьявола. Айзава заканчивает уборку, когда Тошинори выглядывает из-за двери класса. — Хэй. — Хм. — Ты занят? — Тошинори шагает в класс, складывая руки на груди. На нем надет спокойный твидовый костюм, а не то ярко-желтое безумие, которое он носил как Всемогущий, и, за неимением другого слова, Тошинори выглядит чертовски хорошо. — Ничего срочного, — Айзава отворачивается, прекращая пялиться. — Я собирался домой. — А, хорошо, — Тошинори делает пару шагов. — Хм, хаха. Мы уже так давно знаем друг друга, хах, а я до сих пор не знаю, где ты живешь. — Может быть, я не хочу, чтобы ты знал, — отвечает Айзава. Тошинори потирает переносицу: — А, ясно. Хорошо. Айзава сглатывает. Лицо Тошинори выглядит потеплевшим, и то, как он заикается своим глубоким голосом, вроде как мило. — Пять станций отсюда по ветке А. — Что? — Тошинори поднимает взгляд. — Пять станций отсюда по ветке А, — повторяет Айзава, не отрывая глаз от пола. — А потом десять минут пешком до дома. — О, — Тошинори моргает. — Эм, ну. Мне намного ближе. Две станции по ветке В. Может быть пойдем выпить? Айзава поворачивается к нему. — Тебе не мешает эта удавка? — Да, от галстуков устаешь, — смеется Тошинори, дергая рукой ткань, чтобы ослабить давление. — Вот почему я не ношу их, — говорит Айзава. Он кладет свою папку в сумку и спрашивает: — Когда тебе домой? — Сейчас. Но я могу подождать. — Подожди меня — я отнесу сумку в учительскую, — говорит Айзава, и лицо Тошинори сияет. __________ Его квартира слишком обычная как для Символа Мира. Айзава говорит ему это. — Бывшего Символа Мира, — поправляет его Тошинори, но Айзава хмурится в ответ. С квирком или без, Всемогущий всегда будет маяком надежды. Тошинори — полный идиот, если не понимает этого. Однако Айзава держит рот на замке, снимая обувь возле входной двери. Квартира выполнена в американском стиле — мягкие диваны и несколько обеденных стульев. Она небольшая, симпатичная и очень подходящая Тошинори. Тошинори исчезает в спальне, прежде чем вернуться обратно на кухню. Айзава хмыкает и берет в руки фотографию в рамке с каминной полки. — Мидория был бы счастлив, если бы узнал, что у тебя есть это. Под стеклом рамки фотография с ними двумя. На их лицах по-детски дерзкие улыбки. Они выглядят как отец и сын. — Н-не говори ему об этом, — запинается Тошинори, чуть не роняя банки с пивом из холодильника. Айзава мягко ставит фотографию на место: — Он очень любит тебя. — Я тоже его люблю, — без раздумий отвечает Тошинори. Между ними двумя всегда было что-то странное, но Айзава недостаточно любопытный, чтобы спросить об этом. Возможно, Тошинори все равно ему не расскажет. Тошинори опускается на кресло, приглашая Айзаву сесть на диван. Тот так и поступает, с кивком головы забирая пиво. За то недолгое время, что Айзава изучал квартиру Тошинори, тот успел переодеться из костюма в обычную домашнюю одежду. — Ты собираешься ходить на пробежки? — Айзава с щелчком открывает пиво. — Если смогу, — кивает Тошинори. — Зачем? — Что? — Зачем? — повторяет Айзава. — Ты в отставке. Тошинори сгибает худую руку: — Мне нельзя раскисать, знаешь. Нужно поддерживать форму и все такое. — Ты навредишь себе. — Я в порядке, — фыркает Тошинори, в его голосе слышится намек на раздражение. — Мне нужно что-то нормальное в жизни. Айзава кивает. Тошинори проводит рукой по волосам, пряди обрамляют его лицо до тех пор, пока он не откидывает их назад. — Я не знаю. Мне нужно продолжать сражаться. — Это бессмыслица, — Айзава отпивает, ерзая на диване, чтобы поудобнее устроиться. — Извини, но ты не можешь сражаться. — Н-нет, не в этом смысле, — Тошинори вздыхает, отставляя свой напиток в сторону. — Знаешь, я кхм… эм… — он сглатывает. — Могу я рассказать тебе кое-что? Айзаву пронзает острая тревога. Он умудряется сохранить спокойствие и нерасторопность: — Конечно. — Тебе нельзя никому рассказывать это, — он вздыхает. — Я не… Я не говорил даже Мидории. Айзава приподнимает брови, подталкивая продолжить. — Ты же знаешь, что у меня есть один приятель, верно? — Да, — говорит Айзава. — Ночноглаз. — Верно, — Тошинори вздыхает. — Мы поссорились… из-за одного его видения обо мне. Айзава не нравится, куда все это идет, но он сохраняет тишину. — Я умру. Думаю… Думаю, я уже должен был. Когда он рассказал мне, я принял это легко, — Тошинори сухо смеется. — Но он хотел изменить судьбу. Он хотел, чтобы я ушел в отставку раньше, ещё когда получил то ранение. Но я не мог так поступить, понимаешь? Мир не был готов. Поэтому, когда я сражался в Камино, я думал, что это мой конец. Айзава не скрывает обеспокоенного выражения своего лица. В его груди рождается тяжелое ощущение, он чувствует, как холодеют руки. — Его пророчество ещё не исполнилось. — Должно быть, оно изменилось, — бормочет Тошинори. — В его видениях о далёком будущем случаются погрешности. Изменилось оно, или нет, я все еще хочу жить. — Он сжимает кулак до побелевших костяшек и проступающих вен. Айзава колеблется, прежде чем поставить свой напиток на кофейный столик и сложить руки на ногах между коленей. — Это горькая пилюля, которую нужно принять. Тошинори пожимает плечами: — Я справлялся с вещами и похуже. Он выглядит так, будто ему больно. Словно он произносил эти лживые слова много раз, и не может больше этого выносить. Айзава думает долго и мучительно, ничего не говоря. Тошинори тоже не продолжает разговор, отхлебывая свое пиво и глядя в окно. Между ними спокойная тишина. Но Айзава нарушает ее. Он двигается на диване: — Иди сюда. — Что? — Я устал, — он невозмутим. — Садись сюда. Тошинори не спешит скрыть удивлённое выражение на своем лице. Он поднимается с кресла, обходя стол кругом, пока не садится на диван на почтительном расстоянии. Телевизор работает в беззвучно режиме, Айзава смотрит в экран, придвигаясь ближе, чтобы положить голову Тошинори на плечо. Тот слегка вздрагивает, но в конце концов расслабляется. Айзава прикрывает глаза, потому что ему больно держать их открытыми. Плечо Тошинори удивительно мягкое: его тело намного крепче, чем можно было бы ожидать. Его свободная рука поднимает бутылку к губам, и Айзава может слышать, как движется его горло, когда он глотает. — Ты не станешь здоровее, продолжая пить это дерьмо. Тошинори мягко смеется: — Я пью только с тобой. — Тогда перестань. — Я не хочу, — Айзава слышит улыбку в голосе Тошинори. — Иначе как ещё можно вытащить тебя куда-то? У Айзавы сдавливает грудь. — Позови. Как обычные люди это делают. — Ты бы согласился? — Ты хотел бы, чтобы я согласился? — Да, — говорит Тошинори. Айзава чувствует руку, ложащуюся на его плечо, и Айзава ненавидит то, как — упаси боже — в его животе трепещут бабочки. Ух, что за розовые сопли. Тошинори продолжает: — Ты на удивление мягкий. — Заткнись. — У меня есть капли для глаз, если тебе нужно. — Правда? — Могу принести их сюда. — Не надо, — тихим голосом произносит Айзава, с невысказанным останься, и Тошинори продолжает сидеть. Айзава приходит домой ближе к ночи, словно ничего не произошло. _________ — Шота, Шота, Шота!.. — Хизаши врывается в кабинет. — Что как, котья морда? — Могу поклясться, что просил тебя не называть меня этим прозвищем. — Хм? — наклоняет голову Хизаши, усаживаясь на одну из студенческих парт. — Что-то не припомню. Айзава щурится: — Что тебе нужно? — Мы с Немури хотели пойти выпить на этой неделе, — говорит Хизаши. — Раз последнее расследование завершилось, мы должны быть свободны в выходные. Если, конечно, не случится ещё чего-нибудь. — Насколько я помню, у нас с Тошинори были планы на выходные, — Айзава потирает лоб. Хизаши смотрит на него, приподняв брови, и и он раздраженно продолжает. — Но я свободен в пятницу. — Звучит круто, — ухмыляется Хизаши. — Вы двое часто зависаете вместе. — Он тише тебя. — Грубо! — смеётся Хизаши. — Вы встречаетесь, да? Айзава сжимает переносицу, пытаясь понизить уровень неловкости: — Я так не думаю. — Какого черта? Ты так не думаешь? — Да, наверное. Я не знаю. Хизаши фыркает: — Это какой-то новый вид дерьмовой логики?* — Ты сам-то понял, что сказал? — О, о, кстати говоря, — Хизаши слегка поворачивается, чтобы достать телефон из заднего кармана брюк. — Эми постоянно звонит мне, чтобы связаться с тобой. Айзава стонет, осторожно прислоняясь лбом к столу. — Она хочет позвать тебя на свидание. — Я знаю. Мой телефон разрывается от ее звонков. — Тебе просто надо сказать ей, что ты гей, и двигаться дальше, — Хизаши изучает свои ногти. — Просто признайся ей. Вы же, ребята, были друзьями, не так ли? — Да, — Айзава хмурится. — И ее геройское имя — Мисс Шутка. Она подумает, что я ее разыгрываю. — Расставь свои приоритеты, чувак, — Хизаши спрыгивает с парты. — Короче скажи ей, чтобы она перестала мне звонить. — Хорошо. — Тогда в пятницу? — Да, наверное, у меня получится. — Ладно. — вздыхает Хизаши. — Удачи с твоими любовными похождениями. Айзава закрывает лицо бумагами. — Спасибо. __________ Ладно, что ж, наверное, они встречаются. На самом деле, Айзава не уверен. Они здороваются друг с другом в коридорах школы и иногда вместе обедают. Тошинори ждет его после занятий, и они едут на метро до дома. Они начали ходить в другие заведения, не только в бары. По выходным, когда никто из них не на вызове или не завален работами учеников, Айзава приходит к Тошинори домой. Иногда он приносит ученические работы с собой, и они с Тошинори проверяют их вместе, сидя бок о бок. Их жизни так естественно переплетаются. Неуловимо меняются: например, Тошинори покупает ему всякие книги, которые видит на витринах книжных магазинов. Или Айзава приглашает его к себе в квартиру на ужин. Но есть и большие изменения. Уровень комфорта для Тошинори возрастает до такой степени, что он позволяет себе устроиться у Айзавы на коленях головой после плотного приема пищи или уснуть, лежа на его плече, словно кот. В этом нет ни капли неловкости. Они как будто слишком старые и уставшие, чтобы заботиться о каких-то общепринятых стандартах личного пространства. Айзаве нравится, как ощущается вес Тошинори у него на груди. Айзаве нравятся его мягкие руки, мозолистые ладони, смехотворно пушистые волосы. Возможно, ему просто нравятся коты. — Тебе идёт эта прическа. Айзава отодвигает лист бумаги, чтобы посмотреть вниз, на свои колени, на которых головой лежит Тошинори. — О, да. Уверен, с этого угла я выгляжу невероятно прелестно. — Я серьезно, — говорит Тошинори. — Мне нравится, когда ты забираешь волосы в пучок. Айзава отвечает: — Тебе тоже. — Что? — Твоя прическа, — жестом показывает Айзава, и возвращается к проверке ужасающе подробной исследовательской работе Ииды. — Выглядит здорово. — А, — Тошинори краснеет, утыкается в его колени. Он натягивает одеяло до подбородка, ничего не отвечая. — Очень мило, — дразнит Айзава. — Ты умеешь делать комплименты, но не умеешь их принимать. — Умею, — защищается Тошинори, надув губы. — Просто это странно. — Почему? — Люди делали мне комплименты, когда я был в форме Всемогущего, — говорит он. — Но в этой форме меня несколько раз принимали за зомби. Айзава хмурится: — Ты шутишь. — Не-а! Меня называли скелетом, гулем, ящерицей — до того, как всем открылось, что я — Всемогущий, конечно. — Люди — идиоты, — Айзава фыркает. — Ты — идиот. В тебе должно быть больше уважения к себе, чем есть сейчас. Тошинори усмехается: — Как бесчувственно. Айзава отодвигает лист снова, чтобы наклониться и посмотреть Тошинори в глаза. — Они не знают, о чем говорят. Он щелкает Тошинори по лбу и возвращается к чтению. — Ауч, — Тошинори краснеет. — Это работа юного Ииды, верно? — Да. — Боже. Я чувствую, как много в этой работе воды. Это вызывает у Айзавы неожиданный смешок. Короткий; Айзава отвлекается, чтобы взять стакан воды, когда замечает, что взгляд Тошинори прожигает дыры в его лице. Сегодня они в квартире Айзавы. Это был длинный день — длинная неделя, если честно. Они ни на йоту не приблизились к поимке Лиги Злодеев. С каждым часом это становится все труднее. Днем Айзава работает учителем, а по ночам его обычно выдергивают на вызовы. Тошинори постоянно занят на собраниях, его поразительное боевое мышление — гребанный наркотик для стратегов альянса. По мнению Айзавы, вечера, похожие на сегодняшний, вполне неплохи. Для кого-то, кто так сильно любит спать, Айзава, на самом деле, спит не очень уж много. Он мог бы отправить Тошинори домой, если бы хотел. Но Айзава не станет. Потому что не хочет. Вот и все. — Айзава. — Хм? — Мы встречаемся? Айзава сглатывает. Он медленно откладывает работу в сторону, к огромной стопке таких же эссе. Тошинори встретился лицом к лицу с одним из самых сильных злодеев в мире, но сейчас, здесь он выглядит обычным. Простым человеком. С темными кругами под глазами и спутанными волосами, руками, погруженными под большое пушистое одеяло. — Не знаю. Встречаемся ли мы? — Я первым спросил. — Конечно, — говорит Айзава. — У меня нет ничего лучше, чем можно было бы заняться. — Это ложь, — смеется Тошинори, поднимая руки, чтобы сомкнуть их позади шеи Айзавы. Это заставляет его спину согнуться; пряди волос, выбившиеся из пучка, падают между ними. Айзава следует за прикосновением, большие руки сжимают его шею. — По крайней мере, мы могли бы, — говорит Айзава, заставляя себя говорить ровным тоном — хотя все равно получается чересчур мягко. Чересчур откровенно. — Ты отнимаешь у меня достаточно времени. — Замечательно, — говорит Тошинори бархатным тоном, тянет его сзади за волосы. — Мы могли бы. Он тянет его еще раз, так, чтобы Айзава сильнее склонился к нему и прижался губами к губам Тошинори в коротком мягком клевке. То, как ускоренно бьется сердце в груди Айзавы, немного по-детски. Он переживает, что Тошинори услышит это — но тот тянет его сильнее, словно ему недостаточно, поэтому Айзава целует его снова. __________ Айзава был одинок долгое, долгое время. Все прошлые отношения были попытками приспособиться. Партнеры требуют много внимания и заботы. Огромных трат личного времени, чтобы запомнить все важные даты, и имена, и родителей. Айзава мог заниматься всем этим, но это было утомительно. Однако с Тошинори оказалось легко. Он довольствуется дешевыми ресторанами, и не переживает из-за медленного обслуживания. Ему все равно, останутся ли они есть дома или выйдут куда-нибудь, Мне просто нравится проводить с тобой время, говорит он. Как тошнотворно мило. Айзава ожидает подвоха. Должен же быть хоть один. Но проходят недели, а Айзава чувствует — помилуй, Господь, — счастье. Хизаши спрашивает, что с ним, и Айзава говорит, что ему выписали новые глазные капли. Это даже не совсем ложь. Тошинори уважает его личное пространство. Он не спрашивает Айзаву, если тот отменяет свидание, и не возмущается, когда тот отказывается от совместного ужина. Однако он становится ужасающе хорош в чтении настроения Айзавы, и иногда отказывается оставить Айзаву в покое, пока тот не скажет ему, что случилось. Ни один из них не честен друг с другом на сто процентов, но это скорее взаимные, осторожные обязательства. У каждого есть секреты. Подвох объявляется неожиданно и касается секса. Это теплая ночь, поэтому в каждой комнате Айзавы включены вентиляторы. На заднем фоне ради создания белого шума играет телевизор, и Айзава сидит на напряженных бедрах Тошинори, пальцы пробегаются по светлым волосам. Это по-приятному привычно. Они доходили до этого раньше — руки в волосах, губы движутся медленно и лениво. Иногда Тошинори ускоряется в беспокойстве, и Айзава замедляет темп обратно. Все-таки Тошинори здорово целуется. Это приятно. Иногда сквозь поцелуй пробивается вкус его крови, но Айзаву это не беспокоит. Они никогда не заходили дальше этого. Айзава вроде как был бы не против сделать это — учитывая легкое сексуальное желание, появляющееся после всех этих многих минут длинных поцелуев. Не то чтобы Айзава ожидал чего-то; просто Тошинори горяч, вырывающиеся из него вздохи звучат мило, и ему действительно хочется пробежаться руками вдоль линий его бедер. Тошинори посасывает его язык, пальцы играют с раковиной уха, и Айзава уже чувствует жар и липкость. Между ними слишком много одежды; как плотная внешняя оболочка. Айзава возвращается языком назад, прижимая его к припухшей нижней губе Тошинори — и последний издает слабый намек на стон, звук проходит сквозь Айзаву, горячий и тяжелый. От этого Айзава берется за край футболки Тошинори, Тошинори замирает. Он обхватывает рукой запястье Айзавы, пальцы подрагивают. Айзава застывает, взглядом раскрытых глаз упираясь в Тошинори. — А… Э… — Тошинори краснеет. — Эм… — Извини, — Айзава отпускает его. — Н-нет! Я просто, эм… — Тошинори облизывает губы. — Эта форма… — О… — вдыхает Айзава. Он никогда не задумывался об этом на самом деле; окажет ли потеря силы Всемогущего влияние на способность заниматься сексом. — Этого слишком много? Нам не обязательно делать что-то большее. — Нет… блять, — Тошинори откидывает голову на спинку дивана. Брань, произносимая этими губами, звучит хорошо; Айзава, к своей гордости, удерживает дрожь под контролем. — Я просто бельмо на глазу, знаешь. Лицо Айзавы мрачнеет. Он смотрит прямо в глаза Тошинори, губы сжаты в линию: — Ты, блять, смеешься надо мной? Тошинори издает жаркий вздох, и приподнимает свою футболку — и там оказывается шрам, скручивающий мышцы. Он выглядит цветком, распустившимся на груди Тошинори. — Нет. Это выглядит не слишком привлекательно. — Боже, заткнись, — рычит Айзава. — Не говори мне, что я нахожу привлекательным, а что — нет. Тошинори выглядит ошарашенным: — Тебе нравится это? — Это часть тебя, не так ли? — Айзава сдвигается на бедрах Тошинори, опуская руки вниз, чтобы ощупать пояс. — Если хочешь, оставь футболку, но этот шрам меня не беспокоит. Тошинори бросает странный взгляд на его лицо. Айзава вытаскивает его ремень из шлевок, прежде чем отбросить его в сторону. — Я собираюсь отсосать тебе, — говорит Айзава. — А потом ты скажешь мне, насколько я удивителен. Тошинори краснеет, раздвигая ноги, когда Айзава мягко подталкивает его. — Хорошо. __________ Их первая «ссора» незначительна, и они оба виноваты в ней. Чем дольше они встречаются, тем сильнее потребность защитить Тошинори. В своей истинной форме он не совсем слаб, но это не Всемогущий, и Тошинори иногда забывает об этом. Он стоит слишком близко во время подготовочных сражений — лезет в самую гущу событий в тренировочном лагере. Во время одной из поездок на них совершают нападение. Это было глупо со стороны злодеев — они — класс второгодок, закаленных опытом и тренировками. Проблема не в их способности победить; все дело в густо заселенной территории, полной гражданских. И Тошинори. — Держись за мной, — говорит Айзава, натягивая на глаза очки. Но Тошинори игнорирует его, пробегая мимо прямо в направлении сражения. Один из злодеев, обладающий причудой земли, отбрасывает Тошинори в стену, и у Айзавы случается чертов сердечный приступ. Сердце уходит в пятки, горячая ярость разрывает его грудь. Мир крошится перед глазами. — Идиот! — кричит Айзава, врываясь в центр происходящего — но Мидория уже оказывается поблизости, ударяя злодея в челюсть, отправив его в полет. Злодеи задержаны. Ученики в безопасности и отправлены домой. У Тошинори слабые повреждения, и он легко поправится. Дорога на электричке в дом Тошинори напряженная. Айзава захлопывает дверь как только заходит внутрь, срывает свои шейные ленты и бросает их под ноги. — Ты, блять, смеешься надо мной? — Я видел дыру в их защите! — защищается Тошинори. — У них был гражданский заложник! — Ты больше не герой! — кричит Айзава в ответ — и он редко повышает голос, поэтому звучит грубо. — Перестань воображать, что ты неуязвим! — Я знаю, что это так! Я просто… Всемогущий не может отсиживаться здесь, наблюдая как невинные люди… — Ты не Всемогущий, — шипит Айзава, низко и яростно, и тут же хочет забрать свои слова назад. Тошинори едва не давится воздухом. Его плечи сутулятся. Он замолкает на середине слова, глаза влажные, и Айзава чувствует себя самым большим мудаком на планете Земля. — Постой, Яги… — Я — Всемогущий, — шипит Тошинори сквозь упрямо непролитые слезы, давясь кровью. — Всемогущий — это я. Даже когда я был ребенком, я просто…я просто хотел помогать людям, — он прижимает руку к груди, словно пламя Одного-За-Всех все еще теплится в нем. — Это тяжело отпустить. Айзава сглатывает вокруг комка в горле, и склоняет голову в коротком кивке: — Я знаю. Мне жаль. Тошинори ничего не отвечает и отворачивается. Айзава вздыхает: — Я… Я знаю это тяжело, но тебе придется научиться доверять нам. Я не могу допустить, чтобы ты пострадал, — он зарывается пальцами в его волосы, возвращая взгляд Тошинори к себе. Он договаривает: — Тебе нужно продолжать жить. Ты сам так сказал. — Извини, — говорит Тошинори, низко и искренне, и Айзава не уверен, в какой момент они сокращают дистанцию между ними, но вдруг оказывается, что они обнимаются. Они неожиданно подходят друг другу. В своей уменьшенной форме Тошинори ниже Всемогущего, но все еще выше Айзавы. Их руки ложатся правильно — пальцы сжимают ткань рубашек на спине, груди с силой прижаты друг к другу. Айзава поднимает руку, чтобы убрать с лица Тошинори пряди волос, и тот позволяет ему. _________ — Хей, Папа, ты не видел другого Папу? У Айзавы дергается глаз. — Ашидо, мы уже обсуждали это. — О, извините, — она кланяется. — Папа, сэр, вы не видели другого Папу? Айзава слишком чертовски устал, чтобы иметь дело с этим прямо сейчас, поэтому без энтузиазма указывает на дверь в конце коридора. — О, хорошо! — сияет Ашидо. — Спасибо, — отпрыгивает она в сторону, немного чересчур бодро. Он чувствует ухмылку Хизаши, даже не видя ее. — Так когда это началось? — Это какой-то розыгрыш, — Айзава потирает лоб, чтобы стереть свою головную боль. — Они занимаются этим уже неделю. — Я удивлен, что ты не исключил их. — Всемогущему это нравится. — Конечно, нравится. Айзава фыркает, прислоняясь к стене: — В наши дни дети совсем не уважают взрослых. — Мне кажется, это чертовски уморительно, — смеется Хизаши. — Папазава и Папагущий. Это как ситком о женатой паре, у каждого из которых по четырнадцать детей. — Не мог бы ты быть потише? Господи… — Не-а! — Хизаши хихикает. — Это против моей природы. — Хэй, поглядите-ка, кто же это, — Каяма появляется с кнутом в руке. — Два моих любимых мальчика~ — Нем… мммммм… Полночь, — Хизаши похлопывает ее по плечу. — Как поживаешь? — Хорошо! Похоже вас двоих тоже вызвали. — Очевидно, Альянсу нужны все незанятые люди. — Да? — Каяма толкает Айзаву локтем. — Где твой парень? — Заткнись… Хизаши фыркает: — Теперь он входит в главное собрание. — Вау, Сотриголова. Технически, ты встречаешься со своим боссом. Волосы Айзавы поднимаются, шейные ленты немного взлетают, и его взгляд прожигает дыры в лице Каямы. Он низко рычит: — У меня здесь ученики. Она с улыбкой поднимает руки: — Извини! Извини! Волосы Айзавы падают на плечи, и он плотно затягивает свое оружие вокруг шеи: — И все-таки, кто вообще рассказал тебе? Хизаши, посвистывая, разворачивается на каблуках — Айзава хватает его за ткань футболки. — Папа-сэнсей? Айзава отпускает его, поворачиваясь к Киришиме. — Что? — огрызается он. — А мы еще долго будем здесь? У меня скоро начнется стажировка. — Примерно двадцать минут, — говорит Айзава. Киришима радостно благодарит его, уходя от них. И Хизаши, и Каяма открывают рты, но Айзава мешает им, затыкая их руками. — Ни слова. __________ Это были длинные-длинные, длинные-длинные, длинные несколько недель. Волосовыдирательные. Такого слова не существует, но Айзаве все равно. Происходит очередное нападение на учеников. Очередное. Его класс не просто притягивает неприятности. Они суют свои носы в проблемы и со всех ног несутся в самую гущу. Хорошо это или плохо — это тема для отдельной дискуссии. Но некоторые из его студентов не были там, где им было положено, и Мидорию схватили. — Он сделал это из-за меня! Они… Они собирались схватить меня! — Очако икает, вся в слезах, и Айзава ничего не может сказать, потому что он верит ей. Мидория мог бы. Тошинори был вне себя от беспокойства, что одновременно удивляет и нет. Мидория вполне в состоянии позаботиться о себе, но Тошинори знает о Мидории что-то, чего не знают остальные. У Айзавы есть предположения. Но даже если это и так, Тошинори не станет говорить об этом. Это утомительная неделя, наполненная встречами. В отличие от похищения Бакуго, в этот раз нет никаких зацепок. Не осталось никаких следов. Классу 1А было четко и ясно сказано не вмешиваться в рискованные переделки, но Айзава почти уверен, что они замышляют что-то за его спиной. У него нет времени пытаться остановить их. Семь дней спустя Тошинори с запавшими глазами и в растрепанной одежде вбегает в офис Альянса. У него появилась зацепка, и все следуют за ним, потому что он прав. Они находят Мидорию в целости и сохранности. Уставшего, но живого. Злодеи брали у него образцы кожи; большие порезы тянутся по его рукам вверх и вниз. Тошинори настаивает на том, чтобы образцы были уничтожены, но полиция отказывается. Когда с этим происшествием покончено, наступают недели пресс-конференций. Заметание следов, успокоение переживающих родителей. Они выслушивают огромную тираду от мисс Мидории, и Айзава не осуждает ее. Дни летят как ветер, и Айзава не видит Тошинори за пределами школы. Они переписываются друг с другом по рабочим вопросам, но на этом все. Айзава не осознает, насколько стал полагаться на компанию Тошинори. Ровно до того момента, когда Айзава, сидя у себя дома, усталыми сухими глазами смотрит в экран своего компьютера, вдруг понимая, насколько скучает по плечу, на которое можно положиться. Буквально, метафорически — без разницы. Он надеется, что Тошинори в порядке — но он слишком горд, чтобы спросить. Вместо этого он пишет — приезжай. Тошинори отвечает, что не может. Последние две недели у них не совпадает расписание; и разочарование тяжело давит. Айзава не показывает этого, но он скучает по Тошинори. Его класс снова начинает улыбаться, Мидория поправился и чувствует себя хорошо — но Айзава разбит. Усталый и изношенный, ментально поверженный. По его шее мимоходом проскальзывают пальцы. Это движение должно быть ободряющим — но Айзава хмурится, прикосновение ощущается ничем иным как поддразниванием. Тошинори делает это с определенной целью; проводит своими руками вдоль его лопаток, тихо бормоча ему мягкое «привет» в коридорах. Поэтому, когда Айзава видит его стоящим в углу спортивного зала, он скользит рукой по тонкому изгибу талии Тошинори. Тот вздрагивает под его пальцами, но Айзава исчезает до того, как он повернется. Поглаживания по голове, похлопывания по плечу, и мягкие, как дуновение ветерка, прикосновения — все это незаметно для остальных, понятное только им двоим. Они не говорят об этом. На следующей неделе Тошинори подходит к нему в учительской, пока Айзава собирается на урок. Его руки почтительно ложатся на предплечья, он наклоняется вперед и спрашивает: — Ты занят в пятницу? — Нет, — лжет Айзава. Он занят, но все это может подождать. — Как насчет ужина? — Согласен, — говорит Айзава, не отрываясь от компьютера. Тошинори улыбается и мурлычет Айзаве на ухо: — Хорошо. Тогда увидимся, — Айзава вздрагивает в своем кресле, и Тошинори смеется, направляясь к двери. __________ Нахуй ужин. Но, надо отдать Тошинори должное, он действительно готовил еду. Пахнет замечательно — лапшой и овощами. Но, как только Тошинори открывает дверь, Айзава толкает его назад, захлопывая дверь ногой, и прижимает к ней, надавив предплечьем. Тошинори расслабляется в его руках, будто был готов к этому. Поэтому, когда Айзава прижимается ближе, Тошинори зарывается пальцами в волосы на затылке Айзавы, и тянет до тех пор, пока их губы не сталкиваются. На вкус он как зубная паста. Айзава исследует языком рот Тошинори, и Тошинори посасывает его, задевая нижнюю губу своими зубами. Это самый грязный их поцелуй из всех. И еще самый горячий. — Я готовил, — умудряется сказать Тошинори напротив его губ. — Мы подогреем заново. Тошинори обвивает талию Айзавы рукой, притягивая его ближе. Айзава следует его хватке, упираясь предплечьем в стену так, что они оказываются вплотную друг к другу. Тошинори издает мычание, которое Айзава распознает как да, прежде чем Тошинори скользит пальцами от низа его спины к поясу, их рты прижимаются друг к другу. Айзава чувствует, как какая-то его часть расслабляется; тревожный узел в его животе развязывается, а на его место приходит возбуждение. Тошинори на самом деле на вкус как зубная паста — Айзава предполагает, что тот ожидал этого — но чем дольше они целуются, тем быстрее вкус меняется с зубной пасты на Тошинори. Его пальцы сильно сжимаются на теле Айзавы. Они проходятся по его спине, бедрам, край рубашки Айзавы цепляется за запястья Тошинори. Его бедро втискивается между чужих — вырывается мягчайший вздох. Он отражается в душе Айзавы. Айзава переходит поцелуями от губ вниз, к острой челюсти и коже чужой шеи. Тошинори теплый и очень живой. Айзава оставляет долгие, тягучие поцелуи, потому что может. — Ты почти кажешься сильнее, когда ведешь себя так, — говорит Тошинори со смешком. — Я и есть сильнее. — Я ведь тренировался, знаешь ли. — Против моей воли, — бормочет Айзава. Руки Тошинори исследуют его спину, иногда опускаясь вниз к ягодицам, иногда поднимаясь вверх, чтобы притянуть за талию, а иногда ложатся на его бедра. — Почему мы делаем это у двери? — спрашивает Тошинори. — У меня спина болит. — Потому что, — ворчит Айзава ему в шею. Внезапно Айзаву отталкивают рукой. Хватают его за талию, разворачивая, и прижимают назад. Айзава так ошеломлен, что не сразу осознает, что Тошинори толкнул его, заставив прижаться ладонями к соседней стене. Рука перехватывает Айзаву поперек груди — а бедро, в свою очередь, протискивается между его ног, и глаза Айзавы закатываются вверх от неожиданного толчка. Он безвольно откидывается на Тошинори, дальше от стены, неожиданно захмелевший без вина. Тошинори намного крепче, чем того можно было ожидать; поэтому Айзава прислоняется затылком к его острому плечу, выпуская горячий вздох. — О, мило, — говорит Тошинори ему на ухо. — Заткнись. Тошинори тянет его назад, прижимаясь к его бедру, и Айзава понимает, насколько они оба возбуждены. — Ннн… Пошли. — О, теперь ты хочешь идти. Айзава хрипит в ответ, перемещая руки назад, чтобы сомкнуть их вокруг шеи Тошинори. Джинса трется против джинсы, и Тошинори издает шум, когда зад Айзавы прижимается к его члену. — Да. Путь до спальни недалекий. Тошинори накрывает кастрюлю с раменом крышкой, и разбирается с поясом Айзавы, пока тот отпинывает подальше обувь. Становится легче, когда они снимают брюки, отбрасывая их в сторону рабочего кресла. Рядом с кроватью стоит милая маленькая настольная лампа. На стенах развешены памятные вещи — награды, благодарственные письма. Фотографии старых друзей. Айзава первым присаживается на угол кровати. Тошинори следует за ним, но Айзава переворачивает их, чтобы вернуться к работе над засосами. Он осторожен с местами, где оставляет их — немного ниже его горла, где можно будет скрыть их под воротником рубашки. Кожа Тошинори бледная, мягкая наощупь, солоноватая на вкус и пахнет по-мужски. Тошинори вздыхает, сжимая руки вокруг Айзавы, и Айзава довольно урчит. Большие руки поднимаются к косточкам его плеч. Они движутся по его спине вниз до самых ягодиц, чтобы сжать их. Это вызывает у Айзавы мурашки. Пальцы сжимают низ его свитера, чтобы снять, и Айзава хмурится, когда кофта оказывается на полу. Он открывает рот, чтобы сказать, мне нравится этот свитер, застранец, — но Тошинори пробегается ладонями по его груди к краю боксеров, так что Айзава держит рот на замке. Тошинори не стремится снимать свою майку, поэтому Айзава не давит на него. Вместо этого он проскальзывает языком настолько далеко, насколько позволяет воротник, и сжимает зубы на изгибе его шеи. — Дай мне отсосать тебе, — бормочет Тошинори, словно не подумав, прежде чем сказать. Айзава сталкивает их бедра вместе, движение все еще немного грубовато из-за ткани их нижнего белья, но оно уже мягче. Это действие слегка облегчает напряжение, но одновременно возникает желание зайти дальше. Быть ближе. Айзава прикусывает ухо Тошинори: — Сейчас все хорошо? Он почти может услышать, как Тошинори закатывает глаза: — Я в порядке. — Ты до сих пор кашляешь кровью? — С тех пор, как я перестал трансформироваться… мне становится лучше, — признается Тошинори. Его правая рука играет с прядями волос Айзавы. — Ты исцеляешься, — хмыкает Айзава. — Наверное, — он изгибает линию рта в ухмылке. — Я скучал по тебе. Перевернись. Айзава оставляет слабый поцелуй на его губах, скорее похожий на клевок, прежде чем перевернуться на спину. Тошинори садится и снимает с запястий резинки для волос. Это странно сексуально, то, как он стягивает волосы в объемный пучок на затылке, убирая челку с лица. Его взгляд полон решимости, когда он стягивает боксеры Айзавы и разводит его бедра в стороны. Айзава уже не подросток, но Тошинори заставляет его чувствовать себя им. Яги смачивает губы и прижимает язык к головке члена, Айзава чувствует, как его внутренности сжимаются от этого. Тошинори медлит. Он не выглядит нерешительным; скорее, не хочет торопиться. Он пропускает в рот только головку и слегка посасывает. Тошинори отодвигается, чтобы сплюнуть на ладонь, и сжимает пальцы вокруг основания так, чтобы ему было удобнее медленно погрузить член в рот и лизнуть полосу снизу вверх, как у фруктового мороженого. Айзава пульсирует под его руками. Он откидывает голову на подушки: — Ох, Боже. Тошинори прижимает язык к члену, наполовину погружая в горло, и сглатывает, чтобы оставить на головке побольше слюны. То, как его язык хлюпает на головке — боже, блять. — Знаешь, я никогда не спрашивал, — Айзава прочищает голову, стараясь звучать невпечатленным. -…не то чтобы меня это волновало… Тошинори выпускает член изо рта, двигая запястьем в тягучем, отработанном темпе, от которого у Айзавы голова идет кругом. — О чем? — Насчет ориентации. — У меня никогда не было гендерных предпочтений, — Тошинори наклоняется вниз, чтобы взять член в рот с повседневным видом, и останавливается на полпути, прежде чем снова подняться. — …по крайней мере, сколько я себя помню. Айзава не отвечает; его внимание возвращается к ощущению влажных губ Тошинори. Тошинори прижимается к нему языком, по-кошачьи вылизывая ствол, и наблюдает за выражением лица с неподдельным любопытством. Айзава старается не реагировать — но это становится трудно, когда Тошинори наклоняется ниже, так, что кулак прижимается к губам. Тошинори так медлителен — он смакует вкус, будто это какое-то лакомство. Возбуждение больше не быстрое и обжигающее — оно тягучее, разрастающееся с яростью, которую Айзава может почувствовать всем телом от макушки до пят. Он с трудом сглатывает, оттягивая щеку головкой члена, проскальзывает языком по щелке и улыбается, когда Айзава едва не задыхается. — Извини, — Тошинори отстраняется, ускоряя движения запястья, наконец-то. — Слишком медленно. — Нормально, — хрипит Айзава, пытаясь не кончить. — Мой косяк, — Тошинори кладет свободную руку Айзаве на бедро и сжимает пальцы. — Мне и правда нравится делать это. Он наклоняется, чтобы сделать еще несколько движений головой, сглатывая вокруг головки, его рот влажный и теплый — и Айзава поднимает руку в воздух, чтобы надавить на голову Тошинори, бедра подрагивают напротив крепкой хватки его ладоней. — Это нормально… — голос Айзавы скрипучий. — …для следующего раза. Я хочу трахнуть тебя. Дня со вчерашнего. Лицо Тошинори заливается краской. Айзава усмехается. — Теперь у тебя хватает наглости краснеть? Тошинори прижимается ртом к его члену и надувает губы: — Не знаю. Он избегает взгляда Айзавы и движется скованно. Айзава игнорирует собственное возбуждение и садится, прислонившись спиной к спинке кровати и протягивает руки. — Иди сюда. Тошинори медленно забирается к нему на колени, лямка майки соскользнула с его плеча — и он выглядит неожиданно беззащитным. Он вовсе не беззащитен, но кажется таким кротким. Видеть символ мира, спасителя человечества, золотого мальчика, краснеющим у себя на коленях — для Айзавы это своего рода честь. Айзава обхватывает лицо Тошинори ладонями и целует. — Я могу быть снизу. — Я и так не против, — говорит он. — Тогда снимай боксеры, — бормочет Айзава, уткнувшись ему в щеку. — Я позабочусь о тебе. __________ Он мило ерзает, кожа раскрасневшаяся и искусанная, волосы выбились из пучка, рассыпавшись на простыни под ним. У Тошинори самые длинные ноги, которые Айзава когда-либо видел. Айзава совсем не низкий — достойные уважения 6'1 фута* — но ноги Тошинори бесконечны. Они стройные, изогнутые под руками Айзавы, складывающими его пополам. Айзава растягивает его только тремя пальцами — но Тошинори уже закусывает свою нижнюю губу, стараясь быть тихим. Айзава продолжает давить на его бедра свободной рукой, просто чтобы проверить, насколько гибким он может быть. — Ах… а… аах… ах… ахх… стой… — Тошинори всхлипывает. Айзава быстро вынимает пальцы. — У нас мало времени, — Тошинори разводит бедра и удобнее устраивается на кровати. Кажется, он уже утратил нервозность, которая была раньше — должно быть, Тошинори уже близко, потому что он бесстыдно притягивает Айзаву, нетерпеливо, на грани срыва. Это бесцеремонно. Айзава быстро надевает презерватив, упираясь коленями в кровать между бедрами Тошинори, и без промедления входит. Тошинори издает протяжный облегченный стон, и это он такой горячий, что заставляет Айзаву остановиться. В конце концов он набирает приличный темп. Они оба довольно небрежны — и Айзава гордился бы тем, как он хорош в сексе, если бы его жизнь не истощала его физически и психологически день ото дня. И еще ему вроде как нравится Тошинори. Просто все, что он делает, кажется таким привлекательным. Но это хорошо. Секс не обязательно должен быть идеален. Айзава слышит каждый звук, который издает Тошинори — они оседают у него в животе, и стоит у него так крепко, что его членом можно колоть алмазы. Айзава понятия не имеет, как выглядит или звучит, но, наверное, неплохо, раз Тошинори прижимает бедра к его бокам, и у него поджимаются пальцы ног каждый раз, когда Айзава движется ему навстречу. Вокруг так жарко, что Айзава чувствует, как капли пота собираются под пальцами Тошинори, отчего они то и дело проскальзывают по коже. Должно быть, произнести его имя полностью сейчас слишком для Тошинори, потому что он продолжает произносить Айза… Айзав… Ай… Айза… обрываясь на середине. Его ладони оставляют синяки на плечах Айзавы, но это неважно. Их губы сталкиваются так часто, всякий раз, когда Айзава наклоняется достаточно близко. Над ним трудно удержаться — Тошинори тянет Айзаву до тех пор, пока тот просто не укладывается на него всем весом, и его член проскальзывает абсолютно правильно, заставляя их обоих выпустить стон из глубины горла. Айзава разлепляет веки, стараясь удержать глаза открытыми. Он хочет видеть лицо Тошинори; хочет видеть, как от долгих поцелуев слюна стекает из уголка его рта к подбородку — но Тошинори движется ему навстречу толчок за толчком, и Айзаве приходится закрыть глаза, чтобы сконцентрироваться. Кажется, Тошинори говорит что-то. Айзава не знает, что именно — у него в ушах звенит — но все же слышит звук его низкого баритона. Он немного контрастирует с его раскрасневшимся телом, изгибающимся в попытке кончить, рукой, движущейся вокруг его набухшего члена. Айзава, все еще пребывающий в мутном сознании, отталкивает его руку, и делает несколько резких, чувственных толчков, просто чтобы увидеть, как Тошинори изгибается дугой и кричит. __________ Айзава абсолютно не готов к следующему утру. Не то чтобы он действительно планировал это, но они вместе приняли душ прошлой ночью, и подогрели всю еду, что приготовил Тошинори, и когда они покончили с ужином было уже чересчур поздно, и электричка Айзавы уже не ходила, так что. Он остался. Первый раз он проснулся от того, что Тошинори прижался к его спине. Он спит тихо, но прижимается, как пиявка, пытающаяся высосать из Айзавы все тепло. Айзаве нравится думать, что с годами он зачерствел, а его сердце стало холодным и уродливым, но в реальности оказалось, что оно недостаточно холодно, чтобы разбудить Тошинори, поэтому Айзава возвращается обратно ко сну. Когда он просыпается снова, чувствует себя абсолютно другим человеком. Время позднее; часы показывают полдень. Это самый долгий его сон за последние годы. Он сразу осматривается в поисках Тошинори, но его уже нет в спальне. С кухни доносится запах американского завтрака; яйца, бекон и сироп. Упаси, Боже, Вселенная решает в который раз перевернуть мир Айзавы с ног на голову, потому что он ужасающе не готов увидеть Тошинори, ходящим по кухне в одной старой футболке Всемогущего. Она висит на нем. Это должно быть непривлекательным. Кажется, словно его поглотили рукава, а воротник такой широкий, что сползает с плеча набок. Боже, он выглядит блядски восхитительно. — Что ты делаешь? Тошинори поворачивается, и Господь, его волосы собраны в хвост на затылке. — И тебе утречка, приятель. — Доброе утро, — Айзава невозмутим. — Что ты делаешь. — Готовлю? — Сними это. — Нет! — Тогда ты должен мне десятку за каждую футболку Всемогущего, которую носишь, — говорит Айзава и пересекает небольшое пространство кухни. — Ты ведешь себя странно, — смеется Тошинори. — Хочешь кофе? Можешь заняться этим сам. Айзава прислоняется к тумбе. Он наблюдает, как Тошинори без труда переворачивает панкейк, а потом отталкивается от тумбы и тут же подходит к нему сзади, чтобы обернуть руки вокруг стройной талии Тошинори и вжаться лицом в его плечо. Тошинори фыркает, но ничего не говорит. Он позволяет Айзаве остаться так, пока завтрак не приготовлен. В конце концов, Айзава вернется домой — но не сейчас — поэтому он не переживает об этом. __________ — Пойдем прогуляться? — говорит Тошинори. Айзава держит глаза закрытыми, голова откинута на спинку диванчика в учительской. Сегодня здесь никого нет; в дальнем углу тарахтит мини-холодильник. — Нет. Я слишком устал. — Пожалуйста? — Нет. — Так ты постареешь, — Тошинори садится напротив него, вежливо сложив руки на коленях. — Тебе нужно оставаться в форме, знаешь. — Мутант-кальмар напал на одного из моих учеников во время поездки на природу на прошлой неделе, и я смог уложить его на лопатки. Я считаю, этого достаточно. Тошинори смеется, звук громкий в тишине учительской. Он выглядит прекрасно; он уже приспособился к новому телу и больше не пытается убить себя каждый чертов день. Прошел почти год с падения Всемогущего — и Тошинори все еще тихо борется с этим — но Айзава думает, ему становится лучше. Работа по принятию себя ведется успешно. Айзава бросает взгляд на дверь. Окна тонированы, не позволяя студентам снаружи увидеть что-либо, поэтому Айзава наклоняется к Тошинори сбоку и позволяет ему опустить руку на плечи. Тошинори прижимает его ближе. — Просто быстрая прогулка. — Нет. — Все деревья в парке дальше по улице зацвели! Ты должен это увидеть. — Я знаю, как выглядят цветы. Тошинори быстро чмокает его в макушку, и Айзава распахивает глаза. — Жизнь коротка, Шота. Черт. Тошинори знает, как слаб Айзава перед этим низким, мягким тоном. Он поворачивается, бросая на него яростный взгляд, и Тошинори ухмыляется ему в ответ. От него пахнет одеколоном, который Айзава в тайне любит, и его свободная рука скользит вниз, чтобы сжать и толкнуть бедро Айзава. Айзава смотрит на часы и вздыхает. — Если там будут холмы, ты потащишь меня сам. Тошинори смеется, поднимаясь на ноги и тянет Айзаву за руку. — Договорились.