Fucking Superheroes and Dirty Tricks

Ночные патрули редко бывают тихими, но Иваидзуми надеялся на послабление. Карма, эта бесячая сука, никогда не была мила с ним. Поэтому уже к четырём утра он, вымотанный беспрерывной ходьбой, получает сообщение от Акааши Кейджи с просьбой забрать двух мелких грабителей. Это не самое худшее, чем могла обернуться сегодняшняя ночь. Когда Иваидзуми прибывает на место, с прискорбием обнаруживает там Тендо Сатори, с видом полной некомпетентности на лице. Он разворачивается так быстро, что едва успевает устоять на ногах. Камнем в голову прилетает окрик: — Иваидзуми-сан! — Тянет он нараспев и подбирается к нему со спины. У Иваидзуми по телу пробегается нервная судорога. Карма смеётся у него прямо над ухом противным голосом Тендо. Он клеит на лицо саму невозмутимость и поворачивается, чтобы тут же быть ослеплённым яркой улыбкой. Глаза слезятся. Иваидзуми правда хочет знать от ненависти к своему невезению или от того, как сладко скалится Тендо. — Какая встреча, — добродушно отвечает он, — ты тоже в патруле сегодня? Тендо неопределённо взмахивает рукой в воздухе и закатывает глаза. Иваидзуми непроизвольно напрягается, но мысленно даёт себе затрещину. Он вряд ли когда-нибудь привыкнет к поведению этого человека. Не особенно печально, учитывая, что встречаться с ним он собирается как можно реже. — Вакатоши и ещё несколько человек отправились в Китай. Там обрушилась какая-то туристическая тропа, — удручению на лице Тендо место в Книге рекордов Гиннесса, как самому неудачному притворству в истории. У Иваидзуми лицо сводит от необходимости удерживать вежливое выражение, — они вернутся только утром, поэтому сегодня я гуляю. В общую сеть поступил запрос о помощи, но когда я прибыл, то нашёл только их, — он указывает пальцем себе за плечо, имея ввиду валяющихся на земле людей, — судя по всему они попытались ограбить кого-то не того. Иваидзуми обдумывает ситуацию и с серьёзным видом кивает. Если сообщение отправил Акааши, вероятнее всего, Бокуто был рядом с ним. Ребятам крепко досталось. — Что же, — Иваидзуми вежливо улыбается. У него есть ещё секунд тридцать, прежде чем щека начнёт дергаться от перенапряжения, — моя помощь тут не понадобится. К тому же, это не работа магов. Предлагаю доставить их в ближайший полицейский участок. — Иваидзуми-сан не составит мне компанию? — Тендо обиженно хлопает своими круглыми, немного пугающими глазами, но грациозно взмахивает рукой. Незадачливые тела грабителей тут же окутывает ярко-красной дымкой и поднимает в воздух, — Мне будет довольно скучно разбираться с этим в одиночку. Иваидзуми проклинает весь свет, патрули, а ещё Бокуто и Акааши, которым довелось наткнуться на неприятности именно сегодня. Достаточно было нескольких буйных подростков, пьяного водителя и массовой драки. Но нет, говорит Карма Иваидзуми, я собираюсь потаскать тебя по городу до самого утра. Мелкая морось погано липнет к коже, оставляя на влажных волос тонкий слой подмерзающих льдинок. Иваидзуми раздумывает над собственными преступлениями в прошлой жизни, пока Тендо, счастливый донельзя, подтягивает обездвиженные тела поближе. — Мы готовы! Всегда хотел это попробовать. Ну же, Иваидзуми-сан, не тяни! — Он возбуждённо подпрыгивает на месте, хлопая себя по бедру. Иваидзуми хочет, чтобы он прекратил говорить так бессмысленно, а ещё горячего чая, душ, постель и помолиться за своё благополучие всем известным божествам. Он убирает со лба влажные волосы и открывает портал. Огромный искрящийся круг вызывает у Тендо прилив окситоцина такой силы, что почти доводит его до предоргазменного состояния. А ещё они правда привлекают слишком много внимания. Иваидзуми смело делает шаг в портал и приглашающим жестом просит Тендо следовать за ним. Всё же, поддерживать воронку после такой ночи немного затруднительно. Тендо кланяется ему и проворно проносит сквозь портал пленных, а затем с важным видом входит сам. Воронка схлопывается за его спиной, взрываясь снопом рыжих искр. Иваидзуми стирает холодный пот со лба. — Это было не так ошеломляюще, как я думал, — подводит Тендо, постукивая указательным пальцем по подбородку. Его бинты на фоне бордовой кожи костюма смотрятся немного нелепо, — ну знаешь, ожидались там фейерверки всякие, чувство того, как проходишь сквозь пространство или ощущение усиленной гравитации. Что-то более впечатляющее! У Иваидзуми от раздражения на лбу выступают вены. Его глаза наливаются кровью, а желание показать Тендо что-то более впечатляющее пересиливает здравый смысл. Всё что остаётся на грани его разума это собственная репутация и слишком оживлённая для четырёх утра улица возле полицейского участка. Поэтому он откашливается. Они прощаются быстро, Тендо уволакивает арестантов в участок. Иваидзуми тратит последние силы на ещё один портал. — Что тут вообще должно быть впечатляющего? — против воли бурчит он, очерчивая руками круг, — Какого чёрта вообще? Это же не детская карусель, в самом-то деле. Когда он добирается до родного храма, морось уже насквозь вымачивает одежду. Иваидзуми скидывает сапоги у порога и тихо проходит на кухню. Несколько младших учеников, тоже вернувшихся из патруля приветствуют его сонными кивками. Иваидзуми старается не задерживаться, но игнорировать их не может. Он теряет ещё пятнадцать минут времени и сотню нервных клеток, отвечая на вопросы вежливости. Солнце ещё не взошло, а этот день проклят. Вся неделя проклята. Иваидзуми заставляет своё обессиленное тело принять горячий душ. Одежду можно было бы высушить магией, но пока резерв не восстановился, лучше не рисковать. Даже если магии в других измерениях пруд пруди, перенапрягаться не стоит. Хотелось бы дожить до выходных. Он трёт слипающиеся глаза и босиком идёт на кухню за завтраком. Проще вообще не ложиться. Ученикам чародеев тоже нужно ходить в школу. Возможно, он попросит Коноху создать портал до Токио. Каменная плитка неприятно щиплет ноги. К чистым ступням тут же прилипает мелкий мусор и он ставит на заметку узнать кто из учеников вчера отвечал за уборку. Порой он сам себя ненавидит за согласие стать старшим учеником. А сколько было амбиций. Скажи ему мастер Вонг, что обязанности ограничатся присмотром за кучкой подростков и детей и работой фиктивной нянькой, он бы тут же угасил все свои неуёмные желания. Возможно, даже попросил бы кого-нибудь отпинать себя. Сейчас уже не до того. На кухне пусто и тихо. Иваидзуми ставит на плиту чайник и опирается бедрами на тумбу. За круглым китайским окном тихо кружатся жёлтые листья клёна. В предрассветных сумерках ствол дерева выглядит чёрным и безжизненным. Иваидзуми снова трёт глаза. Температура падает, морозы подступают всё ближе и ему стоит подрядить кого-нибудь наколоть дров и закупить немного ламп. Было бы куда проще, будь у него разрешение на установку нормальных светильников, а не доисторических бумажных фонариков. Но кто же поборется с неуёмной тягой стариков сохранять всё в первозданном виде. Из мыслей его вырывает звук шагов. Иваидзуми тут же возвращает на лицо вид полного спокойствия и собранности. Вода в чайнике начинает громко бурлить, но он прекрасно слышит незваного гостя. Даже не поворачиваясь, он боковым зрением замечает копну растрёпанных волос и светлую кожу. Ойкава чешет затылок и широко зевает. Иваидзуми немного успокаивается, позволяя усталости тенью скользнуть на своё лицо. — Ива-чан, ты только вернулся? — Ойкава лезет в маленький холодильник, но тут же захлопывает его, — Кто-то опять забрал мой сок. Найду и на куски порежу! — Полчаса назад, — отвечает Иваидзуми, отводя взгляд обратно к окну, — и это был Маки, но если захочешь порезать его на куски, будь готов к последствиями с Матсуном. Ойкава шипит что-то нецензурное и с видом оскорблённого достоинства усаживается за стол. Красное дерево жалобно скрипит, когда он хлёстко бьёт по поверхности раскрытой ладонью. — Я это так не оставлю, — заявляет и выглядит при этом так решительно, словно уже наметил план, — сам виноват, придурок. Иваидзуми думает, что Ойкава впишется в состав Мстителей как нельзя лучше. Если бы у этого разгильдяя на уме было хоть что-то кроме девушек и побегов, он бы добился куда больших успехов. Куда там простым смертным до великого Ойкавы Тоору. Иваидзуми поджимает губы. Стивен Стрендж лично, за ручку привёл этого ребёнка в храм. Большей чести уже и не добиться. Иваидзуми тогда было всего двенадцать. Он жил в Гонконге с восьми лет, а после пристроился в тамошний храм. Ойкава же был непревзойдённым талантом, которого Верховный маг Земли просто спихнул на его голову. Несмотря на резкий поворот событий, Ойкава не только не растерялся, но и влился в коллектив, вскружив голову большей части храма. Иваидзуми тихо ждал в своём углу, но как только замечал на себе заинтересованный взгляд, тут же сливался. Можно подумать от Ойкавы так просто убежать. Он ловил его, раздражал, смешил, дрался и вжимал в стены, пока один не покорился, а другой не поддался. И всё это вылилось в такую фантасмагорию, что по утрам Иваидзуми приходится стыдливо дрочить в душе, потому что лохматый долбоёб стребовал общую комнату. Кто же знал, что стонать можно и во сне, а футболки имеют отвратительное свойство задираться по самую шею. Нежное сердце Иваидзуми просто не выдерживало такого напора. — Я встретил Тендо сегодня, — Иваидзуми нервно меняет тему, чтобы заменить смущение раздражением. Если Ойкава и замечает что-то, вида не подаёт, — думаю, Ушивака скучает без тебя. — Срать я хотел на Ушиваку, — тут же гаркает Ойкава и снова страдает стол, — пускай отвалит нахер. — Из-за тебя у меня одни неприятности, — говорит Иваидзуми, пока чайник надрывно рычит на плите, — нужно же тебе было влезать в дела Людей Икс! Ойкава злобно косится на него, но не опровергает. Ещё одним существенным недостатком этого сожительства было стремление Ойкавы встревать в потрясающие по своей абсурдности ситуации, со всеми вытекающими последствиями. С которыми, молодец Иваидзуми, приходится разбираться старшему ученику. — Они вели себя как засранцы! — Восклицает Ойкава так возмущённо, что стол немного прогибается, чтобы избежать очередного всплеска эмоций. Иваидзуми трёт лицо руками и всем своим видом излучает обречённость. Справедливости ради, они правда вели себя как засранцы. Тем не менее, это не повод избивать других. Иваидзуми это сложно признавать, но когда дело доходит до Ойкавы, у него всё сложно. Чайник на плите свистит и он тут же снимает его с огня. Ученики просыпаются в шесть, но до подъёма ещё полчаса. Что Ойкава в такую рань забыл не в постели остаётся загадкой. Иваидзуми выдвигает гипотезу, что он вообще не ложился. Он достаёт из полки кружку и травяной чай, который кроме него никто и не пьёт. Младшие ученики контрабандой протаскивают в храм колу и перепродают. Иваидзуми догадывается, что без Маки и Матсуна тут не обошлось, но не имея доказательств ничего сделать не может. Это парочка всегда оказывается там, где творится хаос. — Я тоже хочу, — заявляет Ойкава и Иваидзуми почти проливает на себя кипяток, — сделай и мне тоже. — Подними свой зад и сделай, — гаркает он, протирая столешницу от воды. Он бурчит вида ради, но достаёт вторую чашку. Ойкава испускает волны удушающего самодовольства, но покорно замолкает. С места он так и не двигается. Пока Иваидзуми возится с заваркой, он даже не подаёт признаков жизни. Но как только чашка оказывается у него перед носом, тут же оживляется. — Я так давно не ел маминых гренок, — вздыхает, ровные зубы стукают о керамический край чашки, — порой я думаю, что идея стать колдуном была не такой уж и хорошей. Иваидзуми на этот выпад может только промолчать. Родители Ойкавы в разводе, а старшая сестра уже вышла замуж и с мужем и ребёнком укатила жить за границу. Он часто встречался с матерью раньше, но после того, как мастера взялись за учёбу юного дарования всерьёз, стало как-то не до того. К тому же, безалаберному отношению Ойкавы к учёбе могут позавидовать даже самые отъявленные неудачники. К своим восемнадцати он до сих пор не научился открывать порталы. Учителя объясняют это поздним расцветом, говорят, мол мальчик талантлив в другом. Иваидзуми считает, что причина в том, что Ойкава чисто физически не способен сосредоточиться на чём-то одном. Он настолько многофункциональный человек, что только одна мысль не может занимать эту лохматую голову. Но даже такой непревзойдённый гений тоскует по маминой стряпне. Иваидзуми может только фыркать и отводить глаза. У Ойкавы отвратительные отношения с отцом. Но хотя бы оба его родителя живы. Иваидзуми не может похвастаться такой роскошью. Лучше иметь хотя бы одного живого родственника, чем вообще никого, разве нет? Храм стал ему домом, ученики и учителя семьёй. Ойкава стал его первой и неразделённой любовью. Всё как у всех. Его родители погибли, сорвавшись со скал. Не самая обычная и завидная смерть. Он порой утешает себя мыслью, что это хотя бы было быстро. Воспоминаний осталось так мало, что восстанавливать картину пришлось по газетным сводкам. Чернила расплываются у него перед глазами, живо всплывают в памяти дождь, удушливая жара и серый камень. Семья из трёх человек этой ночью разбилась на территории национального парка Гету. Туристы из Японии, отец, мать и их восьмилетний сын отправились на пик «Арки». На полпути при восхождении их застала непогода, но семья решила не останавливаться в продвижении. Одним из главных преимуществ «Арки» является то, что лазать здесь можно практически в любые погодные условия, так как тень и потолок здесь есть всегда. Однако из-за сильного дождя и ветра крепежи вымыло из скал. Вся семья погибла на месте. Из-за бурного потока тела разнесло на несколько миль друг от друга. Тело ребёнка не было найдено. Криминалисты полагают, что его погребло под лавиной грязи и камня. Расследование продолжается. Иваидзуми знает, что мальчик не погиб под грязью и камнем. Он выжил и пришёл в себя за несколько километров от места происшествия. К тому моменту, как он добрался до ближайшей деревни, ноги уже не держали. Даже взрослому человеку было бы сложно справится с чем-то подобным. Местные жители, решив, что он попрошайка тут же отправили его восвояси. Тому мальчику было некуда податься и всё, что он мог сделать, это наесться фруктов в лесу, чтобы немного утолить голод. Вероятно, он бы с большей долей вероятности погиб в том лесу от тяжёлого отравления, если бы старик из деревни не подобрал его. В том же году он попал в Гонконг. Иваидзуми делает глоток горячего чая, чтобы немного прийти в себя. Всё это уже и не важно. Он в храме, который собирается возглавить. Он старший ученик. Его первая любовь с потерянным видом рассматривает его мрачное лицо. Иваидзуми отводит взгляд и достаёт видавшую виды сковородку. — Ива-чан, — Ойкава привстаёт на стуле, чтобы заглянуть ему через плечо, — ты что делаешь? — Собираюсь пожарить тебе гренки, — гаркает он, пытаясь скрыть горящие щёки, — а ты что подумал? В Рапунцель поиграем? Ойкава замолкает, но Иваидзуми давит в себе порыв повернуться и взглянуть на него. Вместо этого он достаёт масло и белый хлеб. Он поджигает конфорку и мрачно пилит пламя взглядом. — Ты знаешь как это делать? — Голос Ойкавы пестрит всеми оттенками сомнения. У Иваидзуми начинает нервно дёргаться глаз, — Я хочу солёные, ты правда можешь? — Идиот! — Рявкает он и, за неимением под рукой ничего менее опасного, чем раскалённая сковорода, швыряет себе за спину кухонным полотенцем, — Я не берусь за то, чего не умею! Ойкава звонко хохочет и, судя по скрипу стула, усаживается на место. Иваидзуми ловит взглядом его отражение в оконном стекле. Он сидит, подпирая руками подбородок, наблюдает, словно и правда не верит ни единому слову. Иваидзуми подмывает стереть это выражение с его лица. Он с важным видом капает масло на сковородку. — Ива-чан, — тут же возражает Ойкава, — мама готовила на сливочном масле. — Я знаю, — Иваидзуми убирает оливковое масло обратно в полку и приподнимает сковородку, чтобы смазать всю поверхность, — секрет в том, что сливочное масло быстро выгорает, поэтому если добавить немного оливкового, хлеб не подгорит, а вкус всё равно тем же останется. Пока Ойкава присвистывает и заливается соловьём в комплиментах, Иваидзуми отрезает полоску сливочного масла и кончиком ножа размазывает его по сковородке. Он выкладывает хлеб ровными полосками и направляется в другую часть комнаты к шкафу с приправами. — Ива-чан, — тут же доносится оттуда, куда Иваидзуми старательно избегает смотреть, — откуда ты знаешь, как это делать? Иваидзуми почти разбивает банку душистых трав для курицы. Он с отсутствующим видом перебирает приправы, пока в его голове суматошно кувыркаются мысли. Одна хуже другой, вплоть до ритуального убийства. Возможно, если он не умрёт от рук секты, то почётное серебро достанется сердечному приступу. Но не может же он сказать Ойкаве, что специально просил его мать научить готовить эти проклятые гренки? Это было сделано исключительно из лучших побуждений. Иваидзуми наивно полагал, что когда Ойкава захочет перекусить, он с видом непревзойдённого мастера проявит своё искусство. До чего мерзкая ситуация. Карма, — злобно думает Иваидзуми, попутно пытаясь придумать достойную отговорку, — тварь ты невразумительная, прекрати немедленно! — Неужто подглядывал, когда мама готовила? — Ойкава тут же разражается смехом, вытирая притворные слёзы, — Ива-чан такой милашка глубоко внутри! — Заткнись нахрен, — гаркает Иваидзуми, в душе обливаясь слезами радости. — Очень глубоко, — с довольным видом подтверждает Ойкава. Кто же знал, — он складывает руки в молитвенном жесте, благодаря небеса, — что ты такой дибил, что сам себя обведёшь вокруг пальца! Воистину непревзойдённый талант! Иваидзуми возвращается к плите с лицом мрачнее тучи, но в душе его всё цветёт и пахнет. Гренки уже покрываются золотистой корочкой, становятся хрустящими снаружи, но мягкими внутри. Иваидзуми добавляет немного приправы и переворачивает их на другой бок. Ойкава, прекращая театр непризнанного актёра, возвращает всё внимание готовящейся еде. Когда тарелка оказывается перед его лицом, Иваидзуми отступает на пару шагов назад. Он не сводит взгляда с Ойкавы, который слегка дует на золотистых хлеб, прежде чем откусить немного. Иваидзуми замирает в нервном ожидании. — Ого, Ива-чан! — Его глаза широко распахиваются, — Это правда вкусно. Я даже не знал, что ты умеешь. Иваидзуми с облегчением выдыхает. Пока Ойкава пихает гренки за обе щеки, запивая их горячим чаем, солнце медленно пробивается красным. Небо затянуто и выглядит не слишком благоприятно для прогулки пешком. Иваидзуми делает глоток чая и думает, что всё же придётся просить Коноху о портале. Когда Ойкава расправляется с завтраком, в храме всё уже медленно оживает. Ученики ровными рядами галдящих подростков направляются в ванные, а потом на утренние занятия. Младшие учатся прямо в храме, но с четырнадцати начинают ходить в городскую школу. — Ива-чан, — Ойкава сыто ухмыляется и стряхивает крошки со своей спальной футболки, — пойдём на свидание, а? *** Иваидзуми хлопает дверцей шкафчика так громко, что стоящий рядом Маки вздрагивает. От неожиданности он проливает на себя сок из пакетика, а трубочка так и остаётся зажатой между зубов. — Ты нормальный? — Возмущённо спрашивает он, пытаясь оттереть пятно на аляповатой футболке, — Что за херня с тобой происходит с самого утра? Иваидзуми делает лицо а-ты-сам-угадай и разворачивается, чтобы вернуться в кабинет. Маки по пятам следует за ним, осуждающе сверлит взглядом затылок. Единственная отрада этой убогой ситуации, Ойкава сейчас за двадцать километров от него и не раздражает своей физиономией. Иваидзуми всё ещё зол. Маки читает по его лицу, как по сложной книге заклинаний и треплет свои светлые волосы. — Что наш несравненный принц натворил в этот раз? От одного упоминания Ойкавы у Иваидзуми начинается головная боль. Он давит двумя пальцами на виски и почти сбивает с ног какую-то девушку. Маки извиняется вместо него и быстро нагоняет, подстраиваясь под шаг. — Что? Что он сделал, чтобы обеспечить тебе на следующие несколько часов такое выражение лица? — Маки с ужасным звуком допивает свой сок и сминает пакет. Иваидзуми вяло отмахивается и пытается вспомнить расписание. Перед глазами кружит возмутительно пошлый рот Ойкавы, который округляясь выдаёт: Ива-чан, пойдём на свидание, а? От возмущения он вот-вот потеряет сознание. Абсолютно безжалостный ход. Иваидзуми доверился своей удаче лишь на секунду, а она снова скинула его с вершины. Убожество. — Эй, господин Старший ученик, — Маки за плечи мягко поворачивает его в сторону нужного кабинета, — Мы с Матсуном сегодня хотим сгонять по магазинам, можно? — Проваливайте, — фыркает господин Старший ученик под широкую улыбку Маки, — но вернитесь до полуночи, чтобы у меня не было проблем. — Само собой, — Маки хлопает его по плечу несколько раз, — хочешь перекусить? Я куплю что-нибудь. Иваидзуми качает головой и без сил падает за парту. Телефон на столе вибрирует принятым сообщением. Иваидзуми укладывается на свою руку и открывает переписку. Прочтение сообщения занимает у него всего две секунды, за которые он успевает пожалеть, что убийство карается законом. Убийственная аура, исходящая от него, невольно пугает несколько одноклассниц. Иваидзуми пихает телефон поглубже в рюкзак. Shine_Oikava_Boy^-^: Так мы сходим на свидание? Иваидзуми прикрывает глаза. Ну что за проклятый день. *** Иваидзуми готов плеваться кровью. Или ядом. Что больше подходит по контексту. В самом деле, он взбешён настолько, что готов расчленить любого, кто попадётся ему на глаза. В частности, двух идиотов. Он даже заставляет себя принять ледяной душ, чтобы сбросить раздражение и немного, чтобы наказать самого себя. Старшего ученика наебали, как ребёнка. — Ханамаки-сан сказал, — робко сообщает младший ученик, — что вы дали разрешение. Поэтому он и Матсукава-сан покинули храм час назад. У Иваидзуми мозг искрится сломанной проводкой. Сам идиот, ну правда. Этот дуэт придурков сегодня должен был вести занятие у младшей группы новобранцев. Иваидзуми не поддерживал идею, что им можно доверять детей, но это не значит, что он был за то, чтобы они избегали своих обязанностей. И вот помимо кучи и ещё одной своих дел, на него свалились пятнадцать детей от шести до восьми. Иваидзуми чувствует, что вот-вот закричит. — Что-то произошло? — Из самобичевания его вытаскивает высокий старческий голос, — Иваидзуми-сан, вы в порядке? Вы сегодня должны давать урок старшей группе. Иваидзуми чувствует, что судьба нещадно пнула его под зад, но потом оказалось, что выронила бумажник. Он поднимает на мужчину взгляд почти умоляющий. — Саруко-сенсей, — Иваидзуми складывает руки в приветственном жесте и немного кланяется, — колдуны, которые должны были взять эту группу по некоторым обстоятельствам не смогли присутствовать сегодня. Не могли бы вы сделать мне одолжение? Старик оправляет свои горчичные монашеские одежды и в глубокой задумчивости трёт маленькую белую бородку. — Я здесь, чтобы научить Ойкаву-сана технике создания порталов, — изрекает он. Иваидзуми всё понимает. Все его проблемы, или девяносто девять процентов из них, так или иначе связаны с Ойкавой, — но если вы сможете заменить меня на том уроке, я с удовольствием возьмусь за этих очаровательных детишек. Эти очаровательные детишки всего пару дней назад обезглавили статую твоего уважаемого предка. Возможно, под строгим контролем старшего они научатся дисциплине немного быстрее. Или доведут его до инфаркта. Тут уж как в русской рулетке. — Мы договорились, — Иваидзуми снова и снова думает, что пожалеет об этом решении. Всё же, Ойкава один вымотает его больше десятка детей. — Я буду должен вам за это. Пока он направляется к тренировочному залу, коварный план медленно формируется в его сознании. Иваидзуми достаёт телефон и первое, что он делает — посылает полное ярости и угроз сообщение Маки. Чистит чат с Shine_Oikava_Boy^-^ и ещё пятью предложениями о свидании. А потом быстро пробегается по сводкам мировых новостей. Пункты а)держаться от объекта воздыхания подальше и б)научить объект головной боли технике порталов соблюдены. Иваидзуми почти ощущает самодовольство. Поэтому, когда он обнаруживает Ойкаву, нагло флиртующего со служанками, это ни капли не портит его настроения. — Ива-чан! — Ойкава радостно распахивает объятия ему навстречу. Кучка девушек смущённо хихикает, — Ты пришёл пригласить меня на свидание? Иваидзуми давится своим хорошим настроением. Ойкава получает затрещину. И всё же, откосить от урока у него не выйдет. Маки и Матсун даже не представляют масштабов того, насколько сильно влипли. — Сегодня я заменю Саруко-сенсея, — Иваидзуми говорит и на его лице расползается пугающее выражение. У Ойкавы нервно дёргается щека, а во взгляде скользит паника. Но даже тогда, улыбка всё ещё не сходит с лица, — думаю, мы повеселимся. Судя по выражению лица, Ойкава так не считает. Он делает неуверенный шаг назад, но тут же оказывается выпихнут в центр зала служанками. Те подленько хихикают, беззастенчиво любуясь выражением полного отчаяния на лице Ойкавы и на обиженное «предательницы» не обращают и капли внимания. — Хорошо, — Иваидзуми подходит к Ойкаве вплотную. Он немного жалеет об этом решении, потому что свежий запах зелёного чая и пшеничного мыла приятно дразнит носовые рецепторы, — можно начинать. Он открывает портал. Прежде, чем Ойкава успевает возразить или дёрнуться, Иваидзуми уже впихивает его внутрь. Он кивает служанкам и тоже входит в воронку, которая тут же схлопывается. Ветер на горных склонах невероятно бурный. Немного холодный, порывистый, несущий с собой запах молодого бамбука, мела и соли с крестьянских полей. Ойкава ёжится от холода и осматривается. Всё же, его ученическое одеяние не подходит для поездки в горы. — Мы где вообще? — Спрашивает он, мелко подрагивая от ветра. — Китай, — кратко отвечает Иваидзуми. Его тоже трясёт, но не от холода, — провинция Сычуань. Ойкава выглядит сбитым столку. Не он один. Иваидзуми сам от себя немного не ожидал. Решиться на что-то подобное кажется безумием, но это определённо был отличный ход. Всё же встреча с Тендо не была абсолютно безнадёжным занятием. Ему удалось переиграть Карму. — Как перец? — Спрашивает Ойкава, удивлённо хлопая на него своими пушистыми ресницами, — Типа, правда Китай? — А я шучу по-твоему? — Злобно восклицает Иваидзуми и бегло осматривает пустые окрестности. Ойкава замолкает. Под их ногами шумит бурный поток реки Миньцзян. Её коричневые воды звонко разбиваются о каменную платформу, разрушенную камнями. Окружённая красными скалами, увитыми бушующей зеленью деревьев, в центре высится статуя. — Это статуя Будды в провинции Лэшань. — говорит Иваидзуми, смотря в каменно лицо божества, — Вчера ночью здесь случился обвал. Туристическую тропу засыпало, пострадало много людей. Теперь эта зона объявлена аварийной и закрыта. В радиусе пятнадцати километров ни единого человека. Крутая лестница в скале и правда по большей части разрушена. Иваидзуми не сводит взгляда с киноварной точки на лбу Будды. Всё теперь кажется ему немного смешным. Отвесные рыжие камни скал доводят его до ледяного пота и мелкой дрожи. Шум воды тоже. От мысли, что Ойкава увидит его неприкрытый ужас становится вообще дурно. — Она довольно высокая, — Ойкава козырьком прикладывает ладонь ко лбу и присвистывает, — и эту штуку руками вырезали? — Да, — Иваидзуми пытается собраться с духом, но газетные вырезки кружат у него перед глазами, как стая назойливых мух, — семьдесят один метр. Она была самой высокой скульптурой в мире, до того как в Волгограде поставили Родину-Мать. — И зачем мы здесь? — Спрашивает Ойкава, складывает руки на груди. Его нога отбивает нервную чечётку, выдавая волнение, — Не люблю достопримечательности. Иваидзуми фыркает. У Ойкавы такой список предпочтений, что все «любит» и «не любит» не запомнишь. Никто даже не пытается. Большинство запоминали что-то вроде: «люблю сладкое», «не люблю насекомых», «люблю ровные числа в чеках» и прочее. Иваидзуми уверен, что знает больше после стольких совместных лет жизни, но утверждать обо всём не торопится. — Тренироваться, — отвечает он и открывает новый портал, — создай воронку, а я подожду тебя наверху. *** Первые полчаса Ойкава только кричит и ругается на него. Иваидзуми упорно игнорирует его. Медитирует, совершенствует навык наложения звукоподавляющих заклинаний и создания предметов. После трёх неудачных попыток создать бируши отступает. Ойкава всё ещё покрывает его матом. Это отвлекает достаточно, чтобы не допускать мыслей о высоте, кружащей голову. На голове статуи немного холодно. Ветер срывает листья деревьев, уносит их в воды реки и сопровождает вниз по течению. Ещё через полчаса Ойкава наконец затыкается. Иваидзуми несмело подходит поближе к краю, чтобы взглянуть вниз. У ног статуи раскрасневшийся от злости Ойкава кидает булыжники в воду. Красные камни с громким всплеском поднимаю фонтаны грязных брызг. Иваидзуми возвращается к медитации. Он снова обращает внимание на шум внизу уже через час. Нехотя, но с подавляющей долей любопытства он заставляет себя подойти ещё ближе к краю. Короткие волосы статуи выкрашены в чёрный. Цвет смылся временем, вылинял до буро-серого. Но за небольшие цилиндры волос очень удобно цепляться сапогами. Ойкава, пыхтя от негодования, пытается создать портал. К сожалению, у него выходят только слабые искры, больше похожие на детские петарды. Иваидзуми возвращается к тренировкам. Так они проводят в Лэшане почти семь часов. К этому времени солнце уже клонится к закату. Желтеющее небо над священной горой Эмэйшань расчерчивается бледно-голубыми полосами. Иваидзуми уже устал от тренировок. Он отжимался, делал упражнения на пресс и даже, цепляясь за низкую ветку дерева, подтянулся около сотни раз. Скука в итоге добила его быстрее, чем физическая истощённость. От Ойкавы не слышно и звука. Иваидзуми уже собирался снова взглянуть вниз со своего насеста, но звук тяжёлого дыхания отвлёк его от этой затеи. Рядом с ним на голове Будды стоял Ойкава. Его ученические одежды оказались порваны и растрёпаны, грязные клочки ткани лоскутами свешивались с рукавов. Он тяжело дышал, утирая пот и грязь с лица. Иваидзуми смотрел на Ойкаву таким, каким не видел его ни разу в жизни. С разодранными ладонями и коленями, потного и с ужасно спутанными волосами. В такого Ойкаву, он влюбился ещё больше. — Какого чёрта ты… — Он не уверен, что сможет подобрать правильное слово, поэтому продолжает смотреть. Ойкава улыбается дьявольски и надменно. С его ладоней мелкими ручейками стекает кровь. Иваидзуми взглядом скользит по этим багровым следам. Они тянутся от уха статуи до плеча, потом до коленей и ступней. Вот оно как. Ойкава выглядит как хищник, пришедший за жертвой. Иваидзуми чувствует давление ярости на свой мозг. Он крепко хватает Ойкаву за исцарапанные запястья и кричит ему гадости прямо в лицо, пока в лёгких не замирают остатки воздуха. — Ты должен был просто создать ебаный портал! — Иваидзуми подавляет боль в своём горле и дёргает Ойкаву на себя, — Нахера было лезть по сраной статуе, дибил?! Ойкава улыбается ему ещё ярче, пот стекает с висков. Пока золотистое небо наливается светом за их спинами, Иваидзуми чувствует свою и только свою вину за произошедшее. — Ты же сказал, что будешь ждать меня наверху, — отвечает Ойкава, но даже не пытается отдёрнуть руки из захвата. Иваидзуми не контролирует свою силу в моменты гнева, причиняя острую боль его итак горящим запястьям, — поэтому я поднялся. Теперь у обоих ладони перепачканы кровью. Иваидзуми как идиот замирает от этих слов. Его сердце сжимается и падает, как те камни, что Ойкава от злости швырял в реку. Ветер полощет его одежду и волосы Ойкавы, вплетая в них зелень листьев. — Теперь, Ива-чан, — Ойкава по-детски наклоняет голову и прикрывает слезящиеся от порывов ветра и боли глаза, — сходишь со мной на свидание? *** Иваидзуми берёт выходной. Он сам от себя не ожидал такого поступка, но после произошедшего в Лэшане, чувствует, что ему определённо нужен перерыв. Когда они с Ойкавой в тот вечер возвращаются домой, все с тревогой ожидают их у главного входа. Старейшины только головой качают. Иваидзуми оставляет Ойкаву на милость хлопочущих вокруг слуг и медиков, наскоро отчитывается и покидает храм. Он правда не собирался сбегать. Этот поступок не в его характере. Он уже направляется в свою/их комнату, когда младший ученик сообщает, что Ойкава-сан искал его. Иваидзуми тут же меняет направление, просит его сообщить заместителю о том, что он будет отсутствовать сегодня и открывает портал до Токио. Ночь оказывается довольно холодной. Иваидзуми сбегает, не удосужившись переодеться, поэтому несколько человек просят сделать фото с косплеером. Иваидзуми вежливо отказывается и первым делом спешит в магазин одежды. Ему придётся извинится перед Конохой за дополнительные траты и обязанности, свалившиеся на светловолосую голову. Он выбирает самую тёплую куртку из предложенных, потому что возиться с одеждой прерогатива того, кого он отказывается называть даже мысленно. До закрытия магазина остаётся всего ничего, но консультант добродушно подбирает ему одежду. Иваидзуми не крутится перед зеркалом, но девушка утверждает, что тёмно-синий ему правда очень к лицу. Иваидзуми только уныло соглашается и пихает свою форму в предложенный пакет. Он не думал, куда пойдёт после. Маки и Матсун уже должны были вернуться в храм и получить нагоняй от Конохи. Тот-кого-нельзя-называть вернулся в свою/их комнату и лёг спать. Иваидзуми замирает посреди шумящего мегаполиса. Куртка и правда оказывается тёплой. Он думает, что мог бы позвонить Акааши, но быстро откидывает эту мысль. Если его ищут, к нему пойдут вероятнее всего. К тому же прерывать утопическую идиллию с Бокуто в главных ролях не входит в его планы и является, по меньшей мере, травмоопасным. Поэтому Иваидзуми достаёт телефон и окоченевшими пальцами пролистывает список контактов. *** — Какого хера? — Яку выглядит заспанным и пугающе недовольным. Иваидзуми бурчит приветствие и проходит в квартиру, оставляя пластиковый пакет на полу. Яку пропускает его, но на приветствие не отвечает. Иваидзуми примирительно сообщает: — Я принёс пиво. — Сейчас час ночи, — отвечает Яку страдальчески, но подбирает пакет с пола и направляется на кухню. Иваидзуми не берётся спорить. Если есть в этом мире кто-то, кого Ойкава на дух не переносит на уровне Ушиджимы Вакатоши, то это Яку. Иваидзуми в безопасности в пределах этой квартиры. Яку, единственный из его друзей достигший совершеннолетия, не капает на мозги. Это становится решающим фактором в выборе приюта на ночь. В дополнительных оказывается неприязнь Ойкавы и отсутствие у Яку личной жизни. Хозяин квартиры влюблён в свои компьютеры больше, чем в само существование. Дитя материнской платы и неизмеренный любовник клавиатуры, он вряд ли подарит своё сердце кому-то кроме программных кодов. Иваидзуми открывает первую банку пива. Яку усаживается прямо на пол, среди хаоса бумаги и книг. Они пьют молча первые две банки, просто изучая друг друга. Яку не выдерживает первым. Количество терпения в этом человеке пропорционально росту. — Так какого чёрта ты припёрся среди ночи? — Яку откидывается на спинку кресла и сгибает одну ногу в колене. Он придерживает банку кончиками пальцев, мерно болтая в ней согревающееся пиво, — Ещё и с алкоголем. Твой туповатый друг снова создаёт неприятности? Иваидзуми хочет огрызнуться на «туповатый друг» больше по привычке, чем из надобности. Он не может спорить. Пиво приятно согревает внутренности. Иваидзуми откидывается на диване и молча смотрит в выбеленный потолок. Его кадык нервно дёргается. — Есть идеи? — Спрашивает он, скорее в шутку, чем правда ожидая предложений по поводу его внезапного ночного появления. — На лицо симптомы одного разбитого полого мышечного органа, занимающегося перекачкой крови, — изрекает Яку. Иваидзуми пропускает половину слов мимо ушей, — но я бы назвал себя идиотом, если бы это правда оказалось так. Поэтому предположу, что у тебя сезонная депрессия. Иваидзуми становится немного смешно. Он фыркает и растекается по дивану лужицей. Яку и правда только что всерьёз назвал себя идиотом. Просто выбрал не те слова и, конечно же, вряд ли когда-нибудь узнает об этом. Иваидзуми допивает вторую банку и открывает третью. — Сезонная депрессия? — Спрашивает он. Пиво шипит и проливается на пальцы, — Что за оно? — Ну знаешь? — Яку закидывает руку на своё колено и продолжает мерно болтать банкой, — Когда славненькие детки грустят холодными зимними ночами. Знаю я таких. Его лицо морщится, как инжир на солнце и покрывается красным румянцем. Иваидзуми коротко смеётся. Яку и правда не шибко много понимает в делах полых мышечных органов, занимающихся перекачкой крови. Однако последняя фраза занимает его мысли. Телефон Яку, лежащий экраном вниз на полу, звонит. Яку его стойко игнорирует. Он так старательно отводит взгляд от гаджета, что Иваидзуми начинает подозревать неладное. — Не хочешь ответить? — Не особо. — Что-то важное? — Определённо нет. Иваидзуми не настаивает. По цветовой гамме на лице Яку он делает свои выводы. Возможно, у его полого мышечного органа, занимающегося перекачкой крови и занятого двоичным кодом, появился кто-то ещё. *** Иваидзуми возвращается в храм только через два дня. Несмотря на ожидания, первый, кого он видит — Коноха. Его поджидают уже у входа в храм и судя по выражению лица, разговор будет не из приятных. Иваидзуми мысленно содрогается, но старается внешне остаться невозмутимым. — Где ты был? — Восклицает Коноха и взмахивает руками, — Чёрт возьми, поверить не могу, что ты свалил и оставил целый храм на меня! — Ты мой заместитель, — отвечает Иваидзуми, останавливаясь у входа, — и теперь понимаешь как я мучаюсь изо дня в день. Коноха закатывает глаза, но открывает выкрашенную красным дверь. Ещё темно и тихо, но рассвет уже ступает на небо розовыми облаками. Ученики мирно спят в своих комнатах. Иваидзуми вдыхает холодный ветер, несущий с собой запах клёнов и благовоний. Он немного скучал по своему дому. — Забирай обратно, — с воодушевлением говорит Коноха, протягивая ему пустую ладонь, — мне они и даром не сдались. Иваидзуми смотрит на его широкую светлую ладно, покрытую вязью мелких шрамов. Он не видит в ней ничего и даже ничего особенного. — Забрать что? — Он чувствует себя сбитым с толку и немного разочарованным обманом. — Свои ужасные обязанности, — тут же отвечает Коноха, ничуть не смущённый его замешательством, — я так больше не могу. Волосы седеют. Я за два дня потерял пятнадцать лет жизни. Иваидзуми понимающе кивает и даёт ему пять. Хлопок разносится по тихому внутреннему дворику громовым раскатом. Хозяин дома вернулся. — Тебе ещё последствия разгребать, — Коноха говорит и начинает движение, спешно пытаясь отойти подальше, — Маки и Матсун раскрасили свою комнату из баллончиков, младшие ученики натворили дел в Зале Предков, а ещё Ойкава снова сбежал. Переваривая поступающую информацию, Иваидзуми снова чувствует нарастающую головную боль. Она не тревожила его уже пару дней и вот опять. — Маки и Матсуна на тренировочное поле и швабры в зубы, пусть драют в качестве наказания, а потом ещё тряпки и если стены комнаты не будут сверкать белоснежным сиянием горных вершин — переедут жить в подвал, — Иваидзуми набирает скорость и догоняет Коноху. Они вдвоём направляются по коридору к жилым комнатам, пока Иваидзуми раздаёт указания по устранению этого локального катаклизма, — младших учеников отведи на урок к Мастеру Сэй, она сегодня будет в Перу на зачистке мелких паразитов, пожирающих ткань реальности. А с Ойкавой я сам разберусь. — Сам? — Коноха останавливается посреди коридора, трёт виски пальцами, — Ты уверен? — Уверен, — отвечает Иваидзуми и кладёт руку ему на плечо, — я беру ещё один выходной. Увидимся завтра утром. — Стой, погоди! Чего?! — Коноха изумлённо тянется в его сторону, пытаясь ухватится за край куртки, но Иваидзуми уже отступает в портал. В коридоре остаётся только один безумно уставший Коноха. Он испускает пронзительный стон отчаяния и идёт завтракать. *** Ойкава лежит на крупном валуне. Он удобно расположился, закинув руки за голову и вытянув ноги. Так его находит Иваидзуми. Под пышным алым клёном в парке Инокасира, куда он часто приходил с родителями и сестрой кормить уток и смотреть на выступления уличных музыкантов. — Какого чёрта ты отмораживаешь тут почки? — Иваидзуми подходит к камню ближе и говорит достаточно громко, чтобы Ойкава испуганно дёрнулся. Он садится так резко, что поднимает за собой ураган красных листьев, медленно пикирующих вниз. — Ты вернулся! — Радостно восклицает Ойкава, занимая позу лотоса. Иваидзуми приходится слегка задирать голову, чтобы смотреть ему в лицо, — Два дня прошло, а ты всё в храме не появлялся. — Ты поэтому сбежал? В прошлый раз старейшины посадили тебя под домашний арест на месяц, — Иваидзуми суёт руки в карманы куртки и ёжится от лёгкого холода. Свет фонарей выхватывает из сумрака спокойное лицо Ойкавы. Уголки его глаз слегка покраснели, а длинные пальцы до сих пор покрыты тонким слоем бинта. Лёгкий ветер приносит цепкий запах лекарственных мазей, зелёного чая и пшеницы. Иваидзуми вдыхает полной грудью, словно может задержать его в лёгких немного дольше. Его брови сурово сходятся над переносицей. — Я просто любуюсь момидзи, — спокойно врёт Ойкава и отводит взгляд в сторону, его лицо принимает немного болезненное выражение, — но ты нашёл меня тут. — Ты не прятался, — отвечает Иваидзуми, не сводя с него испытующего взгляда, — я знаю тебя как облупленного. Ты правда думал, что я не найду тебя здесь? — Я знал, что найдёшь, — Ойкава смеётся, но в этом тихом звуке нет радости, — поэтому и пришёл сюда. Иваидзуми сжимает руки в кулаки и пытается собраться с мыслями. Ойкава всё ещё греется в его сердце, словно бродяга у костра. Всё путается окончательно, потому что ни один из них не знает, что следует делать дальше. Ойкава с его покрасневшими глазами, растрёпанными волосами и алой листвой, застрявшей в капюшоне куртки, выглядит как-то, на что Иваидзуми хотел бы смотреть вечно и не видеть больше никогда. — Пойдём, — голос Иваидзуми звучит хрипло от сдерживаемых эмоций, — слезай оттуда. Он не смотрит на Ойкаву, но слышит как он с разочарованным вздохом тихо спрыгивает на землю. Листья шуршат под его ботинками, подгоняемые порывами осеннего ветра. Ещё слишком рано, поэтому дворники не выметали дорожки. Иваидзуми открывает портал и проходит первым. Ойкава следует за ним. Яркое золотое сияние ослепляет. Иваидзуми подходит к деревянной ограде и опирается на неё локтями. Позади него закрывается портал и Ойкава издаёт полный восхищения звук, больше похожий на испуганную утку. Впереди, на сколько хватает взгляда, растянулись горы и холмы. Выхваченные первыми лучами восходящего солнца, они отливают красным, жёлтым, розовым, синим и зелёным, как драгоценная фреска храма. Наполненные сияющим великолепием, горы тянутся до самого горизонта, сверкая таким количеством цветов и оттенков, что сотня станет грубым и непозволительным округлением для любого, кто видит это наяву. — Это геологический парк Чжанъе Данься, — говорит Иваидзуми, наблюдая за рассветом, — его ещё называют… — Радужные горы! — Ойкава с восхищением бросается вперёд, запрыгивая на деревянную балку перил. Он с детским восторгом в широко распахнутых глазах смотрит на горизонт. Иваидзуми приходится ухватить его за капюшон, чтобы удержать от падения со смотровой площадки. Несколько человек, так же наблюдающих за живописным рассветом площадкой ниже, поворачиваются к ним с немым осуждением. — Ты же хотел взглянуть, — сконфуженно добавляет Иваидзуми, крепче сжимая ткань капюшона. — Но ты сказал, что если хочется, мне придётся освоить порталы и тащиться сюда самому, — Ойкава поворачивается, чтобы взглянуть на его спокойное лицо, но в глазах нет и капли обиды, — я так и не освоил порталы. — Я знаю, — отвечает Иваидзуми, трёт свободной рукой покрасневший от смущения лоб и прикрывает глаза, — но ты просил у меня свидание. Он, даже собрав всё своё мужество, не может открыть глаз, чтобы взглянуть на Ойкаву. В груди комом собирается страх, что сейчас он рассмеётся, скажет, что Иваидзуми воспринимает шутки слишком серьёзно и попросит отвести его домой. Он чувствует движение под своей рукой — Ойкава слазит с перил и становится рядом, подпирая плечом. Иваидзуми цепляется за его куртку, как за последнюю надежду. В войне со своей безнадёжной влюблённостью он оказывается сокрушительно побеждён. — Ты заставил меня ждать слишком долго, — обиженно говорит Ойкава. Иваидзуми открывает глаза, но всё ещё не осмеливается посмотреть на него. Он обнаруживает в себе хрупкое чувство. Пока Ойкава стоит рядом, высота почти не пугает его. Рассвет на горе Циляньшань они проводят молча. *** — Мы уже возвращаемся? — Разочарованно спрашивает Ойкава. Он крутит на пальце брелок — маленький стеклянный пузырёк, наполненный разноцветной крошкой Радужных гор. Солнце уже встало и повисло на небе, освещая торговые лавочки. Иваидзуми сверяет часы. — Сейчас дома только девять утра. — Он бегло осматривается, выискивая место, где меньше людей, — У меня выходной до завтра, не вижу причин торопиться. — Снова оставил храм на Коноху-куна? — Ойкава бодро вышагивает рядом с ним, задевая плечом при каждом шаге, — Как нехорошо, Ива-чан. — Хочешь вернуться в храм и быть запертым в своей комнате в наказание? — Иваидзуми подмечает небольшой горный пик за лавками с сувенирами и уже направляется туда. — Нет! — Ойкава спешно двигает за ним, его лицо принимает хитрое выражение, — Это было бы самое убогое свидание из всех, что у меня были. Иваидзуми останавливается как вкопанный. Он медленно поворачивается, его лицо тут же мрачнеет. Ойкава делает шаг назад и выставляет кулаки вперёд, готовый к обороне. Иваидзуми ненавидит, когда не добивается победы во всём, будь это армрестлинг, бег или свидание. Ойкава осведомлён, вооружён и готов к бою. Они сверлят друг друга взглядами. — И что дальше? — Задорно спрашивает Ойкава, но оборонительных позиций не сдаёт, — Будем кататься по Китаю? У меня претензии к этой стране. Иваидзуми рыкает на него и быстрым шагом уходит вперёд. У Ойкавы претензии к Китаю. Иваидзуми думает, что большей наглости в жизни не слышал. Кто-нибудь должен уведомить об этом Китай. Как только их спины исчезают из виду за пригорком, Иваидзуми судорожно обдумывает место, в которое можно открыть портал. Токио не подойдёт — они бывают там слишком часто и есть шанс наткнуться на кого-нибудь знакомого. Впрочем, в Японии они не найдут много чего нового. Иваидзуми тут же вычёркивает эту страну с карты. Вслед за ней идёт Китай, потому что у Ойкавы, Боже упаси, претензии. Он так же вычёркивает Корею, по личным причинам (Ойкава войдёт в салон красоты и они не уйдут до захода солнца), Россию (Ойкава явно выбесит кого-нибудь своим видом и его изобьют), Англию (Ойкава в ссоре с Людьми Икс и соваться без предупреждения на их территорию то ещё предприятие). По той же причине выбывает большая часть штатов США. В конечном счёте, Иваидзуми перечёркивает практически всю карту в своей голове и тяжело вздыхает. Единственное место, в которое он без последующих неприятностей может сходить с Ойкавой — Антарктика (зачёркнуто, Ойкава не любит холод). — Ну так что, Ива-чан? — Ойкава нагоняет его и выглядит полностью беззаботно. Он так омерзительно не осведомлён о том, какая географическая каша творится в голове Иваидзуми, что это немного раздражает, — Куда мы пойдём дальше? Иваидзуми с горестным вздохом бьёт Ойкаву по спине. Под оскорблённый вдохи открывает портал до единственного места, которое приходит в голову, а потом впихивает Ойкаву внутрь и заходит следом. Прежде он исключил Италию из списка, потому что Ойкава не любит морепродукты и сухой климат, но всё можно исправить, если подумать достаточно хорошо. В виду дополнительной мотивации Хорошего свидания, выбор пал на Чинкве Терре. Свидание в Италии? Звучит отлично. Иваидзуми остаётся доволен собой. Он обнаруживает только один минус, когда в сорокоградусную жару начинает обливаться потом в своей куртке. Ойкава скидывает с себя верхнюю одежду и свитер, оставаясь одной футболке. Иваидзуми такое счастье не светит, у него под курткой только свитер. Впрочем, это хороший шанс отыграться. Портал открылся в небольшом проулке между домами, поэтому он без проблем снимает куртку и свитер, подтягивает джинсы до колена и снимает ботинки. Телефон, бумажник и ключи пихает по карманам, а одежду порталом отправляет домой. Когда общая проблема исчезает, становится очевидна ещё одна. Ойкава смотрит на него и взгляд, чтоб их пробрало эти романтические клише, медленно спускается вниз по рельефному торсу. Иваидзуми краснеет с ног до головы, но пока есть возможность, он готов преподать Ойкаве урок. Он в прекрасной физической форме и знает об этом. Маки как-то упоминал, что о бицепсах Старшего ученика в храме ползают легенды. Иваидзуми собирается это проверить. Он потягивается и прогибается в пояснице, чтобы подставить блестящую от пота кожу на ласку солнцу. Ойкава ёрзает на краю взгляда. Иваидзуми, закрепления эффекта ради, ничего такого, вы не подумайте, сладко стонет, словно получает удовольствие от расслабившихся мышц. На стенах разноцветных домов цветут виноградники. Их листья красные, жёлтые, зелёные, бурые и бордовые мягко шелестят на ветру, касаясь стен. Ойкава попеременно сливается с ними цветом, словно пытается от смущения мимикрировать под стену. — Пойдём, — Иваидзуми заканчивает развлекаться, когда Ойкава становится красным настолько, что местные торговцы раками могут напасть, — я покажу тебе Ривьеру. *** В местном магазине они закупаются одеждой. Ойкава выглядит немного разочарованным, когда Иваидзуми покупает себе футболку. Иваидзуми плевать, потому что на ней принт с надписью «Папочка № 1» и он отказывается снимать её до самой смерти. Ойкава покупает себе шорты, которые умудряется выбирать полчаса, под предлогом «когда Ива-чан в следующий раз повезёт меня на пляж, должен сказать заранее», очки с розовыми стёклами и самый большой фруктовый коктейль со льдом, который только можно найти на Ривьера-ди-Леванте. — Добро пожаловать в Манаролу! — Кричит Ойкава, присоединяясь к общему оживлению на улицах. Он хватает Иваидзуми за руку и утаскивает с собой, высоко подняв свой разноцветный коктейль над головой. Они крепко переплетают пальцы, чтобы не потерять друг друга в толпе. Иваидзуми нервничает больше, чем стоило бы. Среди розовых, жёлтых, персиковых, голубых домов легко потеряться. Ойкава радостно осматривает округу, порываясь походить везде, до куда донесут его ноги в шлёпках через палец. Иваидзуми следует за ним к фонтанам, статуям, лодочным станциям и музеям, лавкам, кафе и барам. В Манароле запрещены автомобили, поэтому Ойкава уламывает его на поездку на велосипедах. Иваидзуми предусмотрительно закупается закусками и даже успевает заскочить в винную лавку. — Как тебе вообще продали алкоголь? — Ойкава спихивает покупки в корзинку своего велосипеда, — Они не спросили документы? — Для них все с азиатской внешностью неопределённого возраста, — Иваидзуми вытряхивает из своих шлёпков мелкий гравий, — да и кто отпустит детей в другую страну? Город маленький, все друг друга знают. Ойкава не возражает. Он улыбается так широко, что увлекает взгляды абсолютно всех девушек, которые встречаются им на пути. Влюбчивые загорелые итальянки машут им и посылают воздушные поцелуи. Ойкава смеётся от души и машет им в ответ. Они добираются до маленького гравийного пляжа к полудню. Манарола окружёна скалами со всех сторон, но пешеходные тропы проложены для туристов на каждом шагу. Иваидзуми скидывает футболку на землю, поверх летят джинсы и шлёпки. Ойкава выглядит удивлённым. — А ты что думал? — Иваидзуми жмёт плечами и осыпает его мелкой галькой, — Мы в Италии, а ты не собираешься купаться? Он с разбега врезается в волны, поднимая лазурные брызги. Вода тёплая и щекочет кожу солью. Иваидзуми ныряет, касается дна пальцами и вытаскивает ракушку. Он выныривает и оказывается нос к носу с Ойкавой. Прискорбно. Полуголым Ойкавой. Смех вырывается из горла звонко и чисто, словно сдерживаемый годами. Иваидзуми обрызгивает его с ног до головы солёной водой и оказывается так этим доволен, что просто не может сдержать радости. Ойкава смотрит на него, как на второе пришествие и тоже подаётся веселью. — Смотри что у меня есть, — заявляет Иваидзуми, вертя в руках белоснежную ракушку. На солнце она ярко отливает перламутром, — спорим, ты такую не найдёшь? Ойкава возмущённо фыркает и тут же уходит под воду. Он выныривает ещё пару раз под одобряющие крики Иваидзуми, но в пятый или шестой возвращается к нему. Две ракушки теперь оказываются за пределами своего тёмно-синего дома. — Вот видишь? — Ойкава выглядит до ужаса самодовольным, — Моя больше твоей. Иваидзуми с таким исходом не согласен. Он снова ныряет. А потом ещё и ещё. Они с Ойкавой ищут ракушки, пока солнце согревает их обнажённые плечи. Брызги разлетаются во все стороны, застревают солью в волосах. Вдоволь наплававшись, Ойкава использует заклинание и призывает ещё больше ракушек. Иваидзуми ныряет за ними и достаёт со дна. В конечном итоге общими усилиями они собирают небольшую кучку. — И что будем делать? — Ойкава обессиленно падает на гальку, вода стекает с его кожи. Иваидзуми стоит над ракушками, задумчиво подпирая пальцами подбородок. Тёплый ветер приятно греет, подгоняя светлую воду к берегу. Иваидзуми щёлкает пальцами. — У меня есть идея, — говорит он и приседает на корточки. Он так тщательно перебирает ракушки, что Ойкава невольно заинтересовывается этим предприятием. Однако, на вопросы Иваидзуми не отвечает и Ойкаве приходится с остервенением разбирать ракушки тоже, выискивая самую красивую. Поиск заканчивается, когда Иваидзуми возвращает остальные в воду. Две белоснежные ракушки остаются лежать в руках Ойкавы. Они маленькие, едва больше фаланги указательного пальца, поэтому Ойкава бережно заворачивает их в бумагу из-под свежего сыра, который они купили в городе. Иваидзуми только сейчас вспоминает, что всё тело Ойкавы покрыто царапинами и ссадинами из-за тренировки в Лэшане. Ему наверняка было больно лезть в солёную воду. — Как твои раны? — Иваидзуми усаживается рядом на гальку, их колени сталкиваются. Это привлекает внимание Ойкавы быстрее, чем сам вопрос. Он неловко посмеивается и опускает взгляд на мелкие царапины на ладонях и пальцах. Бинты давно сброшены в ворох одежды. — Совсем не болят, — отвечает он, кратко улыбаясь, — но если ты так беспокоишься, почему бы тебе не поцеловать, чтобы не болело? Иваидзуми тут же отводит взгляд. Его собственные руки мелко подрагивают, поэтому он сжимает их в кулаки. Вот же придурок слащавый. — Ты сказал, что не больно, так зачем мне делать это? — Злобно спрашивает он, наблюдая за кружащими над скалами чайками. — Я передумал, — тут же реабилитируется Ойкава, его голос трансформируется, словно он умирает в муках, — очень больно. Иваидзуми рычит на него и встаёт, чтобы забрать из сумок еду. Они перекусывают быстро, чтобы кружащие вокруг чайки не позарились на еду, а затем собирают вещи. Солнце ещё только-только начинает клонится к закату, когда они бок о бок направляются обратно. Горная тропа проходит через зеленеющий лес. Иваидзуми останавливает свой велосипед, так и не доехав до города. Ойкава тормозит рядом с ним и поднимает на лоб свои очки. — Что там, Ива-чан? Иваидзуми снова сверяет свои часы, а затем кивает. У них есть ещё около пяти часов до того времени, к которому он обещал Конохе вернуться. Иваидзуми взвешивает все за и против, а потом увлекает Ойкаву за собой в лес. Через сотню метров деревья расступаются над обрывом вдоль моря, по которому проложена каменистая дорога. Иваидзуми оставляет велосипеды у дерева и за руку тянет Ойкаву в сторону моря. Всё, что он успевает схватить — купленная в Манароле бутылка вина. — Молодые люди! — Окликают их на английском и Иваидзуми клянёт себя за невнимательность. Ойкава однако, дискомфорта не испытывает, — за вход на Дорогу влюблённых нужно заплатить! Иваидзуми всегда ненавидел уроки английского в школе. Он хорош только в японском и китайском. Но Ойкава, Ойкава расплывается счастливой лужицей и переспрашивает на английском у итальянки-сторожа: — Как вы сказали называется дорога? — Дорога влюблённых, — женщина улыбается, но в её голосе звучит неподдельное удивление, — вы разве не за этим приехали в Манаролу? Ойкава переводит взгляд на паникующего Иваидзуми, который дёргается на каждое английское слова и уже хочет устранить себя из Италии. Возможно, теперь у него претензии к этой стране. Скажите об этом Италии. Ойкава расплывается в такой радостной улыбке, что пугает его не на шутку. Иваидзуми крепче сжимает его руку и с надеждой тянет подальше от этого проклятого места. Ойкава остаётся стоять на месте. — Да, конечно мы приехали за этим, — Ойкава вежливо кивает, — сколько нужно заплатить за вход? *** — Что сказала тебе та женщина? — Иваидзуми медленно вышагивает по каменной дороге. Внизу бушует Лигурийское море, с шумом разбиваясь о серые камни. Ветер приносит запах соли и виноградников, цветущих на склонах. Солнце уже не жарит, как в полдень, а мягко согревает, позолачивая всё к чему прикасается. Ойкава неторопливо идёт рядом, в его розовых очках отражается закат. В его руке прозрачная бутылка вина, согретая жаром ладони. — Что итальянцы очень любят трагедии, — отвечает Ойкава и пятернёй убирает назад свои непослушные волосы, — ты знал, что это дорога называется Дорогой влюблённых? — Откуда мне было это знать, — спокойно отвечает Иваидзуми, даже не глядя на Ойкаву, — я не говорю по итальянски. — И по английски, — подмечает Ойкава. Он останавливается посреди дороги, пока они не дошли до Риомаджоре, — оказывается тут трагедия, полностью украденная у Шекспира. Иваидзуми тоже останавливается. Ветер поднимает полы его футболки, когда он оборачивается к Ойкаве. Солнце золотом играет с его кожей, окутывает мягким сиянием. Дорога под ногами кажется Иваидзуми раскалёнными углями. Он думает, что на этом свидание подошло к концу. Возможно, он, как и Ойкава, порой думает слишком много. Даже если из этой глупой затеи ничего не выйдет, у них был этот день в Италии. В маленьком городке, где торгуют крабами и пахнет солнцем и солью. Где приветлива каждая собака, а вино льётся рекой. В маленьком городке Ривьеры, где Иваидзуми чувствует себя счастливым. — Жители Манаролы и Риомаджоре давненько враждовали, — начинает Ойкава и ветер крадёт разочарованные нотки из его голоса, — а дальше всё как в Ромео и Джульетте, знаешь? Парень и девушка полюбили друг друга, но братья девушки узнали об этом и заперли её дома. Она сбежала и побежала навстречу возлюбленному. Они встретились ровно посередине дороги, но поскользнулись и сорвались в море. — Какая глупая смерть, — замечает Иваидзуми, прикидывая расстояние до центра тропы. — Ага, — Ойкава прислоняется к ограждению и магией откупоривает вино, — но, Ива-чан, это ещё не конец истории. — Дай угадаю, — Иваидзуми забирает бутылку из его рук и делает пару глотков, — поэтому Риомаджоре и Манарола и помирились? Ойкава улыбается ему и поднимает свои очки на лоб. Иваидзуми никогда не мог смотреть на его лицо слишком долго. Он даже сейчас этого сделать не может. Пока они тут, Ойкава выглядит слишком его. Слишком принадлежащим только ему одному и от этой мысли Иваидзуми начинает подташнивать. — С утра к берегам Манаролы прибило тело риомаджорки, а к берегам Риомаджоре — тело манарольца. Жители деревень расценили это как знак свыше и с тех самых пор живут в мире. Вот и всё. — И правда украдено у Шекспира, — говорит Иваидзуми, глотая вино. Хорошее. Вкусное вино, наполненное светом и летними днями. Со вкусом морской соли, тёплого ветра, виноградников и красочных домов на побережье. Иваидзуми оно нравится. Он передаёт бутылку Ойкаве и тот делает несколько глотков. Его щёки тут же начинают пылать. Всё же, алкоголь действует на него всегда одинаково. — Ты правда собирался привести меня сюда, не сказав, что это за место? — Спрашивает Ойкава, — Показал мне рассвет над Радужными горами, привёз в Италию. Это было такое хорошее свидание. Иваидзуми не находится с ответом. Они остаются стоять так ещё немного, пока прохладная тень не опустится на воду, поглощая последние лучи солнца. Только тогда Иваидзуми открывает портал. У них есть ещё два часа, чтобы сбежать. *** — Мальдивы, — скептично говорит Ойкава, утопая ногами в мягком белом песке. У Иваидзуми появляется подозрение, что к Мальдивам у Ойкавы тоже претензии. Но тут у них скорее недопонимание. Изначально острова были вычеркнуты из списка за лишнюю романтичную клишейность. Однако, у Иваидзуми есть дело на Мальдивах. Он оставляет Ойкаву в ближайшем баре и сбегает, оставляя ему деньги и компанию в виде алкоголя. Спешка не особенно помогает ему в итоге. Когда Иваидзуми возвращается, Ойкава приобретает для себя довольно много (настолько, что Коноха его покалечит) одежды и еды, что его челюсть непроизвольно оказывается ниже уровня моря. К тому же, Ойкава пьян. Иваидзуми тяжело приседает перед ним на корточки. Ойкава, сидящий в окружении бумажных пакетов из бутиков на парковой скамейке, упирается локтями в колени и плотно обхватывает свои горящие щёки ладонями. Солнце ещё не село. — Зачем мы тут? — Уныло спрашивает Ойкава, от его дыхания в воздухе тут же повисает запах алкоголя и мяты. — Посмотреть на закат. — Спокойно отвечает Иваидзуми, — Мы посмотрели рассвет в Токио и Китае. Это два рассвета за один день, будет нечестно взглянуть только на один закат, как считаешь? Ойкава думает минуту и решительно кивает головой. Иваидзуми так же решительно кивает ему в ответ. Он сдерживает смех в себе и за локоть поднимает Ойкаву на ноги. — А как же мои покупки! — Оскорблённо восклицает он, как только Иваидзуми пытается оттащить его к причалу. Им приходится вернуться. Пока Иваидзуми порталом отправляет все пакеты в их комнату, Ойкава сидит на траве, играясь с пуговицей на своей рубашке. Иваидзуми замечает её только сейчас, вероятно, Ойкава купил её вместе с остальными шмотками и надел поверх футболки. — Разве у меня нет точно такой же? — Спрашивает Иваидзуми, когда наконец замечает, что его так сильно беспокоит в этом предмете гардероба. — Я увидел её в магазине и сразу же подумал об Ива-чане, — честно отвечает Ойкава и самостоятельно поднимается на ноги, — пойдём искать закат? Иваидзуми отрешённо кивает. Ойкава берёт его за руку, но оказывается недоволен таким положением дел. Их разница в росте составляет почти пять сантиметров и Ойкава пользуется этим абсолютно нагло, закидывая руку ему на плечо. Сердце Иваидзуми срывается в беге и на секунду сбивается. Он тут же выкручивается из объятий, но не может заставить себя кричать на Ойкаву прямо сейчас. Он с крайне недовольным видом берёт его за руку, крепко сжимая перебинтованные пальцы. Укол вины заставляет его поморщиться. Даже в таком состоянии Ойкава тут же подмечает перемену в его настроении и спокойно улыбается. Иваидзуми просто тащит его к причалу. Когда их на катере подвозят до острова Ваадху, Ойкава уже успевает задремать, проснуться и протрезветь. Он выглядит сонным, но как только оказывается на земле, тут же оживляется. Пляж атолла Раа тонет в мягком песке. Ойкава оставляет обувь на дорожке и босиком устремляется к океану. Он бежит так быстро, что Иваидзуми едва успевает нагнать его, прежде чем босые ступни коснутся воды. — Не вздумай лезть туда, — он хватает Ойкаву за локоть и оттаскивает подальше от лазурных волн, — это опасно. Сумерки опускаются на острова. Пушистые облака озёрами плавают по синеющему небу, скрадывая последние лучи горячего солнца. Иваидзуми усаживается на землю, мало заботясь о комфорте и утягивает Ойкаву за собой. — Что мы делаем на Мальдивах? — Ойкава откидывается назад и его ладони погружаются в песок. Иваидзуми молча достаёт из кармана свёрток и протягивает Ойкаве. Его удивлённый вздох тонет в шуме океана. В бумаге из-под сыра, в которую они до этого завернули ракушки, мелко поблескивая, лежит два браслета. Ракушки, заключённые между маленькими жемчужинами, крепятся к тонкой серебряной цепочке. Ойкава восхищённо разглядывает подарок. — Это мне? — Он спрашивает, но тут же защёлкивает застёжку браслета на запястье, — Очень красиво. Иваидзуми забирает второй и надевает себе на запястье. Не совсем в его стиле, но последние три дня он только и делал, что шёл против всех своих правил. Одна безделушка этого не изменит. Ойкава пододвигается поближе и сонно зевает. — Это похоже на парные браслеты для парочек, — задумчиво изрекает он, рассматривая свою руку, — я хочу наложить на него заклинание, чтобы цепочка не порвалась и он не потерялся. Думаю, в библиотеке храма должна быть книга об этом. — Я уже, — говорит Иваидзуми, — уже наложил такое заклинание. Пока ты сам его не снимешь, браслет не порвётся, не потеряется и не потемнеет. Ойкава ему улыбается. На его щеках проступают застенчивые ямочки, когда он так наклоняет голову. В этот раз Иваидзуми не может отвести от него взгляда, как бы сильно этого не хотел. А потом океан загорается. Сотни синих искр вспыхивают в воде, освещая берег своим бледным сиянием. Они всё ещё не сводя друг с друга взглядов. — Это море звёзд, — говорит Иваидзуми, его губы двигаются против воли, — я привёз тебя сюда, чтобы показать это. — Я вижу, — отвечает Ойкава, не сводя с него глаз. — Лжец. Пока не успел передумать, Иваидзуми целует его. Обхватывает шею рукой и притягивает ближе. Ойкава накрывает его ладонь своей и валит в песок. Они целуются так долго, что губы начинают неметь. Иваидзуми не знает, как выглядит сейчас, но думает, что не лучше, чем Ойкава. Растрёпанный, покрасневший, с зацелованными губами и песком на лице. В такого Ойкаву он влюбляется ещё сильнее. — Тебе стоило сделать это раньше, — удручённо говорит Иваидзуми и сам поверить не может, насколько пошло звучит его голос. — Я же звал тебя на свидание, — Ойкава улыбается и седлает его бёдра, притягивая к себе за ворот футболки. Карма получила от него прямо по морде. Иваидзуми переворачивает Ойкаву и прижимает его к земле. И снова целует.