Лети!

      Я снова и снова смотрела на это закатное солнце, на эти проплывающие по небу окрашенные в персик облака, слегка поддетые золотом; на пролетающих мимо птиц, что гордо расправив крылья, все выше и выше взмывали ввысь, выше крыш, выше линий электропередач, выше облаков, выше неба, выше звезд. И мне тоже хотелось взмыть в небо вслед за ними, подхватываемая потоками теплого ветра, полной грудью вдыхая арматы весны, унестись куда-то далеко-далеко от мирских забот!       Но я не могла взлететь.       До конца своих дней я заточена в железобетонной клетке с одним единственным огромным окном, каждый сантиметр которой пропитан медикаментами; скованная бесконечными трубками капельниц, вынуждена смотреть на небо через окно больничной палаты и слушать сладкую заботливую ложь медсестер и врачей.       Но у меня нет права их осуждать.       Каждый день глядя в окно я чувствую, что совсем скоро смогу подобно птицам расправить плечи и взлететь навстречу звездам. Уже совсем скоро полечу туда, где в облаках плавают небесные киты, живут огромные медузы, каких не сыщешь в море, и порхают миллионы бабочек, сотканные из чистого света!       Дверь в палату отворилась, и вбежала крайне взволнованная мама, сопровождаемая врачом.       Она будет грустить, когда я улечу с птицами.       – Солнышко! – ахнув, воскликнула она, опускаясь ко мне на кровать и нежно беря за руку. – Почему ты плачешь?       Я плачу?..       – Врачи назначили тебе еще одну операцию на следующей неделе. И, если все будет хорошо, то уже скоро отпустят тебя домой!       Врач кивнул и сказал еще что-то, но я не слышала ни единого его слова. Кажется, он уверял маму, что со мной все будет в порядке, или убеждал в этом меня, а, может, снова пытался поверить в свои слова. Впрочем, это было неважно.       – Ты чего-нибудь хочешь? – взволнованно поинтересовалась мама. Казалось, что она тоже пытается заставить себя поверить словам врача, но в глубине души прекрасно понимает, что это неправда, ведь на этой стадии болезнь уже неизлечима. И мне хотелось плакать о того, что не могу остаться.       Я сжала ее руку как можно крепче, и только теперь почувствовала, как по моей щеке скатилась слеза. Но ничего не ответила и вновь перевела взгляд на город за стеклом.       В тот же миг, пролетев мимо окна, в небо взмыла стая белых голубей, на их перья мягко опустились лучи солнца, окрасив бледно-рыжим, отчего птицы словно светились и походили на звезды, летящие в небо сквозь облака. За всю жизнь мне довелось видеть их разве что только по телевизору или в книжке с картинками. Но в жизни, пусть даже через окно, они выглядели совершенно иначе – и вид их завораживал.       Отпустив мамину руку и на миг затаив дыхание, я приподнялась на кровати и проводить взглядом уносящихся ввысь белых голубей, а потом взволнованно воскликнула, повернувшись к маме:       – Белые голуби! Там!       И, откинувшись назад на подушку, прикрыв глаза, представила, как улечу к звездам вместе с голубями.       Я отпустила его руку, как только ноги коснулись земли, и что есть силы побежала вперед, вскинув руки высоко-высокого и громко смеясь, хватая теплый весенний воздух, треплющий волосы и развевающий накидку.       – Солнышко! А ну, вернись! – громко и очень настойчиво, слово раздраженный учитель, прокричал юноша через всю поляну.       В ответ я только рассмеялась и воскликнула, на секунду остановившись:       – А ты догони!       И побежала вперед по ковру из зеленой травы и пестрых цветков. Я бежала вперед быстрее и быстрее, а потом подпрыгнула, расправив плечи и позволив потоку ветра понести меня вперед. А впереди меня подхватил рой белоснежных бабочек, сотканных их чистого света. Они закружились вокруг меня спиралью, поднимая все выше и выше, а я смеялась, глядя в синее небо, на легкие, словно вата облака, на птиц, пролетающих мимо, и наконец, чувствовала себя свободной. Теперь я тоже как птица, теперь я тоже могу гулять по облакам!       Но вдруг меня мягко подхватили крепкие руки, и голос с нарочитой суровостью, произнес:       – Если ты будешь от меня убегать, то я оставлю тебя в Храме в сотый раз слушать историю старейшины.       – Тогда неси меня сам! – показав ему язык, я сразу рассмеялась, и смех мой тотчас разлетелся по Долине, подхватываемый ветром и уносимый куда-то далеко-далеко выше неба и звезд.