***
Начинается у них все действительно просто: в баре. В тот вечер Чон не запивает нежданное горе, не страдает по бросившему его парню и не ищет приключений на ночь — причина, по которой он оказывается сидящим возле барной стойки «Хаски» вечером в среду весьма прозаична: работа. Он ставит хореографию для камбэка одного айдола, и это оказывается… сложно. Сложно сдержаться и не втащить ему с разворота, потому что, несмотря на средненькие показатели в чартах и песни, которые можно назвать максимум сносными, парень мнил себя как минимум вторым Тэяном, что означало беспрестанную головную боль как для самого Чона, так и для парней из подтанцовки. Достаточно неприятно, чтобы выпить среди недели, но недостаточно плохо, чтобы нажираться в хлам, поэтому к тому моменту, как к нему начинает катить яйца какой-то стремный мудень, Чон все еще полностью трезв и все еще в дерьмовом настроении. — Чувак, свали, я не знакомлюсь. — Да ладно, красавчик, давай выпьем, поговорим по душам, — у мудня зализанные гелем волосы, сбитый галстук и пьяная улыбка человека, который уверен в своей неотразимости. — Я угощаю. — Я не знакомлюсь, — повторяет Чон, делая глоток пива. — Хочешь чего подороже, м? Самое мерзкое в таких людях — они никогда не слышат слова «нет». Обычно Чону достаточно пары взглядов, чтобы от него отвалили, но то ли из-за усталости сегодня магия не работает, то ли огромная бежевая худи и круглые очки на носу заставляют «охотников» считать его легкой добычей. — Кажется, тебе ясно сказали, что не хотят с тобой знакомиться, — справа от пикапера вырастает молодой мужчина. — Будь мужиком. — А ты еще кто такой? — Добрый самаритянин. Пикапер явно оценивает высокий рост этого «самаритянина», широкий разворот его плеч и серьезный взгляд, потому что чертыхается себе под нос и, недобро зыркнув на Чона, наконец, отчаливает на другой конец стойки. Чон усмехается в свой бокал: — Надеюсь, это не был способ подкатить ко мне, изобразив героя. Мужчина, облокотившись о столешницу, неторопливо делает заказ и только потом переводит взгляд на Чона, и — оу, май — он хорош. — А ты хочешь, чтобы это был он? — Минуту назад я ответил бы «нет», — Чон хмыкает, изучая незнакомца взглядом. На вид тому столько же, сколько ему самому, может, чуть больше; Чон отмечает небрежно растрепанные темные волосы, блестящие сережки в ушах и браслеты из ярких ниток на запястьях, ровную загорелую кожу и удивительно красивое лицо с широким разлетом бровей, чувственным ртом и родинками, чьи очертания хочется немедленно проследить языком. Что сказать, от носков белых «найков» и до кончиков каштановых вихров этот «самаритянин» полностью в его вкусе. — А сейчас? Чон не обманывается кажущейся безобидностью: он чувствует в мужчине скрытый от глаз крепкий стержень. От того исходит добродушная аура сытого хищника, и — упс — Чону всегда нравилась сила. — Так это все-таки был подкат? Незнакомец негромко смеется; Чон неожиданно понимает, что ему нравится слушать этот смех. — Не люблю таких типов, — мужчина слегка морщится, — от них много шуму. Пока не побьешь, не успокоятся. Чон смотрит на его холеные руки с аккуратным маникюром и вскидывает бровь: — Ты не выглядишь тем, кто успокаивает людей кулаками. — Стараюсь избегать драк. — Пацифист? — Поневоле, — поигрывание бровями. — Иначе меня давно бы посадили за убийство с особой жестокостью. — Оу, да все серьезно, — Чон не замечает, как разворачивается в пол-оборота, чтобы лучше видеть собеседника. — Злой босс? Настойчивый бывший? Шумящие соседи? Родственники? Этих иногда и правда хочется убить — у меня есть брат, я знаю, о чем говорю. — У меня тоже, — мужчина улыбается, — но это не тот случай. Все прозаичнее: коллеги. Некоторые, как наш недавний друг, не понимают слова «нет». — Люди — ублюди, — заключает Чон, делая большой глоток. — Собственно, я здесь тоже из-за… коллеги, наверное, так его можно назвать. — Ты не уверен? — Это разовый проект, поэтому я надеюсь, что больше не буду работать с ним. Это тяжело, — он вздыхает, вновь вспомнив, почему сидит в баре вечером среды. — Может быть, не до убийства, но уже где-то рядом. — Ты не можешь отказаться от проекта? — Увы, — Чон качает головой. — Мой уровень не настолько высок, чтобы пренебрегать проектами. Я хореограф, — поясняет он. — Работаю с айдолами, певцами, танцорами. Не с большими звездами, конечно, но я двигаюсь к этому. — Вау, — незнакомец выглядит по-настоящему заинтересованным; Чон соврет, если скажет, что ему это не льстит. — Всегда восхищался людьми, которые ставят танцы. Это же невероятно сложно! Придумать номер, различные связки, элементы — у меня бы фантазии точно не хватило! Ты сам тоже танцуешь? — кивок. — Пластичные люди — мой отдельный фетиш. Не в сексуальном плане, в эстетическом. То, как люди выражают себя через музыку, доносят эмоции, рассказывают истории через тело — мне это кажется потрясающим. Чону нравится чужая оживленность, и, слыша страсть в этом низком голосе, он не может не думать о том, как бы тот звучал при других обстоятельствах. — А через что выражаешься ты? — Фотография. — Ты фотограф? Или модель? — Я похож на модель? — хмыкает незнакомец, придвинувшись чуть ближе. — Очень, — честно отвечает Чон. Представить его на обложке журнала до невероятного просто — слишком примечательная внешность. — Подрабатывал в юности. Сейчас предпочитаю стоять за камерой, а не перед. Я фэшн-фотограф. — Какое совпадение. Тебе нравятся танцы, а мне всегда нравилось изобразительное искусство, фотография в том числе. — Тоже фотографируешь? Или рисуешь? — Больше смотрю и восторгаюсь, — на губах Чона появляется мягкая улыбка. — Рисует мой брат, он художник, работает в тату-салоне. Это, — он задирает правый рукав, оголяя предплечье с чернильной вязью из замысловатых узоров и смыслов, — его работа. — Выглядит красиво, — незнакомец внимательно осматривает татуировки. — И очень тебе подходит. — Считаешь? Обычно люди говорят обратное. — И что говорят люди? — Всякое, — Чон жмет плечами. — В основном, что татуировки для бэдбоев, и такого милого мальчика, как я, они портят. Выбитой на коже тигровой лилии неожиданно касаются теплые пальцы; вторжение в личное пространство отчего-то кажется приятным и совершенно не раздражающим. — Не знаю, что у них с глазами, чтобы называть тебя милым. — Разве я не выгляжу милашкой? — Чон притворно ахает и театрально дует губы. — Хочешь, открою секрет? Как человек, который неплохо разбирается в людях. Чаще всего такие милашки в глубине души самые настоящие бэдбои, — незнакомец подается ближе; его дыхание ласкает ухо, пуская по позвоночнику приятную дрожь. — Особенно в постели. Чон поворачивает голову, почти задевая губами чужие: — Хочешь проверить это? — А ты позволишь? Он безотрывно смотрит в темные глаза, кажущиеся беспросветно черными в теплом свете ламп. — Подумаю над этим, если попросишь. Незнакомец отстраняется со смешком; Чон убеждает себя, что не чувствует разочарования от неслучившегося поцелуя. — С удовольствием сделаю это в нашу следующую встречу. Как насчет, скажем, вечера субботы? Чон выгибает бровь: — А ты времени не теряешь, да? Мужчина пожимает плечами, обаятельно улыбаясь: — Не хочу терять шанс. Особенно если есть вероятность, что мы больше никогда не встретимся. — В субботу я работаю, — произносит Чон, — но ты можешь прийти ко мне на работу. Ты ведь говорил, что тебе нравятся пластичные люди? — Ты где-то танцуешь? — догадывается незнакомец. — Да, в «Red Bullet», может быть, слышал о нем. Подрабатываем по выходным вместе с братом. — С тем самым, который тату-мастер? — в его глазах пляшут смешинки, когда он начинает негромко напевать: — «А я живу две жизни…» — Боже, — Чон, не сдержавшись, слабо бьет его в плечо и со смешком прибавляет: — К счастью, пока обхожусь без париков и второй личности, но в целом… — он кусает изнутри щеку. Его работа в клубе — не то, чего стоит стыдиться, но и не самый большой предмет для гордости. Кто-то, узнав о ней, сразу начинает кривить нос, говоря, что лучше стоять за кассой «7/11», чем «крутить задом» перед извращенцами; кто-то вознамеривается его спасать; другие же загораются похотью и уточняют, раздевается ли Чон и предоставляет ли он особые услуги — Гук называет это фейс-контролем, первичной проверкой на вшивость. Чон с ним согласен. — Не очень это вяжется с образом серьезного хореографа, да, я в курсе. — А по-моему, отлично вяжется, — его ладонь накрывает чужая; Чон не предпринимает попыток ее скинуть, наслаждаясь неожиданным теплом. В незамысловатом жесте он чувствует попытку поддержать. — Это такая же часть тебя, как и татуировки. И мне хочется с ней познакомиться. Чона обдает теплой волной. Он прячет лицо за почти опустевшим бокалом с пивом, мысленно ругаясь на внезапно покрасневшие щеки. — Планируешь удовлетворять свои фетиши за мой счет? — беззлобно язвит он, удачно скрывая неожиданно накатившее смущение. — Черт, меня раскрыли! К слову, о знакомстве, — мужчина лезет в карман джинсов, чтобы достать смартфон. — Могу я записать твой номер? Пожалуйста. — А ты прямолинейный, да? — Чон извлекает собственный из недр необъятной худи и, разблокировав экран, передает ему. — Диктуй, я сделаю дозвон. Как мне тебя записать? — Можешь записать как Ким Тэ. — А меня зовут Чон. Приятно познакомиться. Незнакомец, наконец-таки обретший имя, окидывает его жарким взглядом: — Да, — произносит он. — Приятно познакомиться. Они болтают еще довольно долго, покуда не становится по-настоящему поздно, и, даже выйдя на улицу, не спешат расходиться — стоят у крыльца в ожидании, пока за Тэ не приедет такси, и Чон не может понять, что именно он чувствует. Обычно знакомства с сексуальными парнями в барах заканчиваются одинаково: смятыми простынями и «спасибо, было круто» на следующее утро. Мало разговоров, очень много похоти. Тот факт, что они сильно отклонились от привычного и понятного сценария, напрягает. С Тэ оказывается невероятно приятно болтать, и Чон ловит себя на мысли, что хочет узнать о нем больше. Он бы сказал, что это звучит как зарождение невероятно классной дружбы, если бы Тэ не выглядел как чертов бог, и Чон не видел, как тот на него смотрит. Он хотел, и его хотели в ответ — так какого блядского хрена все идет не так? — Ты не предложил мне поехать к тебе, — произносит он в повисшей между ними приятной тишине. Тэ оборачивается: — Ты бы хотел этого сегодня? Чон неопределенно пожимает плечами. — Ты мне нравишься, — прямо говорит Тэ. — Очень. Но я не думаю, что мы сегодня способны на подвиги. Ты выглядишь уставшим. — Ты отшиваешь меня, потому что я выгляжу уставшим? — Чон недоверчиво прищуривается. — Смеешься? Тэ подходит к нему вплотную; его присутствие рядом ощущается отчего-то комфортно и очень правильно. — Переношу, — поправляет он. — Будь готов, Чон-а, в субботу я не отпущу тебя так просто. К тому же, ожидание разжигает аппетит, м? Тэ невинно целует его в щеку на прощанье и уходит к подъехавшей за ним машине. Чон смотрит ему вслед, напоминая себе, что это все еще случайный трах со случайным знакомым. Просто немного отложенный на пару дней вперед. Место поцелуя горит.***
Чон думает, что было бы здорово найти Тэ взглядом в толпе, пока он будет танцевать, но у него, конечно же, ничего не выходит. Лица зрителей сливаются в одну большую темную массу, свет пульсирует слишком быстро, к тому же Чон банально не знает, куда смотреть. Но во входящих висит короткое «я пришел», и этого достаточно. Чон полностью отдается музыке, выкладывается на двести процентов из ста, зная, что Тэ смотрит прямо сейчас. Проводя по телу ладонями, ощутимо прихватывая горло, якобы невзначай спуская с одного плеча пиджак, опускаясь спиной на пол и резко толкаясь бедрами в воздух — Чон говорит с ним и надеется, что Тэ его слышит. И слышит правильно. Почему-то он в этом не сомневается. Когда Чон уходит за кулисы и спускается со сцены в узкий коридор, то встречает ошеломленную улыбку брата. Тот шепчет: «Не знаю, для кого ты так старался, но надеюсь, он сумеет это оценить», — Чон лишь молча усмехается, проходя по коридору дальше, к гримерным. Ему не нужно ни подтверждать, ни опровергать — Гук знает его лучше всех. И некоторые диалоги способен прочесть по губам. Зайдя в гримерку, чтобы переодеться и отдохнуть, он берет в руки смартфон и сразу замечает одно непрочитанное. В нем значится лишь «я у бара, приходи, когда закончишь» — просто и лаконично; Чона устраивает. Ему не нужны от Тэ дифирамбы в «какао», он хочет видеть его лицо, слышать голос, когда тот скажет, насколько восхитителен Чон был сегодня. Тэ действительно сидит у бара, лениво наблюдая за толпой. В ушах по-прежнему блестят сережки, темные волосы все так же художественно растрепаны, только вместо черной толстовки на нем белая футболка и мягкий на вид кардиган. Когда он замечает Чона, в лице нет восхищения или обожания — Тэ смотрит глубоким, непроглядно черным взглядом, и Чон чувствует, как теряется в нем, путаясь, словно в паутине. — Ты — искусство, — говорит Тэ, протягивая руку, чтобы огладить щеку и не скрытый кудрями выбритый висок. — Я хочу тебя, — добавляет он и без предупреждения врезается в губы Чона своими. Только сейчас тот осознает: Тэ был серьезен тогда, говоря, что не отпустит его сегодня. Отвечая на яростный, полный черной жажды поцелуй, Чон думает, что не хочет, чтобы его отпускали.***
Тэ сдерживает обещание. Чон остается в его объятиях до утра.***
Просыпается он в одиночестве, обнаружив, что подгреб под себя все одеяло. Поворачивается, потирая глаза; мышцы отзываются приятной ломотой, какая всегда наступает после хорошего секса. Чон едва заметно улыбается: назвать то, что происходило в этой постели ночью, всего лишь «хорошим» будет сильным преуменьшением. С кухни заманчиво тянет кофе, что-то гремит и, кажется, шкворчит. Заглянув в смежную со спальней ванную комнату, Чон с благодарностью обнаруживает на стиралке свежее полотенце и запечатанную зубную щетку; наскоро принимает душ, а после так же быстро одевается — неизвестно, как долго Тэ захочет терпеть случайного любовника в своей квартире. Он заходит на большую, залитую солнцем кухню, с упоением вдыхает кофейный аромат и смотрит на широкую спину стоящего у плиты Тэ. — Доброе утро, — голос хрипит. — Уже проснулся? — тот оборачивается. Вид у него уставший, но невероятно довольный; Чон подозревает, что сам выглядит точно так же. — Думал, ты проспишь дольше. — Ты меня, конечно, вымотал, но не настолько, чтобы я отсыпался сутками, — дерзко хмыкает он в ответ. — Звучит как вызов, — Тэ машет в сторону стоящего посреди помещения стола. — Садись. Не против яичницы? Я нечасто готовлю, поэтому деликатесами не угощу, но если что, у меня есть крутой американский джем, могу сделать тосты. Ну или рис отварить. Чон смотрит на него недоверчиво. — Хочешь, чтобы я остался? — Тебе нужно идти? — Тэ ставит на стол большую кружку с кофе. Чон неопределенно ведет плечом, оглядывая лакированную деревянную столешницу. — Ты всех парней приглашаешь на завтрак? — спрашивает он вместо ответа. Тэ улыбается: — Только избранных. Чон цепляется взглядом за неаккуратную стопку журналов, сваленных на самом краю, и примостившийся сверху ноутбук. Выглядит так, словно место расчищали в спешке, и Чону нетрудно представить, как Тэ сидит здесь посреди небольшого хаоса, задумчиво листая журналы или ретушируя фотографии для глянцевых изданий. Чон смотрит на стоящую перед ним дымящуюся кружку с желтым мультяшным щенком на боку и решает быть честным. — Тэ, слушай, все было классно, — произносит он, — но я не ищу отношений. — Сейчас или вообще? — буднично осведомляется тот. — Вообще. Извини, если звучу резко, но ты кажешься мне отличным парнем, и я не хочу тебя обнадеживать. — Ну, что сказать… — Тэ усмехается и переводит на него взгляд, — с самооценкой у тебя точно порядок, раз ты решил, что я предложу тебе встречаться после первого же секса. — Не предложишь? — Чон не знает, чего в выскользнувшем изо рта вопросе больше: облегчения или разочарования. Тэ гасит огонь под яичницей и начинает раскладывать еду по тарелкам. — Ты мне нравишься, — сообщает он, — ты интересный, Чон-а, и я не хочу терять тебя. Мне кажется, между нами может получиться нечто большее, чем секс на одну ночь. — Ты же только что… — Дружба, например. Чон, не сдержавшись, фыркает. — Ты прикалываешься? Какая, нахуй, может быть дружба с человеком, который всю ночь вытрахивал из него душу, заставляя забыть собственное имя? — Или погоди… — его осеняет догадка, — ты имеешь в виду…? Тэ кивает и, поставив тарелки на стол, подходит к Чону ближе. — Обычная дружба у нас не получится, это дураку понятно, — говорит он. — Не знаю, как ты, но меня влечет к тебе, и я не смогу притворяться, что не хочу усадить тебя на этот стол и заставить стонать мое имя. Снова, — его улыбка открытая и вместе с тем невероятно чарующая, сопротивляться ей невероятно сложно. — К отношениям мы оба не готовы. Так почему бы не попробовать? — Ты хочешь дружить со мной и трахаться. Я правильно понимаю? — кивок. — И что будет, если я захочу кого-то еще? Тэ пожимает плечами: — Ты можешь спать с кем захочешь, это ведь не эксклюзивные отношения. Что скажешь, Чон-а? Предложение слишком заманчиво, чтобы над ним раздумывать. Чон делает шаг вперед, сталкивая их бедра, и вплетает пальцы в чужие непослушные волосы. — Скажу, что мне жаль твою яичницу. Потому что я хочу, чтобы ты усадил меня на этот стол и заставил стонать твое имя. Снова.***
Встречи с Тэ становятся частью чоновой жизни на удивление быстро; тот встраивается в нее незаметно, но так, что не заметишь швов, словно бы был в ней всегда. Да Чон и не помнит, каково было «до». Тэ охуительный. В меру серьезный, в меру припизднутый, веселый, добрый и невероятно талантливый. Чон не признается ему, что скупает все журналы, в которых печатаются сделанные им фотографии, хотя никогда прежде не интересовался глянцем — Тэ публикуется под забавным псевдонимом Vante и на чонов вопрос отвечает: «Это была моя первая выставка, еще в старшей школе. Мне позвонили, сказали, мол, имя не покатит, нужен псевдоним. А я с бодуна был, ну и выдал, что в голову пришло: «Ви» — моя школьная кличка и «Анте» так звали моего любимого тогда фотографа. Хен, когда услышал, ржал как не в себя». В клуб Тэ приходит каждый раз, когда не уезжает из города на съемки — Чон выбил ему столик в углу с хорошим обзором — и в том, что когда тот пустует, он старается на сцене самую толику меньше, никогда не признается тоже. — Так когда ты познакомишь меня со своим парнем? — осведомляется Гук спустя несколько месяцев. — Он не мой парень. — Ага, ну да, — скептически хмыкает тот. — То-то ты постоянно тусуешься с ним, а потом засосы замазываешь. — То, что мы трахаемся, не делает его моим парнем. Не мне тебе это объяснять. — Если бы вы просто трахались, Чон, я бы и слова не сказал, но ты буквально проводишь с ним девяносто процентов свободного времени, — парирует Гук. — Ты постоянно говоришь о нем, переписываешься с ним, он приглашает тебя на выставки, в кафе, сюрпризы устраивает. Ты даже журналы эти дебильные покупаешь, как девчонка. Все еще будешь отрицать? Чон поджимает губы и упрямо складывает руки на груди: — Просто нам хорошо вместе — и трахаться, и разговаривать. У нас оказалось много общего, и я не хочу лишать себя отличного друга из-за каких-то предрассудков. — А разве это не то же… — Гук осекается под его взглядом, — черт, делай что хочешь. Надеюсь, ты не будешь локти кусать, когда он скажет, что нашел себе настоящего парня. — Он может встречаться с кем угодно еще, — Чон пожимает плечами. — Ты же понимаешь, что если у твоего Вантэ кто-то появится, он больше не будет спать с тобой? Ты когда-нибудь думал о том, что будешь делать тогда? — Расслабься, бро, у меня все под контролем, — твердо говорит Чон. «Дружба с привилегиями» — невероятно удобная штука. Чон получает классного друга, отличный секс и никакого мозгоебства, которое сопровождает любые традиционные отношения. От него не требуют ни признаний в любви, ни верности, а он не требует их в ответ. Они с Тэ сразу договорились, что если кто-то из них обзаведется парнем, другая сторона не будет в обиде, и они сохранят дружеские отношения. В себе Чон уверен — отношения ему не нужны, но Тэ… тот говорил, что «не готов», и из его рассказов Чон знает, что еще до их встречи друг пережил расставание с парнем, с которым встречался больше трех лет. Но он никогда по-настоящему не задумывался о том, что случится, когда Тэ оправится от травмы и найдет себе кого-нибудь для нормальных отношений. Наверное потому, что на самом деле Чон не верит, что это когда-нибудь произойдет.***
Чон даже не подозревал, что невинный вопрос брата посадит в нем настолько глубокую занозу. Впервые он ощущает нечто, когда приходит в студию к Тэ, чтобы забрать его после съемок и сходить поужинать в их любимый ресторанчик. Чон был здесь уже не раз, поэтому дружелюбно кивает знакомому охраннику на входе, бросая уже привычное «я к Вантэ». Вот только в ответ вместо приветствия получает скомканное: — Ты бы это… погодил к нему, Чон-а. Гости у него. Важные. — Это что за гости такие, ачжосси? Президент наш пожаловал? — Да этот его… — охранник делает паузу, — ну, тот самый… который айдол. По телику его еще часто крутят, все никак не запомню, как зовут. Джи… чего-то там. Чон замирает каменным изваянием. Тэ работает со многими знаменитостями, и айдолы среди них тоже, конечно, есть. И, возможно, кто-то из них даже имеет достаточно наглости, чтобы заявиться к нему на работу поздним вечером. Но только один для Тэ важен. Его бывший парень. — Чимин, — выдавливает Чон как будто враз онемевшим языком, — его зовут Пак Чимин. — Точно, он самый! — радуется ачжосси. — В общем, я тебя предупредил. Ты бы без стука к ним не врывался, мало ли что. Вы-то, конечно, друзья, но все ж неловко. — Ага, — Чон заторможенно кивает, — спасибо. Он взбегает по лестнице на третий этаж, по привычке игнорируя лифт, а в голове пусто, только пульс в висках выстукивает «опасность». Какого черта здесь забыл Пак Чимин? Какого черта ему нужно от его Тэ? Чон не удивляется, когда замечает у двери в студию мрачноватого мужчину средних лет, который с кем-то активно переговаривается по телефону — видимо, менеджер. Завидев Чона, он бросает резкое: «Молодой человек, вам нельзя», — и порывается его остановить, но тот успевает юркнуть внутрь, закрыв дверь перед самым его носом. Чон оказывается в полумраке короткого коридорчика — впереди виднеется желтое пятно света — значит, съемка уже закончилась, и Тэ наверняка коротает время за компьютером, ожидая его. Точнее, коротал бы, если бы не Пак Чимин. Из студии доносятся тихие шорохи и негромкие голоса. Чон идет на звук, чтобы спасти Тэ от надоедливого бывшего, и застывает в проеме, отчего-то не решаясь войти внутрь. Он не скрывается, обнаружить его легко, вот только пара в студии смотрит исключительно друг на друга. Чон сотни раз видел Чимина по телевизору, изучал его дэнс-практики и перфоманс-видео — сейчас, сидя на столе в полутемной студии, тот выглядит гораздо красивее. Мягче, тоньше, сексуальнее. Тэ стоит между его ног, почти вплотную, взгляд его скрыт упавшей на лоб челкой. Чон жалеет, что не может видеть его глаз. — Чимин. — Я не уйду, пока ты не скажешь мне «да», — тот вскидывает подбородок. — Ты меня знаешь. — Ты меня тоже знаешь. — Скажи мне «да», и я уйду. — Сегодня я этого не сделаю. От того, что ты тут торчишь, ничего не изменится. Они молчат, прожигая друг друга взглядами, пока Чимин, наконец, не отводит свой. — Это должен быть ты, ТэТэ, только ты. Никто другой не поймет меня так, как нужно, — он прикрывает глаза. — Ты мне нужен. — Я знаю, — голос Тэ смягчается, его большая ладонь касается чужой щеки. — Знаю. Но я не могу ответить тебе сейчас. Прости. Чимин вновь смотрит на него, выглядя неожиданно уязвимо — они будто ведут молчаливый диалог, понимая друг друга без слов, и выглядят так чертовски интимно, что становится тошно. В груди колет, а где-то в районе желудка начинает ворочаться нечто, чему Чон не может дать названия. — Добрый вечер, — нарочито громко произносит он, решительно заходя внутрь, не желая больше наблюдать это голубиное воркование. Он ослепительно улыбается Чимину, и любой, кто достаточно хорошо его знает, безошибочно определил бы, что он в бешенстве. — Прошу прощения за бесцеремонное вторжение, — вежливо извиняется он. — Ты готов, ТэТэ? Мы собирались поужинать. — Добрый вечер, — Чимин смотрит на Чона со внезапным интересом. — Как мой менеджер позволил тебе войти? Я просил не беспокоить нас. «Не беспокоить вас, говоришь. Как мило», — думает Чон и сам удивляется тому, сколько яда в его мыслях. — Я не спрашивал разрешения, — говорит он вслух. — Я вам помешал? Могу подождать снаружи. — Нет, ты как раз вовремя, мы уже закончили, — торопливо говорит Тэ. — К слову, вы еще незнакомы, верно? — ТэТэ, ты собираешься представить нас? Серьезно? Вау, — Чон откровенно не понимает, что так сильно развеселило Чимина. Думает, что раз он звезда, имена простых смертных ему не нужны, или что его лицо настолько известно, что любой без труда его узнает? — Ты иногда такой говнюк, — неожиданно сердится Тэ, и если бы не ситуация, по его порозовевшим ушам Чон сказал бы, что тот смущен. — В общем, Чон-а, это Чимин, я о нем рассказывал, он та еще заноза в заднице, но в целом неплохой. — Что значит «неплохой»? Я потратил на тебя лучшие годы своей жизни, и вот так ты мне платишь?! — В это бывает сложновато поверить, но он и правда неплохой, — продолжает Тэ как ни в чем не бывало, — Чимин, это Чон, мой… друг. — Приятно познакомиться, друг ТэТэ, — он намеренно выделяет обращение, Чону в этом слышится явная издевка. — Только попробуй ляпнуть что-нибудь странное, я тебе нос расквашу. — Никогда, — Чимин беспечно отмахивается, соскальзывая со стола. — Ты любишь меня больше жизни. Тэ лишь закатывает глаза: — Всем бы твое самомнение. Вали уже отсюда. — О, не переживай, я не собираюсь портить ваш дружеский ужин. Я буду ждать звонка, ТэТэ, — говорит он и внимательно смотрит на Чона. — Хорошего вечера, Чон-ши. Чимин уходит; Тэ смотрит ему вслед, покуда за ним не закрывается дверь, а после подхватывает с пола свой рюкзак и подходит к Чону. — Он иногда бывает невыносим. Ну что, привет еще раз? — Извини, я, кажется, помешал ва… — Чон не успевает договорить: Тэ целует его жадно, напористо, заставляя все заготовленные слова испариться из головы вместе с мыслями. — Ох, вау. Это было внезапно. — Я скучал по тебе, — шепчет Тэ и коротко клюет его в губы. — Пойдем? Чон кивает и, взяв его за руку, тянет к выходу. Нечто внутри него на время затихает, но Чон знает, что оно по-прежнему живет в нем. Теперь знает. Но что с ним делать — нет.***
Тема Чимина между ними больше не всплывает. Все его расспросы Тэ пресекает коротким «он просто заноза в заднице, не думай о нем», и Чон бы рад, но он не может. Даже спустя дни, недели, месяц — не может. Перестать думать, когда где-то там бродит бывший парень Тэ, который может в любую минуту ворваться к нему на работу, по-хозяйски рассесться на столе, смотреть томным взглядом и говорить, что тот ему нужен? Который может с легкостью вернуться в его жизнь после расставания и увести у Чона его… кого? Мысль полощет по лицу, точно кипятком, оставляя ожог где-то глубоко внутри. Чон смотрит прямо перед собой, чувствуя, как горло спирает, не давая сделать полноценный вдох. Все правильно: они друзья, хорошие друзья. Личная жизнь Тэ его никак не касается. Даже если тот все еще испытывает чувства к Чимину, даже если он решит вновь сойтись с тем, кто однажды разбил ему сердце, Чон не должен вмешиваться. Он, конечно, предостережет его, как сделал бы настоящий друг, но в остальном… — Напомни-ка мне, пожалуйста, — начинает вдруг Гук, листающий ленту новостей в своем смартфоне, — вы с Ванте-ши все еще не встречаетесь? Чон выныривает из океана мутных мыслей, возвращаясь на кухню, в которой они с братом пьют утренний кофе перед тем, как уйти на работу. — Мы с Тэ друзья, сколько можно спрашивать? — отчего-то этот вопрос только злит. — О, тогда это хорошо… наверное, — неуверенно тянет Гук. — Значит, ты не расстроишься. Он прищуривается, нашаривая ладонью лежащий неподалеку смартфон. — Новости о знаменитостях, — коротко бросает брат и вновь утыкается в экран. Чон открывает Naver, и первой же ссылкой в поиске на него выпрыгивает статья с громким заголовком: «ЭКСКЛЮЗИВ! Тайная страсть Пак Чимина! Пойман вместе с любовником? Скандальные фото». Чон не хочет признаваться себе, но когда открывает ее, чтобы прочесть, пальцы его слегка дрожат. «Рано утром популярный айдол Пак Чимин был замечен выходящим из дома вместе с неизвестным мужчиной», — быстро читает Чон про себя. «Некоторые фанаты певца опознали в неизвестном его бывшего молодого человека, популярного в фэшн-среде фотографа А. Можно ли это считать воссоединением пары?» «Сотрудники RMusic Ent. пока не дали никаких комментариев». «Давайте полюбуемся другими фотографиями влюбленных». «Напоминаем, в настоящее время Пак Чимин готовит к выходу свой десятый альбом, что ждет его теперь — неудача предрешена?» — Обычная желтая статейка, таких выпускают по десять штук за день, — презрительно фыркает он вслух. — Подумаешь, сфоткали его у дома Пак Чимина. Мало ли что он там делал, может, они всю ночь играли в го, или Тэ помогал ему шкафы перетаскивать… — Чон-а… — Общаться с бывшим — нормально. Торчать с ним вдвоем в пустой студии — тоже нормально. В глаза ему смотреть, тереться об него, позволять ему называть себя «ТэТэ», — продолжает Чон. — Почему бы и на ночь не остаться? Ну и что, что я узнаю об этом из новостей, Тэ не обязан меня предупреждать. И звонить тоже не обязан. И писать… я ему не парень и не нянька, мы… — он сглатывает, — просто друзья. — Чон-а… — Гук зовет его снова. — Что? — Тебе не все равно, — замечает он. — Мне не все равно! — взрывается Чон. — Потому что этот урод разбил ему сердце, а Тэ, как дебил, продолжает с ним сюсюкаться! Он что, не понимает, что им тупо пользуются?! С ним просто играют, а потом выкинут, как использованный мусор! — С чего ты вообще взял, что с ним играют? Ты этого Пак Чимина видел от силы минут пять, ты не знаешь его. Может быть, он искренне хочет все вернуть? — Ха! Пусть только попробует! — скалится Чон. — И кто ему помешает — ты? — насмешливо фыркает Гук. — А кто ты такой, Чон? Ты что, бойфренд, которого нужно остерегаться? Или, может, возлюбленный, с которым вот-вот начнутся отношения? — бьет по больному безо всякой жалости. — С какой стати Пак Чимину с тобой считаться? — каждое слово падает на плечи Чона громадной каменной плитой, припечатывая к земле; размазывая. — Или ты думаешь, что между любимым и приятелем по перепиху Ванте-ши выберет… — Заткнись! — Чон вскакивает с места. Гук поднимается следом. — Я-то заткнусь, только это ничего не изменит, — жестко произносит он. — Проблема не в Пак Чимине, она в тебе, Чон. Всегда была в тебе. Признай это, блядь, уже. Чон хватает ртом воздух, как выброшенная на берег глупая рыба, задыхаясь под весом упавших на него слов. Он хочет рвать и метать, но лишь с силой сжимает кулаки, вонзая в ладони ногти, потому что это правда. Все, что сказал Гук, правда. До самого последнего звука. Именно поэтому в груди жжет так сильно, словно кто-то облил бензином сердце и бросил в него горящую спичку. — Иди сюда, — брат приглашающе распахивает объятия. Чон врезается в него всем телом, вжимается лицом в шею, стискивает сильно, жмурясь до звезд в глазах, а внутри — скручивает, скручивает, скручивает. И спящее до поры нечто вскидывает голову и скалит клыки. — Блядь, Гук, мне хуево, — задушенно признается он, — от одной мысли, что Тэ был с ним, что смотрел на него, как на меня, этими своими глазами. В них же космос ебучий, понимаешь? Разве он его видит? Если б видел, никогда бы не ушел, не бросил его. Айдол, блядь, — последние слова он буквально выплевывает. — Мне хуево, — вновь повторяет он, — Гук-и, почему мне так хуево? Кажется, я с ума схожу. Гук гладит его по волосам — грубовато, но искренне, так, как умеет. — Чон-и, ты не сходишь с ума, — говорит он, — ты просто влюбился. Слова не звучат откровением, не ощущаются неожиданностью, не откликаются недоверчивым вопросом. Наверное потому, что эту правду Чон, на самом деле, тоже знает. Только не хочет смотреть ей в лицо. — Так мне хуево от этого? — спрашивает он со смешком, морщась от его горечи. — Нет, Чон-и, не от этого, — вздыхает Гук и, поцеловав в макушку, ласково прибавляет: — Тебе хуево, потому что ты долбоеб.***
В тот вечер он напивается. Заваливается после работы в квартиру, которую они снимают на пару с Гуком, с ящиком соджу и выжирает половину, предварительно выключив смартфон, чтобы не было соблазна позвонить Тэ и устроить безобразную сцену в лучших традициях пьяных звонков. Гук возвращается из тату-салона, когда в ящике остается всего одна бутылка, а Чон безвольным телом валяется на диване в темной гостиной и изливает душу потолку. Кажется, он даже плачет. На брата внимания не обращает, негромко ругаясь на удивление связным трехэтажным — среди потока брани Гук может расслышать несколько признаний в любви. Пропажи смартфона Чон, конечно же, не замечает. Отпечатки у них с Гуком разные, но, к счастью, тот знает пароль. Найти нужный контакт времени не занимает — всего пара шагов до коридора. Трубку снимают почти сразу. — Чон-а? — у Тэ оказывается приятный низкий голос, искаженный беспокойством и удивлением. — Ты поздно, что-то случилось? — Добрый вечер, Ванте-ши, — здоровается Гук. — Прошу прощения за поздний звонок. — Почему ты зовешь меня… оу, — надо отдать ему должное, догадывается почти сразу. — Чонгук-ши, верно? — Да, это я. — Что-то с Чоном? Он в порядке? Почему ты звонишь с его номера? — с каждой новой фразой в его голосе все больше волнения; Гук чувствует смутное удовлетворение оттого, что Тэ не плевать. — Он жив и здоров, если ты об этом. Но он не в порядке, — он бросает взгляд в сторону темной гостиной. — Он нажрался в хламину и изливает душу потолку. И ругается, что ему не отвечают. К слову, пару раз я слышал твое имя. — Он… — Тэ замолкает, то ли не зная, что сказать, то ли не решаясь, — упоминал меня? — все же спрашивает он. Гук едва слышно вздыхает. Все было бы проще, скажи он «мой брат влюблен в тебя». Но он не может. Чон должен признаться сам. Если, конечно, захочет. — Я не собираюсь пересказывать тебе его словесный понос. Хочешь ознакомиться с репертуаром — приезжай сам и наслаждайся. — Буду через полчаса, — серьезно отвечает Тэ. — Пришли мне адрес в «какао». Тэ отключается. Гук смотрит на заставку рабочего стола Чона и удовлетворенно хмыкает: пусть брат сейчас не в лучшем виде, ему не жаль. Он отправляет обещанное сообщение со своего номера и, вернув смартфон так и не заметившему пропажу владельцу, устраивается на кухне с планшетом для рисования и музыкальными клипами по телевизору. Долго ждать не приходится: Тэ укладывается минут в двадцать. Он выглядит растрепанным и одет по-домашнему, но все-таки — вау. У Чона определенно есть вкус, с одобрением думает Гук, придирчиво разглядывая мужчину, сумевшего покорить сердце его строптивого и независимого брата. Что ж, если бы тот не был занят, он бы сам… «У тебя случайно нет брата-близнеца?» — в шутку хочет спросить он, но Тэ успевает первым: — Ты закончил меня разглядывать, Чонгук-ши? — Почти, — коротко усмехается Гук, пропуская его в квартиру. — В конце концов, меня ты уже видел в клубе, а я тебя только на фото. Дай мне утолить любопытство. Не каждый день знакомишься с любовниками своих братьев. — Мы с Чоном друзья, — скупая, механическая фраза. — Но ты хочешь большего. — Ты утверждаешь или спрашиваешь? — Ты приехал, — великодушно поясняет Гук. — Не каждый сорвется на ночь глядя к напившемуся другу. Особенно если тот дома с братом, и ему ничто не угрожает. Глаза Тэ распахиваются, как только он понимает, что выдал себя, а после делает глубокий вдох и едва заметно качает головой. Гук находит его чрезвычайно забавным. — Почему ты позвонил мне? — Спроси Чона, почему он напился, и получишь ответ, — Гук приподнимает уголки губ. — Идем общаться с телом. В гостиной стоит душный запах алкоголя, последняя бутылка соджу опустошена наполовину. Тело, к вящему сожалению Гука, оказывается уже полуспящим, но Тэ узнает даже в полутьме и, стоит тому наклониться ближе, как тут же виснет на шее. — Тэ-э-э… Тэ-э-э… — тянет Чон. — Ты за мной прие-е-е-хал? — Куда «за тобой»? Ты дома, придурок, — беззлобно фыркает Гук, складывая руки на груди. — За мно-о-ой! — Чон прижимает мужчину ближе, заставляя согнуться в неудобной позе. — За мно-ой, да? — За тобой, — не спорит с ним тот. Чон внезапно улыбается так, словно выиграл миллион баксов, и лезет целоваться, но промахивается и неуклюже тычется Тэ куда-то в скулу. — Ты заберешь меня, да-а? Заберешь? — Конечно, — Тэ поглаживает его по спине и вскидывает взгляд на Гука. — Я заберу его, ок? — Не боишься, что он обблюет тебе машину? Может, лучше сам останешься у нас? — Все в порядке, — и уже Чону: — Давай, Чон-а, вставай, поедем ко мне. — К тебе! — громко радуется тот. — К тебе хочу, — пытается встать, но путается в ногах и кулем повисает на Тэ. — Ой. Пррасти, я не сцеп… не сп… не спе-ци-аль-но, вот. Ты меня все равно заберешь? Тэ кивает и взглядом просит Гука помочь. Вдвоем они доводят Чона до подземной парковки — тот молчит всю дорогу, еле переставляя ногами — и беспрепятственно усаживают в машину. Гук все еще не уверен, что поездка на машине — удачная идея, но если Тэ плевать на свой салон, кто он такой, чтобы с ним спорить. — Эй, Ванте-ши, — вспоминает вдруг Гук, — насчет сегодняшних новостей. Я не ошибусь, если скажу, что между тобой и Пак Чимином ничего нет? — Ну, журналисты явно думают иначе, — с сарказмом откликается Тэ, наклоняясь, чтобы пристегнуть Чона ремнем безопасности. — Не веришь тому, что пишет пресса, Чонгук-ши? — Одна моя коллега любит заседать на всяких форумах, где собирают свежие сплетни про знаменитостей. Она рассказывала, там уже несколько лет ходит слух, что Пак Чимин состоит в отношениях с СЕО RMusic, — тело на сидении слабо трепыхается, — я склонен этому верить. — Вот как, — Тэ оборачивается, во взгляде мелькает искра интереса, — и почему? — Ну, сам посуди. Ты, бесспорно, хорош, но кто бы променял самого горячего СЕО последних десятилетий на фэшн-фотографа? — Я! — они оба вздрагивают от резкого звука; Тэ от неожиданности бьется головой о крышу автомобиля. — Я бы променял! Фэшн-фотографы лучшие! — неожиданно выкрикивает Чон и, вцепившись Тэ в плечо, резко врезается в губы. Он пьяно елозит по его рту, явно пытаясь изобразить страстный поцелуй, чем заставляет Гука согнуться пополам от беззвучного хохота. — Мой брат — нечто, — выдавливает он, глядя на бормочущего что-то героя-любовника и освободившуюся из захвата жертву, которая, впрочем, выглядит почти неприлично довольной. — Да, он нечто, — в голосе Тэ слышится неприкрытая нежность. Он вылезает из салона и, захлопнув дверь, смотрит на Гука. — Я не могу ничего сказать насчет Чимина — это не моя тайна. Но недавно мне поступило предложение побыть фотографом на одной закрытой свадьбе, и я раздумываю, принять ли его. — Вот как, — Гук улыбается. — Что ж… думаю, все же есть кое-что, что ты можешь сказать моему брату. — Я скажу ему. Тэ обещает, Гук понимает это по его тону. И отчего-то — верит.***
Утром Чон смотрит на хлопочущего на кухне Тэ и не может не вспоминать другое, их первое совместное утро. Тогда он, сидя на этом же месте, заявил, что не ищет отношений, а Тэ предложил ему дружбу и секс. И великолепно справлялся и с тем, и с другим, а вот Чон… Чон жестко проебался. Как он, черт его дери, вообще умудрился влюбиться? Конечно, будет ложью сказать, что Тэ — его первая любовь. Чон далеко не мальчик, и прежде у него случались симпатии, в том числе и взаимные, но каждый раз, когда отношения грозили стать серьезными, Чон ощущал обремененность. Никто из предыдущих любовников не цеплял настолько, чтобы думать о совместном будущем, а бытовой рутины вроде походов в супермаркет, готовки или ругани из-за мытья посуды ему хватало и с братом. Ему никогда не хотелось совместного досуга, путешествий или свиданий, парных шмоток, празднования памятных дат или статуса официального парня и, боже упаси, знакомства с родителями. Он никогда не хотел писать глупые смски с пожеланиями хорошего дня, справляться о чужом самочувствии, навещать на работе — никогда до тех пор, пока не появился Тэ. И Тэ — чертово гребанное исключение — заставляет его желать всех этих глупых вещей, которыми занимаются тошнотворные парочки, заставляет желать самому стать частью такой парочки. С Тэ Чону хочется не только весело проводить вместе время, он хочет заботиться о нем. Поддерживать, когда тому плохо, одаривать лаской и нежностью — просто так, без причины. Это пугает. Потому что в то первое утро не только Чон сказал, что не готов к отношениям. И если он прав, и у Тэ остались чувства к Пак Чимину… ему будет больно. Стоит ли вообще признаваться в чувствах, или лучше сохранить дружбу? Но если Тэ и Чимин снова сойдутся, сможет ли Чон тихо наблюдать за их счастьем? Именно за всеми этими раздумьями он и решил вчера напиться. Но алкоголь не способен решить проблемы — лишь подарить ложное ощущение легкости, и сегодня мысли, будто девятый вал, накатывают вновь, грозя разбить в щепки и погрести под собой. Что с ними делать, Чон по-прежнему не знает, разве что… он сжимает пальцы на опустевшей кружке с кофе. Разве что факт, что Тэ приехал к нему вчера и забрал к себе, вселяет небольшую надежду. Дерьмо. Слишком сложно. — Нормально спал сегодня? — спрашивает Тэ, помешивая на сковородке мясо и овощи. — Ты обычно не вертишься, я немного переживал. — Все ок, — Чон выдавливает улыбку. — Извини, что побеспокоил тебя. — Ты помнишь, что вчера произошло? — Тэ убавляет огонь и поворачивается к нему лицом. — В общих чертах, — Чон кивает. — Но я вообще не помню, как звонил тебе. Обычно я так не делаю… — Это был не ты. — Гук? Бля, вот он уеба, — беззлобно ругается он. — Что он тебе сказал? — Сказал, что ты пьян и не в порядке. И что ты говоришь с потолком. Я не мог такое пропустить. — Блядь, — к щекам приливает кровь. — Только не говори, что ты слышал, какую ересь я там нес. — К моему приезду вы уже завершили беседу, — Тэ смотрит с откровенным весельем, — но пару пассажей я успел заценить. Ты всегда такой милый, когда нажираешься в щи. — Охуенный комплимент, спасибо, — бурчит Чон. — Ебаный стыд, Тэ, мне реально жаль. Тебе не нужно было приезжать и возиться со мной. — Я хотел приехать. Мы ведь друзья, — Тэ кривит губы. В рот он ебал такую дружбу. — Кстати, Чонгук-ши посоветовал спросить у тебя, почему ты решил напиться. Расскажешь? Чон замирает. Блядь, он убьет этого придурка. — Ну, я… — мямлит он, но его прерывает гулкая вибрация лежащего на столе смартфона Тэ. В обычное время Чон был бы благодарен за передышку, но не когда на экране высвечивается ненавистное «Чимин-и». — Прости, я отвечу, — Тэ шлет извиняющуюся улыбку и принимает вызов. — Да, Чимин-а? Чон изо всех сил старается не вслушиваться в разговор, чтобы не услышать то, что сделает ему еще больнее, но, конечно же, терпит крах. Тэ не произносит никаких ласковых слов или прозвищ, не говорит «я люблю тебя, сладкий, давай бросим Чона и уедем в розовый закат», но со стороны этот односторонний диалог кажется ему влюбленным воркованием. В кармане вибрирует собственный телефон; Чон хватается за него со рвением утопающего, завидевшего спасательный круг. В диалоге с Гуком одно непрочитанное. Младшенький: не проебись, плиз Маленькое сообщение отчего-то придает ему сил. Чон поднимается из-за стола и, решительно подойдя ближе, беззвучно просит Тэ положить трубку. Тот скомкано извиняется перед Чимином и, завершив вызов, открывает рот, чтобы что-то сказать, но Чон его опережает — подается вперед, чтобы запечатать чужие теплые губы поцелуем. Тэ позволяет; они целуются неспешно, с наслаждением — Чон разрешает себе надеяться, что этот поцелуй не станет последним. Но если станет, он не жалеет о нем. — Нам нужно поговорить, — выдыхает он, отстранившись. — Пожалуй, — потяжелевшее дыхание Тэ согревает кожу. — Что с тобой происходит? Ты будто сам не свой. — Так и есть, — Чон находит ладонь Тэ своей и переплетает пальцы; их руки выглядят невероятно красиво соединенными вместе, он хочет, чтобы они оставались так всегда. К горлу неожиданно подступает ком. — Черт, это сложнее, чем я думал… — Просто скажи. Чем бы это ни было. Чон поднимает взгляд. — Я люблю тебя, — негромко говорит он, крепче сжимая руку Тэ. — Вот что я хотел сказать. — Я тебя тоже люблю, мы ведь дру… подожди, — недоумение в его глазах сменяется пониманием. — Ты имеешь в виду… — Да. Как мужчину, — сказав это, Чон застывает в ожидании, борясь с желанием отвести взгляд. — Ты любишь меня как мужчину, — медленно повторяет Тэ, словно пытаясь осознать сказанное и распробовать слова на вкус. — Я знаю, эгоистично вываливать это на тебя, когда мы заранее обо всем договорились, а у тебя вроде бы все наклевывается с твоим… — нормально ли называть его бывшим? — Я имею в виду Чимина-ши. Но мне показалось, что будет честным рассказать тебе. Потому что я не смогу притворяться, что счастлив за тебя, когда вы с ним сойдетесь, и я не хочу лгать тебе в лицо. Прости. — Когда я сойдусь… с Чимином? — Тэ хмурится. — Ну, ты говорил, что не готов для отношений, он ведь разбил тебе сердце. А теперь он появился снова и хочет тебя вернуть, и вы так хорошо общаетесь, и эти фото в новостях… Я подумал, у вас все движется к этому. Не подумай, что я не хочу, чтобы ты был счастлив, наоборот, очень хочу. Но я эгоист, и я люблю тебя, и даже если ты мне не ответишь, я... — Погоди-погоди, Чимин разбил мне сердце? Хочет меня вернуть? — он хмурится сильнее. — Ты с чего вообще это взял? Чон хмурится в ответ: — Я, конечно, не гений, но не дурак, знаешь ли. Он единственный парень, с которым ты был так долго, и после него у тебя не было отношений. Ты сам говорил, что сильно любил его. Не трудно сложить два и два. — Любил, вот именно, — произносит Тэ. — В прошедшем времени, Чон. — И сейчас ты его... не любишь? — Как друга — люблю, — Тэ улыбается уголком губ. — Чимин никогда не разбивал мне сердце, Чон-а, мы расстались по взаимному согласию. Я не вступал в отношения, потому что хотел сосредоточиться на карьере, а не потому что не мог забыть его. — То есть сейчас вы… — Боже, нет. Между мной и Чимином ничего нет, — Тэ улыбается мягко, успокаивающе. — Мы дружим, но не более. Тогда почему он сидел на твоем столе, почему был к тебе так близко, почему ты не прогонял его, почему, почему, почему. — Дружишь с ним, как со мной? — хмыкает Чон вслух. — Я видел вас, когда он приходил к тебе. С обычными друзьями так себя не ведут. — Мы были вместе больше трех лет, это накладывает отпечаток. Мы можем быть тактильными друг с другом, но это не значит, что между нами есть чувства. К тому же, — Тэ мнется пару мгновений, — у нас обоих есть люди, которые нам нравятся. «У обоих»? Все это время у Тэ был кто-то еще, кого Чон не замечал, полностью сосредоточившись на Чимине? Или он имеет в виду… сердце пропускает удар от сладкой догадки. — Вот как, — произносит он вслух. — Да. Я не должен никому говорить, но думаю, Чимин не рассердится, если это будешь ты. В тот раз, когда ты видел нас… он просил меня быть фотографом на его свадьбе. А вчера я ночевал у него, чтобы обговорить детали съемки и подобрать референсы. Романтическая драма и образ разлучника-Чимина, который Чон нарисовал у себя в голове, идут глубокими трещинами. — Оу. — Да. — А тот, кто тебе нравится, это… — Тэ поднимает их сплетенные руки к лицу и целует тыльную сторону чоновой ладони, — я? Тэ на миг прикрывает глаза, соглашаясь. — Я влюблен в тебя, — говорит он, вновь сталкиваясь с Чоном взглядом. — И уже давно. Собирался сказать тебе сегодня, но ты меня опередил. Раньше Чон думал, что, услышав от Тэ признание, от счастья улетит на Луну, но сейчас ощущает лишь невероятное тепло, облегчение, похожее на сладкую сахарную вату, и что-то приятно-щекочущее, как пузырьки в шампанском, отчего беспрестанно хочется улыбаться. Черт возьми, он любит его так сильно. — Это значит, мы теперь вместе? Как пара? Тэ внезапно смотрит очень серьезно. — Секс по дружбе и отношения — не одно и то же, Чон-а. Отношения требуют внимания, сил и много времени. Скорее всего, у нас не все будет гладко, будут тяжелые моменты, ссоры и все такое. Ты уверен, что хочешь отношений со мной? — Я знаю, и я хочу этого. С тобой — хочу, — Чон аккуратно освобождается и притягивает его к себе за плечи. — Если мы встречаемся, то спим только друг с другом, — продолжает Тэ. — Никаких левых людей. — Мне очень нравится эта идея, — Чон, подавшись вперед, трется носом о висок Тэ. — Так ты станешь моим парнем? Хватит ломаться, просто скажи мне «да». — А вы напористый, мистер, — хмыкает тот, но вопреки словам расслабляется в объятиях. — Я просто хочу, чтобы мы закончили с формальностями, и мой невероятно охуительный парень трахнул меня на столе, как в то утро, когда мы познакомились, — Чон мягко сталкивает их бедра и длинно выдыхает, чувствуя ладони Тэ на своей пояснице. Тот коротко целует Чона в губы. — Только если мой дерзкий и невероятно сексуальный парень будет стонать мое имя так же громко, как в то утро, когда мы познакомились. — Так значит, ты согласен? — Целиком и полностью, — Тэ оглядывается на плиту, где по-прежнему тушится мясо. Он предусмотрительно выключает горелку, а после подталкивает Чона к столу. — Не думаю, что мы сегодня вернемся к готовке, — бормочет тот ему в губы между поцелуями, усаживаясь на столешницу. И оказывается прав.***
Ближе к вечеру Гук, рисующий эскиз орнамента для клиентки, получает уведомление в «какао». Чон-не-хен: спасибо :* Чон-не-хен: Тэ тоже тебя благодарит и говорит, что хочет познакомиться поближе. хочешь, спрошу у него, свободен ли его брат? (͡° ͜ʖ ͡°) Вы: с ним обязательно спишусь потом, а ты иди на хуй :* Он хмыкает себе под нос и, улыбнувшись, возвращается к работе. Пусть Чон счастливо ебется со своим ненаглядным, а он сам разберется со своей личной жизнью. Братья, которые встречаются с близнецами — ничего пошлее не придумать. Не надо ему этого дерьма. Точно нет.***
ТэТэ говорит, что у них все начиналось просто, без заморочек: «Увидел, подошел, пригласил на свидание». У Чона есть своя история, которую он может рассказать — история о нерешительности, о страхах и домыслах. Простая, местами мелодраматичная — о случайной встрече в баре, которая переросла в настоящую любовь. Но он никому ее не расскажет. Потому что его история — не для рассказов в компании друзей, за праздничным столом или за чашкой кофе. Она только для них двоих.