***
— Вы же знаете, что под дудку Муромцев пляшет весь мир.
Анисья огляделась вокруг. Из-за постоянных плясок, кровь приливала к вискам, а сердце так и наравило выпрыгнуть из груди. Все казалось таким забавно расплывчатым. Только кое-как улавливала черты лица Велеса, кружащегося в ритмичном танце вместе с ней. Она не могла увидеть себя со стороны, но могла быть уверена, что пока ветер играл с её кудрями, складки малахитового платья развивались из стороны в сторону, а щеки наливались румянцем на неё смотрели все. Закончив танец, она вежливо удалилась от колдуна и направилась на розыск виновника торжества. Что-то не утихало в ней, сердце кольнул осколок невыносимой печали. Зацепившись взглядом за прозрачно-лавандовую ткань, Муромец уверенно зашагала вперёд. С каждым шагом, сердце билось быстрее. Она только отдышалась, но снова начинала задыхаться. Почему? Вопрос отражался в голове девушки, на который она никак не могла ответить. Глаза Мити смотрели так тепло, что хотелось улыбаться во все зубы. Вот только смотрели они так не на сестру. В крепких объятиях он сжимал свою невесту, целовал её то в рыжую макушку, то в алые губы. Анисье захотелось стать совсем маленькой, чтобы никого не было кроме них, чтобы он укрывал её шелковым одеялом перед сном, читал сказки, а в углу комнаты ждал его друг Заиграй-Овражкин. И аромат воспоминаний позволил сделать ей глоток свежего летнего воздуха. — Нися? — разлепив веки, Муромец не заметила, как облокотилась на руку брата, встревожив Василису. — У тебя все хорошо? Душно? Воды подать? — из уст слетело множество вариантов. Девушка лишь помахала головой, хотя вода и правда бы не помешала. — Можно Митю на секунду? — слова вылетали тягучим мёдом. Словно опьяненная музыкой и движением танца, она улыбнулась так по-своему слащаво, что никак не получалось скрыть свою печаль. — Не тяни, скажи тут, ничего же секретного нет? — глаза заблестели, Митя перевёл глаза на свою избранницу и подмигнул ей. Рыжие волосы качнулись в сторону Анисьи. Прищурившись и закусив губу, Василиса освободилась из объятий Муромца и указала на малахитовое платье. — Идите, — качнув головой, она продолжала следить за переменами в лице своей подруги. — мне самой бы хотелось с кем-нибудь пообщаться. Поднимающееся из-за горизонта солнце принялось играть с волосами бывшей Умновой, удаляющейся от них все дальше. Анисья проводила её взглядом, затем глубоко вздохнула и обратилась к самому дорогому ей человеку. — Днём ты сказал, что нет такой вещи в мире, которой можно было выразить то, что я значу для тебя... — на лице младшего Муромца отразилось искреннее непонимание. К чему она клонит? Но перебить её ещё никому не удавалось. — Пожалуйста послушай! С самого нашего детства я восхищалась тобой. Я видела в тебе героя, свою опору! Приехав в Заречье, я даже не представляла насколько может изменится моя жизнь. Ты помнишь какой я была? Когда услышала о водяной колдунье, мне стало ужасно страшно, — она продолжала смотреть брату в глаза, чувствуя как тугой и жгучий ком завязывается в её горле. — это чувство страха, перерастало в ревность и зависть. О боже, Митя, я же с самого момента понимала, что я не смогу с ним быть! Однако в моем сердце продолжала жить надежда на взаимные чувства. Подарив Севе свечку, я просто хотела быть услышанной. Во мне до сих пор осталась боль, но она отступает! Я знаю, она не будет жить вечно. За эти четыре прекрасных года, я осознала как важна в первую очередь для меня ваша дружба. Я всегда буду знать, что твоё плечо рядом. О, Ярило, как бы я хотела выразить словами, что для меня значит любовь к тебе! Но её не опишешь, так же, как не опишешь её размер. И если будут трудности, ты не молчи, ведь иногда так важно разговаривать, не держать все в себе и... Это было для Анисьи последней каплей. В тот момент, будто сам воздух не хотел мучать белокурую красавицу, поэтому поспешил забрать из легких последнюю каплю воздуха. Из зелёных глаз полились горячие слёзы облегчения. Она тут же прижалась к сильной груди брата, который сжал её крепче, поцеловав в густую копну волос. Все это напоминало недавний момент, когда они расставались перед уездом ребят в Китеж и Дивноморье. — Я всегда буду рядом, даже если весь мир будет против тебя. Когда тучи будут сгущаться, я постараюсь стать для тебя солнцем. Когда ты уйдёшь от меня, я постараюсь унять в своём сердце печаль, — Митя ещё сильнее зарылся в её волосах. — Но сейчас же ты уходишь от меня! У тебя появилась вторая семья, — на покрасневшем, но таком идеальном личике отразилась горькая улыбка. Дмитрий Муромец смог только покачать головой, ведь он никогда не уйдёт от своей сестры. Он будет появятся в её зеркальнике, если ей будет это нужно, будет мысленно в её голове читать нотации от которых Анисья Муромец вечно закатывала глаза. Да и к тому же, он всегда считал, что это сестра была нужна ему, а не он ей.***
Четыре макушки стояли прислонившись друг к другу, издалека смотря на тёплую семейную картину. — Что она ему говорит? — чёрные глаза уставились прямо на Василису. Она окинула своих друзей взглядом. Полина, заключённая в ловушку колец из рук Севы. Маргарита, обнимавшая невесту за руку и заглядывая ей в глаза, все это казалось ей самым счастливом моментом в её жизни. — Да кто же знает этих Муромцев, кроме самих Муромцев, — хитро улыбнувшись, она все же подслушала разговор двух близких ей людей. Заиграй-Овражкин с недоверием посмотрел на такую взрослую, давно не четырнадцатилетнюю Василису, которая только приехала в Заречье. Они все выросли. Это был не конец, а только прекрасное начало. А солнце все поднималось выше и выше.