Воспоминания о былой любви

Таня рисует почему-то её портрет. Странно это, наверное — рисовать портрет пусть любимой, но… Покойной девушки. И окунается в пучину воспоминаний. «Самое, блять, свежее услужливо подкинула грёбаная память, скажи ей за это, Танечка, спасибо. » *** За три месяца до этого. Сидорина приглашает погулять на набережную, Ларионова не отказывается. Предчувствие ей подсказывает, что согласиться нужно. Ксюша достаёт коробочку из сумки. Какая-то картонная коробочка, маленькая такая, узорчатая. — Ты решила сделать мне подарок? — спрашивает, но румянец на щеках говорит всё за неё. Татьяна смущена и просто не знает, что, чёрт побери, говорить. В любой другой ситуации она бы нашлась, не из робких ведь, а тут предчувствие какое-то. Что это — не просто подарок. — Ну догадливая! — Ксеша улыбается, а потом берёт Танину руку в свою и наклоняется близко-близко и шепчет слова, от которых та выпала в осадок. — Мы не сможем этого сделать в этой стране, но… — отводит глаза ненадолго вниз. — Если бы могли, — открывает коробочку наконец. Там кольцо, похожее на обручальное. Или это оно и есть? Что это всё значит? Вопрос был риторический, Таня отлично знала. И была рада этому подарку судьбы. Самому важному в её жизни. — Ксюш… — слова проговариваются с трудом, видимо, от волнения. — Я правильно понимаю, что…? — Ты бы стала моей женой? – она тоже очень волнуется. – Тань? Ты чего зависла, эй? Девушка после секундного зависания отмирает. Сердце бьётся где-то в горле. — Да! Даже не задумываясь, — улыбается. Таню переполняет счастье, а в животе целая стая бабочек. Ксю надевает на безымянный палец правой руки кольцо, обвивает её шею руками и нежно целует. Они возвращаются домой, Ксения убегает в магазин, а Таня дома чуть не сбивает с ног Глеба. — Тань, чего такое приключилось? — улыбается. — Ты сейчас вместо лампочки можешь светить! — Насколько он прав, чёрт дери! — Представь себе! Она! Сделала! Мне предложение! — с визгом и попискиванием бросается Самойлову на шею. — Ни…хрена себе! Рад за вас! — Глеб пожимает руку Ларионовой. — Тань, а чего слёзы, а? — стирает пальцем каплю со щеки. — Это слёзы счастья! После, когда возращается и Вадик, событие обмывается праздничным ужином и бутылкой красного, как раз «праздничного». Счастье словно пропитало весь этот дом, и было плевать, что там за окном. На политику, на то, что происходит, решительно на всё. Сейчас им четверым было хорошо. *** Плачет Таня и сейчас. Совсем не от счастья. «А ведь всё могло быть иначе! Совсем по-другому! Могло бы быть счастье…» — Блядская память… Сука, — Тане даже кричать и злиться не хочется. И сил нет, все иссякли. Она просто бросает так и не начатую толком картину и бессильно опускается на диван, закрыв лицо руками. Таня ненавидит гребаную власть. Её пособников. Таня ненавидит того ублюдка, который заколол Ксюшу. Зачем это всё? Таня не отвечает даже самой себе на этот вопрос, она сейчас лежит, свернувшись в комочек, и плачет. Слишком больно.

...но сердце от любви горит, моя душа болит.