Я алхимик

      – О-ох, Вэриан, я так счастлив, что ты ко мне заглянул! – отец сегодня добрый. Как всегда. Раньше было по другому, но я рад, что наши отношения наладились.       Я прошёл внутрь дома, с которым у меня связано очень много воспоминаний. Разглядываю комнату, будто впервые. Каждый угол, каждую полочку. Всё исследую. Столько мыслей приходит в голову, но они улетучиваются также быстро и им на замену приходят другие. Я вдыхаю запах дома. Неповторимый.       Мы с отцом видимся слишком редко, но в этот год мы практически не встречались. Я был занят работой во дворце. Я же уже несколько лет, как придворный инженер, хотя меня больше привлекает алхимия. Я провожу пальцами по столу, на котором раньше находилось моё оборудование, книги и записи. Отец куда-то ушёл, оставляя за собой лишь стихающие скрипы половиц. Здесь всё выглядело так уютно, так по-старому. Казалось, будто с моего ухода здесь ничего не изменилось.       Вдруг мой взгляд уцепляется за небольшую книжку, которую в доме я раньше не видел. Рука сама потянулась к интересующему объекту и вот - книга уже в моих руках. Вернее сказать, дневник. Неужели это дневник моего отца? Сколько себя помню, никогда не вёл дневников, если только они не были с исследованиями. Но разве мой отец когда-то вёл дневник? Знаю, нельзя просматривать чужие вещи, особенно настолько личные, как дневники, но где-то в собственном подсознании меня к нему тянуло. Быть может я преувеличиваю и это всего лишь моё любопытство, что не утихало даже с возрастом. Я аккуратно взял твёрдую корочку книги и открыл. Моему взору предстала надпись «о сыне». Глаза распахнулись широко, а я нервно сглотнул. Что? Обо мне? Тут я уже не мог себя сдержать. Я листнул дальше и увидел довольно коротенький абзац о том, как прошёл день со мной, о том что он вновь наругал меня за мои исследования и опасные опыты и написал, что корит себя за то, что так мало уделяет мне внимания, что не может заменить мне мать. Так было чуть ли не на каждой странице. Мне было так больно осознавать, что всё это время отец чувствовал себя так. Чувствовал себя отвратительным родителем, хоть и пытался дать мне всё. Я листал, пробегаясь по тексту, написанным от руки моим отцом. Вот я дошёл до последней страницы и из дневника что-то выпало, прямо на стол. Я испугался и опустил взгляд.       Моё тело пропустило дрожь и я застыл на месте с книгой в руках. Мне кажется, если бы я видел себя со стороны, то точно напоминал безжизненный камень.       Я нервно поглядывал на предмет лежащий на столе.       Игла. И красная нитка.       К моему горлу подступил комок и в голову полезли не самые приятные воспоминания. И для отца и для меня. Я дрожащими руками попытался взять иглу, но она, как на зло, не бралась и тогда я схватился за нитку. Я поднёс их к лицу внимательно разглядывая. Да, это те самые нитка с иглой. Те самые две подружки, что изменили наши с отцом отношения.       Раньше отец был всегда ко мне строг и всячески заставлял работать. Я был не против, по натуре я вообще трудолюбивый человек, но когда с утра до ночи, целыми днями занимаешься одними огородами, да полями, тело начинает жутко ломить и ты приходишь домой и сразу ложишься спать. Раньше я и так был довольно слабым. Я никогда не мог выдержать целого дня работы связанной с урожаем. Но алхимией я мог заниматься хоть без сна, прерываясь только на еду. Отец не раз говорил, что я так посажу здоровье, а я всё отмахивался.       С каждым новым годом, мой отец отдалялся от меня, а я всё больше рассказывал ему о своих научных опытах, о различных реакциях. Он меня не понимал, каждый раз молча слушал, хоть и было видно, что ему не нравится этот разговор. Причины я тогда не осознавал. Думал, что мой отец просто не понимает, что уважает мой выбор, поэтому молча слушает. И всё чаще «папа» становилось «сэром».       Я всё реже появлялся на огороде, но всё чаще оставался ночевать в своей лаборатории. Помимо алхимии, я немного увлёкся рисованием. Сначала я просто чертил схемы различных приборов и механизмов, иногда переключался на что-то более приземлённое. Например, цветы, колбы. Потом с помощью схем перешёл и на людей. Но мой отец тоже не принял данный род занятий. Казалось бы, рисование безопасное увлечение, что в нём плохого? Я каждый раз приносил отцу показать что-то новенькое, а он просто отмахивался и тяжело вздыхал, выходя из дома.       Мы друг друга не понимали.       Но отправной точкой для меня стал один день. Ужасный день. В очередной раз, за обеденным столом, мы с папой собрались вместе и ели кашу с хлебом. Каша была не самая вкусная, но выбирать не приходилось, да и я уже привык к такому специфическому вкусу. Я решил вновь заговорить с папой о моих новых идеях и наработках. Чуть ли не после каждого нового эксперимента, о котором я рассказывал, в моих речах проскакивала фраза «я алхимик, я знаю что делаю». Я весело лепетал, но спустя мгновенье заметил, как помрачнел мой отец. Он резко ударил своим тяжёлым кулаком по столу и встал из-за стула. Помню, я тогда вздрогнул.       – Вэриан, хватит. Мне совсем не интересно знать про твою ал... Х... – его голос звучал, будто рык. Сейчас передо мной предстал мой разозленный отец, я бы сравнил его с медведем. Он потёр переносицу. – ты можешь, хоть на минуту не разговаривать об этой твоей науке? Просто, замолчи.       Мои глаза округлились. В тот момент я мог подумать, что и зрачки у меня сузились до минимума и наверное перестал быть тот блеск, что обычно я видел в отражении зеркала. Моё сердце стало учащённо биться, а руки мелко дрожать. Такое чувство, будто меня сейчас предали. Самый близкий человек отвернулся от меня. Хах, нет, как же. Это я просто обуза. Я ведь и вправду надоедаю. Меня же не просто так дразнят соседские ребята, я даже постоять за себя не могу.       – Да, сэр.       Мой отец застыл на месте, а потом, не произнеся и слова, вышел из дома. Я просидел на месте ещё несколько минут. Еда уже не лезла в горло. Я встал и направился в свою лабораторию. Я не знал что делать, я был опустошён. Из меня вырвали жизненную искру и сейчас я мог напомнить живую куклу, не имеющую эмоций. Хотя я ошибся. Заглянув в зеркало, я увидел гримасу ужаса. Глаза могли сказать о многом, а я всегда был как открытая книга. Меня легко было прочесть.       «Я надоел».       Нет, я не мог надоесть собственному отцу! Он просто высказался на эмоциях.       «И вправду не стоило заниматься алхимией».       Нет, без алхимии я не буду самим собой. Это то, что делает меня Вэрианом из Старой Короны. Мальчиком, что занимается алхимией, хотя другие считают, что это магия.       «Отец просил замолчать».       Да, точно. Замолчать. Это лучший вариант. Отказываться от того, что тебе дорого или лучше замолчать, чтобы не разрывать слух отца.       Я перевёл взгляд на мой рабочий стол. Не сразу, но я смог найти то что нужно. Спасибо отцу, что научил заштопывать дырки на одежде. Я знал, что шитьё мне пригодится. Я сделаю сегодня папе подарок, в честь извинения за столько страданий. Было больно, но я же терпеливый, тем более на огороде работать куда больнее.       Всё, я закончил.       Я встал возле входной двери и стал ждать отца. Мне не терпелось увидеть радость в глазах отца. Он точно обрадуется моему подарку, ведь он так бы этого хотел. Я точно знаю.       Прошло уже несколько часов и наконец я слышу открывающуюся дверь. Из-за неё выходит отец и внимательно на меня смотрит. Он кинулся ко мне, прижав, будто я сейчас пропаду и больше никогда меня и не увидят. Почему у папы такая реакция. Он хотел, чтобы я замолчал. Вот я и замолчал. Зашил рот. В руках у меня красовался уже смятый пергамент с надписью «я алхимик». Я хотел, чтобы папа признал во мне алхимика, а не проблемного ребёнка. И сейчас он чуть ли не рыдает, но сдерживает слёзы.       Да, это ужасные воспоминания. Во рту, будто вновь ощущалась та кровь от маленьких проколотых дырочек. Игла и нитка уже покоились в дневнике, что я убрал обратно на полку. Я потёр шею. Что мне делать, зачем я пришёл к отцу? Чтобы он вновь ощутил эту боль? Нужно поскорее уйти и решить эту проблему.       Послышался скрип и я понимаю, что поздно. Отец вернулся. Я посмотрел в сторону, откуда исходил звук и увидел широко улыбающегося отца. Нет. Я не хочу стирать эту улыбку с его лица. Я не хочу заставлять его вспоминать об этом ужасном дне.       – Вэриан, сынок, что случилось? – отец подошёл ближе и положил свою большую тяжёлую ладонь мне на плечо. – Что-то произошло? Ты с самого входа ничего не говоришь.       Тут я напрягся. Мои губы сомкнулись в тонкую линию, а брови начали двигать на встречу к друг другу. Я со страхом заглянул прямо в глаза отцу. В них читалось беспокойство. Папа, прости меня. Прости пожалуйста. Я не скажу тебе и слова. Я не могу. Я просто не могу с тобой заговорить, как бы мне этого не хотелось. Я закрыл лицо руками, до боли сжимая свои волосы. Я промычал что-то невнятное сквозь зубы. Я почувствовал как меня разворачивают и убирают руки. Меня трясёт.       – Вэриан, – стальной голос, звучит как приказ. Мне страшно. Нет, нет, нет, нет, нет. Я не должен, нет! Не заставляй меня! – открой рот.       Мои глаза в страхе смотрят на отца. Наверное со стороны я выглядел, как сумасшедший. Я нервно качаю из стороны в сторону, показывая тем самым отрицательный знак. Я думаю, что отец уже всё понял. Но торговаться он никогда не любил, поэтому тут же схватил меня за щёки, больно надавливая пальцами, заставляя открывать рот. Я пытался сопротивляться, но было слишком больно, а отец бы не остановился. Я разомкнул сжатые зубы и папа отшатнулся. Он отпустил меня из своей цепкой хватки и я тут же закрыл свой рот.       – Сын, что с твоим... Я-языком? – отец всё же не смог сдержать того ужаса, что накатил на него.       Я отвернулся в сторону. Я не мог смотреть на отца. Я вновь заставил его почувствовать, то что он испытывал, когда я зашил себе рот. Но если тогда, я просто вытащил нитку и ранки сами собой зажили, то сейчас я уже никогда не смогу произнести и слова.       – Это, это ты сам себя так? – голос отца звучал слишком громко. Быть может это от такой напряжённой тишины, образовавшейся в доме. Я отрицательно покачал головой.       – Значит кто-то решил избавить тебя от способности говорить, – заключил мой отец, всё пытаясь успокоиться. Я повернул к нему голову и стал показывать ему жестами то, что мне необходимо. – хм? Ты хочешь, чтобы я дал тебе листок и... Чтобы ты на нём написал?       Я положительно кивнул и присел за стол. Отец вышел куда-то и спустя несколько минут пришёл с пером и чистым листом. Я начал писать, что произошло на листе, как можно быстрее, но в тоже время аккуратно. Мой почерк со временем не очень-то и улучшился, поэтому Юджин постоянно жалуется на то, что не может разобрать написанный мною текст, чтобы принести мне нужное. Спустя минут пять я отдал отцу лист с кратким описанием того, что произошло и стал нервно теребить свой фартук.       – То есть, ты хочешь сказать, что королевство Корона сейчас ведёт какие-то конфликты с одним из соседних королевств и, – отец нахмурился. – это самое государство решило подпортить Короне жизнь, тем самым причинить вред лучшему алхимику королевства, что создаёт для Короны не только полезные вещи, как горячая вода в домах, но и оружие.       Я кивнул, склонив голову. Оружие. Когда мне сказали, что королевство нуждается в новом оружие, для защиты населения я сначала отказался, вспомнив свой ужасный опыт с автоматонами. Юджин долго уговаривал меня, даже Рапунцель не противостояла своему мужу, хотя являлась пацифистом. Помню как тяжело далось мне это решение, но я старался. Я не хотел повторения своих прошлых ошибок. И вот, к чему это привело. Хорошо, что я только разговаривать не могу, а если бы меня убили? Чтобы тогда? Пережил бы отец такое? Я не знаю. Главное, что он не пострадал.       – Вэриан, я... Я верю в тебя. Я горжусь, что мой сын дорос до такого места в обществе. Ты молодец, – отец обнял меня, погладив по голове. Я тоже захватил его в крепкие объятья. Так мы простояли несколько минут, а потом отстранились. Отец стал показывать на свой язык. – ты ведь сможешь что-то с этим сделать? Ты же у нас, не просто алхимик.       Я просиял. На моём лице появилась счастливая улыбка. Честно слово, я готов был пустить слезу, но остановился.       Оставшийся день, мы с отцом так и просидели. Он говорил, а я писал. Мне стало гораздо легче.