я не жадный, я просто прошу у тебя все или ничего.
— Не будь жадным, Акира, — говорит мама, когда ему пять, и дети на улице берут его игрушки, забыв позвать в игру. Он, маленький, с большими обиженными глазами не кричит и не дерется, а просто смотрит и вздыхает. Он позволяет им, а сам остается в стороне. Детство и первая короткая дружба с ровесниками по соседству начинается грустно. Мама учит его делиться. Куними стучит носком ботиночка по земле, убрав руки за спину, а потом твердо встает в позу и говорит, что он не жадный. — Пусть совсем забирают, мне не нужно, — тихо бормочет он. Детских слов и понятий так мало, рамки и границы такие маленькие и узкие даже для его пятилетнего сознания. Акира хмурится, сжимает губы и опускает голову — в бессмысленных долгих попытках объяснить свои чувства, превосходящие понимание, это выражение обиды и скуки так и застывает на лице. — Не будь таким пассивным, — тренер отводит его в сторону, когда вся команда разминается перед матчем на отборочные префектуры. На эту игру Куними остается стоять в квадрате запасных, со стороны глядя на резкие, слишком уверенные движения Кагеямы, который даже не вспоминает о том, что в команде есть такой игрок — Куними Акира. Если сейчас он не отдает пасы ему, то зачем тогда находиться на площадке? Если он не отдает все пасы ему, то какой смысл быть в игре? Он помнит момент, когда первый раз увидел Кагеяму, мальчишку с горящими глазами. В нем, в его звонких словах и сквозящих уверенностью жестах читается огромный интерес и любовь к волейболу. Куними, скучающий и отстраненный, замирает, когда кончики пальцев одним точным касанием заставляют мяч взлететь к потолку и в следующий миг оказаться у руки нападающего. Слишком быстро. Словно кто-то резко перемотал видео, перескочив через несколько кадров. Пол под кроссовком скрипит во время разбега и встречает твердостью, отдающейся легкой болью в согнутых коленях при приземлении. По мячу ударить он не успевает. И Кагеяма, еще светлый, полный надежд, смотрит на него с искренним детским недоумением. Куними привычно опускает голову и поднимает мяч с пола двумя руками. Недосягаемый Кагеяма Тобио ниже его на полголовы ростом, но смотрит свысока. К тому времени Куними прочитывает немало книжек и переживает немало чувств, чтобы границы рухнули и вихрь эмоций обрушился на него всей своей силой. Из всего, что Куними с детства усваивает о людях и волейболе, запоминается одно главное — летать слишком сложно, и крылья вырастают не у каждого человека. Возможно, стая Куними всегда была бескрылой. Желание обладать не имеет ничего общего с желанием потерять. Куними не хочет летать, его шаги тихие, но твердые, для ходьбы по земле не нужны крылья и уверенность. Если он упадет, то сможет встать. Люди, взмывающие к вершинам, либо улетают навсегда, либо падают так, что больше никогда не могут подняться. И когда Куними смотрит на Кагеяму, в его голове крутится лишь одна мысль — как привязать его к земле, чтобы тот не упорхнул внезапно. Кагеяма не из тех, кто собирается падать. Он полетит выше всех слоев атмосферы.мы учимся сражаться. но пока ты планируешь командовать войском, я просто пытаюсь научиться держать оружие в руках.
Подростком быть очень сложно. В голове крутится миллиард мыслей и груди фейерверком взрываются чувства, а снаружи все думают, что Куними полон равнодушия и усталости. Он еще только учится оперировать словами так, чтобы люди вокруг начали его понимать в полной мере. У них с Кагеямой случается всего один разговор, во время которого никто ни на кого не давит, не упрекает и в конце которого они, попрощавшись, просто расходятся в разные стороны. Один разговор без криков и обид. Один разговор, который Куними Акира записывает в свой личный дневник немного одинокого парня-подростка семью словами: «Звезды так высоко. Он полетит к ним». Тишина. Приглушенный свет. Разбросанные мячи. Пустой спортзал. Вытянув ноги, Куними сидит на скамейке. Кагеяма подает. Одну подачу за другой. У них нет совершенно никакого повода нарушать молчание. Куними давно собирается уйти, но сегодня мама собирается забрать его с вечерней тренировки. Она просто еще не приехала. Почему не уходит Кагеяма, он не знает. Слова, сложившиеся в вопрос, тихо остаются лишь в мыслях, не просясь сорваться с языка. Он завороженно смотрит на худую угловатую фигуру, темные волосы, бросающие тень на упрямый взгляд, на красивые руки, в пальцы которых мяч ложится так легко, словно был там с рождения. Кагеяма светится в его глазах, и Куними смаргивает это ощущение, крепко жмурится до слез. Он не должен это видеть. Не должен чувствовать это после всего, что произошло за год. Но ничего не меняется, когда он снова смотрит на Кагеяму. А Кагеяма по-прежнему — ужасно — красивый. Им четырнадцать. Они влюблены: один — в волейбол, другой — в того, кто влюблен в волейбол. Им всего четырнадцать, пока Куними думает, что ему хочется отключить в себе мысли и чувства, Кагеяма думает, скольких соперников ему придется победить на своем пути. Безнадежно. Куними успокаивает себя тем, что если влюбиться в четырнадцать, то в шестнадцать это уже пройдет. — Почему ты не уходишь? — спрашивает Кагеяма, подходя ближе, пока собирает мячи. — За мной еще не приехали, — пожимает плечами Куними. И не упускает возможности спросить. — А ты? Почему не уходишь? — Тренировки с клубом мало, чтобы стать хорошим игроком, — он крутит мяч в руках и выглядит напряженно, словно подбирает слова. Простые мысли часто слишком сложно выразить, Куними впервые думает о Кагеяме с пониманием. Чем больше Кагеяма говорит, тем сильнее Куними понимает, насколько он близок и в то же время недосягаем. Чтобы быть вместе недостаточно просто держаться за руки.мне всегда было интересно, возможно ли с вершины мира разглядеть тех, кто внизу? увидишь ли ты меня?
— Хотел бы там быть? — Киндаичи завороженно смотрит на огромный зал Токийской арены. Там Карасуно разминаются перед своим первым матчем на национальных. Куними много чего хотелось бы. Хоть раз за неделю выспаться, досмотреть сериал, сдать английский на сотню, победить на отборочных префектуры, сходить на свидание с Кагеямой Тобио. — А кто бы не хотел, — пожимает он плечами, осознавая, насколько далек от всех монстров, собравшихся там. Что бы он сделал, оказавшись на национальных? Всего лишь играл бы. Кагеяма выходит на площадку не просто играть в волейбол, он выходит ослепить всех своей невероятностью. Сколько таких же монстров он повстречает там? Скольким из них в будущем отдаст пас? И, стоя там, под светом ламп и взглядом сотен пар глаз, этот монстр-связующий, вспомнит ли то маленькое обещание, что он дал перед отъездом? Он встречает Тобио на автобусной остановке в Сендае за пару дней до того, как Карасуно уезжает в Токио. У него в руках пакет из спортивного магазина, он останавливает совсем рядом с Куними, почти плечом к плечу, чтобы посмотреть расписание автобусов. Тепло, исходящее от Кагеямы, согревает один его бок и заставляет вздрогнуть, когда кто-то из них — может быть, оба — качнувшись навстречу, прижимается теснее. Толпа людей вокруг перестает иметь значение, хотя Куними и до этого не особо обращал на них внимание. Его захлестывает волной чувств, которые, наверное, испытывают космонавты, выходя в открытый космос. Невероятно близко. Кагеяма неловко прочищает горло и здоровается, Куними понимает, что слышит его лишь потому, что наушник выпадает из его уха и тоскливо болтается где-то внизу, пока он следит за движением губ Тобио. Акира считает себя достаточно решительным человеком, когда игра стоит свеч. Чтобы после не сидеть дома, ощущая, как последние песчинки шансов утекают сквозь пальцы, он прямо сейчас не позволяет разговору угаснуть на простых приветствиях. Медленно наматывая наушники на сомкнутые пальцы, он слегка поворачивает голову и осторожно, тщательно подбирая слова выкладывает между ними хрупкую фразу. Через несколько минут они уже заходят в автобус и, не сговариваясь, садятся рядом, чтобы продолжить общаться. Тобио не очень хорош в обсуждении чего-либо, кроме волейбола, в его лексиконе есть по меньшей мере двадцать вариантов слова «ясно», но Куними не обижается. Еще год назад все их общение было похоже на беседу со стеной. Сейчас их разговор прерывистый, они то слушают друг друга, то начинают говорить одновременно, то вдруг замолкают и смотрят в окно. Кагеяма выглядит проще и понятнее, чем в средней школе. Его меняет новая команда, приобретенный опыт и просто жизнь вокруг. Обида на самого себя больно покалывает в легких не дает вдохнуть полной грудью. Куними для своих почти-шестнадцати понимает слишком много в отношениях между людьми, в отличие от Кагеямы, который не понимает ничего. — Победите всех там, да? — Куними останавливается напротив него, когда они выходят на своей остановке. — Обязательно, — Кагеяма улыбается. Той улыбкой, за которую в средней школе Куними отдал бы все, чтобы она была предназначена ему. От этой улыбки он чувствует себя самым решительным во всем мире. — Сходим на свидание в честь твоей победы? — спрашивает он. — Да, — и не верит, что не ослышался. Кагеяма Тобио соглашается пойти с ним на свидание. А понимает ли этот Кагеяма Тобио, что значит ходить на свидания? Это они и выяснят потом, когда он приедет с золотой медалью, так небрежно болтающейся на его шее, словно она всегда там была. Куними уверен, что Кагеяма выиграл все награды еще до своего рождения, и теперь ему просто нужно пройти по всем турнирам мира, чтобы их собрать. Тяжелый предстоит квест. — Удачи, — на выдохе произносит Куними прямо ему в ухо во время коротких объятий, которых так мало, чтобы насытиться Кагеямой сполна. Достаточных лишь для того, чтобы окончательно его раздразнить. И захотеть получить больше, получить всего Кагеяму. Он такой жадный на самом деле, мама была права. Он ловит взглядом каждое движение Кагеямы на экране, и горит изнутри от каждой его победы. Хорошо, что снаружи видно лишь его тяжелый пристальный взгляд из-под нависших век и плотно сжатые губы. Все эти парни из другого измерения стоят на одной площадке с Кагеямой, принимают его подачи, пробиваются через его блок, жмут его руку под сеткой. Куними хочет оказаться там. Но не видит в этом ни крупицы смысла, его жадность особого рода — тихая и молчаливая. Ему не достаточно просто смотреть, но чтобы получить больше нужно быть достойным. Тобио проигрывает.меня может легким дуновением ветра сдуть из твоей жизни. я просто хочу оставить напоминание.
На свидание они не идут, но превращают каждую свою встречу в любовную историю, которую упускают во всех романах ради интриги. Неопытным школьником, полным решимости, чувств и самоуверенности, Куними обнаруживает себя на коленях у Кагеямы в первый же вечер, когда они договариваются встретиться и посмотреть фильм. Оказывается, тайное знание о фразе «посмотреть фильм» открыто только для Куними. Ему нисколько не сложно объяснить. — Ты улыбаешься, — тихо говорит Тобио. Таким голосом под ночным небом сообщают о том, что упала звезда, трепетно и с надеждой. Ожидание чуда замирает на кончиках дрожащих пальцев Кагеямы. — Потому что ты мне нравишься, — шепот Куними загадочный, таким шепотом доверяют тайны. — Я, может быть, всегда мечтал оказаться в твоих объятиях. И Тобио вздрагивает, будто внезапно осознает, что его руки медленно скользят по спине Куними, чуть надавливая на поясницу, спускаются на бедра. Он на секунду чуть сильнее сжимает пальцы, срывая с губ Куними короткий вздох, и отпускает, возвращаясь к плечам. Между их лицами расстояния всего ничего, шумное горячее дыхание Кагеямы касается теплой улыбки, и бешеное волнение стучит в висках от осознания, что в любой момент его заботливая мама может распахнуть дверь спросить, не нужно ли им чего-нибудь. Нужно. Ему очень нужно сейчас наклониться и коснуться губ Кагеямы. Он не делает этого. Дразнит и себя, и его. Позади на экране ноутбука, освещающего комнату желтоватым светом цветовой гаммы фильма, герои ведут неспешную беседу. Куними даже не помнит, как называется фильм, который они вместе выбирали, сидя в автобусе. Он был не особо сосредоточен на этом, потому что прядь гладких мягких волос Кагеямы щекотала его висок, когда он выглядывал из-за его плеча. — Всегда? — короткая вспышка света на миг озаряет пылающий румянец на скулах Тобио, и Куними чувствует, как его лицо горит тоже. Как он весь горит изнутри. — Мы даже не знакомы столько. — Знаешь, до встречи с тобой мне жилось настолько скучно, что лучше и не вспоминать. Закрыв глаза, он наконец касается его губ. Они целуются медленно, испытующе, впервые друг с другом. Впервые в жизни. Жадный, все же Акира такой жадный. Он целует так, чтобы заставить голову Кагеямы кружиться, чтобы тот запомнил его поцелуи, как самые сладкие. Чтобы если вдруг ему довелось поцеловать кого-то другого, первая мысль, которая родилась бы в его голове тогда — «лучше бы это был Куними». Одно из самых прекрасных чувств — ощущать, как Кагеяма Тобио плывет и тает, когда он, осторожно прикусив его губу, проводит по ней языком. Куними ужасный эгоист. На самом деле он не хотел бы, чтобы Кагеяма целовал кого-либо, кроме него. Если все поцелуи Тобио не достанутся ему, то какой смысл начинать все это сейчас? Под медленный, идеальный, по мнению Куними, саундтрек фильма они просто пробуют, чем может закончиться этот вечер. Пока время неумолимо клонится к ночи, телефон Кагеямы в его кармане — прямо у колена Куними, стискивающего его бедро с одной стороны — настойчиво вибрирует в третий раз, и их обоих мучает совесть, что они никак не могут прекратить, не могут остановиться. Их разбрасывает по разные стороны узкой кровати только после короткого стука в дверь. Мама Акиры заглядывает в комнату и ее взгляд ничем не отличается от того, которым она одаряла его в детстве, советуя не быть жадным. Умей делиться, Акира — так и говорят с укором ее глаза, Тобио нужен не только тебе, но и его родителям тоже. Возможно им даже нужнее. «Мама такая смешная, думает, кто-то может нуждаться в присутствии Кагеямы Тобио сильнее, чем я. Думает кто-то может бояться его потерять сильнее, чем я» — он пишет это в своем дневнике, когда строгий отец Тобио запрещает ему остаться переночевать у друга и лично забирает его. В двенадцатом часу ночи. — Нам надо видеться чаще, — говорит Тобио на прощание. В прихожей на них направлены взгляды родителей, и все выглядит неловким, и они оба чувствует себя несмышлеными детьми, как только выходят из комнаты в светлый коридор. Там, в темноте остаются голодные взгляды, нежные руки, долгие поцелуи и ощущение безграничной свободы действий. Они оба выше своих отцов и матерей, а чувствуют себя маленькими — не та способность родителей, которая была так необходима сейчас. Пока Кагеяма-сан выходит из машины и широким шагом идет звонить в дверь, Тобио позволяет Куними стискивать себя в объятиях и оправдывается утренними тренировками, спортивным режимом, важностью строгого распорядка дня. Поцелуй на прощание не ощущается таким приятным от гложущей изнутри обиды. Но Акира на самом деле все понимает. У Тобио свои цели. Влюбленность не входит в его жизненные планы на ближайший десяток лет. Возможно, там в списке лишь турниры, на которых ему предстоит одержать победу, как звезды, которые он планирует хватать с неба.возможно, я навсегда останусь для тебя лишь красивым мальчиком, с которым ты учился в средней школе.
Вопрос «Чем планируешь заняться после школы?» перестает казаться забавным и больше не вызывает мечтательной улыбки. Кагеяма снова уезжает на национальные. Куними включает трансляцию дома на компьютере и вместе с Киндаичи они, бросая редкие взгляды на экран, готовятся к выпускным экзаменам. Обычные люди с обычными судьбами поступают в университеты, находят себе среднестатистическую работу и ходят по земле. Носят костюмы такие — Куними усмехается сам себе, представляя, как Тобио пытается завязать галстук — с белыми рубашками и черными брюками. По выходным собираются с друзьями в баре. Грустно свайпают влево половину таких же скучных пользователей тиндера, а потом женятся на коллеге, которая работает в соседнем окошке банка. Звук трансляции матча за третье место вдруг обрывается, Куними поднимает взгляд и видит, как на подаче Тобио замирает зал. Отвратительно идеальная камера слишком четко передает его расслабленное, жесткое лицо, фокусируется на плавных линиях сильных рук, а потом отдаляется. И Куними завороженно следит, как гелевая подошва темно-синих Asics отрывается от голубого терафлекса точно за миллиметр от лицевой линии и Тобио взлетает вверх. У Куними возникает ощущение, что однажды Тобио взлетит и больше никогда не опустится на землю. Это чувство острой потери рождается в груди, стискивает собой легкие, поднимается к горлу и сильным спазмом не дает вдохнуть. Приходится слишком резко отложить в сторону ручку и отвернуться, прижав тыльную сторону ладони к губам. — Ты чего? — спрашивает Киндаичи, но он только отмахивается в ответ, тяжело сглатывает горечь и продолжает решать задачи. Комментаторы бодрыми голосами рассуждают возможности третьегодок Карасуно попасть в профессиональные клубы сразу после школы, сходясь на том, что Кагеяма наверняка получил уже не одно приглашение. Внутри Куними от этих разговоров образовывается пустота. Сначала маленькая и незаметная, но он самостоятельно растягивает ее до необъятных размеров, когда перед сном накрывается одеялом и позволяет себе думать. Под плотно сомкнутыми веками вместо сна — Тобио. Он сияет, победно вскинув голову. С короной на голове, осыпанный звездной пыльцой и всем золотом мира, он так высоко — не достать. Куними чувствует, как по его щекам — по щекам Куними из сна — катятся тяжелые горячие слезы. Мнимый холод бежит по плечам и заставляет очнуться от кошмара, у настоящего Куними глаза сухие и только дрожь идет изнутри от самого яростно ударяющего в грудь сердца. Будущее видится неясными клочками, ведь у него нет ни хрустального шара, ни карт таро. Он открывает для себя события тревожного «после школы», словно складывает детальки огромного пазла. Почти идеальные результаты экзаменов, поступление в университет и прощание с клубом. Больше никакого волейбола, кроме того, что идет по телевизору. В будущем ему прилетают сообщения, оставляющие без ответа его поздравления. «Подписал контракт со Schweiden Adlers» — в прошлом году Куними болел за этот клуб, и они заняли первое место в чемпионате. Он представляет Тобио в белом и золотом и восхищенно забывает сделать несколько необходимых вдохов. «Меня включили в состав олимпийской сборной» — приходит в начале лета, когда Куними, выкроив свободный выходной, решает разобрать старые вещи в своей комнате. Он стискивает в одной руке маленькую бело-синюю мастерку с тонкими иероглифами «Китагава Даичи» и смотрит на сообщение, печально посмеиваясь. Едва ли по всему миру найдется выпускник, который сможет с уверенностью на вопрос «Чем займешься после школы?» ответить, что он поедет покорять Олимп. На такое способен только Тобио, его просто никто не спрашивал, все и так знали ответ. Куними помнит Тобио из средней школы, мрачного и раздражительного, помнит Тобио из старшей школы с уверенностью в глазах и прямой спиной. Он накидывает на плечи старую мастерку, которая давно мала и делает смазанное фото в грязное зеркало. И отправляет фотографию Кагеяме. Как напоминание. С мыслью, пульсирующей в голове «не забывай меня, пожалуйста, не забывай меня».— мне всегда было страшно, что ты достанешь рукой до звезд и забудешь, как вернуться ко мне. — но я постоял на Олимпе, а потом все равно спустился и вернулся сюда, потому что не смог представить своей жизни без твоих поцелуев.
В один день он просыпается от странного ощущения, будто его кто-то толкнул в спину, и садится в кровати. Тело ломит и в мышцах чувствуется приятная усталость, как после долгой силовой тренировки. Из одежды на нем только тонкая цепочка на шее, которую он задумчиво подцепляет пальцами, оглядывая смутно знакомую комнату. Сквозь узкую щель между плотными темными шторами льется мягкий утренний свет. Часы на стене показывают начало седьмого утра. Куними избегает поворачивать голову. Он думает, что не был пьян вчера. Но почему-то в голове все, как в тумане — полупрозрачные воспоминания с пропадающим звуком. Если это все сейчас сон, то пусть он продолжается хорошо, четко оформляет он мысль в своей голове, а потом решительно переводит взгляд на вторую половину кровати. Кагеяма спит на спине. Одеяло натянуто до груди, медленно поднимающейся и опускающейся в такт дыханию. Темные волосы мягко разметались по подушке. Несколько раз моргнув, словно смахивая с ресниц слезы, Куними останавливает взгляд на его лице и медленно обдумывает мысли. Кагеяма красивый. Кагеяма лежит рядом с ним в постели. Из одежды на них суммарно тонкая цепочка и фитнес-браслет, показывающий римское время и 0 шагов. Вчера ни один из них даже не был пьян. Это происходит. Наверное, с первого же лета после выпуска из школы. В какой-то ленивый августовский вечер, когда небо уже бледно-лиловое и сверкает звездами, хотя времени еще немного, они стоят на балконе большой токийской квартиры. Куними медленно докуривает сигарету, тушит ее о карниз, а потом вдруг, сам не зная, что им руководит, глядит прямо в глаза Тобио и стягивает с себя футболку одним движением. Потом возвращается в комнату, находит там игровую форму сборной и надевает. На груди оказывается номер двадцать, на спине фамилия «Кагеяма». Тобио подходит и завороженно чертит пальцами плавные линии на его груди. — Помнишь наши поцелуи в темноте? — почти шепотом спрашивает Куними, и он действительно дрожит где-то внутри от тайного страха, что их подслушивает целый мир. Тобио медленно кивает. И это первый раз, когда поцелуи заканчиваются тем, что, уставшие и счастливые, они засыпают в объятиях друг друга. Это повторяется. Снова и снова. Иногда они не видятся месяцами, а потом кто-то из них — чаще Куними, немного выпив на выходных, чтобы набраться смелости нажать «оправить» — назначает встречу. На один яркий, полный чувств и красок вечер он чувствует себя на месте. После наступает утро, он принимает душ в большой квартире, варит кофе на идеально чистой кухне и, поправив новую прическу у зеркала в прихожей, уходит. На недели и месяцы Кагеяма становится для него изображением на экране телевизора, фотографией в инстаграме, рекламой в ютубе. Там он пасует монстрам чемпионата, кладет руки на плечи олимпийским чемпионам и приглашает на ужин самых лучших людей, способных одним сильным ударом впечатать мяч в пол. Вокруг Тобио люди из другого измерения, люди, способные лететь с ним на одной высоте. Вчера не был выходной. Куними вчера не был пьян. Тобио сам написал ему вчера. — Ты смотришь на меня, — произносит Кагеяма, не открывая глаз. Куними не может не протянуть руку, чтобы провести пальцем от его брови по скуле, коснуться губ и замереть. — Знаешь, Тобио, — он распахивает глаза и открыто смотрит на Куними, — я просто не могу поверить, что ты все еще помнишь о моем существовании. Вокруг тебя столько звезд, но ты все равно зовешь меня. Мне все время страшно, что когда-нибудь наступит момент, что ты окончательно погрузишься в их мир. И больше никогда не вспомнишь меня. Самый большой страх — остаться посредственным парнем в белой убашке с галстуком и банковским бейджем на груди. Хранить на кончиках пальцев ощущение тепла звездной кожи и больше никогда не иметь возможности прикоснуться к ней. — Но ведь я даже был на Олимпиаде, а потом все равно вернулся к тебе, — ровно говорит Тобио, приподнимаясь на локте. Куними хочется истерически смеяться от того, какой он глупый. Но ему больно дышать, ему не хватает воздуха от кружащего голову чувства, похожего на цунами. Он так сильно любит Кагеяму Тобио, и тот сейчас тоже признался ему в любви. Может быть не так, как это делают обычные люди, которые ходят на работу пять дней в неделю и не умеют летать. У него нет ни цветов, ни прогулок по вечернему парку. Но Куними ничего этого не надо, он захлебывается любовью, склоняясь над Тобио, смотрит в его глаза и целует.