Первый шторм

— Ви можливо красива пара. Мне даже не требуется вслушиваться в перевод в наушнике, чтобы почувствовать все оттенки яда из этой колкой фразы. Тина с плохо скрываемой паникой бегает глазами от сцены ко мне и обратно, пока мои челюсти скрипят в попытке сдержать собственный гнев. У Ля Ля Заострённые её языком кинжалы впиваются мне в грудь и мешают дышать. Сводит с ума. Медленно. Методично. Разводя костёр в моём теле с помощью нескольких так жестоко подкинутых слов. Так вот, как ты умеешь, девочка. Сначала пряник, теперь кнут. Вспоминаю, как всего несколько дней назад эти самые руки, которые сейчас дёргано аккомпанируют своей съехавшей с катушек хозяйке, так нежно держали мои щёки, и, кажется, весь мой мир. Не понимаю, как можно смотреть на меня с такой животной ненавистью после того, как мы обнажили друг перед другом тела и души. Да чёрт с ними — с телами. Неужели она с такой лёгкостью готова уничтожить всё, что только-только зародилось между нами? И ради чего? Дерьмовой сценарной открытки, о существовании которой все забудут уже через пять минут? Разве я заслужил эти её чёртовы уколы в свою сторону? Потап с нескрываемым восторгом переводит взгляд с меня на Тину, едва сдерживая рвущуюся из уголков губ улыбку. Ему, конечно, с первого дня хотелось попрыгать с бубном у этого костра, в котором я теперь горю. Не слышу обеспокоенных указаний в наушнике, не замечаю намекающих взглядов ведущих. Всё, что я вижу — стена холодного равнодушия, которая простирается морозом от тининого кресла прямиком до моего в исступлении колотящегося сердца. Ты хотела высказаться, малышка? Теперь придётся послушать меня. Широкими шагами нагоняю её звонко стучащие по ступенькам каблуки и резко дёргаю за руку, разворачивая к себе. Тина шарахается от меня в сторону, с силой бьётся головой о стену и прикрывает глаза от боли. Так и стоит, игнорируя мои глаза, пока последние крупицы терпения не покидают мой разум. — Какого хрена ты творишь? — шиплю ей прямо в лицо, пытаясь заглянуть в глаза. Бесполезно. — Отпусти, мне больно! Она выдыхает в меня свою злость и медленно поднимает взгляд. Едва удерживаюсь на ногах от потока ярости, выстреливающего прямо в моё нутро. Откуда она только берёт всю эту ненависть? Разве я дал ей хоть одну причину смотреть на меня вот так? — Больно тебе, да ты что? — продолжаю стискивать тонкое запястье, которое лихорадочно пульсирует под моими пальцами. Моё собственное сердцебиение тоже вот-вот преодолеет отметку в двести ударов в минуту. Мы стоим, как два бегуна после изнуряющего финиша, и мозолим друг друга невысказанным недопониманием, — ты что там устроила, а? — Спроси у своей подружки, — Тина с силой дёргает руку в попытке вырваться из моего хвата, но ожидаемо терпит неудачу и сжимает зубы. Обводит взглядом полутёмную лестницу, на которой кроме нас двоих всё ещё никого нет, и досадливо хмурится. — Ты шутишь? — Ну я ведь теперь грёбаный клоун для вас с Завадюком, да? Решил поиграться? Я ошарашено всматриваюсь в её горящие безумием зрачки и мгновенно убираю руки, заслышав шаги со стороны гримёрок. Стук обуви дробит пульсацией мои кипящие мозги и вбивает меня в ступеньки, пока девочка препарирует меня ледяными глазами. Даже не поворачивая головы узнаю в этой уверенной поступи Орлова, который летит на зов своей чокнутой начальницы. Он медленно сокращает расстояние между нами, с каждым шагом вколачивая гвозди в крышку моего гроба. — Ненавижу тебя, — с тихой яростью выговаривает девочка, не спуская с меня глаз, — я жалею обо всём. Хочу, чтобы ты знал. Грохот её каблуков тянется эхом по моей голове, закручивая мысли в комок сплошного хаоса. Приходится упереться ладонями в стену, чтобы сохранить вертикальное положение тела. Ощущаю себя в какой-то сюрреалистической комедии, где мужчина влюбляется в женщину, а потом встречает её злого двойника. Не могу поверить, что услышал весь этот ужас от неё. Так просто не бывает. Устало плетусь в гримёрку, едва различая встреченные по пути лица. Внутри вяло колышутся остатки ярости, раздавленные обидой и горечью. Я перестаю понимать эту женщину. Начинаю сомневаться, что вообще когда-либо понимал. Вспоминаю, как Паша умолял меня не соваться. Он едва уловил зарождение жизни в моих глазах ещё до первого съёмочного дня, но поспешил оборвать все фантазии в зачатке. Должно быть, подобное действие уже стало для него рутиной. Скольких таких мотыльков он уже отогнал от её пламени? Какой по счёту обгоревшей букашкой стал я? Тина нарочно задевает меня плечом в коридоре, когда мы сталкиваемся с ней перед выходом. С удивлением не замечаю рядом её верного слугу, и кипящий рассудок мгновенно формирует план. Эта жестокая сучка думает, что я буду играть по её правилам? Решила, что нашла себе очередного мальчика для битья? Я покажу тебе, с кем ты связалась, малышка! — В машину, — злым шёпотом звучу над её ухом, когда чёрный Мерседес останавливается аккурат напротив нас. Тина вздрагивает и поворачивает в мою сторону своё нахмуренное личико, с которого уже стёрты все сотни слоёв её любимой помады. Ей так лучше, определённо. Смотрит на меня с недоумением, скрещивает руки на груди, — полезай в ебучую машину! Девочка открывает рот, чтобы наверняка ответить мне чем-нибудь злобным, но не произносит ни слова. Кажется, в её хорошенькой головке начинают закрадываться мысли о том, что я не шучу, но я не могу быть уверенным. С ней, чёрт побери, вообще ни в чём нельзя быть уверенным. — Ты совсем спятил? — тихо протягивает свой дрожащий вопрос и отступает от меня на шаг. За её спиной — открытая дверь Мерседеса, и бежать ей некуда. Ещё и верноподданный палач где-то запропастился. Как кстати. — Ты можешь залезть сама, или клянусь, я тебя туда запихаю. — Кретин! — выплёвывает мне в лицо и в очередном порыве отступления натыкается лопатками на холодный металл автомобиля. Сглатывает злобу и тянется бледными руками в рюкзак, наверное, чтобы вызвонить Пашу. С лёгкостью выхватываю мобильник из её пальцев и убираю в карман пальто, не дав малышке даже секунды на сопротивление. Её глаза от шока становятся ещё больше, — верни мне телефон! «Верни мне здоровую психику», мысленно парирую я и практически силой заталкиваю пышущую гневом Тину на заднее сидение. Боковым зрением вижу палача, застывшего в дверях и, очевидно, наблюдавшего финал нашей пьесы. — Извини, Орлов, но это похищение, — с раздражением поясняю я, захлопнув заднюю дверь. Паша глядит на меня со смесью ужаса и смирения. Должно быть, мой обезумевший вид производит нужный эффект, потому что палач растерянно разводит руками в стороны и не пытается меня остановить. — Дан, не глупи, — осторожно ступает ко мне, удерживая руки перед собой, — у нас с ней дела. — У нас с ней тоже дела. Как закончим — она позвонит, — резко выдыхаю весь воздух из лёгких, сажусь на пассажирское сидение и даю водителю знак трогаться. Орлов провожает машину недоумённым взглядом и едва заметно покачивает головой. Тина буравит меня растущей в глазах злобой, пока по бокам мелькают огни ночного Киева. Стараюсь восстановить дыхание после нашей перепалки и трачу на эту нехитрую задачу почти всё время до дома. Девочка, кажется, за всю дорогу не моргает ни разу, чтобы на всякий случай не снизить градус ярости в очах. Думает, наверное, что на меня всё ещё действуют эти её взгляды. Возможно, стоит усмирить её пыл и рассказать, что последние мои живые реакции она сожгла час назад несколькими словами на той злополучной лестнице съёмочного павильона. Вытягиваю её из автомобиля за рукав джинсовки и тут же получаю в ответ несколько ударов по плечам. Дерётся она что надо, вообще-то. Наверняка усиленно тренировалась прибивать мотыльков вроде меня. — Сама пойдёшь, или продолжим акт насилия? — интересуюсь в перерывах между её приступами воинственности и машу рукой водителю. Мерседес стремительно газует и оставляет нас с Тиной на растерзание друг другу. — Никуда я не пойду! Я кричать буду! — она верещит, едва дыша от страха и злости, отшатывается от меня, спотыкается о бордюр и оказывается в моих ладонях. Пихается из последних сил, практически повиснув у меня на руках. Всё больше сомневаюсь в успехе задуманного плана, но перехватываю девочку покрепче и осторожно ставлю на ноги. Ещё не хватало ей покалечиться. — Ну, покричи, раз так хочется, — отступаю на шаг, чтобы успеть среагировать на тинины непредсказуемые выпады. — Какой же ты придурок! Резко разворачивается, чтобы улизнуть, но я молниеносно протягиваю руки и захватываю сопротивляющееся тельце. Прижимаю к себе за талию, немного поднимая над землёй. Малышка брыкается ногами и безостановочно выкрикивает оскорбления, пока я волоку её к двери. На всякий случай придерживаю за куртку, пока роюсь в пальто в поисках ключей. Тина продолжает выражать свой отчаянный протест и стучит ладошками по моей груди, пока мы медленно продвигаемся к лифту. Замолкает, услышав чьи-то шаги, и мы замираем на месте в ожидании, пока миловидная старушка с таксой на поводке скроется за входной дверью. Лишь убедившись в отсутствии свидетелей девочка возобновляет свои военные действия, чем вызывает мою улыбку. — Смешно тебе? — забивается в противоположный от меня угол кабинки и прожигает немигающим взглядом с первого по двадцать первый этаж. При других обстоятельствах я бы обязательно отметил вслух эту её способность, но я слишком занят защитой от её кулачков. — Дамы вперёд, — чеканю я и киваю подбородком на открытую дверь в квартиру. Нестерпимо хочется перестать сдерживать себя и разбить к чертям всё вокруг, но я позволяю себе лишь стиснуть челюсти, когда Тина в очередной раз сопротивляется. — Пошёл ты, Балан! Плюёт мне в лицо очередную порцию яда и разворачивается на пятках обратно к лифтам, но я дёргаю девочку за джинсовку и вынуждаю сократить расстояние между нами. Она на скорости влетает в меня и вздрагивает, ненадолго потеряв ориентацию в пространстве. Решаю воспользоваться её промедлением и заталкиваю нас в прихожую, сразу же защёлкивая замок на входной двери. Теперь уж точно не сбежит. — Ты чёртов маньяк, выпусти меня сейчас же! — приходит в себя и толкает меня в грудь, заливаясь краской. Я знаю, о чём она думает. Не прошло и недели с того самого дня, как я горячо оттрахал её у каждой из этих стен. — А теперь мы поговорим! Какого хрена ты творишь? Что это было? — скидываю с себя её воинственные руки и запускаю пальцы в волосы, стремясь хоть немного остыть. Эта девочка всегда провоцирует проявление самых ярких моих эмоций, и я едва держусь, чтобы не ударить кулаком в стену за её спиной. — Отвали от меня! — Что же ты творишь, а? — прижимаю её тело к твёрдой поверхности, когда Тина вновь предпринимает попытку сбежать, — за что ты так со мной? — А ты? — она выставляет вперёд ладони, создавая барьер между собой и мной, но я легко преодолеваю эту преграду и не оставляю просвета между нами. Касаюсь её дрожащего от злобы тёплого тела и наклоняюсь, чтобы видеть её глаза. — Скажи, что ты просто хотела побольнее ударить там, на лестнице, — шепчу ей прямо в лицо и сглатываю, когда неприятные воспоминания снова врезаются в голову, — скажи, что солгала! — Солгала я гораздо раньше, — хладнокровно впечатывает в меня букву за буквой, но её голос предательски дёргается в конце фразы и даёт мне надежду. — Я тебе не верю. — А мне плевать на это и на тебя! Дай мне уйти! — Вот как? Ничего ко мне не чувствуешь? — с каждой секундой закипаю всё больше, отчётливо ощущая, как из пространства вокруг нас стремительно пропадает кислород. Нечем дышать. — Ничего! — чеканит и снова пытается оттолкнуть, но я уже непозволительно близко, и все её бесполезные старания лишь добавляют досады её лицу. — Ничего? Как интересно, — тянусь кончиками пальцев к подрагивающему подбородку, опускаюсь к шее. Медленно веду дорожку ниже, прохожу между грудей. Тина вновь брыкается и выкручивается в моих объятиях, однако я держу слишком крепко. Ещё чуть-чуть — и хрустнут кости. Мои или её — неизвестно. Пробираюсь рукой к резинке её спортивных штанишек и стремительно развязываю бантик на поясе. Малышка ошарашено выдыхает мне в шею и подаётся ближе, когда чувствует мои пальцы на своём животе. Провожу по нежной коже и ненадолго останавливаюсь у края трусиков, поглаживая плоть. Затем впиваюсь взглядом в тинино застывшее в ожидании лицо и без дальнейших прелюдий проникаю пальцами под ткань. Кожа моментально увлажняется девочкиным возбуждением, и я удовлетворённо усмехаюсь. Она невозможно мокрая для меня. Пламенеет от одного моего взгляда. Я успел убедиться в этом раньше, но сейчас испытываю почти животное наслаждение от ощущения липкой влаги на пальцах. Шокированная и возбуждённая Тина приоткрывает губы, отслеживая мои движения. — Ты просто извращенец!— девочка дёргается в попытке отстраниться от меня, и снова хмурится. — Что же тебя так возбудило? Неужели эта провокация с открыткой тебя так завела? — возвращаю пальцы к её пульсирующей шее и провожу по тонкой коже, собирая каждое движение неугомонной венки. — Оставь меня в покое, — она вдруг теряет всю воинственность под моим взглядом и едва заметно сжимается в моих руках. Упирается глазами в пол и медленно втягивает воздух, — я хочу уйти. — Так я был прав? Вся истерика из-за сценария? — Да отвали уже от меня! — её минутная слабость выветривается так же быстро, как остатки воздуха между нами, и Тина со всей силы пихает меня в грудь. Отступаю на шаг, по-прежнему удерживая руками её талию. Как бы я ни был зол, ощущение её тела под пальцами доставляет мне удовольствие, от которого я попросту не могу отказаться, — иди и трахай своих Катечек, раз для тебя это так весело! А меня не трогай! — Ты нормальная? Ты что несёшь? — По-твоему, это смешно, да? Попользоваться, а потом вместе с Бегу поддерживать это дерьмо на всю страну! Я жалею! Ты это хотел услышать? — Закрой. Свой. Рот, — снова вжимаю её спиной в стену и наклоняюсь так близко, что ловлю губами её прерывистое дыхание. Меня всего трясёт от ярости и непонимания, и я силюсь не причинить Тине боль в порыве эмоций, — я не верю ни единому твоему блядскому слову! — Ненавижу, — выдыхает в мой рот и жмурится. Замечаю на её ресницах слёзы и покрепче перехватываю руками талию. — Посмотри на меня, — на удивление спокойно командую я, и девочка в ту же секунду послушно открывает глаза. Рассматривает меня через солёную пелену и сглатывает образовавшийся в горле ком, — здесь и сейчас настоящее, не там. Без всех этих сценариев скажи мне, что правда жалеешь! Она всхлипывает, и одинокая слезинка всё же срывается вниз и прочерчивает мокрым следом красную щеку. Моргает, справляясь со слезами, и закусывает пухлую губу. — Скажи же, чёрт тебя дери! Зачем ты мучаешь меня? Она вдруг вздрагивает, как от удара, и смотрит так удивлённо, будто открыла для себя что-то необыкновенное. Ещё раз сглатывает и шмыгает носом. — Ты с ней спал? — Боже, ну конечно нет! — я несколько раз моргаю, переваривая её слова, но они по-прежнему остаются для меня абсолютно непостижимыми. Осторожно, словно прощупывая путь в темноте, провожу пальцами по пунцовой щеке и тяжело дышу, готовясь к её следующему выбивающему из колеи вопросу, — с чего ты вообще это взяла? — Рядом с тобой всегда так много женщин, — Тина прерывисто вдыхает и продолжает с таким измученным интересом всматриваться в моё лицо, будто на нём осталась хотя бы одна неизученная ею черта. — Мне нужна только одна, — мгновенно парирую, чтобы не допустить очередного раздувания слона из мухи. Поражаюсь тому, сколько она успела придумать у себя в голове за то короткое время, которое прошло с момента нашей последней встречи. Стираю пальцами влажную дорожку на её щеке, и малышка резко подаётся вперёд, утыкаясь носом в моё плечо. Чувствую дрожащие пальцы у ремня и отстраняюсь, чтобы растерянно посмотреть на Тину. Такая резкая перемена её настроения скоро сведёт меня с ума. Она легко выдерживает мой взгляд, уверенно отстёгивает пряжку и тянет бегунок молнии вниз. Опускается передо мной на колени, и весь мир сжимается до размеров этого коридора. В её взгляде происходит резкая перемена, которая переворачивает всю мою душу. Она ещё никогда не смотрела на меня так. — Мне тоже нужен только один, — выдыхает и стремительно избавляет меня от одежды. Не тратит время на прелюдии и ласку. Вздрагиваю, когда её горячие губы обхватывают головку и стремительно проталкиваются ниже по члену. Упираюсь руками в стену за её спиной, чтобы удержать равновесие от рвущихся наружу эмоций. Блять. Я вот-вот заживо сгорю от её прикосновений. Насаживается горлом до упора и замирает, позволяя стенкам сократиться вокруг меня и вызвать мурашки. Двигается ртом выше, попутно лаская каждый сантиметр пульсирующей плоти, возвращается к головке. Проводит языком по самым чувствительным местам, делая несколько кругов по чувствительной коже, и затем вновь опускается до предела. Сосёт неистово, вытрахивая из меня остатки злобы и обиды, оставляя на их месте лишь пробирающее до костей желание. Готов на что угодно, только бы не переставать чувствовать себя в ней. Слишком хорошо. Причмокивает, скользит губами по члену и наращивает скорость, вытаскивая из меня тихие стоны удовольствия. Собираю рукой спутанные пшеничные волосы и натягиваю девочку на себя, заставляя опускаться ещё ниже. Стенки её горячего горла пульсируют вокруг моей плоти, сильнее стискивая меня. Машинально подаюсь вперёд, и малышка ловит моё движение. Решаюсь повторить, обхватывая её голову ладонями. Тина постанывает и прикрывает глаза, позволяя мне трахать её рот. Насаживаю на себя снова, толкаясь бёдрами ближе. Ещё раз. Ещё. Она вся пульсирует вокруг меня, прерывисто вдыхая носом. Скольжу по горлу всё быстрее и поплотнее прижимаю к себе девичий затылок. Оргазм настигает меня в полном погружении, и я на выдохе шепчу любимое имя, всё ещё не выпуская тинину голову из рук. Девочка ласкает языком подрагивающую плоть, собирая всё моё удовольствие до последней капли. Опускаюсь к ней на колени и провожу пальцем по припухшей нижней губе. Тина облизывает кожу и снова краснеет, смущённо поглядывая на меня. — Извини за всё это. Я не хотел сделать тебе больно. Мир? — протягиваю к ней мизинец и получаю в ответ осторожную улыбку. Малышка повторяет мой жест, и мы скрепляем пальцы. — Мы оба переборщили. Мирись и больше не дерись, — смеётся, несколько раз дёргая нашими переплетёнными руками. — Между прочим, про драки я согласен. Завтра осмотрю синяки и выставлю тебе счёт. Её несмелый смешок разносится по тёмному коридору, в котором мы по-прежнему держимся друг за друга мизинцами и вместе с каждым новым вдохом выпускаем из себя скопившееся за этот день напряжение. Прислоняюсь губами к тёплому лбу и втягиваю полюбившийся запах. — Дурбецало, — заключает она, прижимаясь ко мне ближе. Ловлю себя на мысли, что мы с ней только что выдержали первый шторм. Знал бы я тогда, что это были ещё цветочки…