heal me

— А с ней нас ждет долгий разговор, как девчонки с девчонкой. Гермиона почти не дышит. Она не знает, чем все может закончиться, но она знает точно — ничем хорошим. Бледные корявые пальцы больно впиваются в нежную кожу девушки, а потрескавшиеся зубы колдуньи превращают и без того больную ухмылку в звериный оскал. Все происходит словно в замедленной съемке: толчок, она на полу, а на ней, упиваясь новоприобретенной властью, нависает Беллатриса, опаляя щеки горячим дыханием. Гермиона видит в её глазах плещущее через край безумие, такое, что может затопить всю чертову Англию, и не захлебнется в нем только его хозяйка. На мгновение девушка прикрывает глаза, и изо всех сил пытается выстроить ментальные стены. В этот момент она ненавидела семейство безумцев еще больше, они все были отличными легилиментами, в то время как гриффиндорка едва справлялась с окклюменцией, и то, только в последние несколько недель, благодаря практике с Макгонагалл. Но даже эти уроки не смогут защитить ее разум, если она будет биться в конвульсиях под пытками. И, кажется, именно на это Лестрейндж и рассчитывала. Беллатриса с размаху влепила гриффиндорке пощечину. Этот звук, казалось, оглушил ее. Она почувствовала тепло собственной крови, и онемение правой части лица. Запоздало подумала, что губа была рассечена. Боль отказывалась приходить, словно давая девушке фору, готовя к следующему раунду. Концентрируясь на чарах окклюменции, Гермиона едва расслышала скрежещущий надрывный смех: — … Ты мерзкая, поганая магла, твоя кровь пахнет страхом и грязью, сейчас это почувствуют все. Круцио! Запоздало отметив, что на ней уже никто не сидит, Гермиона дёрнулась, всматриваясь в красную вспышку, что озарила гостиную мраморного Малфой Менора. Боль клинками врезалась в район солнечного сплетения, и начала, словно кислота, разливаться по венам. К сердцу, к легким, к голове. До самых кончиков пальцев. Приложив все усилия для защиты сознания, девушка не смогла сдержать крика. Это было в миллиарды раз больнее, чем писали в учебнике. Это была агония. Прошли минуты, а может часы, прежде чем она, как из-под земли, услышала голос. — Крепкая девчонка, но это был только первый удар. Ты же знаешь, что чистокровный волшебник может вынести не более 5 Круцио подряд, а грязь, как ты, сдохнет и от 3. В этом и разница, девочка. Это не твой мир, и даже магия с этим согласна. Круцио! Надежда на облегчение пропала с новой кровавой вспышкой. На этот раз пленница завопила сразу. Удар пришелся на грудь, и Гермиона была уверена, она не сможет вздохнуть. Что-то треснуло внутри нее. Физически. Она ощущала это так же ясно, как и боль, что лизала ее затылок в глумливой насмешке над гриффиндоркой. Время было не на ее стороне. Все будто замедлилось, поэтому боль разрывала девушку снова и снова, по кругу. Когда проклятье почти рассеялось, она почувствовала, как лапы легилименции бесцеремонно вторгались в раскаленный мозг. И только это привело ее в чувство. Прилагая все усилия, девушка выстраивала крепость вокруг своего разума. Она не сдастся. У нее нет на это права. Ради мальчиков. Ради мира. И это разозлило Беллатрису, потому что следующее, третье Круцио было сильнее первых двух. На этот раз боль затопила ее голову. Гермиона будто варилась в адском пламени заживо. Она кричала так, что окна уже должны были разбиться на миллион осколков. Она хотела бы этого. Нанести вред хотя бы их сраному поместью. — Ай, ай, ай, кажется ты действительно исключение из правил, дорогая. Третье проклятье не убило тебя. Не то что бы я была рада этому, но мне все еще нужно узнать, что ты таишь в своей золотой головке. Легилименс! В момент своего погружения в чары окклюменции, едва подрагивая ресницами, Гермиона различила взволнованный шёпот Нарциссы Малфой, которая, вероятно, пыталась успокоиться, цепляясь за сына. Девушка почти забыла, что кроме кудрявой сумасшедшей в комнате, сгрудившись около камина, присутствовала вся чета семейства Малфой. Самой кожей она ощущала давящий взгляд, который, кажется, пытался просверлить дыру в ее черепушке с момента, как она оказалась прижатой к стене его тётушкой. Еще одна пощечина. — Давай же, дрянь, покажи тётушке Беллатрисе свои тайны. И еще. Озверевшая Беллатриса вцепилась гриффиндорке в волосы, и треснула ее затылком о мраморный пол. Искры перед глазами не шли ни в какое сравнение с непростительным. Они лишь вызвали в Гермионе новую волну злости, за которую она зацепилась, как утопающий за спасательный круг, и с вызовом взглянула на мучительницу. Не в этой жизни, сука. — Ах, ты, я научу тебя манерам! Озверевшая Беллатриса схватила руку девушки, задрала рукав рубашки и приставила острый клинок к предплечью. — Я проклинаю тебя, грязнокровка. Чтобы если вдруг Тёмный Лорд оставит тебя в живых, как игрушку для кого-то из Пожирателей, ты всегда помнила, насколько твое существование извращенно. Такие как ты не имеют права дышать с нами одним воздухом. ГРЯЗ-НО-КРОВ-КА. Тупая боль растекалась вдоль руки Гермионы, и каждая буква высекала что-то в ее разуме. Грязнокровка. Грязная. Грязь. — Круцио! Прямо в свежий порез, четко в разорванную кожу. Наверное, если бы Беллатриса отрезала ей сейчас руку, боль бы не была такой сильной. Свернувшуюся калачиком на боку девушку сотрясали конвульсии. Четвертое Круцио. Опять попытка ворваться в ее разум. Опять неудачная. Кто-то развернул ее на спину. Длинные платиновые волосы мазнули по ее лицу. Он так похож на Драко… Только старше, ожесточеннее. В его глазах не было ни сожаления, ни сочувствия, что она видела во взгляде Нарциссы. Он действительно был согласен с тем, что происходило в его гостиной. Преданный своему хозяину, верный боец. — Люциус, ты сегодня необычайно галантен! Наша гостья никак не дает мне прочитать ее грязные мысли. Может, дорогой Драко нам поможет? Всхлип Нарциссы вывел девушку из оцепенения, и она перевела взгляд на камин. Вцепившись в плечо сына, женщина плакала. Возможно, о ней, а может о том, что придется перекладывать плитку, потому что грязная кровь Гермионы залила ее дорогие полы. Девушка почти усмехнулась своим мыслям, и перевела взгляд на того, кто следил за ней с первого момента появления Золотого Трио в своем доме. Драко Малфой. Сегодня он был бледнее, чем в последний раз когда они виделись. На нем все тот же черный костюм, платиновые волосы безупречно уложены, а глаза все также холодны. Но его напряженная поза, то, как ходили желваки на мертвенно-бледных скулах, и как особенно пронзителен был взгляд — всё выдавало его с головой. Еще с момента как они попали в лапы Малфоев, а Драко несомненно узнал, но не выдал Гарри, девушка видела это. Нежелание быть здесь. Отчаяние. Ужас. Она почти жалела его, юношу, который был вынужден участвовать в этой клоаке, потому что… Потому что был хорошим сыном. По крайней мере, так Гермиона решила для себя, и эта мысль подпитывала ее надежду на лучшее. Но надежда превратилась в прах, когда она, задумавшись, ослабила окклюменцию. Она сопротивлялась, не физически, потому что шевелиться теперь не представлялось возможным, когда на ней сидела сумасшедшая колдунья, а плечи пригвоздил к полу Люциус Малфой. Ментально. Но было уже поздно, и Беллатрисе удалось вырвать из ее разума кусок, который, пробудил в ней настоящую ярость. Схватив Гермиону за горло, она зашипела задыхающейся девушке прямо в лицо. — Дрянь! Как ты посмела даже смотреть в его сторону! Ты!.. Ничтожество! Ты хотела запачкать его! Гермиона в шоке смотрела на мучительницу. Нет, нет, нет… Беллатриса сильнее сжав горло гриффиндорки обернулась к племяннику. — Только представь, грязнокровка отдала тебе свое грязное сердце! Запятнала тебя своими жалкими чувствами! Драко дернулся, Гермиона почти физически ощутила его недоумение. — Это какой-то бред. Мы ненавидим друг друга. Возможно, ее мозг уже не способен нормально мыслить, или ты что-то не так прочитала. — Ты смеешь сомневаться во мне? Я, величайшая ведьма-легилимент! Как ты смеешь… Гермиона лежала, не мертва, не жива. Эта семейная перепалка дала ей короткую передышку. Она надеялась, что сейчас они вцепятся друг другу в волосы и дадут ей тихо умереть на своем полу. — Но я прощаю тебя. Твое невежество можно объяснить бездарным преподаванием в Хогвартсе. Я говорила твоему отцу, что надо было передать тебя мне сразу, как только ты научился ходить. Это твоя вина, Люциус. Но хватит о нас, кажется, наша мышка уснула. Беллатриса с силой дернула Гермиону за волосы, и встретившись с пленницей глазами, медленно проговорила. — Драко, я думаю, ты сможешь отмыться от этого позора. Пятое Круцио простит тебе ее грехи. Пятое круцио не переживал даже чистокровный волшебник. Она была маглорожденной. Ее страдания закончатся. И закончит их человек, любовь к которому она прятала от самой себя все эти годы. Тот, кого она так сильно ненавидела, и, признавшись самой себе в этом только перед смертью, так же сильно любила. — Круцио! Удар четко в сердце. Голос не дрогнул. А сила, с которой неестественно выгнулась спина истекающей кровью девушки на полу, показала всем зрителям этого страшного шоу, что проклятье было выпущено тем, кто действительно ненавидел. Нечеловеческий вопль отразился от стен Малфой Менора. Все кончено.