Мелкий жемчуг

— Ты опять назвал меня Лукá, — произносит он с трагической укоризной, — опять. Томас вскидывает руки в покаянном жесте, мол, «ну прости, братишка, с кем ни бывает», да ещё так старательно, что на пол летит мышка. Парень лезет за беглянкой под стол, не забывая натужно кряхтеть для поддержания надлежащего уровня драмы в кабинете. — Мы же специально блять переснимали, — продолжает гундёж над ухом, — открывашку, чтобы правильно было, да блин, Томас! Вернувшись на место, тот лишь закатывает глаза: — А чего тогда не остановил? — Я волновался! И так пришлось из-за твоей оговорки второй раз на сцену выходить! — Так я тоже волновался. Лука разворачивается на кресле и пристально смотрит с немым вопросом во взгляде. — Я за тебя волновался. Первый раз, всё такое. Хиникадзе делает жуткое лицо — и впервые в жизни профессиональному разруливателю конфликтов с кавказцами Томасу Гусейнову становится не по себе. Слишком двусмысленно вышло. — Блин, Лук, ну... Ну хочешь переозвучу? — Всю открывашку? — Ну. — Из-за одного слова? — А что? — Да ну гемор, забей, чо теперь. — Это же имя твоё. И твой первый спешл, как так-то. Неожиданно на лице Луки расцветает улыбка. Он начинает хихикать, постепенно это переходит в ржач, да такой безудержный, что вот они уже оба хохочут, как гиены. Парень порывисто вскакивает, хватает друга за уши, чмокает в макушку и плюхается обратно в кресло, раскинув руки. Томас осторожно тянется и забирает его ладонь в свою. Кавказским парням нежности вообще-то чужды, но по-братски всегда можно. — Оставь как есть, — улыбается Лука, — пусть твой проёб останется в веках. — У тебя настолько масштабные амбиции? — Можно подумать, у тебя нет. — И вправду, — Томас крепче сжимает его пальцы, — действительно.