Крылья радуги

Дальнейшие дни Гарри Поттера прошли в сплошном тумане. Где бы он ни появлялся, наступала тишина, все замолкали при его приближении, поворачивались и смотрели на него: кто с любопытством, кто с осуждением, мол, как ты мог украсть славу у Седрика? Но не гриффиндорцы, те, напротив, сияли при его появлении, чествовали, хвалили и гордились им — самый молодой чемпион, самый молодой ловец и просто знаменитый герой-со-шрамом. Пуффендуйцы, обычно дружившие с Гриффиндором, теперь изменили отношение ко всему факультету. Это понятно — они считали, что Гарри покусился на славу их чемпиона Седрика Диггори. Пуффендуй не был избало­ван победами, а Седрик, как никто, завоевывал им награ­ды. Однажды и вовсе обыграл Гриффиндор в квиддич. Гарри убедился в этом на первом же уроке травологии. Его приятели Эрни МакМиллан и Джастин Финч-Флетчли молчали весь урок, хотя вместе работали у од­ного подноса — пересаживали прыгучие луковицы. Одна луковица, вырвавшись из рук, больно стукнула Гарри по лицу, и пуффендуйцы неожиданно для него ехидно прыснули. Даже профессор Стебль явно его сторонилась, понятное дело — глава Пуффендуя. Он понимает пуффендуйцев, как это ни обидно. Они ведь болеют за своего чемпиона. От слизеринцев ниче­го, кроме злобных выходок, он и не ждал. Они его тер­петь не могут. Именно благодаря Гарри Гриффиндор обыгрывал их в квиддич и занимал первое место в меж­факультетских соревнованиях. Но когтевранцы — они-то могли бы болеть и за Седрика, и за него. Но нет. По-видимому, большинство считает, что он хотел обманным путем стяжать себе еще большую славу. И конечно, Седрику роль чемпиона подходит куда больше. Он так красив: темные волосы, серые глаза, пря­мой нос. Еще неизвестно, кем больше восхищаются — им или Крамом. Он сам видел, как шестикурсницы, охотив­шиеся за автографом Крама, умоляли Седрика расписать­ся у них на сумках. Рон… Про него Гермиона сказала, что он просто завидует, вот и всё. Гарри даже удивляться не стал, достаточно хорошо он Рона за три года узнал и теперь, втайне радуясь, что тот сам от него отсеялся, решил никогда не прощать рыжего дурака. На одном из обедов, когда начались привычные прения насчет того, когда Поттер ухитрился бросить свое имя в Кубок, Рон раздраженно рявкнул: — «Когда-когда?» Рано утром в ту субботу! Я видел: прокрался по комнате, как вор, ботинки в руках, под мышкой сверток… Темно было, ещё даже не рассвело. От стола Когтеврана поднялся юноша, конюх-грум, и на плохом английском произнес: — Пти гарсон до самого… как его, бранча, у загона просидел, на абраканов наших смотрел. У него не было… тайма, чтобы имя свое написать и кинуть в кап. Рон взбешено покраснел: — Он мог заранее написать свое имя на клочке пергамента и бросить его по пути к загону, проходя по холлу! Как видно, Рон целиком зациклился на предательстве Гарри и на все находил ответ, выставляя свою непрошибаемую логику. А вот Малфой услышал француза. И задумался. Что правда, то правда, Поттера он сам видел у загона: тот каждую свободную минуту торчал там и глазел на пегасов. Да и с Уизелом он вроде теперь не дружит, вон как рыжий на Поттера глядит, прямо волком, скажи «фас!» — и загрызет. Мелькнула коротенькая мыслишка — а не перехватить ли инициативу и переманить Поттера к себе в друзья? Мелькнула и пропала, потому что рядом с Гарри сидела грязнокровка Грейнджер, да ну его, ещё и эту бобриху терпеть… А может… их тоже рассорить? Малфой аж представил себе, как Поттер и Грейнджер ссорятся и разбегаются, и тогда он, героический очкарик, будет полностью в его власти. Что ж, попытка не пытка, в один из дней Драко попробовал воплотить идею в жизнь, затеял склочку прямо под дверью класса зельеварения. Началось всё вполне стандартно: при виде Гермионы Драко скорчил благочестивую мосю и забрюзжал: — О борода Мерлина, Поттер, когда ж ты принюхаешься к ней и поймешь, что она воздух портит своей грязнокровной вонью… — Это у тебя изо рта смердит, Малфой, как ты собой-то дышишь? — не остался в долгу Гарри. Не совсем понятно, чего добивался Малфой, но результат был только такой, предсказуемый: остренькое гаррино словцо зацепило Дракушку за живое — парни похватались за волшебные палочки и завопили во всю глотку: — Фурункулюс! — Дантисимус! Из палочек выскочили лучи, на полдороге столкнулись и срикошетили. Луч Гарри угодил в физиономию Гойла, луч Малфоя — в Гермиону. Гойл взвыл и схватился за нос, который покрылся огромными безобразными нарывами. Гермиона прижала ладонь ко рту и залилась слезами. Дверь в класс резко распахнулась, на пороге черной скалой вырос Снейп — вздернутая бровь и мрачный высверк обсидиановых глаз мигом всех пригвоздили к полу и развязали языки. — Поттер на меня напал и промахнулся! — прочастил Драко, делая невинный вид. — Посмотрите, что он сделал с Гойлом! — А нечего было называть Гермиону грязнокровкой! — рявкнул Гарри, вмиг заводясь от двуличности Малфоя. — Ты чем в неё запустил, хорек?! Что ты с ней сделал? Северус сумрачно глянул на хнычущего Гойла: тот весь покрылся язвами, дрожал и тихо подвывал. Гермионе, судя по всему, было просто больно — выросшие резцы не успевали покрыться эмалью, и зубам стало очень некомфортно на воздухе, ибо во рту они уже не помещались, касаясь подбородка… — Гойл, Грейнджер, ступайте к мадам Помфри, остальные — в класс! — отрывисто скомандовал Снейп. И вкрадчиво добавил: — Поттер, Малфой, задержитесь… Драко и Гарри послушно замерли перед профессором. Северус недобро сверкнул глазами, посмотрел на Гарри и прошелестел: — Фурункулюс вы посылали в Малфоя? — Да! — зло отозвался тот. — За то, что он Гермиону грязнокровкой обозвал!.. Черные тоннели вонзились в Малфоя с тем же безмолвным вопросом. Драко судорожно сглотнул, но, понадеявшись на свою принадлежность к факультету Слизерин, а стало быть, и на лояльность собственного декана, он храбро пожаловался: — А он меня вонючкой обозвал, сэр. — Так кто же из вас первым напал? — почти нежно спросил Северус. — Он! — Драко обличающе ткнул пальцем в Поттера. — Одновременно, — пожал плечами Гарри. — Наши заклинания столкнулись и отрикошетили друг от друга. — И кто из вас лжет?.. — сделал задумчивую паузу профессор, сложив руки на груди и потирая пальцем нижнюю губу. Гарри не ответил, но удивленно посмотрел на него, а Драко густо порозовел и в крайнем возмущении уставился на профессора самым честными глазками: мол, да как вы можете сомневаться во мне?! — Минус десять баллов… со Слизерина, — сделав сладкую паузу, с наслаждением произнес профессор Снейп, потом, не замечая потрясенного лица Драко, переключился на Гарри. — С вас — отработка, мистер Поттер. Дуэли в коридорах — запрещены. Ступайте в класс. Однако урок в этот день неожиданно прервался для Гарри. Где-то через полчаса в дверь робко поцарапались, потом она приоткрылась, в щелочку заглянула мордочка Колина Криви и сообщила, что чемпиона Поттера ждут для интервью. Делать нечего, пришлось оставить класс и отправиться на встречу с журналистами. Рита Скитер, отвратная дамочка с травлеными пергидролем канареечно-желтыми волосами, в ядовито-зеленом костюме, Гарри очень не понравилась. К счастью, воспитанный Дурслями, а потому не лыком шитый пацан знал, как с такими управляться. И когда Рита, цапнув Гарри за плечо и выведя из аудитории в коридор, попыталась затащить его в чулан для ведер и швабр, то уперся ногами, набрал в легкие побольше воздуху и заорал как можно громче: — А-а-а-ааа! — с таким индейским переливом, что с потолка штукатурка посыпалась, а стекла в окнах завибрировали… Захлопали двери, затопали бегущие ноги, похищаемого нашли, дали Рите хороший втык и вернули чемпиона в комнату к Олливандеру, мастеру волшебных палочек. Но даже и после проверки палочек Рита не смогла получить Поттера: ушлый пацан старательно держался возле старших, Виктора там или Седрика, а когда журналистка попыталась раскачать на разговор Седрика вместе с Гарри, то последний тихо и стратегически слинял под крылышко Дамблдора. На худой конец и нелюбимый директор может послужить ширмой от нежелательного внимания. Пришлось Рите писать нормальное спортивное обозрение… А сам Гарри постепенно втянулся в будни, нашел удобную колею и неспешно покатился по ней: вместе с Гермионой он подолгу пропадал в библиотеке, выписывая из книг заметки для эссе по трансфигурации и зельеварению, с недавних пор он полюбил этот предмет — после того, как спокойно и без скандалов побеседовал с профессором Снейпом и узнал, что тот может быть и вполне справедливым, наказав Малфоя. Общался с Седриком и его девушкой Чжоу Чанг с Когтеврана, вместе с Седриком теперь провожал её до башни и несколько раз удостоился приглашения в гости. В синей гостиной Когтеврана оказалось очень много книг, которых не было даже в Запретной секции. И в одной из них Гарри нашел рецепт оборотного зелья, прочитав который, он прямо за голову схватился — состав его был совершенно другой! — и офигевший Гарри содрогался при мысли о том, а что же варила Гермиона на втором курсе по древнему рецепту??? На всякий случай он решил его переписать и показать Гермионе, ради чего и задержался однажды допоздна в чужой гостиной. Закончив писать и поставив последнюю точку, Гарри поднял голову, потягиваясь и разминая онемевшую спину, и вздрогнул: в соседнем кресле, напротив его дивана, сидела девочка и очень внимательно, не мигая, смотрела на него. У неё были большие выпученные глаза, похожие на бледные сапфиры, и длинные светлые, не очень чистые волосы. — Ой… привет, — от неожиданности едва выдавил Гарри. Глаза девочки выпучились ещё больше, и она сообщила мелодичным голосом: — Ты любишь лошадей, но у тебя их нет. Подумав, Гарри согласно закивал: — Да, всё верно. Лошадей я люблю, но у меня их нет. Только игрушечные… Девочка посмотрела на его лоб и задумчиво сказала: — Ты будешь очень быстрым конем. Постарайся избежать уздечки, от неё тебе станет плохо. И замолчала, всё так же внимательно глазея на него. Гарри оцепенело моргал на неё, пытаясь понять — что она тут ему наговорила? Наконец он спохватился и спросил: — Ты кто? — Пандора Луна Лавгуд, — назвалась девочка и добавила: — Но ты, если хочешь, можешь называть меня Полумной. Так меня папочка зовет. Тут она кивнула на пергаменты, лежащие между ними на столе, и произнесла: — Этот новый рецепт недолговечный, зелье, сваренное по нему, надо принимать часто — каждые полчаса, но зато и понемногу можно, по одному-два глотка, тогда как Оборотное по старинному рецепту выпиваешь один раз и на час. Перед глазами Гарри проплыл профессор Грюм, прикладывающийся к фляге каждые двадцать минут, и мальчик нахмурился. Посмотрел в книгу, выискивая, чем оно пахнет… нашел — «Правильно сваренное зелье имеет стойкий аромат табачного дыма» — и напрягся: он ни разу не видел, чтобы Грюм курил сигареты или трубку, но при этом его постоянно сопровождал устойчивый запах застарелого курева. Неуверенно спросил: — Ты ходишь на уроки к профессору Грюму? — Да, я на третьем курсе, и мне дико интересно, кто же прячется под личиной мракоборца, — сообщила Полумна. Гарри поинтересовался: — А что ты про меня сказала? Как будто я буду конем… — Просто я вижу некоторые вещи, тесно связанные с кем-либо, — пояснила девочка. — Это не значит, что я могу заглядывать в будущее, я это не умею, как не могу понять, кто носит личину профессора Грюма. Знаю только, что Грюм — ненастоящий. Вернувшись к себе, Гарри закопался в чемодан, отрыл среди завалов старых вещей карту Мародеров и расстелил на подоконнике, вспоминая, как на третьем курсе эта же самая карта выдала местоположение Питера Петтигрю… Может, и сейчас она что-нибудь ему откроет? Кстати, а как близнецы к ней пароль подобрали? Не могли же они прямо вот точно подобрать нужную комбинацию слов, это же всё равно, что набрать универсальный код от первого до десятого числа. Хм, а если тут ключевое слово — «шалость»? И вместо «Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость» Гарри сказал, предварительно постучав палочкой по пергаменту: — Хочу пошалить! Ну надо же, сработало! Карта отозвалась на новый пароль, открывая свои невидимые ходы — коридоры и помещения замка с отмеченными следами. Личный кабинет Грюма Гарри нашел моментально, вот только помечен он был как — мальчик склонился ниже к карте, вчитываясь в буквы — Барти Крауч. Гарри недоуменно выпрямился: и что сие означает? Учредитель турнира принимает оборотное, но при этом умудряясь как-то раздвоиться? Ведь он видел в зале на пиру и Грюма, и Крауча… Что за бред??? И где Грюм? Гарри пристально осмотрел кабинет, выискивая хоть одну буковку или следочек, но всё, что он нашел, был всё тот же Барти Крауч. А завидев Крауча два дня спустя, когда тот прибыл по делам к директору, Гарри полез в карман за картой. Так. Тот, кто прошел в кабинет Дамблдора, обозначен как Бартемиус Крауч. Теперь Грюм… кабинет, класс Защиты и… «Барти Крауч», ну точно раздвоился! Не раздумывая ни секунды, Гарри полетел к профессору Снейпу. Забарабанил в дверь его кабинета, просочился в щель и хлопнул картой об стол, молча тыкая пальцами в двух Краучей. Снейпу хватило ума оставить язвительность при себе и так же молча склониться над картой, чтобы спокойно и без нервов посмотреть, что ему там Поттер показывает. Что ж, посмотрел. Нахмурил соболиные брови и вопросительно глянул на студента. Гарри в ответ руками развел и виновато сообщил: — Полумна Лавгуд с Когтеврана заметила, что профессор Грюм каждые полчаса прикладывается к фляжке, а я прочитал в учебнике, что Оборотное зелье по современному рецепту пахнет табаком. Так вот, от Грюма так и несет табачным дымом, хоть никто и не видел, чтобы он трубку курил. — Всё ясно, Поттер. А скажите-ка, это не та самая карта, что в прошлом году меня оскорбляла? — вдруг спросил Северус. Гарри смущенно глянул на него. — Она, сэр. Простите. Скопировав на отдельный лист пергамента ту часть карты, где она показывала двух Краучей, Северус отпустил Поттера и занялся делами: послал запрос в Министерство Магии, письма Амелии Боунс и ликвидатору Альберту Ранкорну. Те, прочитав письма и копию карты, переглянулись и рванули в Азкабан — проводить эксгумацию могилы Крауча-младшего. Откопанный скелет оказался женским. В мракоборческом центре внезапно вспомнили про исчезнувшую Берту Джоркинс и бросили немалые силы на её поиски. А Крауча-младшего арестовали. Во время ужина, когда все расслабились и спокойно трапезничали, видя, что день тихо и мирно подошел к концу. Но не тут-то было: сначала с грохотом распахнулись дубовые входные двери, в зал влетел элитный отряд мракоборцев с палочками наперевес, их предводитель зычно проорал: — Аластор Грюм, именем Магии и Закона, вы арестованы! И две дюжины Инкарцеро следом, пока не опомнился никто… Спеленатого до состоянии мумии Грюма продержали минут двадцать, а там и метаморфозы начались: отстегнулась от колена и упала деревянная нога, выпал и укатился под стол стеклянный глаз, и вот на месте Грюма лежит давно умерший Барти Крауч-младший. Папеньку-Крауча госпитализировали, так как он был сильно огрет Империусом от дорогого сыночки. Нашли и вытащили из сундука похищенного Аластора Грюма, ещё более сумасшедшим, чем раньше. Сгинувшую Берту объявили в розыск. А Бартика чмокнул голодный дементор, которого неосмотрительно притащил с собой перестраховщик Корнелиус Фадж. Кто и зачем позвал Фаджа??? Ах, Дамблдор! А зачем? Ну дык, засвидетельствовать… и вообще, он же министр Магии, должо́н быть в курсе всего происходящего!.. За всеми этими событиями, понятное дело, псевдо-Грюм не смог подсказать Хагриду, чтобы тот показал Гарри драконов. А сам Хагрид счастливо забил на это, с головой уйдя в лямур с мадам Максим: шутка ли, в кои-то веки повстречать девушку своей мечты и комплекции! Как говорится, увидели друг друга слон и даман и не поняли, что с этим свиданием делать — вроде родственники, а обняться никак не можно. И готовились к транспортировке четыре красотки-драконицы в далекой горной Румынии вместе со своими кладками яиц, среди которых затесались золотые яйца-болванки. Четыре дракона на первый тур, по одному на каждого чемпиона. И кто-нибудь скажет мне, что это действительно обусловлено правилами, дескать, «состязания основаны исключительно на школьной программе»? Ага. Это драконы-то!