***
В ее Саду единственная ценность — то, что дало название ее Покоям, лес из бамбука. Только вот Цвета в нем нет, стебли сухие и черные, безжизненные, как почти все в ее маленьком уголке Промежутка. Когда она только «родилась» в этом месте, то мечтала его взрастить (ах, Сердце из Серебра сложнее, чем кажется, да? такой одновременно холодный и наивный цвет). «Хочешь, я выращу их для тебя?» — Гость склоняет голову к плечу. Вопреки ее словам он зачем-то возвращается вновь и вновь. Она смотрит, как этот нелепый — ни капли не повзрослевший с прошлых посещений, только внешне неизбежно постарел, пока блуждал по Промежутку — Гость осматривает ее владения. Как будто там есть, на что смотреть. Все ее владения — Рудник и Сад, в котором нет ловушки, чтобы защищать его от жадных ртов Братьев, и полно недородков. — Неужели этому «Брату» настолько нечем заняться? «Ты так смотришь на них. Я хочу помочь», — звучит невозмутимо. А потом он касается пальцами поочередно каждого почерневшего высохшего стебля, и от места соприкосновения начинают расползаться цветные линии — словно краска бежит потеками — вверх и вниз, пока не опутывают их причудливым узором до самых верхушек и не уходят глубоко под землю в корни, заставляя бамбуковый лес неуловимо светиться… …Янтарем. Словно кто-то роняет искру. — Почему… Янтарь? — у Цзю в горле пересыхает. — Разве не было бы правильным, чтобы они были… зелеными? Гость не смотрит на нее, его взгляд с затаенным восхищением прикован к получившемуся результату, словно он сам поражен и никогда раньше не видел такой красоты. Оборачивается на нее с каким-то уязвимым ожиданием, словно щенок, ожидающий, что его похвалят. «Потому что это твой родной Цвет. Красиво?» — наивно. Цзю смотрит на свой Сад и прикрывает глаза, все же касаясь рукой чужой головы почти без мыслей, поглаживая.***
Золото льется на язык и обжигает горло. Заставляет буквально ощутить его движение внутри: как оно обволакивает пищевод и оседает в желудке. Под платьем Цзю чувствует на коже ожоги — визуальное доказательство пройденного недружелюбным к ней Цветом «пути». Император отрывается от ее губ, и Цзю, наконец, получает возможность судорожно вздохнуть и откинуться назад, когда хватка на затылке чуть ослабевает. Ее Брат смотрит холодными алыми глазами и улыбается заботливо: — Моя Сестра столь неаккуратна, — кончиком пальца вытирает с ее подбородка пролившуюся каплю, вновь чуть оттягивая голову за волосы. — Цвет сейчас такая редкость. Особенно Золото. Этот Брат очень старался его найти, он слышал, что тот вызывает в Сестрах доверие, — проводит этим пальцем по ее полусомкнутым зубам и проталкивает за них, прижимая язык. Золото разъедает его, и это больно, что глаза слезятся. — Разве стоит тратить столь щедрый подарок понапрасну? Из окна за чужим плечом она видит полностью «расцветший» бамбуковый лес: искорки превратились в полноценное «пламя», отбрасывающее отблески вокруг себя, особенно выделяющиеся на фоне монохромного мира. Ярко. Словно и в самом деле пожар. Цзю кажется, что она чувствует запах гари и задыхается. Не это она хотела видеть… в своем маленьком тихом уголке, где она могла играть музыку, рисовать, заниматься каллиграфией и даже учить… Голова раскалывается. Это действительно больно. Она ведь ненавидит Янтарь на самом деле… — Хм, похоже, в мое отсутствие Сестре изрядно докучали «гости», да? Голос вырывает ее из сумбура мыслей и будто окатывает ледяной водой. Она напрягается в чужих руках, тянется, чтобы успеть ухватиться за край мантии, и открывает рот, но слишком больно пошевелиться, другой выпутывается из ее хватки играючи и уже выходит из домика в Сад, улыбаясь по-доброму мягко, снисходительно. Чтобы с такой же улыбкой пожрать весь этот «горящий» лес, пока стебли вновь не высохнут и не почернеют, покрываясь копотью и пеплом. Запах гари становится слишком сильным. Цзю оседает на пол и обхватывает себя руками, Золото внутри жжет невыносимо, но слезы на глазах не только от него. Хах, это смешно. Цвет любви и доверия, да? Он никогда не благоволил ей. И Цзю ненавидит Янтарь, из которого сделаны ее Сердца. Родной — не значит любимый. Но… она не хочет, чтобы ее Сад вновь опустел. Это лучше, чем совсем ничего, правда? Она кажется себе такой жалкой, давит ладонями на глаза и трет. Мысли путаются. Неясные образы. Воспоминания. Бамбук шелестит на ветру. Она вздрагивает и вскидывает голову, выпрямляясь на коленях. С такого ракурса плохо видно, но виднеющийся кусочек неба, словно подсвечен слабо, и те длинные верхушки стеблей, которые можно разглядеть отсюда, кажутся … зелеными. Цзю ползет, цепляется за подоконник, поднимается, выглядывает в окно. И замирает. Она почти не может поверить… — Изумруд ведь намного лучше подходит, не правда ли? Как только моя драгоценная Сестра могла согласиться на что-то меньшее, я не пойму, — большие ладони внезапно обвивают талию, и Император прижимается к ее спине, наклоняется, укладывая подбородок на плечо. Длинные вьющиеся волосы рассыпаются темным покровом и щекочут висок. Лицо и руки — единственное, что в нем похоже на человеческое. Остальное тело — лишь подобие: деформированное, состоящее из пустых прорех, металлических штырей и углов. Отвратительное, но уже привычное. Иногда у нее в голове — отблески, что оно должно быть другим, но это неважно. Ее Брат — тварь, поднявшаяся в Промежуток прямиком из Кошмара, чего еще ожидать? — Кто еще, кроме меня, может лучше всего знать, что тебе нужно? — потирается щекой о плечо и мягким тихим смешком щекочет ухо. Тоже как собака. Цзю фыркает презрительно, но не пытается разомкнуть хватку чужих рук. Вновь наполненный Цветом бамбук — в этот раз Изумрудом, как она всегда и мечтала, но не просила вслух — качается едва уловимо, редкие листья вновь видны на свету. Ее Сад наполняется его… умиротворением. Кожу неуловимо жжет от этого свечения, потому что Изумруд второй губительный для нее Цвет после Золота, но это такая маленькая цена за чувство покоя. Наконец-то она по-настоящему чувствует себя… хорошо. — Красиво? — Красиво. Это перерождение могло быть и лучше, но она не против.