***
Дженни никогда не причисляла себя ни к одному из школьных альянсов и нередко узнавала о «межвидовых» конфликтах лишь по их завершении. Поглощать знания ей удавалось гораздо легче, чем участвовать в местных статусных играх, так что она с чистой совестью отдалась учёбе и мысленно поблагодарила судьбу, что ей безболезненно простили такую аполитическую отстранённость. Многим, как показала практика, не прощали. Примерно к седьмому классу стало понятно, что невероятного превращения из гусеницы в бабочку не произойдет: крылья деформировались под защитно-маскировочным коконом. К восьмому же надежды угасли совсем, но вместе с этим пришло некоторое облегчение: невольного соперничества с правящей королевой улья можно избежать — мучаться, как той бедняге, двумя классами младше, не придётся. Лара её звали, кажется. Выросла Дженни нескладной, щуплой и долговязой; природная неловкость хорошо отточилась о выпирающие кости. Маскировочные инстинкты чуть ли не падали в обморок, когда она возвышалась над одноклассницами в ряду, и требовали немедленно прижать голову к ногам — Дженни сутулилась и рассматривала на полу досочные узоры.***
В тот день она задержалась в спортзале — чертыхаясь, пыталась выпутаться из хищной волейбольной сетки. Мистер Норман, который тогда два месяца как устроился в школу, заметил её, когда собирался закрывать дверь. — Я помогу, — подскочил он. Дженни дёрнулась от внезапности его появления и свалилась. — Да я бы сама… — У тебя красивые ноги, — перебил, развязывая сетке пасть. Она подняла глаза и встретилась с ним взглядами. — Спасибо… наверное, — они молча смотрели друг на друга, пока тишина не придавила плечи и не стала обязывающей. Он догнал её на парковке, улыбнулся и предложил подвезти до дома. Ей бы стоило насторожиться, но очки, смешно шевелящиеся от каждого движения носа, абсолютно не сочетались с образом физрука, не то, что маньяка, умилительно обезопасив его. — Сходим куда-нибудь на выходных? — спросил, заглушив мотор. — А разве так можно? — Честно говоря, я не знаю, — потёр шею, — но мы же не собираемся делать ничего плохого, да? Мистеру Норману, Джону, как он попросил его называть вне надзора школьных стен, на тот момент было около двадцати пяти. Восьмилетняя разница не пугала: отец Дженни был старше матери на десять лет. Грань между учителем и молодым человеком стёрлась быстро, ведь Джона она видела гораздо чаще, чем мистера Нормана. Дженни надеялась, что небольшое оживление в её личной жизни по традиции останется незамеченным, так что поводов для волнений, в сущности, не было. Как и не было существенных поводов для радости. Сперва она старалась невзначай сбрасывать подобные мысли, небрежно пожимая плечами, потом убеждала себя, что просто не слишком сентиментальна и наблюдательна, чтобы слышать из глубин влюблённые позывы. Проснувшись ночью как-то раз, она замерла и сосредоточилась, но глухая, неприступная тишина, как на зло, облепила изнутри со всех сторон. Утром Дженни сделала вид, что не прислушивалась вовсе. Когда не прислушиваешься, вполне логично, что ничего не слышишь. Джон заботился о ней, внимал просьбам и старался улавливать настроения, в целом не вызывал никаких нареканий и мог бы стать опорой в будущем, но сердце демонстративно играло в молчанку рядом с ним. Дженни даже допускала возможность жертвенного выбора в пользу разума, но что-то возмущённо кололо между рёбрами, стоило об этом задуматься. Она старалась не подавать виду — не бог весть какая актриса — но близорукий зритель принимал её на ура. В один из дней, на самом деле, не случилось ничего необычного: они лежали у него на кровати, Дженни смотрела в потолок и про себя отмечала удобство хлопковых простыней, как вдруг Джон коснулся её волос, — совсем мимолётно — и сердце заныло, потянув близлежащие мышцы. В голове моментально всплыли картинки, как он будет так же касаться её через год, через три, через пять лет на законных основаниях — рукой с кольцом на безымянном пальце. И тут же навалилось странное беспокойство, будто нужно поскорее убираться отсюда, пока квартира-ловушка не захлопнулась и не переварила её тягостным, долголетним бытом. Появилось ощущение, что всё это страшная ошибка, что, если сейчас не вскочить с кровати, карательные силы сотрут её, не оставив следа. Она и вправду вскочила, ничего не объяснив, и, натягивая на ходу кофту, наконец услышала в груди благодарный отзвук.***
— Так и зачем тебе это? — Мелани выжидательно смотрела на неё, опершись о шершавые бока пристройки. Во второй раз они встретились здесь, у запасного выхода, и опять совершенно случайно. Дженни призадумалась, закусив губу, и взглядом скользнула по стене: кричаще красные буквы, отпрыски чьей-то помады, гласили, что «шлюха Дженни даёт за зачёт». Рядом, под неправдоподобным портретом Мелани, соседствовала надпись «подстилка Грант». Та проследила за её взглядом и усмехнулась. — Тебя задевает это всё? — кивнула на шедевры граффити. — Немного. Неужели тебя — нет? Мелани неопределённо пожала плечами. — Да я знаю, кто это написал. Поверь, этому человеку намного хуже, чем тебе или мне. Дженни скептически вскинула бровь. Она ясно помнила, как впервые увидела подобное обращение. Отпросилась с контрольной по геометрии, уже в кабинке подняла глаза на дверь и так и застыла. Долго не могла понять, что написанное относится к ней, просто хлопала глазами и старалась не разрыдаться в голос. Все губы себе изжевала. Тогда она не вернулась на урок, убежала домой и закрылась в туалете, долго боялась посмотреть на дверь и увидеть это же слово. Сколько бы воды не истратила в тот вечер, след навсегда отпечатался в ней. Может, дело в его природе — рыжий вообще выводить трудно. — Так что? Почему просто не порвёшь с ним? — Знаешь… Я и сама недавно об этом думала.***
В тот день Джон зачем-то попросил её приодеться и подойти ровно к семи часам. Дженни не особенно любила сюрпризы, но он уверял, что этот придётся ей по вкусу. В семь-ноль-две она убедилась, что вкусы у них с Джоном совершенно разные. В гостиной обнаружилась мать Джона, Хелен, и накрытый по случаю их счастливого знакомства стол. Дженни села напротив и всеми силами боролась с желанием отдавить ему ноги, чтобы противнейшая ухмылочка явно довольного собой человека сползла с лица и полюбовалась на оттоптанные ступни. Хелен, тем не менее, времени зря не теряла: — Ну, Дженнифер, дорогая, позволь мне узнать тебя получше, — тонкие губы стянула тугая улыбка. — Меня зовут Дженни, просто Дженни, — не отрываясь, следила за ртом Хелен, ожидая, что та нечаянно приоткроет его пошире и обнажит два ряда хищных зубов. — Разумеется. Так как, Дженнифер, вы познакомились с Джоном? — беззащитный салатный лист отправился прямиком в измельчитель. — Дженни, — настояла. — В школе. Он устроился к нам учителем и… — Неужели вы стесняетесь этого, милая? Не стоит. Я считаю, Джон проявил предусмотрительность, выбирая себе невесту… на вырост. Дженни перевела удивлённый взгляд на дальновидного, но тот лишь примирительно похлопал её по руке. — О чём вы, миссис Норман? Мы встречаемся всего пару месяцев и ещё не знаем, к чему это может привести. — Какие глупости! — Хелен всплеснула руками и чуть не выколола сыночку глаз. — Это сейчас вам кажется, что впереди ещё уйма времени. На самом же деле, Джону уже пора остепениться, — накрыла его руку ладонью. — Понимаете, в чём дело, Дженнифер: мы с отцом Джона скоро улетаем в Лондон, довольно на долго. Нам бы очень не хотелось оставлять его… без поддержки. Вы же понимаете меня, да? — подмигнула. — Не особо, если честно. — Ну как же! Должен же кто-то присмотреть за нашим сыночком, — потрепала его за щеку. Ластившийся под нежности Джон чуть не мурлыкал. Дженни передёрнуло. — То есть, вы хотите сказать, что я должна быстренько переехать под бок к вашему сыну, чтобы обстирывать, кормить и всячески удовлетворять его, взрослого, дееспособного человека? — Ну, зачем же так… — попыталась выправить беседу Хелен. — Подождите. И взамен своих услуг я получу… — Джона, моя дорогая! — не выдержала. — Это уже больше, чем вы… — О, ну как же я не догадалась! Прекрасно! Знаете, Хизер… — Хелен! — Точно. Так вот, Хизер, я предлагаю вам отличный выход, притом совершенно бесплатно: купите вашему сыну посудомойку, наймите раз в неделю клининговый сервис и ежедневную доставку еды. Все остальные потребности он может удовлетворять собственноручно, если вы понимаете, о чём я, — Дженни слышала свой голос будто со стороны и до конца не осознавала, что это говорит именно она. Внутри просто сорвали какой-то кран, и залежавшийся напор хлынул от радости. — А ещё лучше, сбросьте его со скалы, и, может, он наконец-то опериться самостоятельностью! Вышеупомянутый Джон растерянно хлопал глазами и обмахивал мать салфеточным веером. Та хватала воздух ртом и пыталась, по-видимому, вытащить закатившийся в задницу язык. В немом сопровождении Дженни поднялась, поблагодарила за ужин и вышла. Её не провожали.***
— Странно, что вы сразу не разошлись, — Мелани передала ей хрустящий пакет, из которого исходил потрясающий коричный запах. — Да, ещё неделю мы продержались. Он думал, я просто перегрелась в тот день, — Дженни усмехнулась и заглянула внутрь. Она и раньше знала, что Мелани работает в «Rob&Son», но повода зайти как-то не находилось. А их последняя встреча оставила незаконченное послевкусие, так что Дженни убедила себя, что любая история имеет право на конец. Да и кофе у них был, в общем-то, неплохой. — Даже без скандалов, что удивительно. Он выбрал свою мать — его пожалели и оставили в семейном гнезде. — И мы не можем его осуждать за это, — повернулась. — Держи, за счёт заведения. Поздравляю с освобождением, — поставила перед ней большой пластиковый стаканчик. — Знаешь, наверняка придумают с десяток разных версий. И ни одна из них и близко к правде не подберётся, — отхлебнула. — Плохая память, — пожала плечами Мелани. В ответ на недоумённый взгляд пояснила: — у них или у тебя, выбирай. В первом варианте они просто забывают, как было на самом деле, потому сочиняют всякую чушь. Во втором — забываешь ты. Всё, что они о тебе говорят. Она задумалась. Дверь пекарни открылась, впуская нового посетителя, и вместе с ним заглянул погреться уличный ветер — Дженни с досадной вспомнила о брошенных дома джинсах, которым она сегодня предпочла кожаную юбку. Жмущиеся друг к другу ноги привлекли внимание Мелани. — А ты куда сейчас собираешься? Сочувственная интонация вмиг раздела её догола. Дженни запахнула пальто поплотнее, чтобы прикрыть сгорающее от стыда нутро. Но пальто просвечивало. — Встретимся с Джоуи, сходим куда-нибудь. Я… — подняла глаза к потолку и проморгалась. — Я не со всеми, Мелани, нет. Я просто… чтобы хотя бы не зря, не на ровном месте, — слёзы не намерены были останавливаться. — Джен, ты уже всем всё доказала, правда, — та неотрывно смотрела на неё, и слова, казалось, транслировались прямо по зрительному каналу. — Расслабься, ты победила. Дженни быстро кивнула и выбежала, полная слёз, чтобы не проронить ни одну на пол пекарни. Ветер дул с юга, трепал волосы — она глубоко вдохнула и пошла за ним. Домой.