Венок из васильков твоих глаз

«Ярослав безответно влюблён в Сашу». Эта фраза теперь словно константа, аксиома в учебнике геометрии. Саша отнекивается от расспросов, брыкается, стоит завести только разговор «не туда». Бережёт своё личное пространство и по-прежнему не распространяется о своей личной жизни. И лишь в темноте, укрывшись от всех людей, Не желая сомкнуть глаз, Саша шепчет: «Я бы сплёл венок тебе летний Из васильков Твоих нежных Глаз». Ярик смотрит на него, словно на сошедшего с небес, признаваясь в любви каждым жестом и взглядом. Саша вздыхает, иногда улыбается, головой качает – мол, ребёнок, что с него взять? «Это пройдёт» – ответ на любой вопрос, «так будет лучше» – ответ самому себе. Проявление чувств – это слабость, непозволительная роскошь. Нужно уберечь, спрятать, не выносить на свет. Кто он такой, чтобы любить это чудо света, быть частью безумной вселенной Ярослава, в которой сталкиваются галактики и взрываются сверхновые? И только в оживлённом разговоре, На перекрёстках не сказанных фраз, Иногда можно услышать робкое: «Я бы сплёл венок тебе летний Из васильков Твоих нежных Глаз». Саша взрослый, у него за плечами жизненный опыт и сердце в шрамах. Ярик ребёнок с пропитанной краской для волос головой и полным хаосом в оной. Ребёнок, который смотрит на Сашу так, будто тот – вся вселенная. Но Саша знает, вселенная – в глазах Ярика, в тёмных кругах под этими глазами, в его голове. Саша знает, что Ярослав – один из тех, кто переворачивают этот мир, падают и поднимаются, и идут, идут, идут, ломая стены и преграды, совершая революции, покоряя вершины и залезая на баррикады. «Я подрежу ему крылья своей любовью» – Повторяет Казьмин за разом раз. Но в глубине сознания набатом бьёт, словно мантра: «Я бы сплёл венок тебе летний Из васильков твоих Нежных Глаз». Ярик улыбается, освещая своей улыбкой маленький Сашин мирок из которого он, пожалуй, не вылезет никогда. О чём-то мило болтает, поправляя непослушную прядь. Этими тонкими пальцами Саша вскрыл бы свою грудную клетку, вынул своё сердце и вручил бы его Ярославу со слабой улыбкой. «Это и всё, что я могу тебе дать». А может, к чёрту всё и не нужно так загоняться? Отдать ему всю свою душу здесь и сейчас? Всё равно Ярик так глубоко пустил внутри корни, что вырвать его – значит умереть. Отдать ему всё, чтобы он швырнул потом обратно, смеясь, значит тоже. Выход один. И поэтому, когда Яр замечает взгляд Саши и смотрит в ответ, не в силах закончить начатых фраз, Саша говорит, наконец, Ярику тихо: «Я бы сплёл венок тебе летний Из васильков твоих Нежных Глаз». Ярик не верит, думает, это сон. Саша думает примерно так же. Оба молчат, не в силах сказать и слова, а чего говорить – всё и так понятно. Но страшно. Это только говорят, что первый шаг самый сложный, второй сделать куда трудней. Они делают его оба, касаясь друг друга так робко, как будто вдруг обратятся в пыль. – Что за странности? – шепчет Яр, боясь разрушить момент. – Это всё ты на меня так влияешь, – печально усмехается Саша в ответ. Ярик целует его так робко, будто боится, что Саша вдруг оттолкнёт, засмеётся над наивным доверчивым дурачком и превратит всё в жизненный урок. Но Казьмин не отталкивает – разные полюса. С л и ш к о м разные полюса. Притяжение невозможное, особенно после долгого сопротивления. – Ты такой же романтичный дурак, как и я, только… взрослый. – Говорю же, это всё ты на меня так влияешь. У Ярика бледная кожа и тонкие рёбра, он похож на тонкий и гибкий тростник. Нежность захлёстывает Сашу с головой, сводя его самого с ума, а все остальные чувства – к нулю. – Не хрустальный, не разобьюсь, – бурчит Яр. – Не спорь со старшими, – слышит в ответ и смеётся так искренне, как умеет только он. Саша уверен, что в такие моменты в голове Яра действительно взрывается сверхновая. И когда они лежат вдвоём уже в такой спасительной темноте, На двоих деля один сладкий экстаз, Саша всё-таки думает мельком: «Я бы сплёл венок тебе летний Из васильков твоих Нежных Глаз». Саша не может смотреть в небо, потому что видит только е г о глаза. Он видит их везде, даже в лужах, отражающих небесную синеву. Саша задыхается – ему кажется, будто он теперь может дышать только запахом Ярослава. Казьмин чувствует себя наркоманом, которому всё мало-мало-мало, чертовски мало е г о. «Мой личный наркотик», какой пошлой и избитой казалась эта ванильная фраза, и какой же правдивой оказалась она теперь. У Саши кружится голова, узкие улицы и широкие проспекты запирают его в безъярославном закрытом пространстве, а Казьмин чёртов клаустрофоб. Ему тесно в этом огромном городе, но какой город может сравниться по размеру со вселенной в глазах его любви? И Саша срывается, отправляясь в столь нелюбимый дождливый Питер, лишь бы хоть на час увидеть личное своё солнце, заменившее ему целый мир. Бессонная ночь, освещённая фонарями на станциях, приводит его в Санкт-Петербург к раннему утру, такому промозглому и чуть серому, что хочется остаться навсегда в вагоне. Но Саша этого не замечает. Он летит по безлюдным улицам, прорезая туман, словно ледокол. «Александр Казьмин» – а что, это звучит. «Покоритель Баярунаса» – ещё круче. Хотя, пожалуй, всё наоборот. По лестнице Саша буквально взлетает, в нерешительности останавливаясь под дверью. Глубокий вдох, затем выдох, терять уже всё равно нечего, поворот ключа в замке, лишь бы не слишком громкий – вдруг Ярик спит? А может, ещё и не ложился? Нет, всё-таки лёг – полупустая квартира встречает Сашу гробовой тишиной. Он пробирается внутрь, стараясь не скрипеть половицами и замирает, не в силах сдержать умиления. Ярик свернулся калачиком на матрасе, брошенном на пол. В безразмерной майке, повисшей на худом теле – маленький, беззащитный, родной. Практически не дыша, Саша ложится рядом, обнимая его со спины, утыкается в макушку, впитывая родной запах всем телом. Яр морщится во сне, что-то мямлит и поворачивается в объятиях Саши. Сонно приоткрывает глаза, смотрит на него из-под длинных ресниц. – Сколько у нас времени? – чуть разборчиво бормочет он. – Тише, мой милый, тише. Всё время мира наше. Засыпай. Голос Саши звучит так проникновенно и нежно, что Яр не противится, устраивается удобнее в его руках и проваливается в глубокий сон, увлекая за собой и Казьмина – впрочем, сказывается бессонная ночь. Саше снится летнее поле, полное цветов. Яр сидит рядом в белой льняной рубахе, васильки запутались в его волосах, и смотрит он в чистое бесконечное небо, отражённое в его глазах. Саша смотрит и, в сладострастном бреду задыхаясь, Повторяет за разом раз: «Вот я и сплёл венок тебе летний Из васильков твоих Нежных Глаз».