Раздирая рогами (Kinktober-2020)

Уилл Грэм — это лужица холодного пота посреди огромной пустой кровати. Или скорее, птичье перышко, плотно привязанное к рыболовному крючку, сплетающееся с его сталью, пряча острые штыри, уже готовые разорвать изнутри попавшую на приманку жертву. А может, звуки собак в ночи, не жалующихся и не кричащих, просто желающих… поиграть. Уилл Грэм теперь — не вполне человек. Он не осознавал до конца, не отдавал себе отчета, просто знал, что все изменилось. Изменился он сам. И это сделал не только Зверь, Что Приходит Во Тьме (или во тьму). Его сознание ускользает теперь, теряются по пути остатки разума, но то, что проступает за этим, пожалуй, ужасает, уничтожает, причиняет боль. А еще… Это прекрасно. Кстати о звере. Уилл лежал на своей постели, истекая в нее соленой водой. На часах — 3:13, они горят, обжигая глаза и нёбо — голубой цвет всегда горчит во рту. Уилл размышлял о том, кто он, но на ум ничего не приходило. Зато, как всегда, пришел Зверь. Он не знал его имени. Ему вообще не было названия. Вендиго. Тьма. Нечистый. Хотя его тело не оставляло грязи. Уилл вообще не был уверен, что он существует, что реален. Хотя казалось бы, вот — черный, с маской вместо лица, ветвистые рога чуть не упираются в потолок его скромного домика. Собаки его не трогают, напротив, даже будто бы рады компании для своего хозяина. Хотя компании-то, возможно, и нет вовсе. Зверь приходит по ночам и берет его. Силой, лаской, страстно, отстраненно, никак. Уилл не всегда помнит — он теряется в образах и мыслях. Иногда он участвует в процессе собственного грехопадения. Иногда — просто смотрит, будто со стороны. Уилл не то чтобы против таких визитов. Он привык, как привык к кошмарам и припадкам. Он видит и ощущает всякие вещи. Теперь еще одна такая галлюцинация ощущает его в ответ. Подумаешь, бывает. И потом, как можно быть против, скажем, стихийных бедствий? Или возражать против полнолуния каждый месяц? Разве природа прислушается к твоему недовольству? Зверь никогда не слушал. Иногда Уиллу казалось, что у него вовсе нет ушей. Конечно, вот рога, нос, глухие глаза, будто наспех заделанные слепым штукатуром. Где здесь вставить еще и уши? Иногда ему думалось, что уши бы только испортили ансамбль. А иногда — что Зверь наказан не слышать, не знать, не понимать сказанного. Неизвестно, за что, но то, очевидно, наказание, достойное Бога. Без ушей он никогда не услышит его криков… не произнесет его имени — ведь зачем говорить, если не знаешь, что это? Его, кстати, зовут Уилл Грэм. Это он еще не забыл… Зверь вошел и замер у входа, как всегда осматриваясь. Он никогда не торопился, вступая во владения вплоть до самого утра. Хотя на завтрак не оставался. Вообще избегал света. Он растворялся в темноте, пока Уилл погружался в недолгую предрассветную дрему. Наконец-то успокоенный и уставший настолько, чтобы тело само выключалось перед долгим днем. Вскакивая на зов будильника, Уилл снова и снова осознавал, что его сны выходят за все рамки дозволенного. Но он всегда так хотел спать… На удивление, он не высыпался. Когда являлся Зверь, Уилл наконец четко мог разграничить: это не реальность. Но облегчения это не приносило. Вот же он, с головы до ног обтянутый своей черной кожей. А может, это просто иллюзия. Тень, пришедшая подразнить. Уилл ни в чем не был уверен, кроме одного — он придет завтра. И послезавтра. Пока Уилл не умрет, он будет рядом. И Уилл будет ощущать его присутствие. Своего ручного дикого демона. Зверь направился сразу к нему — обычно Уилл вскакивал, прижимаясь к стене-изголовью, но сейчас он никак не мог заставить себя пошевелиться. Все тело превратилось в подобие рыбы-капли, даже пахло тиной. Зверь наклонил голову, рассматривая его будто бы с любопытством. И верно, это хорошая поза для препарирования — руки и ноги в подобии «звездочки», испытуемый зафиксирован собственным пылающим мозгом. Чувствуя прикосновение латексной кожи к ноге, словно змеи в траве, Уилл закрыл глаза, а когда открыл, над ним уже нависало лишенное черт лицо. Он слышал тяжелое дыхание зверя, матрас продавился под руками-лапами по обе стороны от безвольного тела, запах стоячей воды сменился запахом вожделения. Ганнибал, конечно, тоже его чуял. Он вообще многое чуял куда лучше Уилла. Как забавно — пот один и тот же, из одного и того же тела, тех же пор на нем. А все же есть разница. Он приподнял латексную маску, обнажив подбородок, и, нескромно высунув язык, слизал обильно выступивший пот Уилла прямо с его горячего лба. Температура… пожалуй, дилетант бы сказал, что, если засунуть сейчас Уиллу в зад яйцо, оно сварится вкрутую, но Ганнибал был отличным поваром и знал, что это невозможно. И за узнаваемый подбородок и линию губ он тоже не переживал. Что бы там ни увидел Уилл, он все равно ничего не поймет, будет принимать его за зверя, приходящего поживиться на запах крови. Забавно только, что он действительно прав. Его разум — как открытая рана. И Ганнибалу нужно было узнать, насколько эта рана глубока. Он поставил величайший эксперимент в современной психиатрии, словно оперную постановку. И ночами он дирижировал. Впившись губами в раскрытые губы, слабые, неподатливые, Ганнибал по обыкновению взял пробу слюны. Но ему нравилось целовать Уилла Грэма и без всяких проб, особенно когда он не закрывал глаза — видимо, веки уже не слушались. Когда Уилл валялся в полной отключке, закатив глаза, он любил засунуть что-нибудь ему в рот, чтобы посмотреть, не задохнется ли. В такие ночи, как эта, он находился между сном и бодрствованием — воспаленный мозг пытался перегрузиться, чтобы остановить разрушительные процессы, вернуть все как было, сбросив вирусы на точку отсчета. Только вот у него нет большой красной кнопки выкл, как у современных процессоров. Поэтому порой что-то идет не так… Поднявшись на колени, Ганнибал садится на грудную клетку Уилла. Так он ягодицами чувствует, как тот отчаянно дышит, раздувая легкие вопреки всему, цепляясь за жизнь. Это не основное развлечение, но приятный бонус. Он вжимает его в постель, не сводя взгляда с расширяющихся зрачков. И медленно опускает низ своей маски на место. Доктор Ганнибал Лектер? Нет, только Зверь. Пожалуй. Всего на час… Конечно, он не может позволить себе оставить биологические жидкости в доме Уилла больше, чем нужно. Поэтому он раскрывает особую ширинку на костюме (с характерным звуком «молнии») и его вставший член сам вываливается наружу. Ему больше по душе, когда у Уилла видно одни белки вместо глаз и веки дрожат, словно от непрекращающегося оргазма — кажется, это называют ахегао, а Уилл — приступами. Но он пока не умеет вызывать у Уилла конкретные состояния. Он аккуратно, бережно приоткрывает еще красные от притока крови при поцелуе губы двумя пальцами, затем опускает между ними свой член, возвышаясь над плечами лежащего. В рот — потому что так ближе к мозгу, который он бы хотел трахнуть. Он не двигается, просто чувствует изменения в температуре. Уилл разок дергается от ожидаемого рвотного рефлекса, но Ганнибал знает, что делает. Он ждет, пока жар безумия Уилла разгонит кровь по его усталым членам, словно передавая пламя через уретру. Когда тот огонь в его голове начинает обжигать, он так же осторожно достает свой член из огнедышащего рта и прячет обратно в костюм, чтобы не растерять тепло как можно дольше. В идеале — до своей машины, припаркованной в подлеске у трассы неподалеку от дома Уилла. Если его сперму обнаружат в его машине, это не будет сенсацией. Уилл как тряпичная кукла. Как труп, если быть серьезнее. Человек в латексе небрежно переворачивает его на живот, неподвижные голубые глаза выглядят слишком живыми, и потом, лицом к лицу — совсем не по-животному. Он хочет собрать еще один образец. И точно знает, как именно это сделать. Сначала нужно снять с Уилла штаны и белье. Затем — шлепнуть по заднице, чтобы покраснела стыдливо. У Аланы хороший вкус на мужчин. Но Ганнибал не отстает. А может, уже давно ее опередил в отношении вкуса. Он испробовал так много мудаков, грубиянов, тупиц и злодеев, что поначалу Уилл казался пресным, не говоря уже, что непрожаренным. Но повышенная температура — это медленное томление. И Ганнибал уговорил себя подождать, наслаждаясь ароматом дымчатых завитков волос или густотой выделяющегося из мяса сока. Уилл — его центральное блюдо. Вот бы связать ему руки и ноги за спиной и засунуть яблоко в рот… Уилл никогда не замечает, но на входе Ганнибал всегда оставляет сумку. Со всякими мелочами, в основном, чтобы добавить перчинки. И сейчас он достает элегантный набор. Чтобы хорошенько прокоптиться, тушу следует правильно подвесить. Этим он еще займется как-нибудь позже, а сегодня можно примерить подвесы. Замок защелкивается на горле Уилла — черный ошейник с кольцом кляпа на уровне рта. Кольца-кляпы приводят Ганнибала как гурмана в тихий восторг — через них можно ведь даже кормить. От ошейника в его ладонь тянется тонкая цепь. За нее можно потянуть, и голова покорно приподнимется над мокрой от пота простыней, повинуясь движениям. Цепь соединяет в единую конструкцию с ошейником еще 4 мягких браслета, тоже черных, кожаных, с маленькими ремнями и серебристыми пряжками. Он затягивает каждую из них, всовывая острый язычок в незаметную дырочку, хотя это необязательно — можно воспользоваться другой, более современной застежкой. Ганнибал вкладывает в них запястья и лодыжки Уилла, предвкушая свой поздний «ужин». Когда он заканчивает, разведенные для удобства в стороны колени Уилла приоткрывают чудесный вид на аккуратно лежащий в состоянии полного расслабления и покоя член, почти незаметно разные по размеру яички и проведенный от них до сжимающегося сфинктера «шов» плоти, словно цепочка, соединяющий Уилла в единый механизм. Не сдержавшись, он все-таки прильнул к восхитительной, ароматной дырочке ануса носом за плотным латексом. Он немногое может, чтобы не оставлять улик. Уилл работает на ФБР, с него в любой момент могут взять пробы. Объяснять, как на заднице их профайлера оказались следы слюны или спермы его психиатра, как-то не было желания. Он вылижет маску изнутри, прильнув к его телу и представляя себе другое, если уж очень захочется. А Уиллу достанется внимание без лишних жидкостей — нос, щеки, подбородок, все лицо, глянцевое и гладкое. На всякий случай, потом еще и промоет специальным раствором. Кстати об этом… Оторвавшись наконец от Уилла, по запахам похожего на набор специй, он в предвкушении достал кое-что еще. Черный вибратор, чем не член для монстра с рогами? Уилл, кажется, имеет какие-то виды на рога. Возможно, во всем виноват Гаррет Джейкоб Хоббс. Рога теперь повсюду, на стенах потолке чертогов разума Уилла. Интересно, у него бывают фантазии, как он садится на рога и те раздирают его изнутри? Ганнибал чувствует сладкую судорогу вожделения, но предпочитает не обращать на нее внимания. Рогатый вендиго — фрейдистский образ ненасытного суккуба. Вот кем он стал для Уилла? Он использует водную смазку, не оставляющую особых следов. Обильно поливает ею игрушку, держа вертикально и не боясь что-то промочить. Тут все мокрое — постель, подушки, слипшиеся кудри на голове и промежности Уилла. Входит на полной скорости, от вибрации смазка разлетается по сторонам, но это не страшно. Уилл не реагирует, но Ганнибал представляет, что ему нравится. Его член ожидаемо игнорирует любое взаимодействие — но подобная немощь это обычное дело при такой болезни и физической слабости. Ганнибал думает о том, что это его член, весь в латексе и смазке, входит в анус Уилла, и чувствует запах собственной выделившейся зазря смазки. Его особые рецепторы ловят вкус черной резины, прикасающейся к Уиллу изнутри, к уязвимым нежным слизистым. Чтобы непредвиденно не кончить самому и не ехать потом домой в грязном мокром костюме (под утро он просто накидывал обычную одежду поверх латекса, благо, это было несложно), он с громким всплеском вытащил вибратор и выключил его, кидая в специальный пакет — помоет у себя. В пакете рядом дожидалась другая игрушка, и он не без удовольствия достал ее следом. Чуть приподняв Уилла, он подложил под него прозрачную «пеленку» из материала типа своего парадного костюма для убийств. В его руках оказалась небольшая помпа, наполненная душистым бульоном. Готовить дичь целиком, заполнив тушку бульоном для вкуса — это настоящее наслаждение. И пока он готовит Уилла, почему бы не сделать того же. Его анальное отверстие жадно поглощает предложенное. Не должно пролиться больше пары капель. Когда жидкость из помпы перетекает во внутренности Уилла, Ганнибал чувствует внутреннее удовлетворение. Уиллу кажется, что он мертв. Связанный, он висит на огромных рогах, черных, блестящих в свете луны, и они проникают в него подобно щупальцам. Смерть всегда дарит телу легкость — оно наполняется газами разложения изнутри, раздувая кожу. Если бы он умер, он испытывал бы это разрывающее чувство. Быть может, это уже случилось? Однако вместо боли и страха его захлестывают эротические переживания. Как это бывает только во снах, он кончает вялым неподвижным членом. Белесая сперма заливает контрастно черное лицо без лица, запрокинутое на него. Ему кажется, что Зверь улыбается, хотя у того нет губ, только вылезающий из ниоткуда алый огромный язык. Ганнибал осторожно пробует сперму Уилла — она пахнет смертью и в целом внутренним упадком. Это не удивительно, учитывая его состояние сейчас. Видимо, на сегодня это все. Он небрежно стаскивает с Уилла все свои игрушки и кидает их в сумку, затем аккуратно собирает подкладку с его спермой, боясь потерять даже каплю. Зверь уходит, а Уилл остается лежать так же, как его положили, уткнувшись лицом в скомканное одеяло. Теперь он — перистое облако на сиреневатом небе предрассветного неспокойного сна. Горечь во рту — это восточный ветер. В нем градусов 40, не меньше — слишком близко к встающему из-за горизонта светилу. Собаки поскуливают у входа. Назавтра у него прием у Ганнибала Лектера. Надо бы не опоздать к ужину.