***
В следующий раз Муха, пребывающая в сладкой неге и упрямо не открывающая глаза, услышала, как знакомый хрипловатый голос тихонько нашёптывал ей, щекоча ухо колючей бородой: — А я, хоть и король, ведь сразу и не понял, что ты такая. У нас, знатных гномов, знаешь ли, не принято себе невест выбирать – государственные интересы, альянсы, договоры, всё блюдётся и охраняется почище драконьего злата. Чародеи сейчас редкость, дай, только, срок – к тебе б очередь из принцев выстроилась. Вот и я, дурак, только о Подгорном троне думал. А ты вон, смелая какая оказалась. Хоть и безрассудная… Вот зачем ты это сделала? Бегала, кричала, как оглашенная. Всю внезапную атаку Воронам чуть не испортила. Сказал же: у меня есть план. Так нет: всё по-своему. Непокорная из тебя жена выйдет. Но красивая… Вот и думаю я теперь, как же мне оказаться достойным… тебя? В сознании всплыло подёрнутое радужной дымкой сна мужественное лицо короля гномов, и Танюше захотелось, как маленькой, на ручки, прижаться к широкой груди, мирно посапывая и не зная забот и печалей. Но вместо этого, блаженно улыбаясь, Муха поплыла дальше по волнам, то всплывая на поверхность, то опять рыбкой ныряя с головой в сладкую, словно сахарная вата из далёкого детства, негу.***
Были и другие голоса. Деловитый, но какой-то мультяшно-писклявый голосок поминал морковь, виртуозно умудряясь совмещать овощные ругательства с заботливыми охами-ахами. Густой баритон срывался, переходя с высоких воющих нот и скулящего жалостливого хрипа на спокойную, размеренную, но неразличимую речь. Нежный женский дискант растерял всё своё очарование, заменив беззаботность тона взрослой серьёзностью. Голоса приходили и уходили, растворялись в окружающих Муху звуках, становясь частью музыкального сопровождения её неуловимого, неописуемого по своей запутанности сна. Татьяна Сергеевна спала, но сон её, качающий и кружащий, был полон тревожных картин. Руины замков и чёрные громадины башен из стекла и бетона, зеленая тень непроходимых заповедных лесов и зеркальная гладь бирюзового моря мешались с всплывающими на поверхность памяти лицами. Оба лица были знакомыми, оба были для неё, потерявшейся, заплутавшей, маяками света, манившими, правда, в противоположные стороны. Одно – темноокое, сильное и мужественное – звало чародейку, и половине её, стремящейся прибиться к надёжной скале посреди этого бесконечного моря, хотелось ответить на зов, растворившись в чём-то понятном и естественном, таком же простом, как земная твердь. Серые лукавые глаза же второго превращались в змеиные очи с вертикальной полоской зрачков, наполненные золотым огнём. Знакомый образ покрывался чешуёй, извивался, обвивая змеиными кольцами кошмаров – и увлекал её, послушно идущую на зов, за собой, туда, где едва слышался, сквозь рёв пламени, тревожащий душу знакомый голос, взывавший в проникновенной мольбе: «Помоги!»***
Проснулась Муха так же резко, как и заснула. Просто села, выпрямив затёкшую спину, уставившись широко раскрытыми глазами в раскосые и удивлённо расширившиеся другие глаза. — Очнулась, морковь меня дери… Очнула-а-ась! Таким криком встретил ещё не вполне себе пришедшую в себя Танюшу Заяц, выбежавший, размахивая лапками, прочь из небольшой, но уютной палатки. Послышался топот, полог тут же откинулся, пропуская внутрь Шапочку. Муха, с каким-то отстранённым интересом разглядывая подругу, отметила, что под глазами у той залегли тёмные тени, конец косы с левой стороны подпален и неаккуратно обрезан, а неизменное платьице а-ля Октоберфест заменяют кожаные брюки и не слишком свежая рубаха мужского кроя. Но все эти наблюдения отошли на задний план, когда девушка, рухнув на колени рядом с Таней, крепко обняла её. — Ты пришла в себя! Ты даже представить не можешь, как мы волновались! За спиной у Шапочки появилась смущённая и радостно улыбающаяся, насколько это позволял ряд острых зубов, наполняющих приоткрытую пасть, морда Волка. Зосик, просунувший своё мохнатое тельце между лап Фаола, приплясывал на месте, выражая всеобщий восторг от, казалось бы, вполне обычного факта – пробуждения человека от ночного сна. Или не обычного? Битва, дракон, покоящийся на куче покорёженных, обожжённых мёртвых тел, привязанная к столбу бездыханная подруга, стремительно приближающееся к её собственной голове крыло… Всё всплыло в памяти Мухи, заставив её вскрикнуть и схватиться за голову – чтоб не треснула от обилия воспоминаний. — А где… – начала Таня, оглядывая лица друзей. — Да жив твой дракон! – ответила Шапочка, пренебрежительно поджав губы и снова став похожей на себя-прежнюю. – Отряд эльфов под предводительством Его Гномовьего Величества атаковал, Ворон метнул копьё, отогнав чудовище прочь – а то собирался схватить тебя, гад, уже лапы свои окаянные тянул. Эльфы ударили с двух сторон, ведьмина армия отступила. Король на руках вынес тебя, бездыханную, и потом три дня, что ты спала, почти не отходил от тебя. Мы все так волновались! Быстрые слова Шапки, падая, словно камни в стоячую воду её сознания, оставляли на поверхности широкие круги, наслаивающиеся друг на друга. Таня подумала об эльфах, собравшихся в последнем неимоверном усилии отстоять свой лес, о лесных гномах Флоры, бежавших назад к своей тёмной повелительнице, об острых стрелах и копьях, которые она, обрабатывая раны, сто лет назад, в другой жизни, вынимала из огромного неповоротливого тела золотого дракона… Подумала – и закончила свой вопрос совсем иначе – наверное, так, как ей подсказывало сердце: — …А где сейчас Варден?