Убивая бабочек

      Людей, — до омерзения смертных людей, — Феанор на дух не переносил. Они раздражали его, вызывали внутри яркий полыхающий костер смеси совершенно странных чувств — интереса, привычного огня ненависти и...страха, как ни позорно признавать.       Смертные. Младшие дети Илуватора. Пришедшие после. Они раздражали его, выводили из и без того хрупкого равновесия, разжигая с новой силой смертельно опасное пламя в глазах.       Они были слишком хрупкими, слабыми, просто слишком. Слишком другими и слишком похожими одновременно, доводя этим Феанора до глухого бешенства.       Они были мимолетны. Словно бабочки-однодневки. Вот вспыхнули, разгорелись ярким огнем и спустя всего лишь краткое мгновение, потухли, слабо тлея в собственных углях. В самом низу.       Взлететь так быстро, чтобы в следующую секунду разбиться о равнодушные скалы своего конца. Попасться в хищные лапы смерти, как любопытное дитя ловит пальцами яркую бабочку, отрывая пестрые крылья.       Это было унизительно, это было ничтожно. Противно-омерзительно.       Людей, — до омерзения смертных людей, — Феанор на дух не переносил. Лишь по одной до боли простой причине: он боялся стать таким же.       Феанор боялся умереть. Умереть просто так, ни за что, лишь потому что якобы «пришло его время».       Умереть не в битве, защищая дорогих сердцу существ или отстаивая свою правоту или интересы, а просто из-за того, что собственное тело начало подводить его.       Умереть слабым.