***
Шен — человек, потерявший все самое дорогое. Уставший, язвительный, безразличный, прячущий в глазах дикую тоску и отвратительную горечь. Ставший равнодушным после многочисленных подозрений, нападок и яда со стороны других людей, обросший толстой кожей и бесцельно проживающий свою жизнь. Шенн — неуверенный в себе человек, в мгновение ока оказавшийся в условиях всеобщей ненависти и недоверия. Вынужденный играть роль другого человека, столкнувшийся с ситуациями, в которых впервые видел смерти и был тем, кто был причиной этих смертей. Который перестал чувствовать боль и стал наплевательски относится к собственному здоровью, наносил себе шрамы и словно слепой котенок пытался разобраться в заклинательстве самостоятельно, потому что не мог ни на кого положиться. После, конечно же, у него появился Муан. А у Шена не было никого. Он вернулся в свое старое тело, открыл растерянные пустые глаза и замер на полу сломанной фигурой. Он еще не до конца пришел в себя, не успел надеть маску язвительности и высокомерия, и столько у него в глазах было тоски, что у Шенна защемило сердце. Он вспомнил всю ту ненависть, злость и страх, которые испытал на собственной шкуре, слепую ярость толпы и давление, с которым столкнулся, играя роль проклятого старейшины, и незаметно передернул плечами. Он не мог просто перекинуть все это на плечи другого человека. Стоять в стороне и делать вид, что все в порядке, а после смотреть, как глупая толпа плюется ядом, а мужчина в центре язвит в ответ и отворачивается, пряча незаметную дрожь в руках, было бы невыносимо. И Шенн сделал шаг вперед. Этот шаг стал началом сложных и долгих взаимоотношений, на протяжении которых было много необдуманных слов, недоверия и боли. И тем слаще стали те осторожные шаги навстречу от Шена, его возвращающееся любопытство к заклинательству и едва слышное одобрительное хмыканье при взгляде на придуманные Шенном печати. И приятное удивление в темных недоверчивых глазах, когда тот самый вспыльчивый старейшина пика Славы, который, не думая, бросался в драку при очередной подколке, стал спокойно смотреть в ответ, словно не замечая всего того яда, что выливал на него Шен. Мечник смотрел глубже, замечал за всей броней усталость и взгляд загнанного зверя, и от этого внимательного взора у Шена по коже бежали мурашки. Он не хотел возвращаться. Он не желал вновь окунаться в череду бессмысленных ненавистных дней. Медленное пробуждение было абсолютно невыносимо своей неотвратимостью. Он открыл глаза, увидел знакомый потолок и ощутил внутреннюю дрожь. А после перевел взгляд влево и увидел склонившегося к нему человека. Тот был в странной одежде, бледный и невысокий, с растрепанными волосами и плоской темной родинкой в уголке рта. В глазах его был немой вопрос, он наклонился чуть ближе, словно желая помочь подняться, но Шен мгновенно ощетинился, поднялся одним рывком и опрокинул потенциальную угрозу на спину, слегка сжав горло и холодным взглядом осматривая помещение. Старейшина пика Славы обнаружился рядом, напружиненный и готовый одним движением метнуться вперед. Правая рука сжала рукоять меча. Шен не знал, что лишь мысленное заверение Шенна о том, что все под контролем, позволило ему избежать мгновенной атаки. Проклятый старейшина перевел взгляд вниз и посмотрел на лицо незнакомца. Тот лежал с раскинутыми руками и выглядел абсолютно расслабленным. Его бровь была иронично приподнята, а в глазах отражалось мрачное веселье и легкое любопытство. Шен не чувствовал в его теле золотого ядра и духовной энергии. Этот человек был абсолютно беспомощен перед силой заклинателя. Проклятый старейшина мог убить его даже без использования духовной силы, лишь сделав точное движение рукой и свернув ему шею. Однако страха в незнакомце почему-то не было. Рука на чужом горле слегка дрогнула. Под слоем равнодушия шевельнулся огонек любопытства.***
Шенн плотнее прижался к теплому телу и смешливо фыркнул в чужую шею. От воспоминаний его отвлекли руки, чуть сильнее прижавшие его в ответ. Шен потерся кончиком носа о темную макушку и спокойно выдохнул. — Муан еще не возвращался? Шенн на всякий случай вновь прислушался к связи. Тонкая нить тянулась куда-то вдаль, и бывший проклятый старейшина прикинул расстояние. — Думаю, что завтра утром братец Гай примчится на пик Лотоса, — мужчина дернул уголком губ. Старейшина пика Славы вот уже как неделю был на задании, и не привыкший к отсутствию мечника рядом Шенн каждые пол часа тянул за нить. Это стало своеобразным ритуалом. Он также был уверен в том, что Шен тоже скучал. Чего только стоили его ненавязчивые вопросы с абсолютно не заинтересованным лицом. Шенн поспешно подавил очередной фырк и перевел тему, — Я тут подумал о той печати на досуге. Мне кажется, что тот символ, над которым мы спорили, нужно перевернуть, и тогда энергия соберется в одной точке.. Тело рядом слегка напряглось, и хозяин проклятого пика вкрадчиво уточнил: — И тебя, конечно, не смущает, что спустить на этот символ тебе придется половину своих духовных сил? Шенн уклончиво отвел взгляд и сделал вид, что вопроса не услышал, невозмутимо продолжив: — Это только набросок, когда печать будет доработана окончательно, я смогу расширить зону действия.. Шен поджал губы. Он подтянул лежащего рядом Шенна повыше и накрыл их обоих одеялом, погасив огонек на ладони. Шенн, несомненно, был талантлив, вот только иногда его идеи заставляли двух старейшин переглядываться в поразительном единодушии. Он, как обычно, не думал о себе, и иногда его решения были довольно самоубийственны. Шена до сих пор бросало в дрожь, когда он вспоминал о печати, о которой ему рассказал Муан. Тогда из-за проклятия тот потерял зрение. Печать, придуманная Шенном, была гениальна, но прикидывая, как именно она должна была сработать и вспоминая тяжелый взгляд Муана при одном лишь воспоминании об этом, у проклятого старейшины все внутри холодело. Шенн был очень светлым, несмотря на всю ту боль, через которую ему пришлось пройти, и подобные эпизоды его прошлого заставляли горло подозрительно сжиматься. Он вгляделся в притихшего Шенна и грустно улыбнулся. Внутри почему-то стало очень горько. Мужчина провел ладонью по чужой голове в незатейливой ласке и прислушался к чужому дыханию. На пик опускалась ночь.