Ex occidente lux

В наше ненастоящее время трагические концы неуместны. Что же ожидает героя вслед за его не признанной за смерть смертью? А. Битов. «Пушкинский дом»

      ***       Солнечный свет бил в глаза. Денетор застонал и пошевелился: он лежал на полу, в бок больно упирался холодный металлический угол, комната была усыпана битым стеклом от линз, которые он, видимо, своротил при падении; шар валялся неподалеку. Денетор осторожно сел, оперся спиной о стену. Заходящее солнце мигнуло красным глазом в бойницу. Ну и разгром он тут учинил! Хозяин башни, кем бы он ни был, придет в ярость, но это сейчас заботило Денетора меньше всего: первой его задачей было отделить истину от вымысла. Скорее всего, шар показал ему будущее — вот только в какой момент картины настоящего сменились картинами грядущего? Он посмотрел на свои руки — чистые, целые, не обожженные — и криво усмехнулся: по крайней мере, он пока не погиб в огне. Будет ли это делом ближайших дней, покажет время. По своей одежде он мог судить, что вернулся в момент, когда явился к палантиру второй раз — и тогда (почему тогда? Сегодня утром!) он начал с Мордора. Затем палантир показал ему подготовку к войне, затем он, кажется, собрался и спустился вниз… получается, это тоже были картины, пришедшие из глубин шара. Примем, что в Гондоре начинается война, но непоправимого не случилось; Финдуилас жива и, за исключением небольшого кашля и слабости, здорова, а он сам — в своем уме. Можно было бы еще раз посоветоваться с шаром, уточнить то, что он запомнил — но один вид темного камня вызвал у него отвращение. Он обернул руки плащом, поднял шар, положил на подставку, поправил так, чтобы тот указывал на запад, поднял металлическую конструкцию, собрал стекла и выкинул их в бойницу, вытряс плащ, надел его и спустился. Дня через три он вернется сюда и поговорит с палантиром еще раз — в его видении как раз третий раз, через несколько дней после нынешнего, оказался последним. При этой мысли Денетор вздрогнул и сжал виски.       По дороге домой он старался ни о чем не думать и меньше всего размышлять о том, получится ли изменить предначертанное; он пел песни во все горло, слушая эхо, отражающееся от скал, считал шаги, сбивался и начинал снова, вспоминал и рассказывал себе стихи — но все равно мысли его принимали ту же форму, что и в видении. Война, Финдуилас, которую надо было отослать в Дол-Амрот, история Имразора и Митреллас — обрывочные образы крутились у него в голове, сбивая с пути. Домой он ввалился глубокой ночью, усталый, голодный и промерзший; не раздеваясь, прокрался на кухню. Финдуилас ждала его там, у печи, и из деревянного корыта за ее спиной поднимался горячий пар — она грела воду для купания. Денетор схватил ее за плечи, притянул к себе и принялся целовать, жадно, долго и страстно, как будто после долгой разлуки.       Лежа в кровати, согревшийся и довольный, уже засыпая, он подумал, что выиграет у судьбы хотя бы эти три дня.              ***       Ночью ему явился нежданный, давно забытый посетитель. Кровать, как в детстве, незримо прогнулась под чужим весом, и на краю соткалась фигура, одетая в темный плащ и шляпу с широкими полями. Герой его отроческих снов, только ему знакомый советник и помощник, беседы с которым он, как ни старался, наутро вспомнить до конца не мог, как не мог вызвать в памяти и лица. Денетор не видел его уже лет тридцать: тот ни явился ни ночью накануне свадьбы, ни при рождении его детей — важные события жизни подопечного, казалось, его не волновали.       — Я должен перед тобой извиниться, — немного смущенно, что совсем не шло к его виду, начал посетитель. — У меня по недосмотру к вам просочился один сюжет…       — Что значит — просочился сюжет? — шепотом спросил Денетор.       — Ну, был один сюжет, который не относится к нашему миру — ладно, это слишком сложно, не обращай внимания, — и он случайно попал к вам, причем задел именно тебя. Кое-что уже случилось, и изменить это не получится даже у меня. Но то, что еще не произошло, лежит в твоих руках. Помни, что будущее не фиксировано.       — Я должен вас спросить, — проговорил Денетор. — Война…       Посетитель улыбнулся из-под шляпы и растворился в ночи*. Денетор вздохнул и провалился в глубокий, без сновидений, сон.              ***       Три дня он держался, отталкивая липкий подбирающийся к сердцу страх. На три дня он позволил себе передышку: не паниковать, не ловить каждый вздох жены, выкинуть из головы мысли о войне далеко на юге. Он не выходил из дома, чтобы избежать соблазна броситься по тропинке к башне, и старательно занимал себя делами: переточил все ножи на кухне, проверил и почистил садовый инструмент, разобрал одежду и самую ветхую, посоветовавшись с Финдуилас, пустил на мытье полов. Стоя возле стены и глядя на выбивающийся из щелей мох — проконопатить или оставить так? — он поймал себя на воспоминании, как Торонгил выговаривает строителям. Теперь, подумал Денетор с усмешкой, таким же строителем едва не заделался он сам. Фарамир, подпрыгивая от нетерпения, толкал его головой в локоть: мол, будем стену-то чинить? Денетор посмотрел на мальчика, на бревна, мох, молоток в своей руке, бросил все на пол и удалился в ту комнату, где в видении запирался с палантиром. Мальчик выглядел так беззаботно, как будто ничего дурного не случилось — и не случится.       — Фарамир! — он позвал из-за двери.       — Да, папа!       — Тебе не снилось ничего необычного? — хмуро спросил Денетор, пытаясь выискать в лице сына следы печали или тревоги.       — Не-а, — сказал Фарамир. — Только море.       Фарамир видел море всего дважды, и с тех пор раз, а то и два в месяц волны навещали его во сне. А вот если бы он с матерью сейчас был в Дол-Амроте… Подавив неуместный укор совести, Денетор, замирая, продолжал:       — А Боромир?       — А у Боромира — все хорошо! — радостно воскликнул мальчик. — Он сам мне сказал. Он приходил ко мне в сон, правда!       Денетор вздрогнул: теми же словами — «у Боромира все хорошо» ответил ему Фарамир в видении; а потом оказалось, что хорошо — это не хорошо вовсе… Мысли споткнулись, и в памяти всплыла последняя картинка, которую успел показать палантир: юношеский отряд спокойно тренируется, Боромира вызывает Адрахиль… У Денетора закружилась голова: отличить правду от лжи оказалось еще труднее — слой за слоем, как шелуха с лука, спадали срезы реальности, но под ними оказывались лишь новые загадки. Денетору вспомнилась теория о бритве — он вычитал ее во время своих блужданий по дворцовой библиотеке. Если почистить лук бритвой… Нет, не то. Если срезать все лишнее, останется только истина: дурной сон — это просто дурной сон, видение — не указание на будущее, а то, что показывает палантир — не явь. Хороший способ успокоиться для тех, кто уверен в себе. Денетор в себе уверен не был: он чувствовал, как медленно сходит с ума.       На исходе третьего дня желание притронуться к палантиру стало невыносимым: камню он все еще доверял больше, чем своим снам и ощущениям сына. Перед сном, лежа в темноте, он постарался еще раз все хорошенько обдумать. Итак, его сейчас терзают две заботы: насколько серьезна болезнь Финдуилас и разразится ли война. В первом случае он верил своим глазам больше, чем видению: Финдуилас, несмотря на загорающиеся каждый вечер жаром щеки и стесненное дыхание, веселилась и шутила, бодро отвечала на его нежности, расхаживала по дому и умирать не собиралась. Конечно, в видении она угасла буквально за неделю; предположим, что это возможно — но Денетор, вооруженный высшим знанием, постарается не допустить трагического конца. В крайнем случае, он заткнет горло гордыне, оседлает коня, спустится в долину («заблудится в снегу, упадет в сугроб и замерзнет насмерть», — услужливо подсказало воображение) и попросит помощи у эльфов. Хозяин что-то говорил о них. Со второй заботой дело обстояло сложнее: из свидетельств у него на руках были: картины, показанные палантиром в начале; насланное жизнеподобное видение; свои ощущения и слова Фарамира. Себе он не доверял, не в силах разобраться, где знаменитое нуменорское чутье, а где страх; спокойное поведение Фарамира подтверждало правдивость первой картинки; с другой стороны, вторая картинка говорила о будущем… Разобраться в одиночку было невозможно. Денетор решил, что завтра же утром, прикрывшись первым пришедшим в голову предлогом, он отправится к палантиру и задаст ему вопросы еще раз.              ***       Ранним утром, пока семья еще спала, Денетор наскоро оделся, на цыпочках подошел к выходу, отодвинул засов и толкнул дверь. Та, натужно заскрипев, не подалась, как будто кто-то ночью подпер ее снаружи. Денетор налег на дверь плечом и толкнул сильнее; она раскрылась на полпальца, снаружи потянуло холодом, и на голову Денетору посыпались холодные крошки. Он поднял глаза: дверной проем до самого верха был забит снегом.       Денетор бросился в спальню, отдернул занавески, взглянул в окно. Так и есть: за три подаренных им самому себе дня дом завалило снегом до второго этажа. Сугроб начинался от окна и шел по всему заднему двору, скрывая крыши сарая и кухни. С другой стороны его ожидало такое же неутешительное зрелище: белая пелена простиралась, сколько хватало взгляда. О том, чтобы выйти из дома, можно было забыть: лопатой такую массу не разгребешь — а это значит, что они оказались заперты в снежном плену до весны или, по крайней мере, до ближайшей оттепели. Денетор ударил кулаками в стену и выругался, разбудив Финдуилас.       — Денетор? — спросила она. — Почему так светло? Я проспала до полудня? Почему ты одет?       — Сама посмотри, — он сделал приглашающий жест и отодвинулся от окна. — Я хотел пойти… прогуляться, но теперь не выбраться.       Она распахнула глаза:       — А колодец как же?       — Зачем теперь колодец? — усмехнулся Денетор. — Растопим снег, его теперь бери — не хочу.       Финдуилас обняла себя за плечи: в доме становилось холоднее. Денетор укрыл ее одеялами и спустился на кухню, к печке. Заложив туда дрова из корзины, он поймал проснувшегося Фарамира и велел следить за огнем, пока сам будет готовить завтрак. Когда с едой было покончено, Фарамир вернулся к своему дежурству, а Денетор направился в импровизированный кабинет в надежде найти ответы на свои вопросы в книгах. Через какое-то время до него донесся голос сына:       — Папа! А где брать дрова?       — Посмотри в корзине! — крикнул в ответ Денетор. Послышались звуки возни, стук пустой корзины об пол и громкое шуршание. Денетор понял, что лучше проверить, чем занят его ребенок. Когда он спустился, его взору предстала перевернутая корзина, заваленный трухой пол и вывалянный в пыли Фарамир.       — Нету нигде, — разводя руками, грустно сказал он.       — Так в поленнице же! — воскликнул Денетор и осекся. Ужасное осознание ударило его, как кованой палицей: поленница единственная не сообщалась с остальным домом, и сейчас до нее было просто не дойти.       Ну уж замерзнуть насмерть он своей семье не даст.       — Пойдем, посмотрим в окно, — сказал он сыну. Ничего нового со второго этажа им не открылось. Денетор размышлял, достаточно ли плотен снежный покров, чтобы вылезти в окно, перебраться через двор, выкопать пару десятков поленьев и вернуться. Он оценивающе оглядел сына: допустим, можно обвязать его вокруг пояса веревкой, другой конец обвить вокруг чего-нибудь тяжелого, например, кровати… Если мальчик провалится в снег с головой, его будет легко вытащить. Денетор растворил окно, высунулся по пояс, пощупал снег, а потом прикинул вес Фарамира и покачал головой: не получится.       — Ты проветриваешь? — закричала Финдуилас. — Не надо, холодно!       — Маме ничего не говори, — шепнул Денетор сыну. — Я потом сам скажу.       В молчании они спустились. Деревянные ступеньки заскрипели, деревянные перила отозвались им в тон. Не может так случиться, чтобы в доме, полном горючих предметов, нечем было топить. Деревянная массивная лавка приникла к полу. Денетор посмотрел на лавку, на потолок, на свои пальцы, на Фарамира, потер подбородок и сказал:       — Посиди пока у мамы.       Фарамир кивнул и, прихватив книгу потолще — конечно, с картинками, — отправился в родительскую спальню.       Они с мамой осилили уже страниц пять: Фарамир заявил, что читать будет он сам, вслух — когда их размеренный литературный сеанс прервали глухие удары, раздавшиеся снизу. Финдуилас вскочила и кинулась к лестнице. Денетор стоял посреди обеденного зала. Лицо его исказила злобная гримаса, в руках он держал топор, искореженные куски дерева валялись у его ног. Словно во сне, Финдуилас увидела, как он, размахнувшись, наносит удар по лавке; в разные стороны брызнули щепки, и в угол отскочил массивный брус. Финдуилас вскрикнула. Денетор замер.       — Извини, — сказал он, — я не хотел тебя пугать, но нам нечем топить печку: до поленницы не добраться. Я решил, что заплачу хозяину за ущерб: отдам, например, перстни… — он посмотрел на руку.       — И серьги, — с облегчением сказала Финдуилас. — Возьмем еще мои серьги!       Мебели в доме, по их расчетам, оставалось еще достаточно, чтобы дотянуть если не до весны, то хотя бы до момента, когда снег позволит открыть дверь — или, наоборот, затвердеет так, что по нему можно будет пройти. Драгоценности должны будут успокоить хозяина; особые надежды Денетор возлагал на свою массивную печатку. Серьгами жены жертвовать бы не хотелось: эти тонкие серебряные колечки, украшенные россыпью аквамаринов, подарил ей на свадьбу отец, и Денетор (что бы он ни думал о тесте) знал, как супруга дорожит подарком.       До весны оставалось еще несколько месяцев.              Прошло еще три или четыре дня, точнее Денетор сказать бы не смог, потому что время скаталось для него в плотный шерстяной клубок, голову как будто набили ватой, а снежное покрывало заткнуло глаза и уши. Любую свободную минуту он старался проводить с женой. Вот и теперь они, прижавшись друг к дружке, сидели на кровати: Финдуилас лениво перелистывала сборник стихов, а Денетор, склонив ей голову на плечо, закрыл глаза и начал погружаться в дремоту. Вдруг она сказала:       — Слушай, по-моему, к нам кто-то стучится…       «Ерунда, — подумал Денетор, — дверь завалена наглухо». Финдуилас продолжала:       — …в окно. Сам послушай!       Стук повторился, на этот раз громче и решительней, в нем прозвучали сердитые нотки. Денетор поднялся, подошел к окну, отодвинул штору — и обомлел: у стены, прямо на горе снега, не проваливаясь и не проминая покров, как будто паря в воздухе, стоял высокий мужчина. Плащ с откинутым капюшоном, искусно украшенные сапоги и рукавицы, лук и колчан за спиной выдавали в нем эльфа; ясные, как будто светящиеся глаза и шапка неестественно-золотых волос говорили о нездешнем его происхождении, а выражение лица и сила ударов указывали на то, что посетитель очень, очень зол.              ***       Глорфиндель терпеть не мог, когда берут без спроса, переставляют и ломают его вещи, поэтому сердиться он начал уже тогда, когда обнаружил взломанный замок. Механизм не был нарушен — грабитель действовал осторожно — но кто знает, сколько времени башня простояла открытой и что успели испортить незваные гости. Поднявшись наверх, он заметил, что шар немного повернут, металлическая опора погнулась, а одно из стекол пропало. Вздохнув, он зажег принесенную с собой свечу, укрепил ее перед камнем, выстроил в правильном порядке, между камнем и бойницей, уцелевшие линзы и зеркала и возложил на камень руки. Тот откликнулся не сразу: сначала мигнул черным, потом внутри появилась огненно-красная спираль, и все заволокло серым туманом. Глорфиндель легонько похлопал камень, прошептал утешительно: «Ну-ну», и принялся ждать. Наконец из глубины засиял знакомый нежный свет, и, постепенно разрастаясь, свечение заполнило весь шар. Глорфиндель улыбнулся, провел пару раз ладонью перед огоньком свечи, снова взялся за бока шара и уловил в глубине красные и зеленые отблески. Погасив свечу, он удовлетворенно выдохнул: сигнал «все в порядке» прошел и получен, обратный сигнал он поймал. Прежде чем спускаться, он с сомнением покачал головой — что еще взбредет в голову невоспитанному гостю? — снял камень с подставки, закутал тряпицей и сунул в заплечную сумку.       Теперь предстояло заглянуть на постоялый двор, выпить традиционную чарочку — и серьезно поговорить с нынешним сторожем.              ***       — Добро пожаловать, — Денетор отпер окно и предложил гостю руку, но тот, не обратив внимания на протянутую ладонь, одним прыжком перемахнул через подоконник и оказался в комнате. Увидев сидящую на кровати Финдуилас, он поклонился:       — Извините за вторжение, леди, — сказал он, — и позвольте представиться: Глорфиндель.       Повисло молчание. Варианты ответа, которые крутились у Денетора в голове (от изумленного «Правда, что ли?!» до светского «Ну как там в Мандосе?»), он облечь в слова не решился. Неловкую паузу нарушил сам гость:       — Может быть, поговорим внизу? — спросил он.       — Да-да, — пробормотал Денетор, размышляя, разыгрывать ли ему туповатого батрака-сторожа или уже поздно. — Пойдемте, меня хозяин предупреждал…       Они спустились. Денетор нашел припрятанную специально для такого случая бутылку вина, налил себе и гостя. Они расположились за уцелевшим столом в обеденном зале: по правде сказать, на дрова пошла пока что пара лавок и три стула.       — Здесь раньше было больше мебели, — заметил гость, окинув взглядом зал. Денетор покраснел.       — Наверное, стоит начать сначала, — сказал он. — Мы с семьей приехали из Минас-Тирита в середине осени…              Рассказал он далеко не все, умолчав о своем положении в Гондоре и не упомянув о приключениях с палантиром: судя по тому, как глядел на него эльф и как постукивал пальцами по столешнице, о первом и о втором он догадался сам. Они сошлись на том, что Финдуилас здесь оставлять нельзя, поэтому ее с сыном Глорфиндель заберет с собой. Денетор почувствовал, как на него обрушилась волна, в которой соединялось беспокойство, давно откинутая гордость и огромное, с ног сбивающее облегчение. То, о чем он думал эти дни, воплощалось само по себе: Финдуилас отправляется к эльфам, которые точно не позволят ей умереть — а он останется здесь один, как и надо было поступить с самого начала. Глорфиндель предложил забрать и его, оставив на столе для хозяина записку и драгоценности — плату за ущерб; но совесть дернула Денетора за ухо и прошептала, что так нельзя. Денетор отказался.       — Лучше откопай для меня поленницу, — сказал он. — А с хозяином я должен буду поговорить сам.       Эльф засмеялся и согласился.       В завершение Денетору удалось выспросить у гостя о состоянии дел в Гондоре: он подозревал, что Ривенделл поддерживает связь со своим ставленником, и не ошибся. Войны там пока не намечалось — по крайней мере, по словам эльфа,.              Уезжали они втроем — Финдуилас спереди, боком, Фарамир у нее на руках, сзади эльф; как по снегу прошел его конь, Денетор так и не сообразил. Все необходимое — немного одежды и личных вещей — поместилось в дорожные сумки. Уже на ходу эльф повернулся и через плечо бросил:       — Кстати, тебе просили передать, если вдруг встретимся: ценными кадрами Минас-Тирит не разбрасывается. Тебя ждут. Прощай!       Взметнулась облако снега, и всадник исчез из виду.              ***       Денетор остался один. Времени на раздумья у него теперь было предостаточно.       «И правда, вернуться на юг, — размышлял он. — Поселиться на море. Снова стать наместником не получится, но от политики мне не убежать. Скажем, место одного из советников… В конце концов, нужен же Торонгилу глас разума — тот, кто не побоится критиковать его решения!»              Конец третьей части       и окончательный       КОНЕЦ.