Быть частью

Всю свою жизнь он одинок. Наверное, в этом нет ничего необычного, ведь, будучи членом ордена Гусу Лань, нельзя не следовать его предписаниям. Будь послушным — это первое правило, которое пришлось запомнить. Тогда ещё маленький А-Юань не понимал, что происходит, и наверняка цеплялся за подол ханьфу Ханьгуан-цзюня, напуганный незнакомцами с серьёзными лицами. Он не мог точно сказать, но, кажется, обычно взрослые веселее и добрее, чем этот пожилой мужчина, Лань Цижэнь, который кричит сейчас так громко и краснеет так сильно, будто взорвется. Будь послушным, говорит он ему, почти успокаиваясь. А-Юань смотрит на того, кто забрал его, и пытается взглядом выспросить: что я должен слушать? Ханьгуан-цзюнь не отвечает, и лишь спустя время А-Юань не привыкает, но смиряется: тёплый дом и кровать — все, что он может получить от этого возвышенного заклинателя. Он живёт в цзинши с Ханьгуан-цзюнем, который говорит называть его Лань Ванцзи. А-Юань не осмеливается. Он, кажется, помнит, что был человек, который совершенно не боялся безэмоционального лица, и рядом с ним, в его руках, А-Юань тоже смелел и чувствовал, что весь мир ему не страшен. Но со временем он все же привыкает. Лань Ванцзи не страшный, просто не такой, как привычные А-Юаню взрослые. После того, как они прибыли, он пробыл с ним недолго, но все те дни по мере сил успокаивал мальчика. Тот просыпался по ночам, кричал надрывно, до хрипа срывая горло, и потом плакал в руках пришедшего на зов Ханьгуан-цзюня, чувствуя боль, страх и вину. Вопреки холодному виду, объятья, в которые он заключал испуганного ребёнка, были тёплыми. Они прожили вместе всего неделю. А-Юань уже освоился и более-менее понимал, что он может делать. Он не задавался вопросами, откуда пришёл, кем приходится семье Лань и почему мучается кошмарами. Просто жил, привязываясь к единственному взрослому, которому его детская любовь была не нужна. Уже достигнув возраста, когда получают второе имя, Сычжуй понял — Лань Ванцзи не делал для него больше, чем сделал бы для других. Итак, неделя вместе в запертом доме. Сытная еда, спокойный быт — непривычно. И А-Юань решил привлечь к себе внимание, о чем тут же пожалел. Он просто пожелал потрогать ленту, что так часто мелькала длинными концами прямо перед его цепкими ручками. Всего одно движение, когда он устраивается подле Лань Ванцзи, в который раз играющим одну и ту же мелодию со сложным выражением лица, недоступным для понимания. Всего одно движение, и А-Юань практически хватает концы белой ленты, повязанной на лбу Ханьгуан-цзюня, но тут видит Её. Она красная, истрепанная, но настолько родная, что просто невозможно сидеть спокойно, и А-Юань без страха карабкается на колени увлечённого Ханьгуан-цзюня, потянувшись за тем единственным знакомым предметом в этом бело-голубом месте. И в этот же момент Лань Ванцзи резко встаёт и прижимает ленту к своей груди, будто желая защитить, из-за чего А-Юань падает и больно бьётся о пол. Лицо взрослого, возвышающегося над ним, внушает ужас, и тело двигается само, отползая в сторону, даже не вставая с пола. Глаза щиплет от слез, но А-Юань боится даже шевельнуться. Он не знает этого человека. Он сделал что-то плохое? Он не был послушным? Он должен был, должен был быть послушным! Всего одно правило! Его трясёт, когда Лань Ванцзи опускается на колени перед ним и осторожно протягивает руку. Но катастрофа уже произошла, её не остановить. А-Юань забивается в дальний угол, а Лань Ванцзи слишком расстроен и неразговорчив, чтобы успокоить бьющегося в истерике ребёнка. Тогда в его жизни появляется Цзэу-цзюнь. Он доброй улыбкой и плавными движениями приковывает внимание, безраздельно властвует в этой комнате ласковым голосом. Он говорит не плачь снова и снова. Его глаза добрые, но что-то все равно не так. А-Юань понимает — это ещё одно правило. Ночь он проводит, прижимаясь к груди Лань Ванцзи мокрым от слез лицом, чувствуя непомерный страх и всеобъемлющую привязанность к этому человеку, которого он никогда не поймет. Последнее, что он слышит от него в этот день: «Прости. Будь хорошим мальчиком, ладно?» Следующее утро А-Юань встречает в одиночестве — Ханьгуан-цзюнь ушёл и больше не вернулся. Только красная лента, обвязанная вокруг детского запясться, напоминает — это не сон. Он не позволяет себе плакать, когда Лань Сичэнь забирает его из цзинши и уводит в комнаты младших учеников. А-Юань не противится — он не понимает. А потом просто соблюдает правила номер один и номер два. Он послушный, он не плачет. Но это не помогает избавиться от чувства, что его снова бросили. Он один, ему дали шанс на что-то неуловимое, но он его упустил. И они покинули его. Тот улыбающийся человек в темной одежде, имя которого не получается вспомнить, и Лань Ванцзи, имя которого он не забудет. Только красная лента осталась в руках как символ его одиночества.

***

Проходят годы, прежде чем Лань Юань снова встречает Ханьгуан-цзюня. Все это время он жил с другими младшими учениками и был почти счастлив. Его называли нетребовательным. Послушным. Он старался быть таким, хотя уже давно и не помнил, почему и ради кого. Учитель Лань Цижэнь редко появлялся перед детьми, он вел занятия у старших адептов, а глава ордена Лань тем более редко мог встретиться на тихих дорожках Облачных Глубин. Лань Юань никому не говорил, что знает их чуть ближе, чем могло бы быть позволено обычному ученику. Долгое время он даже не задумывается об этом, а просто принимает с радостным предвкушением предложения Цзэу-цзюня позаниматься вместе игрой на гуцине, со смиренным дружелюбием и приязнью - похвалы Лань Цижэня, специально ради него пришедшего к классу младших адептов. Он хочет считать их своей семьей, хочет называть их дядей и дедушкой, но единственный раз, когда он на радостях позволяет себе подобную ошибку, учитель Лань выглядит смущенным и недовольным. Он не кричит, но его голос подрагивает, когда он откашливается и продолжает говорить. «От негодования», — понимает Лань Юань, и в душе все сжимается. Назвать Лань Сичэня дядей он так и не решается. Именно в тот момент в его разум закралась мысль — кто они друг другу? Где его родители? Отец и мать? Другие дети, его друзья, часто говорят о своих семьях, проводят с ними свободное время, говорят о них с любовью, смехом, раздражением — но говорят же. Лань Юань молчит. Что ему говорить, о ком? Он попытался, но ему указали на его место, и он по малолетству или наивности понимает границы, но не может определить свой статус. Тогда он начинает отдаляться от доброго Лань Сичэня и строгого, но заботливого Лань Цижэня. Улыбка больше не такая широкая, смех тише, шаг короче и спокойнее. В кругу семьи можно позволить себе выходить за рамки правил, но они не семья. Лань Цижэнь если и замечает изменения, не может ничего сделать. Он неплохой учитель для старших, но эмоции маленьких детей не понимает, и просто считает, что его внук взрослеет. Лань Сичэнь же слишком занят делами ордена, чтобы обратить достаточно внимания на одного маленького мальчика. А-Юань все еще послушный, он четко соблюдает первые два правила и другие тоже, узнанные им позже, уже не от Ханьгуан-цзюня.

Не кричи Не бегай Громкий смех запрещен Смех без причины запрещен Драться запрещено Будь хорошим мальчиком, А-Юань Лгать запрещено Плохо учиться запрещено Будь послушным Сплетничать запрещено Дружить с порочными людьми запрещено

Последнее повторяют ему слишком часто, и Лань Юань действительно не понимает, почему. У него есть только один друг — Лань Цзинъи. Он такой веселый и шебутной, напоминает кого-то неуловимо знакомого, любимого. Но нет. Три года проходят не быстро и не медленно, и Ханьгуан-цзюнь возвращается. Если честно, никто и никогда не мог бы забыть его, даже если бы захотел. С возрастом образ Лань Ванцзи тускнеет, и у А-Юаня остается лишь ощущение присутствия. Теплые объятья, в которых можно спрятаться, коли не побоишься холодного лица. Он все такой же. Каменный. Когда Лань Юань видит его впервые после этих трех лет, он узнает его сразу, но это все, что он делает. Как ему осмелиться подойти к Лань Ванцзи и Лань Сичэню сейчас? Они так рады снова видеть друг друга, гуляя по Облачным Глубинам, что А-Юань незаметно следует за ними, прячась по углам. Это тоже запрещено, но многие младшие и старшие ученики сейчас нарушают правила, также тайком поглядывая на двух нефритов клана Лань. Они смотрят с благоговением, восхищением, а Лань Юань еще и со страхом. Он уже знает, что Ханьгуан-цзюнь был надолго наказан и заперт в уединении. А-Юань несколько раз просил позволить его навестить, но ему отказывали, говорили, что Лань Ванцзи плохо себя чувствует. После пятого раза пришлось перестать просить, ведь правила запрещают быть навязчивым. Может быть, это действительно запрещено, или Ханьгуан-цзюнь не хочет его видеть. В любом случае, А-Юань больше не спрашивает, и никто ему не предлагает. Он знает, что Лань Сичэнь изредка навещал своего брата в уединении, но это все. Поэтому сейчас он прячется за углом, наблюдая за тем человеком, которого почему-то в глубине души называл своим отцом, хоть и не имел на это права, и понимает, что его присутствие излишне. Поэтому Лань Юань первым отделяется от толпы восхищенных соучеников и идет на обед. Может быть, ему удастся поговорить с Ханьгуан-цзюнем позже? Просто сказать пару слов и получать в ответ короткую фразу, просто чтобы проверить. Проверить что? Лань Ванцзи сам находит его. Он просто стоит недалеко от его комнаты, которую он в будние дни делит еще с тремя мальчишками. Сейчас в ней никого, всех забрали на выходные их родители, и только Лань Юань всегда остается, гадая, придет ли за ним сегодня Лань Цижэнь, позовет ли к себе Цзэу-цзюнь? Вечное ожидание в этот раз не владеет им, ведь на пороге ждет Лань Ванцзи. Он просто кивает и разворачивается, уходя дальше по дороге. А-Юань успел обрадоваться, надежда билась в его груди с невиданной силой, но вот Ханьгуан-цзюнь отворачивается. И это все? Все, что ему могут дать? Все, что он заслужил? На глаза наворачиваются слезы, которым нельзя позволить пролиться. Лань Юань из последних сил держит себя в руках. Нельзя плакать. Негласное правило его принадлежности. Он заставляет себя спокойно идти в свою комнату. Ничего не произошло. А-Юань беспрепятственно добирается до своей кровати, аккуратно садится, по привычке разглаживая ханьфу, и только тогда позволяет своему лицу исказиться в уродливой гримасе. Он плачет тихо, как привык с самого детства в Гусу — а было ли оно еще где-то? — и сгибает спину, утыкаясь лицом в колени. А чего он ожидал? Что Лань Ванцзи придет к нему и скажет «давно не виделись, сынок, мне говорили, ты делаешь успехи»? Глупости! Он был послушным не для этого, не для получения похвалы отца, от этого человека, он просто соблюдал правила! … в надежде, что Лань Сичэнь в очередной свой визит к брату скажет, какой А-Юань хороший, умный, старательный, что он похвалит его, и Лань Ванцзи заинтересуется, захочет встретиться с ним. Но не захотел. Дверь открылась бесшумно, но легкие тихие шаги громом среди ясного неба прозвучали для Лань Юаня. Он вздрогнул и испуганно посмотрел на вошедшего. Лань Ванцзи. Тот, не осматриваясь, подходит к А-Юаню, и его белые одежды шуршат в разлитом безмолвии странно. Когда этот небожитель садится рядом с ним, Лань Юань совершенно теряется. Что?.. — Что случилось? — после продолжительного молчания, скрашенного только внимательным взглядом, под которым А-Юань хочет и сжаться в комок, и выпрямить спину одновременно, произносит Лань Ванцзи. Слезы, вопреки всем попыткам сдержаться, начинают течь еще сильнее, а из горла вырываются сдавленные всхлипы. Сгорая от стыда, он опускает взгляд. Почему он пришел? Если бы А-Юань просто знал, что Ханьгуан-цзюнь вышел из уединения, но не вспомнил о нем, было бы больно, но терпимо. Но он пришел, кивнул, а потом повернулся к нему спиной. Зачем все это. Лань Юань, сам того не замечая, исступленно мотает головой, и Лань Ванцзи обнимает его за плечи. — Почему ты расстроен? Потому что он не понимает! Дверь снова открывается, и на этот раз порог переступает Лань Сичэнь с его неизменной улыбкой специально для А-Юаня. Но она быстро исчезает, когда он обеспокоенно подходит ближе и опускается с другой стороны, вопросительно посмотрев на своего брата. — Я искал вас у кроликов, но там было пусто. А-Юань, что случилось? — когда он не отвечает, Цзэу-цзюнь обращается к своему брату: — Ванцзи? Тот отвечает честно, и кажется, или его голос звучит растерянно? — Я не знаю. Лань Сичэнь ловит взгляд Лань Юаня и мягко улыбается: — Ты так соскучился по Ванцзи? Понимаю, он тоже скучал по тебе, — Ханьгуан-цзюнь кивает и слегка сжимает плечо А-Юаня, подтверждая слова брата. — Я думал, вы уже будете делиться впечатлениями и играть с кроликами, когда приду и разрушу идиллию, — он посмеивается и гладит А-Юаня по голове. — Так что случилось? — Я вернулся, когда понял, что А-Юань не идет со мной. Нашел его таким, — кратко отвечает Лань Ванцзи, и его голос все еще более обеспокоенный, чем можно было ждать. Он не идет?.. Это было такое приглашение? А-Юань не удерживает смешок. Слезы все еще текут по лицу, но зияющая в груди дыра потихоньку снова затягивается. Конечно, он не говорит, что его так сильно расстроило. В этот день они идут в ханьши, и Лань Ванцзи заваривает ему успокаивающий чай. Диалог не слишком оживленный, но чувства, что ему хочется уйти, так и не возникает. С тех пор Лань Ванцзи всегда подходит к нему и предлагает прогуляться с ним, будто бы А-Юань может не захотеть. Возможно, Ханьгуан-цзюнь догадался о причине расстройства мальчика, а может просто решил поменять поведение, но теперь он больше никогда не отворачивается. Но так приятно, что спустя три года в Облачных глубинах у него появился человек, который всегда обращает на него внимание, чем бы не был занят. Лань Юань позволяет надежде в нем разрастись и укрепиться. Ха-ха-ха, этот человек закапывает кроликами! «Они такие милые, Ханьгуан-цзюнь! Могу я иногда приходить сюда?» «Мгм».

***

Прошел год, как Ханьгуан-цзюнь вернулся из уединения. Они изредка ходят вместе к кроликам, иногда ужинают вместе в цзинши, и намного чаще Лань Сычжуй, получивший от Лань Ванцзи вежливое имя, сталкивается с вопросами других ребят. «Он твой отец? Круто, почему ты не говорил?» «Ты, получается, наследник ордена?» «А можно к вам в гости?» «Почему ты живешь не с ним?» «С тобой он такой же равнодушный?» Как отвечать на первые четыре вопроса Сычжуй не знал, но вот пятый не вызывал затруднений: да, он такой же равнодушный, как и со всеми. Лань Ванцзи вроде и с ним, но каждый раз нельзя не усомниться, хочет ли он быть в том месте и в то время, когда там еще и ребенок, которого он забрал. Сычжую позволено больше, чем всем остальным, но лишь он один знает, что никогда не сможет открыть дверь в сердце человека, которого желает назвать отцом. Лань Ванцзи добр к нему, но он добр ко всем; он заботится о благополучии воспитанника, но также он заботится о любом, кому нужна помощь; Лань Ванцзи помогает ему с занятиями, но еще он помогает с ними и старшим ученикам, испытывающим проблемы с заклинательством. Так особенный ли Лань Сычжуй, Лань Юань? Он не спрашивает. Как бы он мог? Посмотреть в глаза этого безупречного человека и задать вопрос, который так волнует: «Кем вы считаете меня, Ханьгуан-цзюнь?» Не спрашивает. Но вопросов все больше, слухи по Облачным Глубинам расходятся быстро, несмотря на запреты и наказания, и скоро все думают, что Лань Сычжуй — сын Лань Ванцзи, наследник клана, пока Цзэу-цзюнь не заключит брак. И даже понимая, насколько глупы подобные слова, осознавая, что его место далеко не так прочно в этой семье, Лань Юань все силы вкладывает в занятия, лишь бы стать лучше и не опозорить своего… не отца, нет, попечителя? Свою семью, которую он будет таковой считать, пока ему вслух не укажут на обратное. Они хвалят его, Лань Сичэнь и Лань Цижэнь, говорят, что их Сычжуй — лучший ученик Гусу, возможно, такой же выдающийся, как второй нефрит в его возрасте. Он улыбается и скромно склоняет голову. Он знает, что это не так. В нем нет особого таланта, но он усидчив и упорен в том, что желает развивать. Сычжуй, носящий фамилию Лань, должен соответствовать, чтобы злые языки не смели говорить гадости о нем и его семье. Лань Ванцзи ничего не говорит, он лишь гладит по голове и поощрительно кивает. А на следующий день не позволяет пойти в библиотеку на дополнительные занятия и ведет на прогулку в Цайи. Наверное, тогда Сычжуй счастлив. *** Года летят, и чем больше времени проходит, тем больше вопросов появляется. Почему именно «Сычжуй» — вспоминать, тосковать? Напоминанием о ком он является? За столь долгое время он научился различать выражения лица своего отц… Лань Ванцзи. Обычно это было раздражение, усталость, смирение, тоска и довольно редко — радость или одобрение. Сколько бы Сычжуй не отрицал перед своими сверстниками и старшими учениками особую причастность к Ханьгуан-цзюню, те все равно очень часто находили его и настойчиво просили помочь с сообщением какой-либо неприятной новости. Будто бы Лань Ванцзи не накажет его, как их, что за глупости. Но так у Сычжуя появлялось больше поводов повидаться, поэтому он не отказывался. Знал, что на нем не будут срывать злость. Сейчас ему семнадцать, он первый ученик ордена Гусу Лань. Его любят и уважают, у него есть друзья, время почти стерло из его памяти неудовлетворенность и неуверенность. Он рад и тому, что есть, что ему могут дать. Лань Сичэнь раз в неделю пьет с ним чай в ханьши и разговаривает о произошедшем, они обсуждают дела, и Лань Сычжуй пытается давать ответы на организационные вопросы. Это как вечная проверка, но не страшно ее не пройти. Лань Цижэнь всегда ставит его в пример и просит помочь младшим ученикам, которым теперь изредка уделяет внимание. Бывает, они занимаются этим вместе, а бывает — сменяют друг друга. С ним не получится посмеяться, но еще никогда Сычжуй не уходил без знания о чем-то новом, даже не всегда полезном. Лань Ванцзи же часто странствовал, но в те дни, когда оставался в Облачных Глубинах, они почти каждый вечер играли вместе на гуцине. Лань Сычжуя все устраивало, правда. То, что он не мог назвать их семьей в открытую, не значило, будто он не чувствует по отношению к ним любви. Или что они не ценят его. Жизнь меняется, теряя свою плавность и размеренность, когда в нее врывается господин Вэй. Он веселый и порой невыносимый, но Сычжуй так и тянется к нему. Эта заразительная яркая улыбка, громкий смех — все поднимает настроение. Ханьгуан-цзюнь уделяет ему очень много внимания. Столько, сколько Сычжую никогда и не снилось. Это удивляет и немного расстраивает, но напоминание вовремя спасает от упаднических мыслей: ты не его сын, он не твой отец. Иногда он думает, что намного больше перенял от Лань Сичэня — улыбка появляется на губах вне зависимости от настроения. Но потом он узнает все. Вэнь Юань, Вэй Усянь, Луанцзан, Бабушка, Вэнь Цин, Вэнь Нин, четвертый дядюшка и все они — вот его семья. Уже давно ушедшая на перерождение, покинувшая его, спасшая его. И Лань Ванцзи, заботившийся о ребенке, которого опекал его возлюбленный. Вспоминать, тосковать — Сычжуй теперь понимает, болезненным напоминанием о ком он был. Благородный Ханьгуан-цзюнь не бросил его, привел в свой клан, дал свою фамилию и вместе с ней — шанс на жизнь. Можно ли просить большего? На этом его долг выполнен. Лань Цзинъи против того, чтобы Лань Сычжуй уходил с Призрачным Генералом. Но оставаться в Облачных Глубинах нет сил, он просто хочет разобраться в себе, своих чувствах, принять все, что ему говорит мир о его рождении и жизни. Но, не справившись с собой, Сычжуй не дожидается, пока из путешествия вернутся господин Вэй и Ханьгуан-цзюнь. Неверные мысли в его голове подтачивают уверенность в том, что они вообще заметят его отсутствие. Он ни в коем случае не упрекает их, такая любовь, не получавшая отдачи столь долгое время, должна быть вознаграждена. Они с дядей Вэнь уходят на полгода. Странствуют, разговаривают, сражаются, но Сычжуй не чувствует принадлежности. Он скучает по Гусу, по своей названной семье. Он родился Вэнем, но воспитан, как истинный Лань с примесью Вэй, очень раздражающей учителя Лань Цижэня. Вспоминая это, Сычжуй улыбается. *** Лань Сычжуй возвращается в Облачные Глубины, поднимается по ступеням, вдыхая свежий холодный воздух. Это место навсегда будет домом для него. Его небольшая комната, наконец-то только для одного, его друзья, которые наверняка уже и не надеялись его увидеть, возможно, господин Вэй. И его семья. Маленькая и неидеальная. Проходя через ворота, Сычжуй не встречает никакого сопротивления. Часовые приветствуют его, ученики радостно улыбаются, учителя приветливо кивают в ответ на его поклон. Но идет он первым делом не к себе в комнату. Ноги сами несут его к цзинши, хотя разум без особой надежды предполагает маловероятность нахождения Вэй Усяня и Лань Ванцзи в Гусу в этот месяц. Стук в дверь тихий и безликий. Ему не открывают. Что ж, этого следовало ожидать. Он разворачивается и идет прочь, давя в груди недопустимое разочарование. — Лань Сычжуй. Голос Лань Ванцзи за спиной настолько знакомый и родной, что губы растягиваются в улыбке. Он оборачивается и видит, что дверь цзинши распахнута, а Ханьгуан-цзюнь стоит босиком на пороге. Радость от новой встречи плещется в груди, желая вырваться на свободу, но Сычжуй не позволяет ей. Он чуть более быстрым шагом, чем дозволено, подходит к Лань Ванцзи и складывает руки в приветственном поклоне. Но ему не позволяют склониться. Сильные руки обхватывают его плечи, притягивают ближе, и Сычжуй осознает лишь, что вжимается лицом в плечо, в вышивку на домашнем ханьфу. — Ты вернулся. — Сычжуй? Сычжуй вернулся? Лань Чжань! Лань Сычжуй, не смей больше пропадать так надолго! — Простите, господин Вэй, — смиренно улыбается Сычжуй в плечо Лань Ванцзи. — Простите, больше не буду.