ilyTOMMY — Forever
— Ты просто безумен! — ему мерзко, кажется, он нарвался на реально отмороженного. — Я тебя ненавижу! — скулит омега совершенно другим голосом, не тем, что был секунду ранее, а слёзы начинают течь из его глаз.***
Сеульская ночь окутала город, тишина, пленяющая улицы, успокаивает. Зелёные листья шелестят от слабого ветра, а холодные белые фонари освещают путь припозднившимся прохожим. Но это всё выглядит умиротворяющим лишь на первый взгляд, а если спуститься чуть ниже… Арена, полная болельщиков, что пришли сегодня посмотреть на самого яростного и самого непревзойденного победителя в боях без правил. О нём много говорят за спиной: что он убийца, что принимает какие-то вещества, некоторые даже думают, что он вовсе не человек, а демон из ада. Это не кажется абсурдным, если посмотреть на человека, выходящего на ринг. Облегающие шорты, оголённый торс, бинты, повязанные на костяшках пальцев, но это всё неважно, когда на площадку заходит противник, что вдвое больше, а глаза этого демона загораются пламенем. «Представляю вам нашего действующего победителя! — ведущий указывает в сторону темноволосого парня, — Чон Чонгук, также известный, как «Сеульский потрошитель»! — толпа отзывается овациями. Все пришли посмотреть именно на его бой, заплатив немалые деньги. Чонгук поднимает обе руки, демонстрируя мышцы и улыбается, нет, скорее скалится, в толпу, заставляя омег, что стоят на трибунах, задыхаться. «Его противником на сегодня будет Пусанский змей — Им Ын Хо!» — толпа закипела, увидев мощного противника, а деньги зашелестели, заставляя игроков менять ставки. — Эй, сопляк, ты как вообще в эту весовую категорию прошёл? — ехидно выкрикнул Ын Хо! — А ты слышал, что мышцы тяжелее жира? А, бочонок?! — Чонгук ничуть не уступает. Он всегда такой — непобедимый физически и словесно. Мозг ему, к счастью, ещё не отбили, так что язвить он мастер. «Так начнётся же поединок!» — раздаётся громкий сигнал, и отсчёт времени начинается. Чон не любит ходить вокруг да около, он обычно нападет первым, сразу же нокаутируя или же добивая чуть после. Никто ещё не выдерживал полностью хотя бы один раунд с ним. Гук бьёт себя кулаками в грудь и уверенно шагает навстречу Ын Хо, который уже делает замах. Шатен уклоняется и наносит ответный удар, с такой силой и такой безумной улыбкой, что Ын Хо, даже немного пугается. «И первая кровь проливается на покрытие! Ничего нового, Чонгук в своём репертуаре!» — Слабовато, — смеётся противник, не желая выдавать истинных эмоций, но его глаза говорят за него больше необходимого. — А я ещё и не бил, — Чон разбегается, уклоняется от встречного удара, отталкивается от ограждения и наносит мощный удар с ноги прямо по голове. Ын Хо не успел опомниться, как уже оказался на резиновом покрытии, а мир вокруг закружился. Чон сел сверху, и избавил его от раздумий. Противник без сознания. Чонгук победил. Однако, он снова не смог остановиться, нанося удар за ударом, заливая уродливое лицо кровью и ломая нос. Он не контролировал себя, лишь улыбался и, не моргая, наблюдал за брызгающей во все стороны кровью. Снова азарт накрывает разум дымкой, обволакивает пеленой, заставляя огонь Чона разжигаться всё больше и больше. «Брейк! Брейк!» — судья хватает и пытается оттолкнуть Чонгука от практически неживого противника, но лишь сам падает от мощного толчка. Лишь когда зазвенела сирена, Чон пришёл в себя, видя перед собой уже не похожее на человеческое лицо, будто каток переехал. Гук выдыхает, как ни в чём не бывало, оглядывает ликующую толпу, а та взрывается от вида его окровавленного лица и бесовского оскала. — Чон Чонгук! — подбегает менеджер и выводит его с площадки, оглядываясь на всё ещё сидящего судью. Он бы показал красную карточку, если бы мог, но это не бокс, а бои без правил, как гладиаторские поединки в Риме, не на жизнь, а на смерть. Ну, так говорят, но случаи смерти редки, и их стараются избегать, а тех, кто убивает противника — исключают навсегда. Такое не показывают по телевизору, это незаконные сборища зевак и бойцов, что держат в секрете подземный ринг.***
— Чонгук, ты снова ходишь по лезвию! Тебя уже собираются отстранить от следующего турнира! — Намджун передаёт Чону спортивную флягу с водой и пытается донести мысль до своего подопечного, и по совместительству друга. — Больше так не буду, папочка! — отвечает Чон, делая глоток воды. — Уже не до шуток! Если ты не пройдёшь лечение в психиатрической больнице, тебя отстранят на год от всех турниров! — парни заходят в раздевалку. — Я же сказал, что этого не повторится! — злится Гук, переводя чёрные глаза на Намджуна, закидывая белое полотенце себе на плечо. — Это уже не работает. Без заключения психиатра тебя не пустят на турнир, я уже ничего не смогу с этим сделать. — Ладно, я понял, съездим завтра по-быстрому, дядя врач выпишет мне справочку, и всё будет хорошо. — Я запишу тебя. — Окей, — Чон снимает спортивные шорты, не смущаясь оголённого тела, они с Намджуном оба альфы, так что это не вызывает какого-либо стыда. Хотя у Чонгука никто его не вызывает, — сколько за сегодня? — Миллион вон. Вот держи, — Джун передаёт деньги Чонгуку в кейсе. Тот пересчитывает их, опираясь голым на шкафчики и отдаёт сто тысяч обратно другу: — Держи, спасибо, что смог пробить меня в списки, — Гук улыбается и, отворачиваясь, направляется к душевым. — Тебя уже многие знают — это не составило проблем, — Намджун улыбается, глядя, как Чонгук в шутку виляет бёдрами, словно течный омега. — Я знаю, — хмыкает тот, и голос скрывается за шумом падающих струй прохладной воды. Намджун уходит заводить машину. Чон стоит под душем, опустив голову и упираясь одной рукой в плитку на стене напротив. Следит, как окрашенные в красный капли падают вниз и исчезают в сливе. Костяшки пальцев слегка пощипывает от оторванных кусочков кожи, но огрубевшим от тренировок рукам это уже давно не страшно. Страшно для него другое… Он не может остановиться, ему хочется добивать соперников до самого последнего вздоха… И эта идея становится всё навязчивее в его сознании, не давая спокойно спать по ночам.***
Первые лучи солнца касаются подрагивающих после сна ресниц, заставляя щуриться и укрываться одеялом с головой. Чон бы так и продолжил спать, если бы не утренний звонок друга: «Мне стоит заблокировать Намджуна», — проносится в его голове, но он всё же садится на край кровати, спускает ноги на пол и берёт трубку: — Подъём, приём у психолога назначен на одиннадцать утра, собирайся, я заеду через час, — звонок сбрасывается, и Чон падает обратно на кровать, закрывая руками лицо. Он устал после ночного боя, сам для себя осознав это только сейчас. Никуда не хочется, но чтобы не потерять своё место в рейтинге бойцов, выбора не остаётся. Тепло распространяется в тёмной комнате и вынуждает Чонгука встать, чтобы открыть дверь балкона. Выходя на прохладную плитку, он вдыхает полной грудью. Уже сентябрь, скоро город наполнит холодный ветер, оранжевые листья на деревьях, сырость и вечные дожди. Гук опускает взгляд на руки, оценивая заживающие ранки на костяшках, вспоминая вчерашнего соперника. «Я нормальный, мне не о чем беспокоиться, без проблем пройду этого врачишку…» — убеждает себя Чонгук и отправляется на кухню. Конечно, всё будет в порядке, это бои без правил, многие увлекаются — ничего страшного. Чонгук — не исключение, пару тестов, клякс, и он снова в строю…***
— Как бы вам объяснить, — врач неловко почёсывает затылок, — Вы — особое исключение, многие бойцы жестоки, но Вы… Вы зациклены на стопроцентом результате, Вы не способны остановиться, пока не достигнете конечной точки, а раз уж Вы выбрали в спорте бои, то боюсь, Вам придётся пропить курс успокоительных лекарств, снижающих напряжение и раздражительность. Чон поднимает голову, делает глубокий вдох, передавая мысленно «спасибо» конченному отцу за очередную психологическую травму. — Я понимаю, — Чон безэмоционально смотрит в глаза пожилого мужчины, — Сколько времени это займёт? — Пока что на неделю, потом приходите на повторный приём и, если будут улучшения, то вам будет позволено участвовать в турнире, при условии, что будете проходить курс терапии и дальше. Чонгук сжимает зубы и весь напрягается: «Будет дозволено», — крутится в голове. Да кто они такие, чтобы ему нужно было их разрешение?! Вены на руках вздулись от той силы, с которой он вцепился в кресло, участившееся сердцебиение, казалось, слышно на весь кабинет. Но Чон терпит, потому что иначе потеряет то единственное, что приносит ему удовольствие, единственный смысл, почему он ещё не сошёл с ума после случившегося два года назад. Он не позволит потерять себе это. Пожар внутри всё быстрее становится неконтролируемым. — Вот ваш рецепт, Госп… — не успевает договорить доктор, как Чон вырывает бежевый клочок бумаги с рецептом и вылетает из приёмного кабинета. Ярость вновь наполнила его тело, не только на врача, но и на это место, этих окружающих психопатов, он не должен быть тут, по крайней мере, он сам уверен в этом. Гук не видит ничего перед собой, кроме дверей лифта, к которым мчит, пока Намджун что-то ещё обсуждает с врачом, вышедшим следом. — Чёрт бы побрал это место и… — внезапно кто-то толкает Чона плечом, и он тормозит, медленно поворачивая бешенный взгляд на парня, идущего дальше. — Эй, ты! — кричит он. Молодой омега оборачивается через плечо, нагло хмыкая: — Чего тебе? — отвечает, показывая полное безразличие. Чон срывается: виски пульсируют, пот стекает по лбу, глаза наполнились красными сеточками сосудов, а мышцы силой. — Получай, ублюдок! — Чон наносит первый удар в челюсть парню, прижимая того к стене. — Всё, что можешь? — кровавая улыбка расцветает на лице напротив. Гук немного опешил — никто ещё так не реагировал на его удары. Не в смысле пафосных слов, а именно мимики — она заворожила его на секунду, но он быстро пришёл в себя. Чон крепче сжимает руку на горле омеги и, немного потянув его на себя, шепчет: — Я убью тебя, букашка, — улыбается. — Ух, так заводит, — хрипит парень и взглядом указывает вниз. Чон следит за его глазами и чувствует, как что-то упирается ему чуть выше колена. — Ты просто безумен! — ему мерзко, кажется, он нарвался на реально отмороженного. — Я тебя ненавижу! — скулит омега совершенно другим голосом, не тем, что был секунду ранее, а слёзы начинают течь из его глаз. Чон его отпускает, когда подбегают санитары, а Намджун кладёт несколько сотен на колени избитого омеги, быстро извиняется и уводит Чона. Чонгук оборачивается, глядя на лежащего и притворяющегося слабым парня — он точно не тот, за кого себя выдаёт. В последний миг перед тем, как закрылась входная дверь, Чон поймал его взгляд: играющий демонами, с усмешкой, полный холода, а то движение… Он облизнул кровь с собственных губ, точно нектар, будто наслаждаясь её вкусом… Что это было? На кого только не нарвёшься в таком помещении. Конченный омега. До конца дня альфа просто валялся дома, потому что давненько он не отдыхал. Вечные тренировки вошли в привычку, так что он и забыл — каково это, просто сидеть и смотреть телевизор, не напрягаясь и не потея. Просто позволил себе немного расслабиться.***
— Ты должен быть лучшим! — раздаётся громкий шлепок, — девяносто восемь баллов — это не показатель! — ещё удар. — Но пап, — слышится зарёванный детский голос, — Я лучший в школе! — подросток скукоживается маленьким комочком в углу. — Ты собираешься сравнивать себя с этими отбросами? Тогда таким и станешь! Мне не нужен такой тупой сынок! — отец вновь сжимает в руке большой кожаный ремень, — запомни, сто баллов — вот твой минимум! — рука поднимается и оставляет на светлой коже бордовый отпечаток разорвавшихся капилляров. — Прости, папа, в следующий раз я порадую тебя, я обещаю, — мальчик переводит взгляд на мать, сидящую в кресле и листающую газету, будто ничего не происходит. Она сама трясётся, но не в силах сделать что-либо, просто игнорирует это. Ремень вздымается над головой ребенка и… Чон просыпается. Весь в поту и полностью обессиленным. Опять этот сон, отрывок из детства, который он тщетно пытается забыть. Та боль и то чувство страха намертво засели в нём. Как хорошо, что он уже вырос и больше никогда не увидит своего мучителя. Отцом его он уже давно не называл. К тому же, тот уже два года в тюрьме гниёт. Так или иначе, из-за сна у него было ужасно паршивое настроение, да и из-за всех последних событий тоже. Чон не помнит всего, что произошло вчера, и как он оказался в постели. Лишь записка на прикроватной тумбочке говорит о недавнем присутствии Намджуна и упаковка таблеток с инструкцией по применению. — По одной таблетке два раза в день, — всё понятно. Чон заглатывает первую капсулу и проглатывает. «Хочу малинового мороженого», — внезапная мысль посетившая его. Альфа медленно надевает спортивные серые штаны и белую футболку, проходит в ванную и берёт свою любимую чёрную щётку из бамбука. Он смотрится в зеркало, точнее, в отражение своих чёрных, как уголь, глаз и внезапной вспышкой вспоминает того паренька омегу, которому досталось от него. Его волосы… Половина пепельная, а половина чёрная, растянутый белый лонгслив, скрывающий почти все руки, серебряная цепь на шее и этот запах… Малины! Чон открывает глаза в шоке от себя — когда это он успел их закрыть? Как он вообще разглядел всё это и смог запомнить, будучи не в себе? — Ебанутый омега! — рычит он, прокручивая снова и снова, когда у того встал на избиение. Это вообще ненормально. Чонгук не такой, просто немного вспыльчивый, но уж точно нормальный, без безумных отклонений, как у того чокнутого. Чон надевает на себя чёрные джинсы и изумрудно-зелёную толстовку, наспех поправляет волосы и отправляется в кинотеатр. Намджун что-то говорил про расслабление, как раз новый фильм вышел — Чон давно хотел на него сходить.***
«Грустный фильм», — думает про себя Чонгук, выходя из кинотеатра и выбрасывая пустую бутылку из-под пива. Он любил такое кино. С виду такой жестокий, но душа любит мелодрамы и драмы. Не из-за сюжета или актеров, а именно из-за того, что остаются хоть какие-то эмоции после просмотра. Лёгкая тоска окутала его, погружая разум в свою пучину. Чон старался не задумываться об этом, но он осознавал, что никогда не был по-настоящему счастлив. Что-то пустое и бессмысленное внутри него. Только бои и редкие пьянки с друзьями, всё, чем была занята его жизнь. Он не знал чем ещё можно заняться, его не интересовало ничего, абсолютно. Он не то чтобы много в каких сферах себя пробовал, но удовольствие приносила только победа, вид покорённого соперника, лежащего на земле. Ну, иногда общение с Намджуном и Чимином, признаёт. Беспорядочные связи с омегами, да и даже с парой альф экспериментировал, но тоже, только ради физического удовольствия.В душе у него — чёрная дыра, с каждым годом поглощающая его всё сильнее.
Уже смеркается, сиреневое небо красиво сочетается с уходящим ярким оранжевым солнцем и из последних сил бросает тёплые лучи на лицо парня. Он проходит мимо детской площадки, внезапно замечая там того самого психа. Точнее, его выделяющиеся волосы. Тот сидел в песочнице, в окружении нескольких детей, столь же радостно смеющихся, как и он сам. «Так ярко», — промелькнула мысль в голове Чонгука, словно совсем другой человек. Мамы детей, сидящие рядом на скамейке, также хлопали в ладоши и делали снимки всего, что вытворяет омега. Какие-то непонятные карточные фокусы, монетки из-за уха и всё в этом роде. — Его вообще можно подпускать к детям? — прошептал под нос себе Чон. — Это и вправду кажется бредом! Чон сомневался в собственных глазах и в силе своего зрения. Выглядит человек по сути так же, как и в больнице, но что-то в нём абсолютно другое, незнакомое и чистое. — Хэй, я тебя знаю, привет! — омега радостно помахал рукой Чонгуку, так, словно они лучшие друзья. Чонгук отчего-то запаниковал, рывком кивнул в ответ и быстрым шагом отправился к дому. Кажется, они живут в одном районе, спасибо судьбе от души. Мысли начали путаться. Стоило ли подойти извиниться за произошедшее или навалять ещё раз, чтобы вывести на чистую воду? Потому что Чонгук не понимал, какой перед ним человек. Если по Намджуну он сразу мог сказать, что тот организованный, умный и верный друг, а по Чимину, что он немного легкомысленный, но искренний и добрый, то по этой разноволосой персоне непонятно Н-И-Ч-Е-Г-О. Как в один момент он может заводиться от боли и слизывать собственную кровь, а в другой счастливо играть с ребятишками? Это кажется ещё большим сумасшествием для Чона. Мысли, теории, догадки, всё кружилось и кружилось в голове, сводя альфу с ума. Может, этот парень просто маленький лицемер? Неизвестно. Уже стемнело. Пока Чон бродил в коридорах раздумий — он не заметил, сколько прошло времени, и где он находится, а, может, это от тех самых новых лекарств. Чон не читал список побочных эффектов, но уверен, что он примерно размером с лист формата А1, потому что не только это стало пугать его, но и непонятное спокойствие. Он действительно не привык к нему, к медленному сердцебиению и ровному дыханию. В итоге он оказался почти в том же месте, видимо, сделал круг. Чон решает закончить с этим мозговым безумием и просто пойти домой, стараясь не думать ни о сумасшедшем омеге, ни о себе, ни о терапии, ни о чём. Он вновь проходит детскую площадку, на которой лишь один тусклый мигающий фонарь привлекает ночных мотыльков. Район немноголюдный, ближе к окраине города, так что на улице никого в такое время не остаётся, дети с родителями уже в дома — готовятся ко сну. На улице лишь дворняги и тусовщики. В это время всем плевать, кто ты и что делаешь. Раздаются глухие удары из-за детской горки. Чон ненароком заглядывает, проходя своей обычной дорогой к дому. «ЕБАТЬ!» — всё, что он в силах подумать. Нет, буквально, ебать! Это тот же омега, которого уже какой-то альфа натягивает по полной прямо на детской площадке, пока тот тихо постанывает и улыбается, также, как и в больнице, пугающе. Глаза сияют чертями, а белые зубы впиваются в собственную руку, что скрещена за шеей альфы. Чон пялится, открыто и бесстыдно. Он видел всякое дерьмо, кровь, мясо, сломанные кости и даже мёртвое тело однажды… Но не порнушку в прямом эфире, так сказать. Заниматься этим самому одно дело, а вот так по-идиотски пялиться на других — попахивает настоящим извращением. — Постарайся лучше, сделай Тэхён-и хорошо! — стонет омега, запрокидывая голову и требуя быть жёстче. В штанах становится теснее, а в горле суше. «Тэхён, значит…» — Чонгук запомнит это, с этого самого мгновения и, кажется, навсегда. Нет. Нет. Нет. Чон горит, с головы до ног. Весь, целиком и полностью. Он словно в трансе, был заворожен бледными тенями оголённого тела, черными глазами, острыми зубами и татуировками бабочек на боку парня. «Надо бежать, Чонгук». Всё тело требовало немедленно уйти оттуда, чувствуя непонятную опасность, неиспытанный прежде страх. Чон ушёл, нет, убежал, не понимая собственных ощущений. Того, что они вообще были. Будь на месте того омеги кто-то другой, он бы и не заметил, скорее всего, но почему именно он так привлекает его внимание? Кажется, таблетки влияют и на восприятие обычный вещей. Наверное, он не отошёл от вчерашнего, а может, всё-таки, от дьявольски манящих глаз. Никто не знает. И не узнают.***
Тэхён провожает взглядом Чонгука, резко меняясь в лице и отталкивая альфу, который находился почти на пике. — Тэхён? — Хосок заглядывает в глаза друга. — Как–то перегорело, — омега застегивает ширинку, — но спасибо за помощь, пошли по домам. Хосок послушно взял брошенный Тэхёном рюкзак и последовал за ним, как и обычно провожая до дома. Лучший друг всё-таки омега, вдруг кто обидит, хотя, зная его, Хо был уверен, что опасаться стоит остальным.***
Malia J — Smells Like Teen Spirit
Чонгук заходит в квартиру сам не свой, его мышцы словно каменные, а в горле будто кусок пенопласта. Как-то ему не по себе. Он в жизни боялся лишь одного человека — своего отца в детстве, а сейчас, кажется, он нашёл для себя ещё одного. Но в этот раз не потому, что он боится физической боли или вроде того. Просто он увидел в тех глазах что-то настолько мрачное и зловещее, что всеми фибрами души ощутил свою гибель в нём. В Тэхёне его конец. Чон не верил в потустороннее, а вот в простую интуицию и чутьё — да.Не тот дьявол, что причинил боль тебе, а тот кто улыбается в лицо, манит к себе, словно конфета ребёнка, пачкая тебя собственной кровью…
Гук решает принять таблетку, затем ванну и лечь в постель. Сон — вот что ему нужно. Покинуть своё сознание хотя бы на пару часов, потому что сейчас там невыносимо громко. Горячая вода окутывает тело, шум воды заглушает глупые мысли, а музыка на фоне поддерживает его. Чон закидывает голову и закрывает глаза, вдыхая знакомый сладкий ванильный аромат… Мысли растворяются. Ванна — ещё одно успокоительное в его списке для особенно тяжелых дней. Это дарит ему чувство тепла, уют и безопасность. То, чего не хватало когда-то. Тихоня-отличник в школе, где не было друзей. Замкнутый ребёнок, отчаянно желавший одобрения отца, но так его и не получивший. Он просто хотел быть счастливым, как другие дети, но его это лишили. Не всем везёт родиться в хороших семьях, вот и ему не повезло. До определенного момента, конечно. Он помнит улыбку матери, которая отводила его в садик в три года, он был совсем маленьким, но всё еще помнит мамины песни и хранит их в сердце. Наверное, тогда он всё-таки был счастлив, крупица радости, что навеки сохранится в нём, как самое драгоценное. Всё полетело в бездну, когда отца уволили из-за сокращения, денег не хватало, он начал пить, а потом и вовсе скатился. Зациклился на побоях жены и ребёнка. Разумеется, он хотел, чтобы сын получил хорошее образование и учился на «отлично», чтобы не закончить, как он, однако, этим он разрушил всё настолько быстро, что сам и не заметил. Когда-то счастливая семья попала на новостной канал из-за домашнего насилия. Чонгук не хотел вспоминать это. Почему после хороших воспоминаний сразу же накатывают самые плохие, которые невозможно стереть из памяти? Чонгук закрывает глаза и уходит под воду, задерживает дыхание, насколько это возможно. Ощущает, как лёгкие сжимаются, начиная гореть так, словно адское пламя в них поселилось. — Вылазь уже, — тонкая рука поднимает его из-под воды, — мы с ним снова расстались, у тебя есть мармеладки? — Чимин бросает встающему из ванны Чону полотенце, смотря зарёванными красными глазами. — Да, на серванте поищи, — Чон обвязывает белым полотенцем бёдра и выходит, зачёсывая пальцами мокрые волосы назад. — Ты не поверишь, но в этот раз окончательно, он достал меня! — Чимин начинает рассказывать свою историю, пока Чон садится рядом с ним на диван и вдыхает сладкий ванильный запах друга. Эта история повторяется каждые пару месяцев: Чимин расстаётся со своими парнями, приходит к Чонгуку и жалуется, что нет нормальных мужиков. А Чонгук и не против, это поможет не только другу, но и ему отвлечься от всего ненужного, заполняющего голову. Всё-таки он рад, что у него есть друзья, пожалуй, только они держат его в этом мире. Потому что в чём смысл жить: Чонгук не знал, не видел света и того, ради чего вообще стоит жить. Но если он покончит с собой, то Чимин сильно расстроится вместе с Намджуном, а Чонгук не хотел причинять им боль. На себя плевать, а вот на них… Он не мог так поступить. Затяжная депрессия ли у него, а может он сам всё себе напридумывал? Может, с ним всё нормально, и он просто слишком много думает, а может, ему давно стоит действительно полежать в больничке. Много думать вредно, ведь и впрямь, глупые люди — самые счастливые. Чимин и Намджун оберегают его по-своему, стараются и поддерживают, заставляют смеяться. Но они не способны заполнить то, что гниёт изнутри Чонгука. — Ты какой-то странный сегодня, ты меня слушаешь? — Чимин хмурит русые брови, пережёвывая мармеладного мишку. — Прости, я начал принимать таблетки, чтобы меня пустили на турнир страны, они немного, — Чон задумывается, — тормозят меня. — Оу, ты в порядке? — Чимин кладёт руку на плечо альфы. — Угу, — Чон улыбается и переводит взгляд на омегу, — руку убери, у меня уже давненько никого не было, — возвращается в своё привычное состояние. — Моя попка всегда к вашим услугам, — Чимин наигранно делает реверанс рукой, затем начинает громко смеяться. Для них это нормально, они не раз выручали друг друга в физическом плане. Да и что в этом такого? Так уж устроена природа, да и к тому же, если обоим хорошо, и всё устраивает, то почему бы и нет?! Но это происходит только когда Чимин одинок, он не из изменщиков, и Чонгук это уважает. Альфа смеётся и хватает за руку Чимина, ведя за собой в комнату. — Спасибо, — улыбается он. Даже кажется, что радостно. Отличная маска. Чимин знает, что за ней скрывается вовсе не улыбка, а пустая и отчаянная душа. Он не знает, как ему помочь, больше не знает. Но он чувствует, что Чонгук теряется. В себе и в этой жизни. Видит, как угасает и без того слабый огонь. Это больно — понимать своё бессилие. Он просто надеется, что однажды в жизни Чонгука появится кто-то, кто заставит его сиять. Заставит его отравленных алкоголем бабочек в животе снова трепетать, а сердце биться быстрее. Ему ведь всего двадцать, а тяги к жизни никакой, скорее наоборот — тяга к смерти. Да и все эти бои… Однажды найдётся такой противник, который сможет побороть его, и тогда Чонгука в этом мире никто не сможет удержать. Чимин смотрит в потолок, обнимая накаченную спину Чона, подвиливая бедрами в такт толчкам, а сам про себя обращается к неведомым силам: «Пусть Чонгук будет счастлив, хотя бы немножко, сделайте его счастливее, пожалуйста».